Читать книгу Ожидаемое забвение - Виктор Ростокин - Страница 108

Рыжую, черную,

Белую, красную

Пленнику черту

Выдали краски,

Молвили строго:

«Отпустим на свет,

Если ты с Бога

Срисуешь портрет».

Дал он ответ:

«Это забавно,

Сам думал о том…»

Краски разбавил

И начал хвостом

Он за решеткой

С азартом махать,

Контур нечеткий

Изображать.

Брызги летели

По сто-ро-нам!

Те разумели,

Что надобно храм

Заложить… Пока он

Будет творить

Мозгами,

Рогами

Шевелить,

Мы же помолимся,

Дальше чтоб жить.

Землю пахать,

Нефть добывать.

Воевать.

Горевать.

Умирать.

Прежде хотелось бы

Увидать

Бога, каков Он?

С бородою

Седой,

Едет на облаке

Высоко,

Зрит с Поднебесия

Далеко?

Вот бы хотя бы

Одним глазком…

Пусть на портрете…

Броским мазком…

Было б… было….

Нет слов передать!

Больше б не стали

На гуще гадать!

Знали бы Образ

Такой, какой есть!

Черту воздали б

Заслуженно честь,

Коль постарался,

Тайну открыл,

Не пожалел

Таланта и сил.

А посему

У-ле-тай!

Хоть – в ад!

Хоть – в рай!

Только уж чур

С чертовщиной не лезь

Так, что в глазах

От нее резь!

Ежели опять

Попадешься: каюк!

За хвост

И – на крюк!

Станет на свете

Меньше чертей,

А жизнь веселей,

Милей.

Черт: «Я согласен,

Установка ясна,

Делом займусь —

Суть этим красна!»

Людям понравился

Пленника жест,

Краску кидают

И ровную жесть.

«Бог коль проявится

Всамделишный, —

Рассудили они

Бережно, —

Проголосуем,

Что нет тебе цены,

Памятник отгрохаем до луны!»

И народ

Ни назад, ни вперед.

Черт прогоняет,

Торчать не велит:

«Рты пораззявили…

Претит!

Лук, видно, жрали

С гнилой колбасой…»

Молвят вразнобой:

«Нету другой…»

Стукнул копытом,

Рогами боднул:

«Сталина вызову!»

Матом загнул!

Плюнул, махнул

Цветастым хвостом,

Стал напевать:

«Узрите потом…

Будьте покойны,

Смогу угодить,

Будете бок о бок

С боженькой жить,

Не тужить,

Улыбаться ему до ушей,

Верить час от часу ему дюжей!»

Тихо добавил:

«…и глупей!»

Громко опять:

«Чудеса! Чудеса!

Явится всем краса,

Эх, икона-краса!

Сам бы молился,

Поклоны ей бил,

В облаке ангела жил,

Крылышками – взмах! Взмах!

Ох, потеха!

Ух! Да ах!»

Люди толпятся

Темным бугром,

Всяк с подарочным цветком!

Ждут Пришествия

Самого Отца

От дальнозоркого

И до слепца,

От уборщицы

И до писак…

Все перебиваются

Кое-как,

С нижней ступени,

С корзиной пустой.

А чуть поодаль

Дед Домовой

Горбится, тужится,

Словно хворает,

Видимо, что-то

Важное знает.

Эх, огласить бы!

И – в трубу!

Мнется,

Кусает губу,

С опаской

Прядь – на вербу,

С этой засады

Чтоб наблюдать,

В нужный момент

В теплую трубу

Удрать.

Старый пройдоха,

Трус и шалун,

Снежной метели

Ведун.

И ни к кому

Не прилепишь его —

Ни к Богу, ни к дьяволу.

Ни этого, ни того.

Но уже минул,

Наверное, час.

Люди орут:

«Не забыл ли нас,

Черт Иваныч,

Богомаз?!»

«Как же, как же, —

Ответил, – забыть!»

А сам тихомолком —

Матом крыть,

Плеваться,

Копытом стучать —

Готовится

Торжество начать.

Орет:

«Вынос! Ура!

Клетку отпереть

Пора!»

Скрежет запоров,

Дверь – нараспах!

