Читать книгу Мастер по интиму - Виктор Улин - Страница 2

В детстве я не читал ни «Трех мушкетеров», ни «Алису в стране чудес». Моей любимой была старая-престарая книга «Парикмахерское искусство», невесть как оказавшаяся в маминой библиотеке.

Я зачитал ее до дыр, мог бесконечно рассматривать греческие валики в жемчужных нитях, сравнивать парусники на голове Марии-Антуанетты с убогими буклями пушкинских времен.

Подростком я понял, какую роль во внешнем виде человека играет хорошо сделанная прическа, и профессию выбрал осознанно.

Нацелившись на результат, после школы я поступил в колледж бытового обслуживания и окончил его по специальности «парикмахерское дело». Наш выпуск оказался последним: группу упразднили, через пару лет развалилось и само учебное заведение.

После колледжа надо мной нависла угроза призыва. Армию я считал абсолютным злом и ради того, чтобы не служить, был готов отрезать себе руку. Но резать не пришлось: с помощью тестя, имевшего связи, мне удалось навсегда «откосить» от защиты отечества по состоянию здоровья. На самом деле я был здоров, как бык: не пил, не курил, не кололся, не закидывал таблеток — и мне открывалась жизнь без единого ненужного поворота.

Мастера-мужчины – да еще и с дипломом о среднем специальном образовании — в нашем убогом городе были на вес золота.

Поэтому меня с радостью приняли на работу в салон красоты, лучший в районе и довольно престижный.

Я говорю про «приняли», поскольку на самом деле имел трудовую книжку с соответсвующей записью, мне шла символическая зарплата и что-то отчислялось в пенсионный фонд, хотя о пенсии я думал примерно как о смерти.

На самом деле зарабатывали мы с выручки по системе «пятьдесят на пятьдесят». Это означало, что с каждой стрижки половину заплаченных денег мы оставляли себе, а половину отдавали хозяину — моему ровеснику, армянину по имени Рубен.

Такая система была общепринятой. В последнее время хозяева парикмахерских вообще не набирали работников, а отдавали кресла в аренду за фиксированную дневную сумму. Иногда это оказывалось выгодно и тем и другим, иногда только тем, иногда — только другим.

Формальное трудоустройство создавало нам иллюзию уверенности в завтрашнем дне, а хозяин знал, что салон в самый неподходящий момент не окажется закрытым из-за ухода арендаторов. Так или иначе, нынешней системой были довольны все.

Когда я сюда пришел, заведение процветало. Статус салона красоты давал возможность держать высокие цены и приманивать клиентов широким спектром услуг.

У Рубена в городе имелось два салона.

Наш был женским и назывался «Нефертити».

У меня название вызывало усмешку: каждый образованный человек знал, что легендарная египетская царица — тысячелетний символ женской красоты — в парикмахерских услугах не нуждалась, ей хватало постижера. Причесок она не делала, а носила парики, под которыми оставался ежик в пять миллиметров.

Но армянин, оборудовавший парикмахерские на отцовские деньги, древней истории явно не знал.

Не знал он и того, что Наполеон Бонапарт мог похвастаться прядью жидких волос, перекинутых через лоб: второй салон — мужской — носил имя покорителя Европы.

Однако названия не играли роли в процессе.

«Нефертити» занимала трехкомнатную квартиру на первом этаже большого дома в одном из «спальных» районов города. Вход был устроен через лоджию, куда вела лестница со ступенями из искусственного мрамора и хромированными перилами. За предбанником открывался холл с диваном и стойкой администратора. Самая большая комната была отдана под зал, там имелось шесть кресел — по три вдоль стен. В смежной стояли три стационарных фена и лунообразный столик маникюрши. Кухня средних размеров служила комнатой отдыха, там же разместилась стиральная машина для полотенец и пудермантелей. Санузел был хорошо отремонтирован, в нем действовал душ.

Работа в салоне доставляла удовольствие – не только из-за бытовых условий, но и благодаря продуктивности.

Район был огромным и молодым. А парикмахерских на несколько кварталов, застроенных девяти- и двенадцатиэтажками, имелось всего две, в разных концах. Причем вторая была забегаловкой с общим залом, провонявшим старыми волосами. Там стриглись те, у кого не находилось времени, денег или необходимости в высококлассном стилисте.

Наша «Нефертити» была специализированной: сюда шли женщины, для которых внешний вид являлся приоритетной сущностью.

