Читать книгу Отель «Калифорния» - Виктор Улин - Страница 11

Тормоза скрипнули, машина остановилась.

Тихо играла магнитола, шумела печка, гудел выжимной подшипник, щелкали дворники за мокрым от тающего снега лобовым стеклом.

В салоне сильно пахло новыми Елениными колготками.

– Приехали? – с облегчением спросила она. – В самом деле, я тоже как-то вдруг устала. А где гостиница?

– Сейчас увидим, – ответил он.

Открыв дверцу, Громов выбрался наружу и погрузился по щиколотку.

Пушистый и холодный на вид, снег лежал рыхлым слоем, слабо искрился под лучами фонарей: длинных белых, висящих над проезжей частью, и теплых шарообразных, выстроившихся вдоль тротуара.

Кругом звенела просторная пустота, подчеркнутая безлюдьем.

Сзади вздымался заснеженный откос высотой в несколько десятков метров, по нему поднималась широкая лестница, обозначенная такими же тусклыми бусинами. За кормой «Нексии» тянулись две глубоких борозды, впереди лежала нетронутая целина.

Дальше виднелся низкий парапет, правее стоял темный пьедестал с серым катером. Два широких винта, напоминающие четырехлистные лопухи, алели в свете ртутного прожектора.

А еще дальше простиралось сплошное снежное поле.

Оно было бескрайним, только у самого горизонта мерцали какие-то земные огоньки.

–…И что тут?

Щелкнул замок, из-за машины поднялась черная шубка.

– Смотрите сами, – сказал он. – Что видите?

– Не знаю… – Елена подняла голову. – Какая-то лестница до небес. Гостиницы нет. Где мы?

– Не туда смотрите.

Он шагнул к ней, печатая первые следы, взял за плечи, повернул в обратную сторону.

– Что тут?

– Катер, – сказала она. – Однотрубный, очень старой конструкции, наверное, паровой. Как он тут оказался?

– А дальше что?

– Снег не знаю докуда, больше ничего. Где город, где гостиница?

– Вы мечтали о море, я вас к нему привез, – Громов усмехнулся. – Ну, почти к морю. Правда, пока мы ехали, оно слегка замерзло.

– Море не замерзает, – возразила Елена. – Оно соленое.

– Конечно. Потому что в нем селедка плавает… Балтийское замерзает, и еще как.

– Ничего оно не замерзает. Опять напридумывали. Что, я на Балтике не бывала?

– Бывали, должно быть, летом. Или в других местах. А я там жил зимой. Соли в Балтийском море почти нет, у берега замерзает везде. Знаете Маркизову Лужу?

– Нет, откуда… Я в Ленинграде никогда не была, не получилось как-то, даже когда ехали в Финляндию через Петербург, перебрались на такси с вокзала на вокзал и города не увидели. А где эта ваша лужа? На Карельском перешейке?

– С другой стороны. В Мартышкино. Неподалеку от Петергофа, где фонтаны – ниже по карте. Там мелководье, замерзает на километры. Выходишь к берегу – снежные равнины и сухой камыш на ветру ш-ш-ш, ш-ш-ш…

В Елениных волосах посверкивал снег, который продолжал тихо падать.

Громов накинул ей на голову капюшон.

– Зачем шапку покупали? Чтобы лежала в машине, а вы мерзли? Какая вы все-таки непослушная, Елена! Хотите превратиться в кошку с красным носом?

– Мне не холодно и мы вышли всего на минутку. Но что это на самом деле, не море ведь, и не поле?

– Я думаю, это Волга.

– Ничего себе какая она широкая!

– А вы что – никогда не видели Волгу?

– Представьте себе, Александр – никогда. В Казани бывала несколько раз, меня возили на машине, всю дорогу болтали, ничего не замечали. А она, оказывается, такая огромная… Как море, в самом деле.

– Это еще не самая огромная. Вот ниже, около Самары… Когда приходилось ездить в Москву на поезде – это что-то. По мосту состав еле тянется и я не подходил к окну.

– А почему?

– Страшно. Кругом черная вода и вагон висит в воздухе. А я до ужаса боюсь воды, хоть рак по гороскопу… Вам смешно?

– Нет, не смешно. У каждого свои страхи. Я боюсь мышей.

– Вы истинная женщина, Елена. А мне смешно по другому поводу. Вы не заметили Волгу и оказались в Казани, а мы пропустили Нижний Новгород и очутились на Волге.

– А вообще, как мы с вами сюда попали? Ведь вроде ехали в гостиницу?