На лицах – ожидание,

Ликование… ах!

Бога Пришествие

Отца!

«Поприветствуем, – кричат, —

Беса-молодца!

Памятник ему до небес

Из злата до пят!

Он нам теперь

Не чужак, а брат!»

Покамест «богомаз»

Хвост обтирал,

Облизывал,

Приглаживал,

Жестянку снимал,

Что-то шептал,

Бородой мотал,

Маловеры построились в шеренгу,

Чтобы по очереди

Прикоснуться

К живому господу

И запомнить на всю жизнь

Этот день,

И впредь величать его

                        Высшим Праздником.

Ропот. Толкотня.

Кто крестится,

Кто смиренно вздыхает,

Кто вдруг падает в припадке

И корчится в конвульсиях.

Вот-вот грядет… свершится

Долгожданное тысячелетиями

Человечеством Явление величайшее.

Кто-то бормочет: «Лук… лук…»

Да, запах несносный,

Пищи нет злей.

«Вишь, польза

От чертей!»

«Погоди… Вклад свой

Внесут колдуны:

Ныне – они,

А завтра – их дочери и сыны.

Отпадет надобность утруждаться —

Душе на небо лететь,

Будем на земле

Рай свой иметь.

Помирятся

Жизнь и смерть.

А Отец Небесный

Всегда под рукой,

С седой бородой,

С мудрой головой.

Тебе что надо, —

Бери, и ешь,

И пей!

Хошь – парик на плешь.

Хошь на полюс?

Вот тебе льдина.

Яства любые,

Любые вина.

А хошь —

Дождь!

Хошь – ветерок

Впрок

На случай затяжной жары.

На лугу и в поле

Ягод, росы вволю.

А заосенит – музыка листьев —

Летящие лучинки.

Через день-два.

Снежинки… снежинки…»

Черт Иваныч

Плюнул в последний раз.

Топ, топ, копытами…

Сейчас… сейчас…

В шеренге

Многие заплакали,

Многие попадали ниц.

Ни рук,

Ни ног,

Ни лиц —

Серая масса,

Как туман:

Хромая Зинка,

Одноглазый Демьян,

Дистрофик Костя,

Туберкулезник Грязнов.

И еще сто. Или пятьсот

Обнаженных голов.

Черт Иваныч

Даже сердцем отмяк:

«Эх, людишки,

Всяк дурак,

Уроды…

Отдай им Русь,

Через полгода

Размножится гнусь

На метре

По чертовой дюжине!

Ой, ой… по тринадцать

С нужником!

Теперь – вынос иконы

Ну, с Богом…

Фу ты, не то опять

Городит язык,

Твою мать!»

Он из клетки шагнул,

Копытом собачку пнул,

Жестянку с испода показал,

Чтоб блестела, ее облизал.

Были на ней цифры:

12, 12, 12 – рядком,

Полыхающие огнем.

Толпа ретировалась молчком,

Словно исподволь справнее

                            разглядеть,

А на самом деле

В страхе большом.

Одноглазый Демьян объявил:

«Смерть!»

Дистрофик Костя

И туберкулезник Грязнов

Обнялись:

«Братцы, не потребуется гробов,

Испаримся…

Давайте загодя испражнимся!»

Хромая Зинка:

«Шиш вам! Я смогу,

Я до самого Арарата добегу,

Залезу на макушку, где снег,

Там Ноев ковчег!»

Некто пришибленный

Выдвинулся наперед:

«Господь защитит народ!

Че, художник, замешкался,

Кажи Бога ликом к нам!»

Черт тайком ухмыльнулся:

«Воздам!

За ваши проклятья,

Гоненья…

Огнь взъярится,

Вода!

А там – пустота…

Гниенье!

Прегрешения?

Смирение?

Поклонения?

Речь иная…

Морда у меня свиная…»

С тем и повернул

Жестянку к народу лицом…

В ту же секунду

В ясном небе

Разразился гром

Да так лупанул гневно, широко,

Что все села и города на Руси

Поразрушились далеко,

А леса попадали ниц,

Как трава,

А люди напрочь запамятовали слова.

