Читать книгу Путь к себе - Виктор Шинкоренко - Страница 4

Накормив ребят завтраком, мы наводили на кухне порядок. У меня всё валилось из рук. Маша не выдержала.

– Дура, иди собирайся! Такой шанс бывает раз в тысячу лет!

Я посмотрела на девчонок.

– Можно, я пойду?

– Конечно, иди, – обернулась Галя и добавила, – напиши, если уедешь.

В субботу, когда я пришла вся «никакая» и упала на кровать, Нина виновато и встревоженно принялась меня успокаивать. Но, узнав, что по-настоящему ничего не было, повеселела, а потом куда-то исчезла.

Утром, наверно для того, чтобы я не очень переживала, она красочно расписала вечер, проведенный на даче Константина Викторовича.

– Они называют его «К.В.» – был, оказывается, такой танк во время войны. Это тебе о чем-то говорит? – закончила она с явной на него обидой.

– Ну, уж на танк-то он совсем не похож, – возразила я.

– Вот и я его другу то же самое сказала, а он ответил: «Те, кто с ним конфликтовали, так не считают». Кстати, – добавила Нина, – он женат, хотя с женой вроде бы не живет.

После услышанного я старалась не думать о нем или думать плохо, но иногда охватывало желание видеть его глаза, чувствовать руки, губы и в сладком томлении ощущать бесстыдные ласки. Предложи он вчера, я пошла бы с ним, не раздумывая, и, наверное, была бы счастлива. Но он предложил другое… Когда я рассказала об этом девчонкам, они отменили свои свидания, и весь вечер шли жаркие споры: Тоня с Надей были категорически против отъезда, а Маша и Галя эмоционально и убедительно отстаивали противоположное мнение. Нина в обсуждениях не участвовала, а на мой вопрос, жалостливо поглядев, пожала плечами.

– Не знаю, решай сама.

Назначенное время приближалось, а я всё не могла ни на что решиться. В этой неопределенности, понимая, что не смогу отказаться, если он заедет за мной, взяла сумочку с документами и поплелась обратно к девчонкам.

Не задавая вопросов, как ни в чем не бывало они продолжали готовиться к обеду.

Когда стало ясно, что поезд ушел и никто за мной не приедет, включилась в общие дела и даже пошутила по поводу своей сумочки, хотя сердце при взгляде на нее тоскливо сжалось. Через неделю я покидала опостылевший стройотряд. Девчонки душевно проводили меня, а Нина, прощаясь, дала адрес и телефон К.В.

– На всякий случай.

Жизнь постепенно входила в обычное русло – домашние заботы, учеба, но иногда, непонятно отчего, одолевала грусть и хотелось плакать…

Неожиданно всё изменилось. Я шла, обходя весенние лужицы, и меня окликнул парень в военной форме.

– Ира! – Он подошел, улыбаясь. – Тебя и не узнать. Какая ты стала красавица!

Передо мной стоял Володя Брусникин, мой одноклассник: сын военного, спортсмен, отличник – кумир девчонок. Я не была исключением, стараясь как бы случайно встречать его по пути в школу. Жил он на соседней улице, и дом их выделялся ухоженностью, потому что под руководством мамы-домохозяйки во дворе часто трудились солдатики. Иногда, зная, что он дома, я неспешно проходила мимо окон, но Володя не замечал меня…

Смешные обиды и чувства остались в прошлом, и сейчас мне приятно было видеть приветливого, подтянутого курсанта. В воспоминаниях о детстве, о школе время пролетело незаметно, а на следующий день он ждал меня возле института с цветами. Мы стали встречаться, и я не заметила, как влюбилась. Гуляя по городу, мы целовались в каждом укромном уголке… домой я приходила такая счастливая, что сестра смотрела завидущими глазами, а мама обеспокоенно вздыхала.

Недели через две, в кафе, Володя нерешительно спросил.

– Ира, можно пригласить тебя в гости? Предки с сестренкой уехали к друзьям и вернутся только завтра. Послушаем музыку, у меня классные записи.

По его умоляющему виду было понятно: если пойду – скорее всего так просто это не закончится. Вспомнился тот вечер с К.В., и, сознавая, что мне хочется испытать что-то подобное, я согласилась. Мы шли к его дому, он изо всех сил старался быть веселым, рассказывая о чем-то, а я смеялась совсем невпопад…

После страстных объятий в прихожей Володя включил магнитофон, но тут же повалил меня на диван и, осыпая поцелуями, полез под юбку. От его слишком активных действий возбуждение мое исчезало – вместо ожидаемого ощущения блаженства нарастала тревожность, захотелось всё прекратить… Скинув одежду, он навалился всем телом, но что-то случилось и, отстраняясь, зло прошипел:

– Разлеглась тут, как бревно. Из-за тебя не получается… Дура!

Несколько секунд я лежала, ничего не понимая. Потом оттолкнула его и стала торопливо одеваться. В дверях оглянулась – голый, он сидел на краю дивана, уставившись в пол.

Домой в таком состоянии идти я не могла и на первом подошедшем автобусе, долго каталась по городу…

Два дня Володя не появлялся, а на третий, ждал меня возле института. В форме, очень симпатичный – проходившие девчонки оглядывались на него. Он робко взял мою руку и, пока мы шли до остановки, сообщил, что сегодня уезжает, что очень любит меня, что всё у нас будет хорошо, и просил писать ему и ждать. Протиснувшись в закрывающиеся дверцы троллейбуса, я избавилась от его дальнейших излияний.

Каждые три дня, как по графику, приходили письма. Не читая, я складывала их в дальний ящик: на носу были экзамены, защита диплома, и ничем лишним не хотелось забивать себе голову. После защиты, получив распределение в районный городишко соседней области, я, от нечего делать, взялась читать заброшенные письма. Обида прошла – помнилось только хорошее, и под эти воспоминания написала ему о предстоящем переезде. Через неделю пришел ответ, на нескольких страницах, с предложением руки и сердца. «А после свадьбы, – писал он, – мы уедем в красивый город у моря, место службы уже известно – отец постарался». Когда я с удовольствием перечитывала очередное послание, представляя себя женой офицера, в комнату заглянула мама.

– Ира, там тебя спрашивает девочка Брусникиных.

Я вышла на улицу.

– Здравствуйте,-Оля отвела глаза в сторону.-Моя мама просит Вас прийти к нам. Если можно, сейчас.

Встревоженная, я поспешила вслед за ней.

На крыльце меня встретила «Мадам Брусникина» – так мы с девчонками называли ее за высокомерие и вычурность в одежде. Не ответив на приветствие, она прошла на веранду и указала на кресло:

– Садитесь, милочка.

Предстоит что-то недоброе, почувствовала я – и не ошиблась… Оказывается, я хитрая, подлая девка из нехорошей семьи, таскающая с сестрой по улице пьяного папашу. Такое действительно было один раз: в праздник мы вели отца от соседей, перебравшего и поющего во весь голос.

– Своими проститутскими приемами, – продолжала она, – ты приворожила нашего Володеньку так, что он готов бросить училище и жениться хоть сейчас. А для него обговорена перспективная партия, которая поможет ему сделать блестящую карьеру. С тобой же его ждет жалкое, низкое прозябание. Этого я ни за что не допущу и по-хорошему прошу – напиши Володе, что ты навсегда забыла о нем, что у тебя есть жених…

Она продолжала лить свои помои. Обида и злость переполняли меня, я встала.

– Пишите ему сами что хотите, в гробу я видела вашего Володеньку вместе с вами, – и вышла, хлопнув дверью.

Оля презрительно поджала губы, когда я у калитки подмигнула ей. А во мне кипела какая-то веселая злость и ощущение свободы: я окончательно развязалась с этим проблемным Володенькой и его непростым семейством. И впереди была целая жизнь!