Поток желающих подровняться, подстричься, уложиться, покраситься или сделать профессиональный макияж перед вечеринкой не иссякал целыми днями. Половина мастеров работала по записи, половина принимала в порядке живой очереди. Диван в холле всегда был занят, иногда какая-нибудь из страждущих ждала очереди снаружи, сидя в машине.

Девушка-администратор – каждое утро уложенная кем-нибудь из мастеров и самостоятельно замазавшая тональным кремом прыщи на щеках – не успевала отвечать на звонки.

Выручка лилась рекой, добродушный армянин по результатам каждого месяца выписывал премию отличившемуся мастеру. Денег хватало и так, премированная накрывала стол и угощала всех шампанским.

Жизнь казалась прекрасной. Но потом ситуация начала меняться – как всегда, не в лучшую сторону.

Наш Рубен был парикмахерским пионером в районе. Оценив спрос и предложение, в нишу стали вползать другие предприниматели. Не имея размаха – и не обладая средствами – они не оборудовали свои салоны кондиционерами и не устилали полы керамогранитом. Мелкие парикмахерские возникали где угодно, вплоть до облупленных полуподвалов или закутков на продуктовых рынках. Появились мастерицы, которые ставили кресло, выгородив черный ход из подъезда. Некоторые обслуживали по записи на дому.

Тесть рассказывал, что в конце восьмидесятых годов прошлого века в России шел видеобум: на каждом углу открывались салоны, где с кассет убойного качества демонстрировались боевики с Джеки Чаном. Примерно тоже происходило сейчас, в районе начался парикмахерский бум.

Стригли все, стриг каждый, кто мог, даже если не умел.

От такой экспансии количество клиентов не увеличилось и волосы не ускорили роста, люди не стали стричься чаще, чем прежде.

У нас в «Нефертити» упала выручка.

Обеспокоенный Рубен стал искать варианты, позволяющие оттянуть на себя клиентуру.

Все виды чисто парикмахерских услуг у нас уже имелись. Устанавливать в маленьком зале модный солярий он не стал из-за каких-то тонкостей с САНпинами помещения.

Как следует подумав, Рубен придумал вариант, какого в нашем районе не было: интимную стрижку.

Услуга означала наведение красоты на ту часть тела, которую прячут даже на пляжах, за исключением нудистских.

Впрочем, нудистов в нашем городе не водилось: они являлись атрибутом развратной Европы, а мы лежали на границе Азии.

Пунктом интимной стрижки хозяин назначил «Нефертити», полагая, что подобное остается уделом женщин.

В последнем он ошибался: войдя в курс дела, я узнал, что о внешней красоте детородных органов истинные плейбои заботятся куда больше.

Впрочем, ошибся Рубен и во всем другом.

Почему выучить на мастера по интиму он решил меня – единственного мужчину в салоне – осталось неясным.

Путь к новой профессии оказался непростым.

Сначала Рубен послал меня в крупнейший городской центр подготовки парикмахеров – самое серьезное заведение подобного рода, оставшееся на развалинах колледжа. Но там выяснилось, что для нашего региона услуга интимной стрижки нехарактерна и на нее не учат.

Подумав еще немного, Рубен раскошелился всерьез и отправил меня в Москву.

Жене я наврал, что еду повышать квалификацию.

Я любил ее и после женитьбы не гулял. Но известие о том, что я буду учиться стричь непристойные места, могло навести на ненужные мысли.

Курсы мне понравились, учеба показалась интересной. Причем дело было не в том, что за месяц я увидел столько разнообразных женских интимных мест, сколько не видел за предыдущую жизнь даже на порносайтах.

Мне было интересно постигать новое направление парикмахерского искусства, ведь и в колледже я учился с увлечением.

Пройдя все этапы и успешно защитив выпускную работу, я получил материалы, альбом образцов и красочный сертификат, который говорил, что Константин Сурин прошел полный курс обучения технике интимной стрижки.

Довольный жизнью и судьбой, на остаток денег я купил в аэропорту «Домодедово» мексиканскую перламутровую брошь для жены и полетел в родной город.

Там меня ждала привычная «Нефертити», которая – если верить преподавателям – свои интимные места брила под ноль.

Но оказалось, что за время моего отсутствия все переменилось.

Уезжал я осенью, вернулся зимой – зима настала и в салоне.