Читать книгу Мастер по интиму - Виктор Улин - Страница 4

Когда я ходил в центр подготовки мастеров-парикмахеров, мне пришлось ждать в приемной, пока освободится директор – знакомая Рубена.

У той находился какой-то предприниматель, пришедший в поиске работников для вновь открытого заведения. Видимо, он тоже был знакомым, потому что сидел долго, а когда выходил, из открытой двери хлынул запах кофе.

На пороге мужчина в немецких сапогах и красном пуховике от «Финфлэр» за сорок тысяч задержался, добавил что-то еще. Из глубины директорского кабинета раздался хорошо поставленный голос:

– Мы обо всем договорились! Я направлю вам выпускников с ближайшего потока, но имейте в виду, что вы будете иметь дело с отбросами общества!

Утверждение шло на грани брани, но я не мог с ним не согласиться.

Нынешние парикмахерши в самом деле являлись отбросами общества. Они представляли характерный для наших времен тип женщин, когда работы по специальности не найти, сетевой маркетинг надоел, а неквалифицированные места заняты. Подобным оставалось лишь одно: двухнедельные курсы, удостоверение мастера низшего разряда и убогая парикмахерская в нескольких кварталах от дома.

Они именовались «мастерами-универсалами».

Квалификация означала способность обслуживать и женщин и мужчин. На самом деле универсальность такого мастера заключалась в том, что он стрижет и тех и других одинаково плохо.

Такими были мои нынешние коллеги, включая Валентину, сохранявшую положение старшей. Все они когда-то где-то кое-как отучились, но мастерами не являлись.

В салоне профессионалом был только я.

Валентина, Алина и Зоя работали по минимальному уровню: подравнивали, подстригали, красили, укладывали. Но настоящие произведения парикмахерского искусства – выпускные и свадебные прически стоимостью в несколько тысяч рублей – умел делать только я.

Это было известно всему району, ко мне шла запись и я зарабатывал достаточно.

Если женщины обсуждали варианты уйти из «Нефертити» и заняться торговлей цветами или похоронными принадлежностями, то я не собирался ничего менять в своей жизни. На дне общего упадка я оставался человеком.

В первый период работы я не обращал внимания на коллег: весь день был занят неиссякающими клиентами.

После возвращения из Москвы у меня появилась масса свободного времени, поскольку дорогие прически все-таки не шли потоком, и я пригляделся к женщинам, с которыми делил часть своей жизни.

Ни одна из них не могла назваться дурой. У каждой имелась определенная житейская хватка.

Например, Зоя время от времени угощала всех дармовым коньяком. Он в самом деле доставался даром, для этого была разработана процедура. Зоя покупала коньяк к каком-нибудь магазине, оставляла его дома и шла в супермаркет «Пятерочка», где продавался точно такой же. После какого-то московского теракта там ликвидировали камеры хранения, а систему упаковки сумок – как в «Перекрестке» – не внедрили. Улучив момент, она брала коньяк с полки, а на выходе предъявляла кассиру чек из другого магазина. Несмотря на простоту операции и камеры слежения во всех отделах, Зою ни разу ни поймали. В самые удачные дни ей удавалось найти нужный чек среди мусора под прилавком «Мастера вин», и тогда не приходилось тратиться даже на первую бутылку.

Все три женщины когда-то были довольно приятными. В нынешнем возрасте на них лежала печать недоброй озабоченности, лица потеряли остатки красоты. Реально злыми они не были, между собой не ругались и без крайней нужды не хамили. Но в салоне висела такая невеселая аура, что даже самый говорливый клиент замолкал через пару минут и никто не задерживался дольше необходимого.

Будучи вполне приличными, мои коллеги имели неухоженный вид, да и вели себя не по-женски. На кухне они употребляли матерные обороты, в каждый удобный момент ходили курить под крыльцо, не следили за безупречностью маникюра.

Моя жена – фармацевт по образованию – не имела отношения к красоте, работала менеджером на аптечном складе. Но она была в тысячу раз женственней, чем Зоя, Валентина и Алина, вместе взятые.

Зарабатывали они сущие копейки, поскольку серьезные заказы в «Нефертити» исполнял только я.

При этом мои коллеги вели обычное существование. У всех трех имелись мужья, дети и, кажется, любовники. Впрочем, в мелочах я не разбирался,

Их жизнь была насыщенной и не бедной на простые удовольствия. Но они оставались хмурыми; я ни разу не слышал, чтобы хоть одна без причины рассмеялась.

И даже простая улыбка была у нас столь же редка, как бабочка в январский день.

Тем не менее, внутренняя атмосфера оставалась нормальной. Отчаявшиеся в жизни женщины не срывали злобы друг на дружке и ко мне относились хорошо.

Причиной последнего не являлось то, что я был мужчиной. Мужчины они во мне не видели, видели коллегу, товарища по несчастью в кризисное время.