Мал-мальски очухались, огляделись —

Все вразброс,

Знать, раскидала ударная волна…

Аль война?

«Вопрос,

Можа, имеется у кого?» —

Бес поинтересовался.

Немые они. Молчат.

Только хлюпают носами и мычат,

Тыкают пальцами в сторону иконы,

В жестах – суть:

«Покажь нашего Царя Небесного,

Опосля исполним песню известную:

Мимикой, игрой рук —

"Союз нерушимый…"»

Толпа образовала островок,

Все готовы молиться на восток,

Просить Его, чтоб память и речь вернул,

Чтоб круглый год теплый ветер дул,

Чтоб молоко лилось, не вода, из облаков,

Чтоб бабы рожали сразу взрослых сынов,

Чтоб Ильич (Первый) вернулся с небес…

Прикинул на это на все матерый бес:

«Диво-дивное… Экий сброд!

Да он сам прет без кнута назад, а не вперед!

Без малого сто лет не потеряны зря!

И вот – на тебе —

                     опять «взошла народная заря»!

Перелом в истории, оказывается, обратим!

Постаралась антихристы, поработали,

По фене царя Николашку поботали!

Наш на престол взошел,

Провозгласил: «Церкви долой,

Попов – грязной метлой,

Хлебец, пахарь, отдай,

Хошь, на гармонике играй,

Прибаски напевай

И не забывай,

Что есть свинцовый кулак,

Еще – ГУЛАГ,

Еще – засуха по указанию сверху,

Закром – пуст, жуй серку.

А надежда, любовь, вера,

Будут там, где…»

Тут словно икота взяла:

«Каб не испортить дела,

Покамест Троица с другим народом.

Мучается,

Да звон обложило надежно

Черными тучами,

Надо угодить, обрадовать чернь,

Волю их я выполнил. Зачем

Тянуть…»

Жестянку повернул…

Как есть, угодил!

Вплотную подкрался дебил,

Обслюнявил образ,

Следом дотянулись прочие…

Лобызали до ночи,

Лобызали нарисованного сатану

С рогами, с крыльями…

«Ну и ну!» —

Не переставал успеху ликовать черт,

Предвкушая почет.

Ильича Хозяин выпустит из ада

Управлять Россией сызнова. Награда

Бесу – в заместителях ходить,

Коньяк пить,

Шестерить,

Мутить,

Не дать народу прозреть умом и духом…

Ох, иначе опять схватят за порванное ухо

И уже не в клетку сунут, запрут,

А на костре сожгут!

«Бр-р-р… Не приведи Гос… Ой! Ой!

Опять нечистый попутал!

Фу ты… елы-палы… маразм какой-то!

Дак с этими людишками… Они хоть кого

В гроб уложат!

Сталин, Берия, Горбачев…

Великие личности,

Гениальные служители Тьмы!

Ан масса, как оползень, навалилась…

Надо срочно рапортовать сатане,

Чтоб прислал вождя.

Не я же буду им растолковывать,

Что означают цифры 12, 12, 12,

У меня ума не хватит. А щас…»

Черт зычно огласил объявление:

«Граждане, вы воочию лицезрели

Своего Небесного Правителя

И тем остались довольны,

Стало быть… стало быть…

Словом, можете расходиться по домам

Наслаждаться розовыми снами!»

Но кто-то, обретший речь, несмело вопрошал:

«Господин художник,

Все верно, мы теперича знаем

В лицо своего Бога.

Только вот жилища наши порушены!»

«За короткий срок под руководством Ленина

Вырастут дворцы из золота и хрусталя

Для вашего блага.

Так что… там, где стоите, ройте норы-времянки,

Селитесь в них, они теплые,

Ведь внутри грунта круглосуточно топятся печи.

Но это вам не обязательно знать,

Будете много знать, в рай не попадете!»

С тем Черт Иваныч проворно запрыгнул

                                                 на верх клетки

И на видном месте стал укреплять икону.

С оголенной печной трубы наблюдал Домовой,

Туго соображавший, что происходит.

Да ему это без всякой надобности —

Придет вновь коммунизм,

Или удержится капитализм,

Лишь бы однова труба уцелела!

Такое вот дело.