***

Завод, где предстояло трудиться по распределению выделил мне, как молодому специалисту, комнату в общежитии. За работу я взялась с большим рвением, но, оказалось, то, чему учили и что есть на практике – разные вещи. Еще мне доходчиво объяснили: «Не надо корчить из себя очень умную, создавая людям лишние проблемы и хлопоты». На этом мои производственные «успехи» закончились.

Секретарь комсомольской организации – копия суровой девушки с плаката тридцатых годов, только без красной косынки – сразу откровенно невзлюбила меня. С большим трудом собирая безответственных комсомольцев на мероприятия, на мне она отыгрывалась, загружая разными поручениями. Со временем, на примере других, я научилась включать «дурочку»: соглашаться с ней во всём, ничего при этом не делая…

В отличие от главной комсомолки, парторг – добродушный, веселый дядька, искренне озаботившись моей дальнейшей судьбой, – убедительно советовал вступить в партию, обещая свое содействие в продвижении по служебной лестнице. Постепенно эта «забота» приняла более осязаемые формы: при каждом удобном случае он норовил нечаянно-шутливо прижать меня, лапая, и я уворачивалась, сердясь не взаправду.

В воскресенье я встретила его, шествующего во главе семейства: жены-толстушки и трех детишек от года до пяти. Он лишь небрежно кивнул, здороваясь, но по ненавидящему взгляду супруги стало ясно – меня уже записали в любовницы. При следующем «нечаянном контакте» я резко дала понять, что мне это очень не нравится, и дружба наша закончилась.

***

Основную промышленность города составляли три текстильные фабрики, и среди множества приезжих девчонок местные парни чувствовали себя королями. На танцах в Доме культуры, всегда подвыпившие, они беспардонно наглели, и после нескольких неприятных инцидентов я отказалась от этих развлечений. Так и дотянула до лета – работа, книги, иногда кино.

В пятницу меня вызвали к директору. В приемной, стучавшая на машинке секретарша, приветливо кивнула:

– Присядьте, он скоро будет…

Лет сорока пяти, красивая, ухоженная, она держалась с изысканной манерностью. О ней рассказывали, что когда-то, бросив столичный театр, она умчалась за большой любовью на край света. Любовь закончилась трагедией…

Только через много лет она смогла приехать к больной матери и, схоронив ее, осталась в родном городе. Будучи хорошей портнихой, шьет по заказам жен городского начальства, а также для девчонок из театральной студии, в работе которой принимает активное участие.

– Наверное, скучновато вам у нас… На танцы ходить перестали, местного «казанову» отшили. Чем занимаетесь? – поинтересовалась она.

Ее осведомленность и доброжелательный тон располагали к общению, и я пожаловалась на отсутствие хороших книг.

– Это поправимо. У меня прекрасная библиотека. А театром не увлекаетесь? В Доме культуры, хорошая театральная студия.

– Как-то не очень, – виновато ответила я. – В школьном драмкружке пыталась, но ничего не получилось.

– Получится, у вас хорошие данные. Сегодня вечером я свободна, приходите, выберем вам книжки. Придете? – и, не дожидаясь ответа, объяснила, как пройти к ее дому. – В девятнадцать часов жду вас, Ирочка.

Я удивленно посмотрела на нее, зная, что мы не знакомились.

– А меня звать Изольда Андреевна. Вот и директор, – заметила она, услышав тяжелые шаги в коридоре.

После работы я надела свое лучшее платье и отправилась в гости. Конечно, я не ожидала увидеть ее в затрапезном халате и стоптанных тапках, но когда она открыла дверь в ярко освещенную прихожую, я застыла, очарованная… Длинный халат из темного атласа с розовыми переливами облегал стройную фигуру. Рассыпанные по плечам каштановые волосы оттенялись гранатовым ожерельем. Алая помада красиво очерченных губ гармонировала с переливами халата. Из-под него виднелись изящные мягкие туфельки в тон ожерелью.

– И что же мы стоим? Проходите… – она взяла меня за руку и повела в комнату. На ходу я скинула свои лодочки, убого смотревшиеся в обстановке прихожей.

– Я приготовлю кофе, а ты ознакомься с моей «шкатулочкой», – она кивнула на комнаты, и то, как она перешла на «ты», выглядело вполне естественно. Приоткрыв дверь, я заглянула в одну из комнат. Это была гардеробная: на полках лежали отрезы разных тканей, на столе стояла швейная машинка. А большая комната убранством действительно напоминала шкатулку из восточной сказки: мягкий диван, ковры, кушетки, пуфики – всё располагало к приятному времяпровождению, в отличие от спальни…

Выполненная в мрачных тонах, с широкой кроватью и волнами шелка над нею, она производила странное впечатление. «Не очень-то здесь заснешь», – подумалось мне.

Часть стены в «шкатулочке» занимали стеллажи с книгами. Я с интересом разглядывала их, читая имена авторов на корешках, и, слукавив, словно ничего не знала о нем, указала подошедшей Изольде Андреевне на трехтомник «Маркиз де Сад».

– А это кто?

Она шутливо сконфузилась.

– Это не для маленьких девочек, – и пригласила к накрытому столику.

Мы пили кофе, а после разговора о драматической студии незаметно перешли к моей персоне. Она заинтересованно и внимательно слушала, и я разоткровенничалась, поведав обо всех своих горестях и печалях. Когда я рассказала о несостоявшейся любви, о «Мадам Брусникиной», Изольда Андреевна сочувственно прошептала:

– Бедная девочка… – и, помолчав, оживилась. – Не думаешь ли ты, что всё это, – она повела рукой, – приобретено на секретарскую зарплату? Не буду скромничать: я первоклассная портниха и обшиваю дам местного «бомонда». Надо сказать, мое мастерство недешево им обходится. А на тебе, наверное, лучшее платье?

Я смущенно кивнула.

– А ну пройдись-ка, девонька моя – полюбуемся на тебя.

Стесняясь, я прошла по комнате.

– Неплохо…

Она в нескольких местах прихватила платье булавками.

– Погуляй-ка еще немножко. И запомни: у тебя классная фигура, красивая попка, – она ласково провела ладонью по моим ягодицам. – Ты должна это чувствовать, должна себе нравиться, и тогда поневоле твои движения наполнятся этими ощущениями и передадутся окружающим. Ну, пройдись… Так уже лучше – ты способная ученица, вот только платьице подкачало, но не беда… Есть интересная ткань, и мы соорудим тебе потрясающую вещь.

– Что вы, Изольда Андреевна. У меня денег таких нет…

– Могу я себе позволить иногда не быть меркантильной? – она сделала приглашающий жест. – Встань вот здесь, возле зеркала, сними платье и надень примерочные туфли. Всё должно быть точно до миллиметра.

Я понимала, что отказавшись, обижу ее, но было еще одно обстоятельство…

– Изольда Андреевна, может быть в другой раз.

Она в недоумении подняла брови.

– Почему?

Запинаясь, я объяснила, что у нас на этаже, как обычно, не работал душ, и я чувствую себя не совсем комфортно.

– Это проблема, – улыбнулась она. – Но мы, конечно же, решим ее – возражений не принимается, – и провела меня в ванную комнату.

Наверное, благодаря мягкому свету и розовому кафелю, отражение в затуманенных зеркалах было нереально красивым, и я нисколько не смутилась, когда Изольда Андреевна, положив на тумбочку белье, задержалась, одобрительно разглядывая на меня. При виде кружевного гарнитура я оробела и, приоткрыв дверь, растерянно спросила:

– Изольда Андреевна, мне можно это надевать?

– Конечно, – рассмеялась она, – другого у меня нет.

