Читать книгу Урочище смерти - Виктор Точинов - Страница 9

При беглом осмотре Олег насчитал полтора десятка строений. Вернее, полтора десятка едва заметных, давно заросших фундаментов. Наверняка их было больше, но детальную разведку местности стоило оставить на потом.

Планировка у деревушки оказалась интересная. Несмотря на малый размер Терновки, здесь имелось нечто вроде центральной площади, – сейчас превратившейся в обширную поляну, поросшую прошлогодней белесой травой, сквозь которую едва начала пробиваться новая, зеленая.

Возможно, эта поляна даже была в свое время замощена. Камни (или деревянные плашки, или чем тут еще мостили) давно утонули в грунте, но ни деревья, ни кусты здесь так и не поднялись. Хотя, может, ничем не мостили, – просто многие поколения так утоптали землю, что стала она непригодной для солидной растительности с длинными корнями.

Лишь в центре «площади» росла громадная ель, но старая, необхватная, помнившая те времена, когда место было жилым.

Место для палатки Олег выбрал с умом. Растянул ее чуть в стороне от «площади», – так, чтобы сразу не бросалась в глаза, благо камуфляжная расцветка неплохо сливалась с местностью. Любого же чужака, не пойми каким ветром занесенного в деревушку, заметить от палатки не составит труда.

Разобрал рюкзак и разложил в палатке вещи, оборудовал неподалеку тайничок для самого ценного. Потом занялся проблемой питьевой воды: нашел удобный спуск к ручейку, – заодно выяснив, что вылет комаров уже состоялся, в глубоком тенистом овраге их было предостаточно.

Зачерпнул полный котелок, – вода текла чистая, весенняя муть сошла. Но пить ее, разумеется, можно только после кипячения, – если нет желания заработать жесточайший понос. Но хоть что-то… Позже можно поискать родник, место для колодцев здесь слишком высокое и сухое, а у жителей наверняка был какой-то источник питьевой воды.

Желудок все чаще намекал, что времени после завтрака прошло изрядно. Олег поставил котелок кипятиться на туристском примусе, а сам еще раз обошел окрестности.

То там, то тут попадались следы прошлогоднего визита Кудрина. Два фундамента были расчищены от растительности, и видно было, что они невысокие, сложены из старого дореволюционного кирпича. Между прочим, за некоторые такие кирпичики с вытесненной фамилией производителя (не за все, за особо редкие) коллекционеры выкладывают очень неплохие деньги… Где-то в недрах ноутбука Олега хранился соответствующий каталог, потом надо будет проверить, вдруг действительно есть смысл прихватить с собой пару-тройку увесистых экспонатов. Кудрин кирпичами не занимался принципиально, так что опередить в этом деле не мог.

Вообще было видно, что коллега покопался здесь без фанатизма: в расчищенных фундаментах отвалы земли небольшие (не совсем земли, грунт был густо перемешан с сажей и мелкими угольками). Еще кое-где виднелись крошечные – несколько раз копнуть лопатой – шурфы. Возле одного висел на ветке куста фарфоровый заварной чайник (вещица старинная, но коллекционерам фарфора не интересная, – носик отбит). И всё, больше никаких следов раскопок. То есть Кудрин не врал: действительно провел здесь два дня, порылся по самым вершкам, – и уехал. И не планирует возвращаться, иначе никогда бы рассказал Олегу об этом месте, пока сам не выжал бы его досуха.

Странно… Более чем странно. Найти нежилую деревушку, не нанесенную на карты и избегшую нашествия копателей, – большая удача. В чем-то был здесь подвох, но в чем именно, Олег пока не мог понять.

* * *

Деревни как люди: в свой срок появляются на свет, в свой срок умирают по самым разным причинам. Из-за удаленного расположения, например: невыгодно тянуть электротрассу и асфальтировать дороги, нет смысла содержать школу, магазин и здравпункт для немногочисленных жителей. Но даже удачное место на карте отнюдь не гарантирует выживание для небольших деревушек. Есть такой объективный процесс, называется урбанизация, и за минувший век доля сельского населения упала в России с восьмидесяти процентов до двадцати, – во многих деревнях стало просто некому жить.

