Читать книгу 2 наверху - Виктор Улин - Страница 3

– Явились, Дмитрий Викентьевич? – Ильин поднял голову от стола, заваленного грудой изъятых мобильных телефонов. – Я уж думал, вы про экзамен забыли.

– Забыл, – с улыбкой ответил Панин. – Да вот Константин Петрович напомнил.

Доцент кафедры дифференциальных уравнений Аркадий Валентинович Ильин – желтолицый карлик с красиво зачесанными седыми волосами – непрерывно менял жен.

Одни говорили, что их у него имелось четыре, другие утверждали, что не меньше шести, причем последние пять были из студенток.

Как все низкорослые мужчины, Ильин обладал мощным темпераментом и предпочитал женщин статных.

Будучи достаточно талантливым математиком, он тратил слишком энергию на удовлетворение либидо, до пятидесяти с лишним лет не защитил докторскую.

Его уважали за ум, но не любили за характер; даже манера обращаться ко всем на «вы» и по имени-отчеству отдавала иезуитством.

Работать в паре с Ильиным никто не соглашался, начальство назначало вынужденно бессловесных.

Этим летом наказание выпало Панину.

Окончив аспирантуру в Alma mater, он защитился в срок, восемь лет назад. Но из-за перманентного пьянства Зотова, не участвующего в университетских интригах, кафедру обделяли в ставках.

В итоге Панин целых три года работал простым ассистентом со степенью, старшим преподавателем стал с опозданием.

Теперь все шло по плану, будущей весной из «ИО» предстояло стать реальным доцентом.

Бумажная волокита подразумевала положительные характеристики, ради которых следовало безропотно слушаться всех начальников: от завкафедрой до ректора.

– В общем, готов к труду и обороне, – Панин вздохнул. – Начинаем?

– Без вас бы давно начал, – Ильин уничтожающе сверкнул очками. – Да ваша подпись нужна. Кто у нас первый?

– Тюльнёва, – ответил он, взглянув в список.

– Тюльнёва! – на правах старшего позвал Ильин и взял из стопки экзаменационный лист.

– Иду!

В последнем ряду поднялась высокая девица.

Фигура ее изобиловала богатыми изгибами.

Невыразительное круглое лицо было покрыто прыщами, говорящими о потребности в мужчине.

В столе под крышкой – скрытно от абитуриентов – лежал листок, на котором было крупно написано: «2 3 4 5».

Коллеги-экзаменаторы испокон веку пользовались этим средством, чтобы без слов обсудить оценку, указав пальцем нужную цифру.

Сейчас гаджет вряд ли мог пригодиться.

Раб обильной плоти, Ильин порой становился необъективен.

Приемный экзамен был рулеткой для абитуриентов; сейчас, вероятно, пришел такой случай.

Панин не посмотрел вопросы билета, не взглянул в ответ, написанный ровным почерком, не стал слушать – отвернулся к окну и подумал об Галине Сергеевне.

Точнее – о ее словах.

Он не собирался жениться.

Не собирался пока и – возможно – вообще.

Девяносто процентов мужчин жило в браке.

Панин жил легко.

Он находил женщин то в старой памяти, то на сайтах знакомств, получал удовлетворение и не планировал ничего серьезного.

Бывший одноклассник – нынешний врач-педиатр, главный детский гастроэнтеролог облздрава, доктор медицинских наук – повторял программную фразу:

– «Невозможно получать чувственные радости от женщины, с которой пользуешься одним унитазом.»

С этим утверждением нельзя было не согласиться.

Но сегодня Панин подумал, что доктор не совсем прав.

Что годы уходят неощутимо и скоро их останется совсем мало.

Что сейчас он – не молодой, но и не зрелый человек, у которого все впереди.

Математик с наполовину написанной докторской, которую можно возобновить.

Возможно, стоило остепениться, уйти из зоны венерических рисков и жить с одной женщиной.

На матфаке университета женщин работало столько же, сколько мужчин.

Но ни одна – кроме лаборантки Галины Сергеевны – не вызывала нужного отклика.

Думать о том было грустно.

–…Очень хорошо! – голос Ильина вырвал из невеселых дум. – «Отлично»… Дмитрий Викентьевич не возражает?

– Не возражает… – откликнулся Панин.

Все поступающие на специальность «менеджмент» были одинаковыми неучами.