Закутавшись в белый махровый халат, я вышла из ванной. Изольда Андреевна сидела в кресле у столика, на котором красовалась ваза с фруктами, хрустальные бокалы и начатая бутылка вина с красивой этикеткой.

– Отдохни немного, потом займемся делом, – она наполнила бокалы.

Терпкое, прохладное вино подействовало, и мы непринужденно болтали, как подружки. Она рассказала об успехах здешнего театра и о девчонках из студии. Любимая ее ученица – Маргошенька – сейчас гостит у родителей на Украине. Две другие, Света и Алена, как шутливо выразилась Изольда Андреевна – «особы приближенные», часто бывают у нее. Она готовит их к поступлению в театральное училище, а они помогают ей по дому.

– Ну, мадемуазель, прошу вас… – встала она.

Я прошла за ней к большому настенному зеркалу. Легким движением она оголила мои плечи, и халат упал к ногам. Я наклонилась, чтобы поднять его.

– Оставь, пожалуйста, и стой прямо.

Выпрямившись, я посмотрела в зеркало, к которому стояла вполоборота. Такой себя я даже не представляла… Вишневый цвет плотно облегающего ажурного гарнитура подчеркивал розовеющую после душа белизну тела. В туфельках на высоких каблучках, с распущенными волосами, я смотрелась моделью из заграничного журнала. «Слишком яркий свет», – подумала, забывшись в этом созерцании. И только увидев в зеркале улыбающуюся Изольду Андреевну, сконфуженно повернулась к ней.

– Извините.

Ничего не ответив, она начала снимать мерки, записывая цифры в блокнот.

От ее прикосновений исходило что-то волнующее, а почувствовав, как теплые пальчики, нежно скользя, замерли возле интимных мест, я резко отстранилась.

– Ну, вот и все, – сдавленным голосом произнесла она, – завтра придут девочки – приходи и ты, познакомитесь, заодно и первую примерку сделаем.

***

На следующий день дверь мне открыла симпатичная девушка в гимнастическом трико.

– Вы Ира? Проходите, пожалуйста, мы занимаемся.

Я прошла в комнату. Изольда Андреевна, ласково приобняв, поцеловала меня в щеку.

– Познакомьтесь, Ирочка, это Света и Алена, – они красиво присели в книксене. – Мы скоро закончим, можешь пока посмотреть.

Устроившись в кресле, я с интересом наблюдала за происходящим. Девушкам было лет по восемнадцать: Алена чуть повыше, стройная, похожая на прибалтийку, Света – темненькая, живая, с восточными чертами лица. Под четкие команды Изольды Андреевны сложные гимнастические упражнения, перемежаемые шутками и смехом, сменялись элементами танца. Было видно, что все они очень дружны. Закончив занятия, девочки отправились в ванную, а Изольда Андреевна принесла из гардеробной платье, приготовленное к примерке. По ее просьбе я разделась и в напряженном ожидании подошла к зеркалу. Платье, даже на нитках и булавках, смотрелось действительно потрясающе. Цвета морской волны, оно свободно струилось по телу, облегая его, но нигде не стесняя. «Как змея», – подумала я, разглядывая себя в зеркале.

Изольда Андреевна довольная своей работой, медленно, будто разглаживая платье, провела ладонью по спине и, задержав ее на ягодицах, повернула меня лицом к себе, глядя в глаза. Из ванной, смеясь, вышли девчонки в одинаковых розовых халатиках и притихли в восхищении.

– Неплохо получается…– грустно улыбнулась Изольда Андреевна, помогая снять платье. – Девочки, соберите на стол – устроим себе небольшой праздник.

Через несколько минут на столе были фрукты, сладости, бутылка вина, и Света принялась орудовать штопором. Девушки расспросили меня о доме, о

работе, а захмелев, стали неприлично дурачиться друг с другом. Притворно

рассерженная Изольда Андреевна отправила их отдыхать.

– Как тебе девочки? – спросила она. – Ты догадываешься, чем они сейчас занимаются? Я приму душ, а ты полюбуйся… Появится желание, присоединимся.

С этими словами она провела меня в спальню, усадила в кресло и вышла.

Я застыла в изумлении – спальня преобразилась… На широкой кровати, покрытой алым шелком с черными разводами, среди разбросанных подушек переплелись белые девичьи тела. Солнце, сквозь волны золотистого тюля преломлялось в многочисленных осколках зеркал, на части стены и потолка, сказочно расцвечивая происходящее.

«Это спектакль», – подумалось мне… Но сладкие стоны ласкающихся Светы и Алены, откровенные их позы, отраженные фрагментами в зеркалах, заставляли верить в реальность. Я закрыла глаза, и мне безумно захотелось быть на этой кровати – не с ними, а с кем-то похожим на К.В.… Стоны усилились, но волнующее очарование исчезло, и я спокойно разглядывала заходящихся в экстазе девушек. Сообразив, что может войти Изольда Андреевна, вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Она стояла на пороге ванной, свежая, красивая, выжидающе глядя на меня.

– Изольда Андреевна, можно я пойду?

– Конечно, Ирочка… А как там девочки?

– Красиво…

– Ну, вот и славненько, я иду к ним. В субботу платье будет готово. Приходи, может и стесняться перестанешь…

Во вторник меня вызвали на телефонные переговоры. Сестра, волнуясь, просила срочно приехать домой: ее Ваню от военкомата отправляют за границу, и в субботу у них свадьба. С заявлением на отпуск за свой счет я побежала к директору. В приемной, Изольда Андреевна заставила переписать заявление – вместо трех дней на десять, сама подписала его у директора и пожелала мне хорошего отдыха. Через час я была на автовокзале, а поздно вечером обнимала зареванную, счастливо-несчастную сестру.

На следующий день, улучив момент, мама принялась мне выговаривать:

– Нехорошо получается… Младшая сестра выходит замуж, а старшая засиделась в девках. Время-то уходит, и женихи есть хорошие. Недавно вернулся из армии Слава Бобров – такой видный парень! Как встретимся, только про тебя и спрашивает.

– Это Славик-то, как же, помню, помню… Он еще в третьем классе мой

портфель таскал и всё время торчал рядом, надоедая. А когда провожали в армию, напился и на коленях торжественно объяснялся в любви. Мы так хохотали…

Сердито хлопнув дверью, она вышла.

Началась предсвадебная суета, а вечером появился Слава, повзрослевший и возмужавший. Держался он с большим достоинством, даже хотелось назвать его по имени отчеству – Вячеслав Михайлович, и я сказала ему об этом. Он обиделся:

– Всегда ты надо мной смеялась, – но держаться стал свободнее.

Мы уединились в беседке. Искренне сопереживая моим проблемам, он рассказывал про службу, на которой оставался сверхсрочно, и делился планами на будущее.

Свадьба прошла весело. Слава по-соседски помогал во всем, стараясь быть поближе ко мне. Это заметили и шутливо прочили вскоре еще одну… Мне нравились его ухаживания, однако, никаких чувств, кроме благодарности, не возникало.

В понедельник я зашла за справкой в институт и встретила однокурсника – Виталика Левина. Его и Диму Рогова по распределению оставили в городе. Дима – круглый отличник и серьезный, положительный парень, несмотря на то, что папа его видный партийный начальник, а Виталик – беспечный и успешный поклонник Эроса. Сплетничали, что Ангелина Валерьевна, заведующая кафедрой иностранных языков, – его любовница. На втором курсе он пытался и меня «закадрить», но быстро понял, что это пустая трата времени, а, по его установкам, «время – это жизнь, а жизнь – это любовь».

Он обрадовался, так как никого из наших давно не встречал, и подождал меня в вестибюле. Общаться с ним всегда было легко и просто, а улыбчивая влюбленность, которой он одаривал всех девушек, сейчас казалась мне искренней и приятной. Мы шли, вспоминая однокурсников, и вдруг Виталик спросил:

– Ира, что с тобой случилось? Какая благодать на тебя снизошла? Ты совсем другая…

Понимая, о чем он… и не зная, откуда это во мне, я смотрела на него, ощущая в своем взгляде и ласку, и обещание, и что-то похожее на коварство.