Однако деревушка Терновка не умерла естественной смертью. Ее целенаправленно убили, и Олег знал имя убийцы, не в первый раз сталкивался в здешних местах со следами его деятельности.

Ребане.

Альфонс Ребане, единственный эстонец, удостоенный Рыцарского креста с дубовыми листьями, – высшей награды Рейха.

Войну этот деятель завершил, командуя 20-й гренадерской дивизией СС (эстонской) в чине штандартенфюрера, но здесь, в междуречье Луги и Нарвы, отметился как командир 658-го Восточного батальона СС. Карательного батальона, сжигавшего русские деревни междуречья под флагом борьбы с партизанами.

Партизан в Ленинградской области действительно хватало. И тылам германской 18-й армии они приносили немало вреда. Но странный факт: если взглянуть на современную карту Кингисеппского района, то обнаружится, что в западной его части деревень на порядок меньше, чем в восточной. В соседнем Сланцевском районе картина еще печальнее: левобережье Плюссы в верхнем ее течении до сих пор безлюдное, рядом почти с каждой нанесенной на карту деревушкой указано в скобочках: нежилая. Хотя советские партизаны действовали без такой странной избирательности.

Ларчик открывается просто.

Эстонские националисты, служившие Гитлеру, были уверены: когда фюрер наконец дозволит восстановить эстонское государство, граница возрожденной державы пройдет значительно восточнее, прихватив широкую полосу бывшей российской земли. И они заранее очищали эту землю от инородцев. Деревни сжигали. Жителей вывозили на Кургальский полуостров, на бывший красноармейский полигон, – и там расстреливали. Всех поголовно, не разбирая, кто действительно помогал партизанам, а кто нет.

Олег, кстати, бывал на Кургальском полуострове, проехав по знаменитой «Ворошиловской дороге» – старой трассе, вымощенной необработанными обломками гранита (выглядит экзотично, но смертельно опасна для автомобильной подвески и покрышек). Среди прочих достопримечательностей посетил и расстрельный полигон. Страшное место… Аура давящая, причем в прямом смысле: трудно дышать… Хотя тела из братских могил давно забрали и перезахоронили. Металлоискатель бесполезен, постоянно звенит – земля буквально нашпигована россыпями стреляных гильз.

Причем расстреливали не только на Кургальском полигоне – где-то в здешних местах таится Урочище Смерти, о котором вообще ничего толком не известно, лишь смутные слухи бродили после войны: дескать, нацистские подручные далеко вышли за пределы тех заданий, что ставили перед ними хозяева, – и «сверхплановых» местных жителей убивали в укромном уголке, в тайне даже от немцев. Соответственно, никаких документов в архивах не сохранилось, и никто из привозимых туда пленников не выжил, не дал показания… Возможно, то была легенда. Но больно уж она хорошо сочеталась с тем, что здесь творилось в войну.

Немногие уцелевшие – вернувшиеся из эвакуации и с фронтов – восстановить деревушки не пытались, переехали в другие места. Край надолго обезлюдел.

Штандартенфюрер СС Альфонс Ребане не закончил жизнь на виселице, чего вполне заслуживал. В мае сорок пятого сдался в плен англичанам, быстро оказался на свободе, умер в Германии спустя тридцать лет после завершения войны… Власти современной Эстонии вывезли на родину прах кавалера Рыцарского креста и с почетом, под гимн и салют, перезахоронили. И чтут как национального героя и борца за независимость.

* * *

Бункер, о котором рассказывал Кудрин, Олег обнаружил лишь после обеда, да и то потому, что целенаправленно искал, – разросшиеся кусты замаскировали старое сооружение, можно пройти в пяти шагах и не заметить.

Выглядел он как провал в земле. От большей части перекрытия остались только две рельсы, некогда использованные как балки, а кирпич и лежавшая на нем земля провалились внутрь. Штатный вход Олег нигде не обнаружил (как и Кудрин до него).

Любопытное сооружение… Едва ли его соорудили саперы Вермахта или РККА, те бы использовали стандартные железобетонные конструкции, не стали бы возиться с кирпичным сводом. Еще менее вероятно, что бункер таких размеров отгрохали жители деревушки, слишком уж капитальное сооружение для хранения картошки и чего-то в том же роде. Скорее всего, тайное убежище построили партизаны. Или «лесные братья», скрывавшиеся здесь после войны.