– Вот порвите меня на куски, если я это знаю!

Нижегородская ночь, пустая заснеженная набережная, необъятный волжский плес под черным небом – все это наполняло душу чем-то невнятным.

В бешеной гонке с жизнью неожиданно наступила передышка и Громов не знал, что будет дальше.

– У меня один раз было что-то подобное, – заговорил он. – На предыдущей работе. Однажды мы поехали в Пермь вдвоем с коммерческим директором…

– Женщиной, – подсказала Елена.

– С мужчиной, женщин в той фирме не было. Ехали без карты, он сказал, что знает хорошую дорогу, по которой будет короче, чем по «Р-315»…

– Это которая на Оренбург?

– Нет, на Оренбург четырнадцатая. Пятнадцатая – «Уфа-Пермь», в другую сторону… Ну неважно, в общем, выяснилось, что он ни черта не знает, ехали по указателям и смеялись до смерти.

– А почему смеялись?

– Потому, что в Пермском крае названия населенных пунктов одно другое краше и все нецензурные, стесняюсь повторить… Ехали мы, ехали, повернули не туда, въехали в Осу и того не заметили.

– Вас осы до смерти искусали?

– Нет, осы не успели. Это у них такой городок – Оса. Мы не поняли, пока не выехали на берег: точно такой же, как здесь, дорога обрывается и впереди вода, сколько видит глаз. Хорошо, на тормоз успел нажать.

– А что это было?

– Камское водохранилище. Раз в пять шире Волги, если не в десять.

– Ну, Александр, у вас на каждый случай жизни есть своя история. Без вас с тоски бы умерла…

Она засмеялась, опять легко и весело.

– Так вот, Елена, здесь то же самое, – Громов развел руками. – Если бы мне велели подъехать к этому катеру, объяснили все до каждого светофора, никакое волчье чутье не помогло бы, заблудился и спуск к Волге искал целый час. А тут мы все проболтали, как две Незнайки в Солнечном городе, не заметили ни одной гостиницы, но как попали сюда, ума не приложу.

– Это не удивительно, – сказала Елена. – Кто со мной свяжется, сто раз пожалеет.

– Когда я учился в Ленинграде, у любого таксиста в любое время суток можно было купить водку, – ответил он.

– Гениально! – она похлопала в ладоши. – Чехов отдыхает с его жарой в Африке! К чему вы это вспомнили? В те времена часто ездили на такси?

– Нет, студентом я вообще на такси не ездил. А сейчас…

По дороге, идущей вдоль откоса, с шелестом проехала машина. Ее фары светили тускло, удаляющиеся красные габариты подчеркнули холодную пустоту берега.

– И, кстати, Елена, – заговорил Громов. – Мы с вами, кажется, въехали в пешеходную зону: смотрите, вон там наезжено, а тут ни одной колеи. Такое со мной случается редко. Надо убираться, пока не очнулись какие-нибудь менты. На ДТП их ждали три часа – когда не надо, появятся, как черти из ларца и с моими номерами несдобровать. Уезжаем отсюда, возвращаемся в город, кого-нибудь остановим, узнаем, где поблизости гостиница.

– Подождите Александр, – Елена смотрела через его плечо. – Тетка какая-то спускается сверху, у нее спросим.

– Садитесь в машину, я спрошу,

– Нет, хватит вам бегать, теперь моя очередь. И потом, ночью она испугается незнакомого мужика.

Елена побежала по снегу. За ней оставался ровный пунктир.

Громов смотрел ей вслед и ощущал, что смертельно устал.

Последние десятилетия он работал на износ, мотался туда и сюда, словно привязанный к тем самым крыльям мельниц. В круговерти не ощущалось усталости, каждая решенная задача сулила еще более удачную следующую.

Но сегодня он споткнулся – на ровном месте и не по своей вине – и понял, что до предела изможден.

И одновременно казалось, что сейчас идет какая-то другая жизнь – совсем не та, которую он вел все эти годы. Почудилось, что они с Еленой связаны чем-то прочным, а не только ее полуразобранной машиной, которая висела сейчас на подъемнике.

Снег валил все гуще; сквозь пелену казалось, что красные винты катера ожили и начали вращаться.

–…Александр!

Громов обернулся.

Елена, стояла перед ним, дышала возбужденно.

– Александр, вы самый мудрый волк из всех, кого я знаю.

– В чем именно на данный момент? – усмехнулся он.

– Мы приехали к гостинице! Прямо к гостинице! Ну, почти прямо.

