Читать книгу 2 наверху. Ее судьба - Виктор Улин - Страница 6

– …Дмитрий Викентьевич!

Панин обернулся.

По пологому тридцатиметровому крыльцу физматкорпуса – на которое, по слухам, университет списал миллион рублей – спускался доцент Куценко.

– Я, Федя, я! – ответил он, останавливаясь.

Шаляпина некоторые недолюбливали из-за хохляцкой манеры подтрунивать, но Панину он нравился.

– Ты домой?

– Нет, к цыганкам в «Яр», – он отер пот со лба. – Домой, Федор Иваныч, куда же еще? А что?

– Поехали, подвезу, – предложил Куценко, качая на пальце брелок в форме тигриного клыка. – Чем на автобусе час париться.

– Федя, я в Сипайлове живу, – возразил Панин. – А ты вроде в Зеленой Роще, нам разве по пути?

– Ну да, я в Зеленке…

Доцент нажал кнопку – стоящая в ряду других серебристая корейская машина узбекского производства мигнула фарами, проскрежетала и завелась.

– …Но сейчас мне надо в твою Сипуху. Так что поехали.

– И что ты там забыл? Хотя догадываюсь. Не «что», а «кого».

– Мастерство не пропьешь! – Шаляпин ухмыльнулся. – Правильно мыслишь, Дмитрий Викентич.

Куценко и в студенческие времена был отъявленным бабником, хотя, в отличие от Горюхина, всегда действовал аккуратно.

Обузданный семьей и двумя детьми, он не бросил привычек.

– Ну если правильно, то подвези, – согласился Панин. – Буду тебе очень благодарен.

Ехать даже в крошечной машинке, напоминающей унитаз на колесиках, было лучше, чем провести час среди людей, которые моются раз в неделю.

– Немного поторопился заводить, – вздохнул Куценко, когда они спустились на стоянку. – Жара и душно, придется постоять с открытыми дверьми. В этом пидарасном «Матизе» нет даже кондиционера, следующую тачку буду брать с климат-контролем.

– Ты молодец, Федя, – сказал Панин, бросив свой портфель вслед за куценкинским на заднее сиденье. – Своя машина – это своя машина. Куда захотел, туда поехал.

Вздохнув, он подумал, что, имей транспорт, мог бы время от времени уговаривать Галину Сергеевну на визит.

– Ну а ты что отстаешь? – спросил Куценко. – Ездишь пешком? Давно бы мог купить, тем более, у тебя и семьи нет.

– Куплю, Федя, через год. Все спланировано и все под контролем. Еще одна приемная кампания – и мне хватит на машину. Думаю взять что-нибудь вроде «Джетты», с автоматом и всеми опциями.

– Уважаю, Викентьич, – Куценко кивнул. – Только долго не тяни. Говорят, в будущем году приемные экзамены отменят, ЕГЭ будет одновременно выпускным и вступительным.

– Как, уже в девятом? Вроде разговоры шли, что с тринадцатого? И мы еще успеем обзавестись машинами и поменять квартиры.

– Не знаю, Дима, не знаю. За что купил, за то и продаю. Но в отделе образования о том говорят всерьез. И если так сделают, мы будем лапу сосать, а машины и квартиры станут менять школьные учителя.

– Да, уж, эти сеятели разумного-доброго-вечного…

Школьных учителей Панин не любил.

Его постоянно назначали в оргкомитет областной математической олимпиады школьников – заниматься работой утомительной и, как всегда, бесплатной.

Было противно вспоминать, к каким ухищрениям прибегали «сеятели», чтобы протащить своих учеников в призеры лишь с целью заработать себе очки и получать звание «методиста».

– Думаю, конечно, все как-то переиграется, – сказал Куценко. – Для тех, кто не смог купить хороший ЕГЭ устроят возможность сделать то же самое при поступлении.

– Хочется надеяться. Иначе работать в ВУЗе не останется смысла.

– Смысл, Дима, найдется по-любому. Помнишь анекдот про американца и русского?

– Не помню. Какой?

– «Скажите, а у вас в России есть хоть что-то, чего нельзя купить?» «Конечно есть! Но оно стоит очень дорого.»

– Хорошо бы, если так, – он кивнул. – Потому что в самом деле без машины устал.