Между прочим, остатков печей среди фундаментов Олег не видел. Решил, что в послевоенные годы, пока дорога к Терновке оставалась проезжей, дефицитный кирпич помаленьку вывезли, – но возиться, разбивая фундаменты, не стали. Теперь эта версия представлялась спорной, стройматериалы могли забрать строители бункера. Тогда он больше, чем кажется при взгляде сверху, должны быть еще помещения с уцелевшими перекрытиями.

Спускаться и проверять свою догадку Олег не стал. После Кудрина ничего интересного при беглом осмотре не обнаружится. Надо будет наведаться сюда попозже с металлоискателем, проверить, не пропустил ли чего коллега.

А пока стоило взглянуть на еще один интересный объект, расположенный поблизости. Туда тянулась едва различимая дорога-призрак, близнец той, что привела сюда. Собственно, это и было продолжение той же дороги, проложенной вдоль распадка, скрывавшего безымянный лесной ручей.

Километр неспешной ходьбы – и ручей закончился, слился с небольшой речкой Курайкой. Дальше дорога тянулась вдоль нее, в одном месте до берега было совсем близко и Олег заметил кое-что любопытное. Спустился – так и есть, прозрачные воды речонки буквально кишели рыбами, – не крупными, меньше ладони размером, но было их столько… Размеры водоема однозначно не позволяли прокормиться таким стаям. Приглядевшись, Олег понял: ельцы. Поднялись на нерест из Луги, отметали икру, но почему-то не скатились обратно в большую реку, что-то им помешало.

Наверняка рыбешки голодные, будут без промедления хватать любую подброшенную насадку, – можно считать, что проблема пополнения рациона решена. Оставив будущие обеды и ужины спокойно плавать, Олег поднялся обратно на дорогу, двинулся дальше.

Еще полкилометра – и вот она, мельница. Вернее то, что от нее уцелело, а уцелело немногое. Курайку перегораживали нижние венцы деревянного остова плотины, некогда деревянно-земляной, – но вся земля из них давно была вымыта течением. Больше ничего не сохранилось: ни дома мельника, ни сараев для складирования зерна и муки.

Бревна выглядели неимоверно древними, верхние позеленели от мха, но оказались крепкими, Олег проверил, – при нужде можно без опаски перейти по ним на другой берег. Под водой дерево гниет значительно медленнее, чем на воздухе, и не разрушается жучками-древоточцами.

Не было сомнений, что именно остатки плотины стали ловушкой для ельцовых стай. Весна выдалась теплая и ранняя, речки быстро переполнились талой водой, но столь же быстро она пошла на убыль. В общем, на пути к верховым нерестилищем ельцы спокойно миновали залитую водой преграду, а когда двинулись обратно, она стала непреодолимой.

Мельница – очень интересное место для раскопок. Наверняка ее владелец был зажиточным человеком, а когда в этой стране для зажиточных наступили лихие времена, мог припрятать, закопать нажитые серебряные рубли и золотые империалы…

Кудрин, разумеется, тоже это понимал. И покопался здесь, опять-таки немного, – Олег заметил вокруг пять или шесть прошлогодних ямок с кучками выброшенного грунта.

Вновь всплыла та же мысль: и отчего же Кудрин забросил такую перспективную деревушку, едва разведав?

Совсем на него не похоже.

Никаких версий, объяснявших странное поведение коллеги, Олег выстроить не успел. Услышал голоса, доносившиеся со стороны устья Курайки – до места ее впадения в Лугу оставалось всего ничего, но берег скрывали деревья. И кто-то там, под деревьями, громко перекликался.

Только этого не хватало…

* * *

Рыбаки? Вернее, браконьеры? Или охотящийся на них рыбнадзор? Больше вроде некому шляться по реке в это время… Очень многие байдарочники открывают сезон в майские праздники, но те давно закончились, наступили рабочие дни, – и любители водных походов вернулись в свои офисы.