После небольшого замешательства он сообщил, что в субботу Дима отмечает свой день рождения, будут интересные люди, и мы, конечно же, приглашены…

Через день мы встретились, чтобы выбрать подарок, потом сидели в ресторане и Виталик включил все свое обаяние, стараясь очаровать меня и сблизиться. Не сразу отстраняясь от нескромных прикосновений и не уходя от щекотливых тем с эротическим уклоном, я как бы шла навстречу его намерениям, первый раз в жизни так общаясь с парнем, и это было необычно и увлекательно. На улице он завел разговор о друзьях-геологах, доверивших ему ключи от квартиры. Не дослушав описания ожидающего нас сказочного вечера, я поощрительно кивнула:

– До субботы, – и запрыгнула в отъезжавший автобус.

Пожилая супружеская пара, сидевшая напротив, с любопытством посматривала на меня – загадочную и мечтательную…

Чтобы не сердить маму, которой Слава очень нравился, вечерами я поила его чаем, болтая обо всем и ни о чем. Он внимательно слушал и, принимая гостеприимство за симпатию, попытался объясниться, но я не позволила – он был мне безразличен.

Следующим вечером его долго не было, я даже выходила посмотреть, за калитку, а заметив понимающую улыбку мамы, – разозлилась и, когда Слава пришел, вела себя так, что он начал извиняться, не понимая, в чём виноват.

В кафе, где проходил вечер, Виталик общался со мной нарочито вольно, словно с любовницей. Мне это не нравилось, но не уходить же было… Я пользовалась успехом и, веселясь и флиртуя, удивлялась своей раскрепощенности. Виталик не отходил ни на шаг, умело ограждая от галантных кавалеров, да и дамы их не дремали… Вечер переходил в ночь, отношения становились свободнее, и, заметив, как он жмурится на меня, словно кот мартовский, я заявила, что мне пора. Дима, несмотря на возражения друга, вызвал такси и попросил его доставить меня домой. В машине он утешился, дав волю рукам, и это оказалось настолько приятно, что не было сил противиться.

Возле дома свет фар выхватил сидевшего на скамейке Славу. Я попросила Виталика побыстрее уехать и подошла к надоедливому поклоннику.

– Мы же договорились, что ты придешь завтра проводить меня. Следишь, что ли?

Он смотрел глазами больной собаки и, чтобы скрыть свое перевозбуждение, сердито фыркнув, я ушла домой.

Утром, на вокзале, Слава выглядел таким несчастным, что я пожалела его и, прощаясь, поцеловала…

Уже на второй день после возвращения хотелось выть белугой от этой беспросветной жизни. Изольда Андреевна, к которой я забежала поблагодарить за отпуск, благосклонно выслушала меня и пригласила зайти вечером за платьем.

На примерке, слушая ее комплименты, я расплакалась…

– Что с тобой, Ирочка?-встревожилась она.

Сквозь слезы я стала жаловаться, что маяться мне здесь еще два года и, кроме как переспать, никому-то я не нужна, даже в этом платье… Изольда Андреевна утешала меня, жалея. Когда я успокоилась и рассказала про отпуск в подробностях, она сказала:

– Замуж тебе надо, девочка моя, пока не съехала с катушек.

– За кого, Изольда Андреевна… – опять заплакала я, ничего не поняв про катушки.

– Вот в этом я тебе не советчица – Боже упаси.

Размышляя над ее словами, я всё чаще вспоминала Славу…

***

Как по заказу, пришло письмо от мамы, в котором она ругала меня на чем свет стоит за то, что не вижу своего счастья, а парень сохнет и собирается уехать, куда глаза глядят, от такой несчастной любви. Было смешно представлять этого здоровяка высохшим в былинку, а вот то, что он может уехать, мне не понравилось… Подумав, я написала маме, что тронута ее заботой о Вячеславе, только мне он ничего не говорил и не предлагал, а если так страдает, мог бы и приехать, глянуть хоть одним глазком на любимую. Письмо ушло во вторник, а в субботу появился Слава, совсем не высохший, но виноватый, извиняясь, что затруднил      меня своим приездом.

Что было в этом городишке замечательного, так это парк с большим озером и лодочной станцией. Мне давно хотелось покататься на лодке, но одна не решалась, поэтому, даже не раздумывая, надела купальник и потащила Славу на озеро. Бахвалясь мускулатурой, он легко управлялся с веслами, но когда я снимала сарафан, засмотрелся, и лодка чуть не перевернулась из-за промчавшегося рядом катера.

Наплававшись вволю, мы пошли на автовокзал узнать расписание рейсов. Оказалось – последний автобус уже ушел. По смущенному виду ухажера я догадалась, что он знал об этом, и с напускной серьезностью заявила:

– Придется тебе ночевать в парке на скамейке, – но в общежитии сжалилась и попросила комендантшу приютить запоздалого гостя.

«Уж тебе-то, наша отшельница, пойти навстречу можно…» – поощрительно улыбнулась она, забрала его паспорт и дала ключи от комнаты напротив моей.

Мы отдохнули и отправились на местный «бродвей», где по вечерам гуляли приличные горожане, и они, даже незнакомые, приветливо здоровались с нами. Я с удовольствием отметила про себя, что неплохо смотрюсь рядом с этим сильным, мужественным парнем. Проходя мимо ресторана, откуда призывно доносилась музыка, я приостановилась и насмешливо предложила.

– Может зайдем? У меня и деньги есть.

– Конечно, – сконфузился Слава, – я сам собирался пригласить тебя…

За столиком я окончательно вошла в роль и спросила:

– Интересно очень, зачем ты пожаловал? – ожидая, что он в смущении чуть ли не спрячется под стол.

Но он, глядя мне в глаза, спокойно сказал:

– Ира, я прошу тебя стать моей женой.

Тут уже я чуть не упала со стула и хотела отшутиться, но он продолжил:

– Ты согласна?

– А можно мне немножко подумать? – я все еще пыталась шутить.

– Можно. Два часа.

– И что потом?

– Если – «нет», уеду на попутках, – он отвернулся…

В растерянности я смотрела на его волевой профиль, не зная, что сказать. Зазвучала музыка, и я предложила:

– Давай потанцуем.

Мы топтались на месте, Слава, казалось, не понимал, что происходит, но вдруг, поймал такт и красиво повел меня, кружась. Музыканты сыграли несколько мелодий, похоже, специально для нас, и мы то двигались, плавно покачиваясь, то кружились в упоении. Я смотрела на него, не узнавая, – куда подевалось его обычное степенное достоинство, он улыбался как мальчишка, глядя на меня влюбленными глазами…

За столиком, отдышавшись, я поинтересовалась:

– Где ты научился так танцевать?

И он весело и образно рассказал, как жена замполита от нечего делать организовала в части танцевальный кружок, приглашая на занятия девчонок

из городка. От желающих обучаться не было отбоя, но замполит разрешил заниматься танцами только отличникам боевой и политической подготовки.

Ясное дело – Слава был в их числе, и они выступали даже в Доме культуры гарнизона. А закончилось всё тем, что жена замполита сбежала с лучшим танцором, москвичом, когда тот демобилизовался. Замполит, пытаясь покончить с жизнью, отстрелил себе ухо, уволился из армии и стал председателем колхоза, в который их гоняли убирать картошку.

Я слушала, оценивающе разглядывая его уже как жениха, и он мне нравился.

– Ты решила? – Слава снова был серьезен.

– Не совсем… Давай поговорим, время у нас есть.