– А какая здесь гостиница?

– «Волжский откос», лучшая в городе. Мы попали как раз, куда надо!

Сорокасемилетняя виолончелистка, выпускница Московской консерватории, размахивала руками, словно пионерка, которую пообещали пропустить на фильм из категории «до 16 лет».

– Но, Елена, где гостиница?

– Вот, вот, там – видите, лестница?

– Вижу, да.

– Сверху справа их кремль, стена зубчатая, но нам не туда. Вон там, левее, Чкалов стоит!

– Чкалов?

Присмотревшись, Громов увидел крошечную фигурку, которая парила в снежной высоте, поддержанная ртутным сиянием.

– Надо же, точно такой, как в Оренбурге, – сказал он. – Только там нет лестницы.

– А тут есть и называется «Чкаловская». Так вот, дальше Чкалова и чуть выше видите огоньки?

– Вижу… пожалуй, – согласился он.

Наверху что-то светилось сквозь голые деревья – не прожекторным, а теплым домашним светом.

– Так вот где-то там «Волжский утес».

– Так все-таки «откос» или «утес»?

– А вот не знаю, – Елена махнула рукой. – Бабка так назвала, потом эдак, сама путает. По ее виду не скажешь, что она хоть раз в жизни бывала в отеле. Ну неважно – главное, мы приехали куда надо и гостиница рукой подать.

– Подать, да. Но как туда попасть…

– Да как нефиг делать. По лестнице вверх и от Чкалова метров двести.

– По лестнице поднимемся и машину на себе затащим, – подтвердил Громов.

– Балет, не подумала спросить, как туда отсюда доехать…

Елена потерла лоб.

– А при чем тут балет? – спросил он. – Думаете туда допрыгать?

– Да нет, прыгать не будем. Это в консерватории был у нас курсе один азер, учился на контрабасе…

– Это который вдвое больше вашей виолончели?

– Нет, на духовом. Огромная медная труба, надевается на плечо. Раньше называли «геликон».

– Ясно. Так что ваш азер? С контрабасом на плече прыгал вверх по лестнице?

– Нет. Он любил ругаться по-русски, говорил, что в азербайджанском нет ругательств. Но некоторые звуки не мог произнести, обзывал кого-нибудь падшей женщиной, а получалось – «балет».

– Ну, Елена, с вами тоже не соскучишься, – Громов засмеялся.

– Стараюсь не отставать от вас, Александр. Ну так что, садимся и едем?

– Садимся и едем. А насчет того, как доехать, не переживайте. Я сориентировался, поднимемся наверх, там разберемся.

Кажется, изнурительный день подходил к концу. Нашлась гостиница, впереди ожидал душ, ужин, выпивка и маленький номер, где можно было забыться до утра.

Елена первая забралась в машину. Она, конечно, была измучена еще больше.

Снег продолжал падать, но уже не казался таким холодным.

– Послушайте, Елена, – спросил он, торя целину к проезжей дороге. – А в песне про отель «Калифорния» о чем говорится еще, кроме того, что виски нет с шестьдесят девятого года?

– Сначала в общем ни о чем. Как и во всех таких песнях, главное ритм, не слова. Как он ехал по пустынному холодному шоссе, овеянный дымком марихуаны, и вдруг увидел впереди огоньки – это оказался отель, где найдется место в любое время года, и она стояла в дверном проеме со своей любовью навсегда… И припев – «рады видеть вас в отеле «Калифорния», это чудесное местечко»… И все так хорошо.

– В самом деле хорошо, – Громов кивнул. – Местечко на утесе обещает быть чудесным.

– А в другом варианте русского перевода – не он едет, а она, и он обнимет ее своей любовью.

– Тоже хорошо. А в нашу «Калифорнию» мы едем вместе и обнимем друг друга любовью без всяких «он» и «она»? Так, Елена? Попросим два соседних номера, чтобы нас разделяла только стенка.

Он усмехнулся, не придавая значения словам, подыгрывая теме.

– Так, конечно, – серьезно ответила она. – Но в оригинальном варианте есть последний куплет, который не переводился на русский.

– И что там?

– Ночной портье говорит: «Мы принимаем всех, ты в любой момент можешь расплатиться и выписаться, но ты никогда не сможешь отсюда уехать».

– Мы вдвоем, мы сможем, – возразил Громов. – Переночуем и уедем.

Елена не ответила.

Двигатель натужно ревел на первой передаче, вытягивая машину вверх по Волжскому откосу.