Так размышлял Олег, шагая к Луге. Соседи, кем бы ни оказались, ему заранее не понравились. Уже настроился провести эти десять дней в полном одиночестве. Он вообще не любил шумных компаний в деле общения с природой. Практиковал лишь те виды охоты, какими можно заниматься в одиночку: постоять вечером с ружьем на вальдшнеповой тяге, пройтись зимой по запутанному следу зайца-русака… На рыбалку тоже всегда выезжал один.

На берегу были все-таки туристы-водники, десятка полтора. Но странные, таких Олегу до сих пор встречать не приходилось.

Во-первых, передвигались они не на байдарках, каноэ или каяках, – всей компанией плыли на здоровенном плоту-катамаране. Точнее, в данный момент не плыли, катамаран вытащен на берег и перевернут, рюкзаки и какие-то пожитки в тюках выгружены.

Во-вторых, были они похожи, как инкубаторские цыплята: все в одинаковых синих комбинезонах, сверху надеты ярко-оранжевые спасательные жилеты, на головах белые пластиковые каски или шлемы, опять-таки одинаковые.

В-третьих, все до единого оказались азиатами, китайцами или корейцами. Олег не сильно разбирался в типах лиц уроженцев Азии, но отчего-то водные путешественники не показались ему узбеками или таджиками. Китайцы. Или северные корейцы. Наверное, сработал стереотип: представители этих стран всегда ходят строем и одеты одинаково.

Лагерь на низком песчаном берегу туристы разбивать по видимости не собирались, что-то у китайцев-корейцев стряслось с их плавсредством, несколько мужчин хлопотали над ним, негромко переговариваясь. Еще двое возились с каким-то аппаратом, установленным на раздвижной треноге, – видеокамера то была, или дальномер, или что-то еще, Олег из прибрежных кустов не разглядел.

Присутствовали в коллективе и женщины, числом четыре. Эти ничем полезным не занимались, – фотографировались на фоне живописной сосны, чьи корни торчали из подмытого берега, словно лапы или щупальца неведомого чудища. Как раз звонкие женские голоса донеслись до мельничной плотины.

Посчитав, что разглядел из укрытия достаточно, Олег решительно пошагал к туристам. Надо выяснить, кто такие и зачем пожаловали. Если все-таки разобьют здесь лагерь, мало радости от их соседства.

Азиаты прекратили свои занятия, уставились, – как показалось Олегу, с подозрением. Можно их понять: в глухом безлюдном углу вылезает вдруг из кустов здоровенный мужик в камуфляже, на шее болтается ТОЗ-106, охотничье ружье напоминающий мало, больше всего смахивающий на бандитский обрез…

– Кто такие? Куда следуете? – спросил Олег самым казенным голосом, какой только смог изобразить.

Он надеялся, что примут его все-таки за егеря или иного представителя власти, а не за «лесного брата», выползшего из подземного схрона. А уважение к власти что у корейцев, что у китайцев прошито на генетическом уровне.

Азиаты залопотали по-своему, обращаясь не к Олегу, друг к другу. Затем вперед выступил один, очевидно руководитель (шлем у него единственного был не белого, а красного цвета). Заговорил на чистом и правильном русском языке. Даже на чересчур правильном: ни одной незаконченной, неполной фразы, коими изобилует живая речь. И оттого звучащие почти без акцента слова казались глубоко чуждыми, словно синтезировала их бездушная машина, напичканная всеми правилами великого и могучего.

– Здравствуйте, я руководитель туристической группы из Китайской Народной Республики. Мы следуем в город Кингисепп согласно маршрутному плану, утвержденному в областном комитете по туризму. Представьтесь и вы, пожалуйста.

Расчет, что его по умолчанию примут за представителя власти, не оправдался. Олег вынул из нагрудного кармана удостоверение, продемонстрировал пару секунд в раскрытом виде, убрал обратно.

– Инспектор госрыбохраны Званцев. Рыбной ловлей в пути следования занимаетесь?

Удостоверение было настоящим, но давало всего лишь права внештатного инспектора-общественника. Очень скудные права, честно говоря: предпринимать самостоятельно какие-то действия против нарушителей правил рыбной ловли нельзя, лишь помогать штатным инспекторам при рейдах и других мероприятиях. Хуже того, удостоверение уже год как просрочено. Обзавелся им Олег не для того, чтобы ловить браконьеров, а чтобы самому при случае не оглядываться на правила.