Мы проговорили почти до утра. Выяснилось, что всё предусмотрено и предстоящие расходы на свадьбу он брал на себя. Уже светало, когда я выпроводила его, явно желающего остаться…

Днем, на автовокзале, он осмелился и обнял меня.

– Так ты согласна?

Я ответила утвердительно и пообещала приехать к следующим выходным, чтобы подать заявление в ЗАГС. Он стоял на ступеньках отъезжающего автобуса, не давая закрыться дверцам, и весь светился, улыбаясь мне… Неделя прошла как в тумане, а в пятницу вечером, уже дома, я отглаживала свое новое платье.

В субботу днем мы подали заявление, и Слава заказал в ресторане два столика, желая отметить помолвку. Было ощущение, что он старается проафишировать предстоящее событие. Все приглашенные немного знали друг друга и чувствовали себя свободно. Мое платье вызвало у девчонок легкий шок и зависть, а восхищенные взгляды парней были красноречивее любых слов. То и дело приглашая танцевать, Слава решительно пресекал попытки других даже просто полюбезничать со мной. Делалось это довольно примитивно и я вспомнила обходительных кавалеров на юбилее у Димы, сожалея, что невозможно хоть на минутку в этом платье перенестись туда…

Через три недели, получив положенный отпуск, я вернулась готовиться к свадьбе. Справляли её как положено, с разными затеями, весело и шумно, но от ощущения чего-то несбывшегося выглядела я, наверное, не очень-то счастливой. Веселье постепенно затихало, и про молодоженов уже почти забыли. Слава до боли сжал мою руку.

– Пойдем.

В наступающих сумерках, под напутственные возгласы и пожелания мы направились к его дому. Родители, похоже, сознательно не спешили покинуть застолье, и в полумрачной тишине комнаты призывно белела разобранная постель.

Только здесь он отпустил меня, собираясь включить свет.

– Не надо… – прошептала я.

Нервная дрожь прерывала дыхание, я судорожно вцепилась в плечи мужа. Трясущимися руками он попытался расстегнуть пуговицы свадебного платья – они не поддавались… Разрывая до пояса, он спустил его на пол, одним движением сорвал бюстгальтер и припал к груди, жадно ее лаская. Страшась этого безумия, я стояла ни жива ни мертва… Он уронил меня на кровать, и уже не было ничего, кроме тяжести и боли… Через несколько минут он затих, лежа на мне, раздавленной этой тяжестью.

Потом, утирая мои слезы, уверял, что первый раз всегда так… Прикосновения его были мне неприятны, и, свернувшись под одеялом, я тихо плакала. Утром он не позволил убрать испачканные кровью простыни – сказал, что это должна увидеть мама.

Свадьба продолжалась, и пришлось идти к гостям, которые встретили нас двусмысленными шутками и поздравлениями. Слава был очень внимателен и нежен, но, временно забываясь в общем веселье, я со страхом

ждала предстоящей ночи. И она наступила…

Прикрыв дверь комнаты, он в нетерпении стал раздевать меня.

– Слава, пожалуйста, не надо сегодня, – просила я.

Он ничего не слышал… и ночью опять и опять принимался за это.

Утром я взмолилась.

– Мне плохо, Слава, не надо так часто.

– Чем чаще мы будем заниматься любовью, тем быстрее тебе будет хорошо, – убежденно заявил он.

Каждую ночь и даже днем, если ему удавалось заманить меня в комнату, он делал свое дело.

На улице, знакомые поздравляли нас с медовым месяцем и, ненавидя его самодовольную физиономию, я вымученно улыбалась. Только свекровь, Екатерина Семеновна, жалела меня. Я слышала, как, упоминая мое имя, она ругала его в своей комнате, а он раздраженно оправдывался. Но ничего не менялось… Когда в очередной раз, утром, он полез ко мне, я стала сопротивляться. Заламывая руки, он молча снасильничал, накрыл меня, рыдающую, подушкой и вышел.

***

В полном отчаянии, сознавая, что так не должно быть, и не зная, как же должно, я сидела на крыльце родительского дома, жалуясь притулившейся рядом собаке на свою судьбу. Подошла мама и, как в детстве, ласково погладила по голове, успокаивая:

– Всё наладится, доченька…

Стукнув калиткой, влетела сестра – после свадьбы она жила у родителей мужа, и мы почти не виделись. Расхаживая перед крыльцом, она весело тараторила о чем-то и вдруг, умолкнув, спросила:

– Что с тобой, Ира? На тебе лица нет!

Сглатывая слезы, тихо, чтобы не слышала мама, я рассказала ей обо всем. Она удивилась:

– А нам с Ваней было так хорошо… Он у меня такой ласковый и нежный, – и, оглянувшись на маму, прошептала, – мы ведь стали спать с ним еще до свадьбы. Он пишет, что я снюсь ему каждую ночь. Слушай, – оживилась она, – у его сестры тоже были какие-то проблемы. Они с мужем ходили к сексопатологу, в этом же ЗАГСе, и у них всё наладилось… Может, вам сходить?

– Он не пойдет.

– А ты попробуй уговорить или сходи одна. Попытка – не пытка.

Поговорив с матерью, сестра ушла, а я подумала: «Действительно, если сидеть и плакать, то ничего не изменится…», – переоделась и пошла на автобусную остановку.

В ЗАГСе мне объяснили, как пройти к нужному кабинету. Врач, пожилой мужчина, предложил поделиться проблемами как можно откровеннее. Я заговорила, стыдясь и запинаясь. Видя мое смущение, он наводящими вопросами быстро все прояснил и спросил:

– Как думаете, имеете вы влияние на мужа?

– Наверное, имею, – ответила я не совсем уверенно.

– Ну, вот и прекрасно, считаю, что всё поправимо. Только я обязательно должен с ним поговорить. Сможете придти завтра?

– Постараемся…

– Хорошо, жду вас в десять часов.

Слава встретил меня в смятении.

– Ты где была? Я весь изнервничался…

– Я была у врача, сексопатолога, завтра мы пойдем к нему вместе, – я говорила спокойно и решительно.

Он опешил.

– К врачу? Сексопатологу? Что я там забыл?

Вспомнив, как он мучил меня, я выговорила со злостью:

– Сейчас я ухожу к родителям. Если завтра в девять утра тебя не будет на остановке, я никогда не вернусь.

Вечером, чтобы не слышать нравоучений мамы, я сразу ушла в свою комнату и первую ночь спала спокойно.

С небольшим опозданием, уверенная, что Слава уже там, я подходила к остановке. Он стоял, сумрачно разглядывая свои ботинки, и за всю дорогу мы не обмолвились ни словом.

После разговора с ним, доктор пригласил в кабинет и меня.

– Ирина, мы с Вячеславом договорились: ровно два месяца он будет заниматься с вами любовью строго один раз в неделю. Любовью, а не сексом, – повторил доктор, – ласково и нежно. Он обещает держать себя в руках и не обижать вас. Думаю, у него получится, потому что любит… Когда вы снова придете ко мне, мы поговорим о более интересных вещах.

Всю обратную дорогу Слава виновато поглядывал на меня, а перед своим домом взял за руку и тихонько потянул к калитке. Стоявшая на крыльце Екатерина Семеновна приветливо смотрела на нас…

На ночь он разложил кресло; торчавшие из-под короткого одеяла ноги меня смешили… Я чуть было не позвала его к себе, но одумалась. На следующий день, собрав необходимые документы, уехала оформлять увольнение, и с помощью Изольды Андреевны все прошло быстро и гладко.

По просьбе мужа устраиваться на работу не спешила: днем помогала Екатерине Семеновне по хозяйству, а по вечерам и в выходные мы со Славой ходили в гости, в кино или все вместе сидели у телевизора.