Сюда шли интеллектуальные отбросы, которым не нашлось места даже в Полицейской академии.

Всем можно было поставить хоть «пять», хоть «два», поскольку их знания равнялись минус бесконечности.

Сам Панин находился в скверном настроении из-за того, что звонок заведующего оторвал от Галины Сергеевны.

Но старый сморчок Ильин имел право на приоритеты по своему вкусу – опять-таки, потому что все абитуриенты были одинаковыми дураками и дурами.

–…Где ведомость, давайте подпишу!

– Йессс! – воскликнула Тюльнёва, повернувшись к аудитории.

– Обэхээс… – вполголоса буркнул Панин и выкликнул следующую по списку фамилию: – Коровкина!

Девушка, поднявшаяся со второго ряда, была не в Ильинском вкусе.

Небольшая, со скромным бюстом и светлым личиком, на котором неестественно выделялись губы, накрашенные алой помадой, она явно приехала из деревни.

Об этом говорил тот факт, что в жаркий летний день девушка поддела черные колготки под светлое платье, как никогда не делали горожанки.

– Дмитрий Викентьевич, начинайте, – сказал Ильин, вытащив телефон и что-то там рассматривая. – Я послушаю.

– «Формулы сокращенного умножения», – прочитал Панин первый вопрос билета.

– Ну да, они, – подтвердила девушка с комедийной фамилией. – Они самые.

Ее взгляд был столь радостным.

– Давайте сюда, – сказал Панин, отложив в сторону билет и протянув руку.

На листе, не испачканном посторонними записями, значилось лаконично:

(x + y)² = x² + 2xy + y².

– Хорошо, – он кивнул. – И даже очень. Второй вопрос…

– Что – «хорошо», Дмитрий Викентьевич? – спросил Ильин. – Формулу я вижу. Но что она означает? Я вас спрашиваю, Коровина…

– Коровкина, – поправила девушка.

– Извините, Коровкина. Прочитайте, что вы тут понаписали.

– Ха плюс у два наверху равно ха два наверху плюс два ха-у плюс у два наверху, – бойко проговорила абитуриентка,

– Что за «ху», кто наверху?! – Ильин взвился так, словно это касалось его лично.

– Это…

–…Что вы несете?

– Формула написана правильно, – не давая Коровкиной раскрыть рта, ответил Панин.

Как математик он должен был быть возмущен, но как человек понимал, что будущему менеджеру эти чертовы формулы сокращенного умножения понадобятся не более, чем собаке пятая нога.

– Девушка волнуется, запуталась, – добавил он.

– Волнуется она… – с ядом ответил желтолицый доцент. – Не здесь надо было волноваться!

– Но я, тут…

– Идите. Неудовлетворительно!

– Послушайте, Аркадий Валентиныч, – возразил Панин. – Давайте посмотрим второй вопрос!

Не понимая себя, он защищал несуразную абитуриентку.

– Чтобы еще одно «ху» увидеть, только внизу? Не о чем говорить, – отрезал Ильин. – Человек не может внятно прочитать то, что написал сам. Неудовлетворительно.

Схватив со стола экзаменационный лист, он сунул его девушке в руки.

– На будущий год приедете поступать. И попросите, чтобы вам кто-нибудь эти формулы прочитал вслух прежде, чем явитесь на экзамен.

Закусив губу, девушка встала и деревянной походкой прошагала к двери.

– Кто там следующий? – спросил Ильин. – По списку… господин Малышев, не так ли?

–…Можно я, я уже готова!

Девица, которая поднялась из среднего ряда, была еще более телесатой, чем Тюльнёва. На сегодняшнем экзамене лимиту «пятерок» явно предстояло исчерпаться.

– Начинайте сами, Аркадий Валентиныч, – тихо проговорил Панин. – Мне нужно в туалет.

Работа в паре с Ильиным была епитимьей перед очищением на доцентское звание, но никто не мог заставить работать всерьез.

Выйдя в коридор, он достал бумажник.

Наличности нашлось двести рублей: четыре грязных бумажки по пятьдесят, одну из которых предстояло разменять в маршрутном автобусе на пути домой.

– Принимай сисястых девок сам, старый козел, – громко пожелал Панин закрытой двери. – А я пошел в банкомат за тремя сотнями для Леонида Леонидовича.