– Но тем не менее, Дмитрий Викентич, имей в виду, что в будущем году приемная кампания может принести хрен целых и хер десятых. Так что я бы на твоем месте взял автокредит. Чуть-чуть переплатил, зато ездил.

– А кто мне его даст? с моей «иошной» зарплатой?

– Почему «иошной»? Ты разве не доцент?

– Потому, Федя, – Панин вздохнул. – Ты забыл, на какой я кафедре? Новой доцентской ставки не было сто лет.

– Ах да, точно. Удивляюсь вообще, как ты со своим пьяндыгой Зотовым сумел защититься!

– Это было давно.

Он махнул рукой, в былое уже не верилось.

– Вроде проветрилось, – сказал Куценко, заглянув в машину. – Поехали.

– Поехали. А то как бы там твое место не заняли.

– Мое не займут. А ты садись и сиденье сдвинь, ноги у тебя длинные, по земле будут волочиться.

Салон маленькой машины оказался неожиданно просторным, Панин устроился удобно.

В замкнутом пространстве приятно пахло дорогим дезодорантом, уют радовал.

Куценко неторопливо вырулил с парковки, обогнул физматкорпус, вывернул на улицу, миновал главное здание и они покатились под гору.

– Хорошо, – блаженно сказал Панин, глядя на бегущие назад дома. – Машина у тебя зашибенская, у всех воняет тухлой псиной, а у тебя как в пятизвездном отеле. И вообще, Федор Иваныч, мне тебя сегодня бог послал.

– А ты вообще что нынче такой умандошенный? – спросил Куценко. – Трахался, что ли?

– И еще как. Попринимай-ка весь день экзамен в паре с Ильиным и я на тебя посмотрю.

– Да, желтолицый полупидор кого угодно доконает.

– Последний год я перед ними прогибаюсь, – сказал он.

– Перед кем – «перед ними»? – уточнил Куценко. – Конкретно? Все мы перед кем-то прогибаемся и сами кого-то прогибаем. Главное, чтобы вторых было больше, чем первых. И чтобы первые не забывали про вазелин.

– Перед завкафедрой, через него перед деканом и кто там еще укажет, какой рукой мне держать пипирку при писяньи.

– Крепко сказано!

– Я серьезно, Федя. Получу доцентский аттестат и пошлю всех нафиг. Буду пьянствовать и срывать лекции получше Петровича, и никто мне ничего не сделает. А со званием «доцента ВАК» смогу уйти куда угодно. Хоть в академию управления при губернаторе области, математика есть и там.

– Завидую твоим планам, – сказал Куценко, затормозив перед светофором и глядя на стрелку, которая должна была вот-вот стать зеленой. – И желаю им сбыться на двести процентов. Но я не о том. Ты Гагатьку потрахал или нет?

– Нет, – честно ответил Панин, поскольку тема была фундаментальной. – Только сиськи потрогал. Она девственница.

– Сегодня девственница, завтра недевственница, – возразил Шаляпин прежде, чем повернуть направо. – Лучше скажи, как у нее сиськи? Имеет смысл вообще?

– Шаляпин, тебе что, сисек мало? Ты вроде и сейчас едешь не дрова пилить.

– Сисек много не бывает.

Панин не ответил.

Сейчас он не понимал, зачем потащил Веру Сергеевну на лестницу, замышлять что-то относительно нее было верхом неразумности.

Да и вообще было стыдно, что сегодня он вел себя, как какой-то ухарь-купец.

Однозначно, это было не его стилем.

– Ты видел, как работает типографская гильотина? – без всякой связи спросил Куценко, переключив передачу, поскольку теперь дорога шла в гору.

– Нет, откуда. А ты видел?

– Видел. В позапрошлом году, когда наша кафедра работала по приемке. Ходил в РИЗО, надо было приготовить листочки с тестами. Их печатали на А1, потом резали.

– На гильотине?

– Ну да, не ножницами же. Кладут целую стопку, выравнивают, потом нажимают две кнопки по краям стола, нож опускается – раз и пополам.

– А почему две и по краям?

– Чтобы рука не попала под нож. А так обе заняты, иначе не сработает.

– Здорово, – сказал Панин.

– Не то слово. Шайтан-машина.

– А что ты ее вспомнил сейчас?

– Да хер его знает. Подумал, что руки-ноги заняты, но если попадет пятая конечность – ахнуть не успеешь, как Гагатька навек останется девственницей.

– Далась тебе эта Гагатька, – он вздохнул. – Или для полноты списка?