Установки врача Слава добросовестно выполнял, хотя ограничения давались ему непросто. Он стал уговаривать меня на дополнительные эротические игры, заниматься которыми доктор якобы настоятельно ему советовал. В благодарность за его послушание я согласилась, и оказалось, что это даже приятно…

Через два месяца, руководствуясь смутными соображениями и сомнениями, к сексопатологу я пошла одна. Довольный, что его рекомендации выполняются, он просвещал меня интимными подробностями половой жизни. Сначала я смущалась, но, благодаря его доброжелательности, осмелела и уже сама задавала нескромные вопросы…

В конце беседы он сказал, что полноценному сексу очень мешает страх забеременеть, дал адрес специалиста по контрацепции и записал на прием мужа.

В назначенное время, проводив Славу до кабинета, я отправилась по адресу, который дал мне Борис Абрамович – так звали доктора. Дверь открыла приветливая женщина и, выяснив, от кого я и по какому поводу, пригласила в комнату, оборудованную под гинекологический кабинет. Было страшновато, но когда она, ласково разговаривая, посмотрела меня, я успокоилась. После осмотра Наталья Борисовна сказала, что никаких противопоказаний нет и можно поставить спираль, лучше золотую, разъяснив все тонкости и последствия этой несложной процедуры. Услышав, сколько это стоит, я замялась в нерешительности… Но, когда она уточнила, что в эту сумму входят регулярные осмотры и консультации – согласилась.

Слава, с подачи врача, ушел в поиски литературы эротического содержания, вовлекая меня в практические занятия. Я не очень-то противилась – все-таки муж. Однако, давалось это нелегко: накачанная «железяками», атлетическая его фигура должна была, наверное, вызывать восхищение и желание, но почему-то не вызывала…

Я мучилась, не понимая, что же мне нужно.

***

В воскресенье, гуляя по городу, мы встретили компанию во главе с Виталиком. Они направлялись во Дворец искусств на выставку местного художника и уговорили нас присоединиться. Выставка мне понравилась, особенно выразительными казались эскизы и наброски, я подолгу вглядывалась в них, чувствуя живую натуру.

Позже, в кафе, обсуждая увиденное, мы, наверное, по-дилетантски, горячо спорили… Слава чувствовал себя явно не в своей тарелке: пытаясь что-то сказать, говорил глупости, вызывавшие общее недоумение. Мне было жаль его, и я старалась перевести разговор на другие, более житейские темы.

В гардеробной Виталик выбрал момент когда нас не было видно и приобнял меня чуть ниже талии – я не отстранилась…

– Позвони, – шепнул он, опуская в карман моего плаща записку.

Мы шли к остановке, и, вдруг, внезапно вернувшееся ощущение руки Виталика на бедрах затруднило дыхание… Сжимая в кулаке записку, я уже точно знала, что позвоню.

Два дня, глядя на телефон, мучилась, не решаясь…

Он словно ждал моего звонка, и голос, умолявший: «В любой день, в любое время, пожалуйста…» – привел меня в смятение.

– Хорошо, завтра в тринадцать десять на остановке возле института, – не справившись с волнением, я выронила трубку.

Вечером, сказавшись больной, попросила мужа лечь отдельно: мне не хотелось ощущать его рядом. Спала очень беспокойно, то забываясь в сладком томлении, то просыпаясь в тревоге… На работе, как ни старалась, из-за накатывающей временами нервозности так и не смогла ни на чем сосредоточиться, а после обеда, с разрешения начальства, ушла.

Возле остановки, открыв дверцу притормозившего такси, меня окликнул Виталик. Плавное покачивание машины, горячая рука, тихо перебиравшая мои пальцы, лишали остатков воли… В квартире, помогая снять плащ, он мягко привлек меня к себе и под его ладонями я ощутила полную свою обнаженность…

– Вино, коньяк? – он подошел к мини-бару.

От волнения я не могла говорить, только отрицательно качала головой. Он бережно обнял меня и, медленно раздевая, шептал что-то ласковое… я обмирала в ожидании… Ласки становились откровеннее, руки, то нежные, то грубые, принуждали к подчинению, а переплетенность горячих тел сводила с ума, и сквозь сладостную дрожь слышалось благодарно-восхищенное: «Какая ты…»

Приятно щекочущие грудь влажные теплые губы вернули меня в успокоенность полутемной комнаты.

– Когда мы встретимся? – нарушил тишину его голос.

– Не знаю… Вечерами и в выходные я не могу, а с работы не отпустят.

– Ладно, у меня есть знакомый доктор – мы что-нибудь придумаем.

Прощаясь, он гладил мои волосы и так нежно целовал, что я, слабея, через силу оторвалась от него…

Через день он вручил мне врачебное направление на длительный комплекс сложных процедур по растяжке позвоночника. Начальник, внимательно прочитав его, с явным неудовольствием разрешил каждую среду после обеда уходить на лечение. Проблемами со здоровьем я

поделилась с мужем, показала направление и позволила близость только

по воскресеньям, очень аккуратно.

По воскресеньям, стараясь не чувствовать его прикосновений, я грезила о Виталике… а по средам грезы превращались в реальность.

***

К концу второго месяца наступило легкое пресыщение. Мы уже не сплетались жадно в беспамятстве страсти, а больше дурачились, изобретая новые способы эротического наслаждения. Если вначале я иногда с тоской думала, что скоро всё закончится, то сейчас это воспринималось спокойно, и даже в постели, обнаженные, мы разговаривали уже не как любовники, а как хорошие друзья. Зная Виталика, я предполагала, что он поглядывает на новые объекты, но почему-то меня это не задевало, и в душе я отпускала его, благодарная за то, что было. Наверное, и он, чувствуя что-то похожее, завел разговор о Диме, который, узнав, что мы встречаемся, завидует другу.

В институте на меня многие обращали внимание, и Дима в том числе, но в отличие от других, старавшихся реализовать намерения, он даже не пытался… Девчонок, желающих охмурить этого парня, завидного и по внешности, и по статусу, было предостаточно, но ни у кого с ним не ладилось. И я удивилась, услышав, что он уже год близко встречается с Верой – нашей однокурсницей. Очень посредственная во всём, она никогда ни на что не претендовала, зная свое место «на галерке».

– Как это случилось? – полюбопытствовала я, но Виталик и сам был в недоумении. По его словам, из всех, с кем он не против бы переспать, Вера не была даже последней. Мы продолжали обсуждать эту тему, пока не прозвучало:

– Ира, а ты понимаешь, что у нас нет никаких перспектив?

Он испытующе смотрел на меня, явно не ожидая истерики и упреков, но в его взгляде промелькнула настороженность. Утопив ладони в каштановых кудрях, я притянула его к себе.

– Не беспокойся, всё хорошо…

Теплые руки опустили меня навзничь, медленно скользя по груди, животу и я закрыла глаза …

В очередную встречу опять зашел разговор о Диме. Чувствуя, что это неспроста, я не могла понять, к чему он клонит. И вдруг осенило – да он просто хочет подложить меня под него.

Стало обидно до слез, и я, запинаясь, спросила.

– Тебе надо, чтобы я переспала с Роговым?

– Ира, мне тебя очень жаль, – осушая губами слезы, он усадил меня в кресло, – я видел твоего дубоватого Славика и не понимаю, что между вами общего?

– Оставь Славика в покое, он мой муж, – возмутилась я.

– Хорошо, хорошо… – Виталик примирительно поднял руки. – Вы с ним прекрасно ладите, он очень умный: всё понимает, только сказать не может, и тебе в приличном обществе за него совсем не стыдно, а я просто ошибаюсь.

Он ехидно ухмыльнулся.

– А скажи мне, Ирочка, на первом году супружества ты завела любовника, наверное, потому, что просто ненасытная, а муж у тебя золотой и любимый? Или по другой причине?