– Не знаю, – Куценко беззаботно повел могучими плечами. – Такой уж я.

– Да уж, такой.

– Слушай, Дмитрий Викентьич, что я тебя хотел спросить. Ты ведь вступительные задания нынче составлял?

– Не я один, – ответил Панин. – Но материалы есть. Все, по всем специальностям. А что?

– На заочку для экономистов тесты у тебя есть?

– Есть, конечно. Я и составлял, кстати, изощрялся, как мог, чтобы у этих дураков мозги заплелись в морской узел. А ты что – на заочку остаешься?

– А ты нет?

– Нет. Отстреляем дневное и ухожу в отпуск. Всех денег не заработаешь, сил больше нет. Я ведь вместо Петровича дочитывал матанализ на втором курсе. Он, как всегда, взял, через две недели запил, спихнул на нас. Первые два семестра тащил Башмаков, вторые два пришлось мне. А там представляешь что? Кратные и криволинейные интегралы, векторный анализ, ряды Фурье – его в гробину мать… И не физики – математики, им все надо доказывать, вплоть до теоремы о неявной функции…

– Ну и порядки на вашей кафедре! – Куценко покачал головой.

– Наши порядки – не то слово. Когда я смотрю, что у Спивака и что у нас – кажется, что работаем в разных ВУЗах. У меня своей нагрузки на физфаке выше крыши, вся аудиторная. Плюс к ней еще четыре часа в неделю на матфаке, основной курс. Я читал, Петрович получал зарплату. В общем, устал до смерти. Собирался куда-нибудь поехать, в Турцию или на Кипр – но ты мне пустил ежа под череп. Может, не поеду, не буду тратиться.

– А я буду работать до упора. В свете грядущих событий хочу поменять колеса, себе возьму покруче, «Матизку» отдам жене. И сам понимаешь, в этом деле заочка – золотая жила. Ты же знаешь, кто там будет поступать?

– Знаю, бывал. Убогие, которых даже на паперти запиннают.

– Верно. Таких половина. А вторая половина – богатая шантрапа, которая пролетела не дневное, не успела, опоздала, слишком поздно передумала. Эти за ценой не постоят.

– И это верно. Я тебя понял, Федор Иваныч, – сказал Панин. – Тесты у меня дома на компе. Могу переслать через облако, можем сейчас заехать, скину тебе на флешку. У тебя есть с собой?

– Флешка и презер всегда со мной. Это две вещи, без которых не проживешь. Сколько я буду тебе должен?

– За что? – не понял он.

– За тесты для менеджеров.

– Ты сдурел, Шаляпин, – Панин покачал головой. – Я буду брать со своего товарища! За кого ты меня принимаешь?

– За разумного человека, живущего в мире рыночной экономики.

– Я живу в этом мире, но одно дело спустить шкуру с богатых родителей, которые хотят спасти дебила сына от армии. А другое – наживаться за счет такого же собрата по несчастью.

– На этот счет есть разные мнения, – возразил Куценко. – В прошлом году на приемке были дифуры, помнишь?

– Помню. Вера Сергеевна вилась около меня, ей нужно было протащить куда-то дочку материной подруги, она никак не могла выйти с ними на контакт.

– А я вышел. И за тесты для юрфака Вова Блядин взял с меня сто евро.

Фамилию доцента Владимира Анатольевича Ляндина неприлично переиначили еще в студенческие времена.

Тому были причины.

– Да уж, – Панин вздохнул. – Всегда знал, что дифуры – кафедра говённая, Ильин ее лицо, но не думал, что Блядин до такой степени бляден и жаден.

– Да ерунда, Димка, – Куценко отмахнулся рукой, свободной от руля. – Между нами, девочками, я с той сотни три тысячи поднял.

Помолчав, доцент аккуратно обогнал троллейбус, занявший половину дороги.

– Или даже больше, не помню. В общем, все люди и каждый хочет любить, и солдат и матрос. Так что…

– Федя, про деньги не будем, – отрезал Панин. – Сейчас я тебе помог, завтра ты мне. Так и живем.

– Хорошо, Дима. Решили, сейчас едем к тебе и я твой должник.

– Да ладно тебе, Федя! «Должник – не должник».

– Нет, Дима, я не такой. Ты помнишь еще один анекдот?

– Какой?

– Про то, как отправили пацана в первый раз в первый класс.