Я сидела, сжавшись в кресле, и слезы обиды на всех и на всё застилали глаза… Он обнял меня за плечи.

– Прости, пожалуйста, я совсем не хотел тебя обидеть, я люблю тебя.

– Как же, любишь, а собираешься подложить под друга, – сбросила я с плеч его руки…

– Вы с Димой – идеальная пара, ты всегда ему нравилась, а Вера ограниченная и злобная, она его погубит. Она терпеть не может его друзей, а меня особенно.

– И ты решил, что мы прекрасно будем жить втроем, – я говорила уже спокойно.

Он рассердился.

– Ты ведь признаешь, что у нас всё заканчивается, а Дима – мой друг, и, если вы будете вместе, я никогда ничего себе не позволю.

Его возмущение вызвало у меня улыбку.

– Ой ли? А как Дима будет ко мне относиться, вытащив из-под тебя? Давай закончим этот бред.

Я оделась, и мы первый раз попрощались без поцелуев.

***

Весь вечер я была не в себе, но, заметив, что муж с тревогой посматривает на меня, почему-то не чувствовала перед ним никакой вины. Почему? Ответы напрашивались настолько неутешительные, что не хотелось в них вдумываться…

На следующий день мои метания только усилились. Сознавая, что отношения с Виталиком закончились, я даже не расстроилась, а, подумав о Диме, разозлилась на себя: «Что, так и будешь прыгать из койки в койку?!».

И приказала себе забыть об этом. И что же дальше… если не хочется после работы идти домой, потому что там ждет любящий муж, от общения с которым иногда просто тошнит?.. А может, Виталик прав, и с Димой у нас действительно получится…

Устав от вопросов с неясными ответами, я дозвонилась до Виталика и попросила встретить меня с работы.

Он ждал, улыбчивый, ни в чем не сомневающийся, рядом стояло такси.

– Едем ко мне?

Я отрицательно покачала головой.

– Посидим где-нибудь.

Мы сидели в полупустом баре, и он, заказав что-то, выжидающе смотрел на меня. С трудом подбирая слова, я спросила:

– Как ты всё это представляешь, если я соглашусь?

Виталик с готовностью изложил свой план.

– Я скажу Диме, что ты, ничего не объясняя, стала избегать меня, но вчера неожиданно назначила встречу, и всё прояснилось… Оказывается, тебе всегда нравился Дима. Завязывая наш романчик, ты рассчитывала на встречи с ним. Убедившись, что ничего не получается, откровенно попросила меня устроить ваше свидание.

Я слушала, поражаясь, как он легко всё разводит. Профессионал…

Наступившие выходные дни показались мне сущим адом: общаться ни с кем не хотелось, но приехали родственники из района – пришлось оба дня быть на виду, со всеми вместе. Я крепилась как могла – и все-таки сорвалась, накричав на мужа. Оказавшаяся рядом Екатерина Семеновна смерила меня долгим недобрым взглядом. От этого стало еще горше и безысходней…

***

В понедельник, так ничего и не решив, я позвонила Виталику. Он сказал, что Дима согласен встретиться, и знакомая мне квартира в нашем распоряжении. Представив всё, в той же комнате, на той же постели, я поняла – это невозможно, и отказалась, не объясняя причины.

– Не надо так категорично, созвонимся завтра, – попросил он.

Напряжение последних дней перешло в полную апатию… Я решила: звонить никому не буду, встречаться ни с кем не буду, а вместо оставшихся процедур по «растяжке позвоночника» схожу в кино.

Не дождавшись звонка, Виталик поджидал меня после работы и, провожая до остановки, с воодушевлением рассказывал, как обрадовался Дима и как жаждет он свидания.

– Завтра, в тринадцать часов, он встретит тебя – в гостинице «Центральная» заказан номер «люкс».

Сил ни на эмоции, ни на слова у меня не было, и я уехала, не попрощавшись…

Дома царила напряженная тишина. Екатерина Семеновна просто не замечала меня, свекор, стараясь разрядить обстановку, зашел к нам в комнату, но, не сказав ни слова, безнадежно махнул рукой и вышел. Слава смотрел на меня как на больную, а начиная разговор, не мог скрыть раздражения. Это раздражение закончилось скандалом, и я ушла к родителям. Мама отнеслась к моему приходу настороженно, а когда поняла, что я собираюсь остаться, стала кричать, обвиняя в нежелании наладить семейную жизнь. Не слушая ее, я закрылась в своей комнате. Через некоторое время постучал отец и позвал ужинать. Я отказалась…

Он очень любил маму и нас с сестрой, но дома был незаметен – всем заправляла мама.

Почему-то вспомнилось, как в детстве я всё лето жила у бабушки в деревне, как ласково она разговаривала со мной, называя Ирунькой. Душили слезы, потому что бабушки нет, и никто меня так не назовет. Долго копившиеся обиды прорвались рыданиями. Наревевшись, я уткнулась в мокрую подушку и забылась в тревожном сне.

***

Ранним утром, в постели, я обдумывала свою непутевую жизнь, пытаясь понять что-то важное… И пришла к выводу, что настоящее ждало меня не здесь и связано оно лишь с одним человеком. Вот только помнит ли он меня?..

Домашние ещё спали когда я вышла из дома и на Главпочтамте заказала переговоры с Ленинградом. Предстоящая встреча с Димой уже не тревожила. Не хотелось обижать его явным пренебрежением, но и близости, конечно , быть не могло.

В вестибюле гостиницы дежурная, широко улыбаясь, подала ему ключ, и мы поднялись на второй этаж.

– Тебя здесь хорошо знают, – заметила я.

– Это Виталик постарался, его везде хорошо знают.

Не сразу справившись с замком, Дима распахнул дверь, и мы вошли в двухкомнатный номер, обставленный бежево-золотистой мебелью. В гостиной, между диваном и креслами, на столике красовались фрукты, сладости и шампанское. В другой комнате широкая кровать манила накрахмаленным белоснежным бельем. Всё это нисколько не повлияло на принятое мной решение, но, усаживаясь в кресло, я не знала, чем закончится наше свидание.

В том, как неестественно прямо он сидел, стараясь не смотреть на меня, ощущалось напряжение…

– Дима, то, что я скажу, тебе, вероятно, не понравится, но очень прошу выслушать и понять, – я говорила, чувствуя себя свободной в словах и поступках, и он смотрел с беспокойным ожиданием. – Так получилось, что я вышла замуж просто так, встречалась с Виталиком просто так, и не хочу чтобы это «просто так» продолжалось… Наверное, ты рассчитывал на другое, но я хочу просто поговорить, мне совершенно некому поплакаться.

К концу моего монолога Дима уже свободно сидел, закинув ногу на ногу, и скептически меня разглядывал. Я замолчала, осознав, что говорить и плакаться – не о чем… Жаловаться – не на кого… Винить не понятно кого и не понятно в чем – глупо… И сменила тему.

– Дима, а как получилось, что ты встречаешься с Верой, и вроде бы серьезно?

Он растерялся, не ожидая такого вопроса, но ненадолго…

– По мнению Виталика, женщину в постели лучше тебя трудно найти, и я шел сюда для этого.

Я готова была встать и уйти, проклиная болтливых мужиков. Но мягкий тон его голоса и потерянность во взгляде остановили меня.

– В интимной жизни, – продолжал он, – у меня словно какая-то околдованность – постоянные неудачи… С твоей помощью я надеялся преодолеть их, – Дима виновато улыбнулся, – но, как обычно, мне не везет, и вместо сеанса секс-терапии у нас – час откровений. А знаешь, так даже лучше, уроки секса мне вряд ли помогут, а вот если ты расскажешь, как из девочки-недотроги превратилась в женщину, от которой в восторге даже многоопытный Виталик… – он замолчал, не зная как продолжить свою мысль, щадя мое самолюбие.