– Не помню, Шаляпин, освежи.

– В общем, он ушел в школу. Родители и всякие там бабки-дедки решили устроить торжество. Накрыли стол, поставили торт, сидят, ждут. И вот открывается дверь, заходит первоклассник и говорит…

Перебивая, в кармане Куценкинской рубашки зазвонил телефон.

– Да, – сказал доцент, выловив его и поднеся к уху, немного помолчал, слушая невнятный бубнеж. – Понял, все понял… Все понял, все… Слушай меня… Пусть ничего не делает. Ничего вообще. Сейчас не могу, перезвоню через два часа.

– Кто там? – машинально спросил Панин. – Гагатька?

– Мудакито, – Куценко снисходительно поморщился. – Девчонка, которую репетировал, сегодня получила тройбан, не хватает баллов, он вспомнил про апелляционную комиссию. Хватился, когда поезд ушел.

– Самурай хороший человек, – возразил он. – Это тебе не Вова Блядин.

– А кто спорит? Блядину я бы сказал: «Поздно, Маша, пить боржом» – и повесил трубку. А Самураю…

Сзади кто-то загудел.

– …Не бывает неразрешимых проблем, бывает мало денег…

Их обогнал справа высокий джип с тонированными стеклами.

– …Но и это в принципе разрешимо.

– Шаляпин, ты у нас просто магистр масонской ложи!

– Хочешь жить – умей вертеться, – коротко ответил Куценко.

Дорога пролетела через туннель и пошла под уклон.

– Я не для того столько лет учился – сначала как студент, потом как аспирант – защищал диссертацию, писал статьи и разработки, чтобы потом честно пидараситься на доцентскую зарплату, которая меньше, чем у подавальщицы из «МакДональдса».

– Совершенно согласен, Федор Иваныч.

– Если наша – мать ее – родина лишила нас нормальных условий жизни, мы создадим их самостоятельно.

– Тысячу раз верно.

– Моисеевы заповеди за всю историю человечества выполнял разве что сам Моисей. Да и то лишь потому, что был не только косноязык, но, сдается мне, страдал и другими физическими неполноценностями.

– Ну ты философ!

– Что есть, то есть. А о порядочности громче всех звиздит тот, кто уже нахапал пару миллиардов.

– Точно, – Панин кивнул. – Вот про то самое, мать его ети, разумное и вечное кто сказал, помнишь?

– Если честно, нет. Я в школе литературу не учил и вообще читал мало.

– Некрасов. А кто он был?

– Поэт.

– Ясно, что поэт. А по жизни?

– Не знаю, – Куценко пожал плечами. – Барином, должно быть.

– Некрасов был карточным шулером. Первым картежником России. Игрой зарабатывал на жизнь и даже содержал журнал.

– И что, думаешь, он жульничал?

– А что – думаешь, нет? Ты когда-нибудь играл в карты?

– Нет, не играл. Я в жизни терпеть не могу трех вещей: шахмат, карт и пьяных женщин.

– Я тоже мало играл. Но знаю, что честной игрой не заработаешь. Пушкин играл честно и после смерти оставил сто пятьдесят тысяч долга.

– Значит, мы и дальше будем жить нечестно, – подытожил Куценко.

– Будем жить, Шаляпин! – Панин стукнул кулаком по колену.

– Будем, Адмирал.

Куценко выглянул в боковое зеркальце.

– А если серьезно, Викентьич, не забывай, что я нынче председатель апелляционки, так что если что-то надо – сделаю, как надо.

– Спасибо, Федя, – ответил он. – Пока вроде не надо, у меня все были умненькие, номера ответов не перепутали и устные сдали приемлемо. Но если что – учту.

Впереди показался низинный микрорайон Сипайлово, намытый на песке вдоль излучины черной реки, огибающей город.

– Викентьич, ты где конкретно живешь? – спросил Куценко, сбавляя скорость и принимая правее.

– Как спустишься, сворачивай на Гагарина, потом на Королева, это за «Простором», знаешь?

– Знаю. Я как раз на Королева еду, дом девять дробь два.

– Ну и отлично. По Королева до конца, последний дом справа, у реки. Стоит на Набережной, числится по Королева. Первый подъезд.

– Какой этаж? – усмехнулся Куценко.

– Девятый, последний, – он усмехнулся в ответ.

Рабочий день закончился и это было хорошо.