Возникшее во мне возмущение и желание резко ответить сменилось вдумчивой отрешенностью. Я чувствовала, что за его бесцеремонностью прячется боль и обида за себя, за меня и стремление понять какие-то стороны жизни, обычно замалчиваемые. Мне захотелось помочь ему.

– Тебе, правда, это интересно?

Он даже вперед подался.

– Очень…

И, как самой себе, подробно и откровенно, я стала рассказывать, заново проживая всё…

Он слушал, задавая уточняющие вопросы на самые деликатные моменты интима. Ощущая его возбуждение, я отвечала, оставаясь при этом абсолютно спокойной.

В наступившей тишине, медленно пройдя по комнате, я остановилась возле него.

– И вот я здесь и не знаю, что делать дальше. Подскажи мне, Дима… Ты ведь умный.

– Не смогу – слишком для меня сложно, звони, как решила, своему «адмиралу», может, он что и подскажет.

В его словах не было ни капли насмешки, и я спросила:

– Ну, а для себя ты что-нибудь прояснил?

– Наверное… Кстати, ты спрашивала про Веру… Именно с ней у меня почему-то всё хорошо.

В оставшееся время он делился своими затаенными проблемами, рассчитывая на мои советы как женщины «в какой-то мере опытной», и я, что могла, без всякого стеснения объясняла ему. Потом, оставив Диму в глубокой задумчивости, направилась на Главпочтамт.

***

Когда в ответ на мое «Алло» издалека донеслось: «Добрый вечер, Ирочка», еле уловимые знакомые интонации обрадовали меня. После обмена дежурными фразами я собралась с духом.

– Твое предложение остается в силе? Я замужем, но считаю себя свободной и хотела бы с твоей помощью определиться в дальнейшей жизни. Поможешь?

– Постараюсь, – прозвучало после небольшой паузы. – Приезжай. Когда тебя ждать?

– В ближайшие дни, – ответила я, даже не представляя себе, как это будет.

– Хорошо, телеграфируй – встречу…

– До свидания, – растерянно вымолвила я и повесила трубку.

Гнетущая домашняя атмосфера меня уже не волновала. Наскоро поужинав, я ушла к себе. Немного погодя заглянула мама и, не скрывая раздражения, сообщила.

– Пришел Слава, заходить не хочет, просит тебя выйти.

– Мне нездоровится, пусть придет завтра вечером, – напряжение, не отпускавшее с самого утра, схлынуло, и я, не раздеваясь, рухнула на кровать.

На следующий день, притворившись больной и несчастной, я пошла к начальнику и дрожащим голоском поведала ему, что, по знакомству, в ближайшие дни меня обещают положить в специализированную ленинградскую клинику. А если идти официальным путем, то надо пролечиться в местной больнице и только потом, при отсутствии положительного результата, направят на лечение в Ленинград. Упущенное время, жаловалась я, может обернуться инвалидностью, и попросила его подписать мое заявление без положенной отработки. Было стыдно разыгрывать эту слезливую драму, но, представив обстановку, в которой пришлось бы жить целых две недели, отбросила все колебания. Сочувственно вздыхая: «Надо же, такая молодая и такая больная», – начальник подписал заявление.

Не теряя времени, я оформила обходной лист, после обеда получила окончательный расчет и к вокзалу летела словно на крыльях. Купив билет, отправила К.В. телеграмму, но внутренний тревожный холодок то и дело напоминал: всё не так хорошо и просто…

От беспокойных мыслей меня отвлекла женщина, катившая, прихрамывая, широкую детскую коляску. Высокая стройная фигура показалась знакомой, и, когда она свернула на аллею, ведущую к детскому парку, я окликнула:

– Нина!

Она оглянулась… Такая искренняя радость осветила ее лицо, что стало стыдно: я совсем о ней не вспоминала. Нина засыпала меня вопросами и, узнав о замужестве, похвалила:

– Какая ты молодчина, как хорошо, что тогда не уехала с «адмиралом». Я так боялась за тебя. Когда обзаведешься таким вот чудом? – кивнула она на щекастых двойняшек, таращивших на меня голубые глазенки.

Сожалея, что не могу быть откровенной, я перевела разговор.

– Что это ты хромаешь, ушиблась?

– Да, «ушиблась» на всю жизнь…

И рассказала, как ее друг, из ревности, на вечеринке затеял ссору и несколько раз ударил ножом своего товарища. Пытаясь разнять их, она получила ранение, повредившее сухожилие.

Нина вздохнула:

– Жалко дурака, в тюрьме ему за что-то добавили срок, и теперь если выйдет, то лет через пятнадцать, а я вот так хожу… Что, сильно заметно?

– Да нет, совсем чуть-чуть, – солгала я.

– Не ври, пожалуйста. Я ведь не горюю по этому поводу. Своего будущего мужа я встретила в больнице. Он лечил меня и влюбился, и я тоже… Ирка, я такая счастливая! – от избытка чувств она порывисто обняла меня. – У нас сейчас комната в общежитии, но скоро получим квартиру. Обязательно приходи в гости, я дам тебе рабочий телефон мужа, позвони месяца через три.

Во время разговора она покачивала коляску, и две румяные рожицы, отвернувшись друг от друга, тихонько сопели во сне. Мы договорились надолго не теряться…

Дома я принялась отбирать необходимые вещи, размышляя, как преподнести все это родным. Если объявить, что завтра уезжаю – могут элементарно не выпустить. И решила схитрить: мужу дату отъезда назову другую, в надежде, что когда он начнет действовать, будет уже поздно. А родителям напишу письмо.

Когда Слава пришел, я предложила ему присесть в кресло. Отрицательно покачав головой, он прислонился к дверному косяку и молча ждал, угрюмо глядя на меня. Стало понятно: просто сказать об отъезде не получится – произойдет нехорошее… Додумывая на ходу, я проникновенно и убедительно изложила всё, что смогла нафантазировать:

– Слава, нам надо жить отдельно от родителей, надеюсь, ты понимаешь это. Недавно я получила письмо от подруги и созвонилась с ней. После института она уехала в Ленинград, работает на военном заводе и уже получила жилье. Она говорит, что им очень нужны специалисты моего профиля, и даже заручилась одобрением главного инженера относительно меня. – Я врала с вдохновением, сама почти уверившись во всем. – Приличная зарплата, квартира в Ленинграде – такой шанс нельзя упускать!

Я подошла к нему и, заглянув в глаза, только сейчас осознала, как он любит меня… Острая жалость стеснила грудь, мелькнула мысль: «А может, не надо?..». Чтобы не поддаться слабости, продолжила как заведенная:

– Первое время поживу у нее, обоснуюсь и сразу напишу тебе или позвоню, и мы решим, что делать дальше.

Он глухо спросил:

– И когда ты едешь?

– Послезавтра, наверное…

Слава, как слепой, медленно провел рукой по двери и, не замечая посторонившейся мамы, вышел. Она встала в дверях, пытаясь что-то сказать… Отец, успокаивая, увел ее.

Казалось, ночь никогда не закончится. Часто просыпаясь, я с облегчением услышала, как родители собираются на работу, а когда стукнула калитка, подбежала к окну – убедиться, что они действительно ушли.

Закончив сборы, села за письмо и от жалости то ли к себе, то ли к родителям залила его слезами… Потом, чтобы не попасться на глаза Екатерине Семеновне, окольным путем отправилась на поиски такси, а сдавая багаж в камеру хранения, отметила, что постоянно озираюсь по сторонам, словно воровка. До отправления поезда оставалось еще много времени. Коротая его, среди гуляющих по набережной я увидела знакомую фигуру с широкой коляской и поспешно свернула в переулок, избегая встречи…