Читать книгу Проверка золотом - Виктор Ватрак - Страница 7

«Вставал впереди Магадан, столица колымского края. Вставал впереди Магадан, столица колымского края. Вставал…", – эти слова вот уже минут пять безостановочно крутились в голове Ляпина. Зазвучали они, как только на передней панели загорелась надпись «Не курить. Пристегнуть ремни». В иллюминаторе сквозь легкие перистые облака ясно были видны седые не то от инея, не то от июльского снега сопки. Конечно, это были не снеговые шапки, как на Кавказе, а белая пороша в скалистых складках. «Ничего себе начало! Разгар лета со снегом», – мелькнуло в голове Ляпина и он остро почувствовал, что начинается чужой негостеприимный мир.

Горы, или горки, сверху не разобрать, неожиданно кончились и под крылом поплыла тундра. Чахлые редкие деревца, огромные проплешины болотного цвета, и полное отсутствие признаков жизни и деятельности человека. Пересекли две извилистых реки, поймы которых почему-то были белыми. То, что именно эта неестественная белизна и была признаком человеческой деятельности, Ляпин еще не знал. Разработка россыпных месторождений уродует природу, золотодобытчики оставляют после себя в поймах раздробленный перемытый грунт, кристальной чистоты вода уносит с собой песок, который заиливает реку. Ляпин был в курсе природоохранной политики страны, но то, что она не распространялась на добычу золота, узнал гораздо позже.

Ляпин непроизвольно крутил в голове слова песни и ожидал «вставания на пути» Магадана. Но земля становилась все ближе, а не было видно ни одного домика, не то, что улицы. «Наш самолет произвел посадку в аэропорту Сокол. Температура за бортом плюс 12 градусов».

– А где Магадан? – поинтересовался Ляпин у проснувшегося соседа.

– 56 километров на юг по Колымскому тракту.

Пейзаж за окном автобуса навевал непроходимую тоску, начавшуюся еще в самолете. Между сопок извивалась довольно узкая, отсыпанная гравием дорога, знаменитый Колымский тракт. Переведенные на местное время часы показывали 23—48, но за окном автобуса царил полумрак. Наступил период белых ночей.

В самом городе резануло по глазам полное отсутствие зелени на улицах. Коробки домов – и асфальт между ними. После сочинских аллей и цветников в груди что-то противно скрипело, звало обратно в южные широты.

Встретили Ляпина хорошо. Он быстро понял, что Север вообще богат на хороших людей: плохие тут, скорее всего, не выживают. Очень уж условия для проживания жесткие. По договоренности его сразу оформили старшим следователем прокуратуры, но начальник отдела сказал при этом: «Ты, бляха-муха, еще пацан в нашей работе. Но пацан грамотный, поэтому даю тебе месяц, чтобы в дополнение к знакомым экономическим преступлениям освоил политические и в некоторой части уголовные». С политическими он справился быстро, а вот уголовные требовали особых знаний и навыков, которых у него не хватало. Но дельцов, посвятивших себя обогащению за счет государства, в Магаданской области было предостаточно, а вот политических преступников был явный недобор. По всей видимости, их успели исправить, и они вели себя тихо, не высовывались и ничего противозаконного не организовывали. Так что загрузка по линии хапуг у него была по полной программе, а с убийствами и грабежами он дела не имел.

Через месяц Ляпин в следствие погрузился с головой. Он любил свою работу, считал ее крайне важной для общества, в котором жил. Свято соблюдал все статьи Основ уголовного судопроизводства СССР, в частности, статья 2 этих Основ предписывала так проводить раскрытие преступлений, чтобы каждый, совершивший его был справедливо наказан, а невиновный не понес наказания и не был бы осужден. Еще школьником он зачитывался «Записками следователя» Льва Шейнина, а будучи студентом выписал в тетрадку памятку следователю.

«Ты – следователь. Государство доверило тебе ответственный участок судебно-прокурорской работы. Ты призван для борьбы с преступностью. Ты первый сталкиваешься с преступлением. Ты первый должен атаковать преступника. От тебя, от твоего умения, энергии, быстроты, настойчивости, инициативы зависит многое. Ты – следователь. Завтра в твоё производство может поступить дело, которое доставит тебе много хлопот. Ты будешь проверять одну версию за другой, и ты наконец можешь устать. Дело тебе надоест. Тебе покажется, что раскрыть его нельзя, что ты уже исчерпал все свои силы, все догадки, все возможности. Тебе захочется в бессилии опустить руки и сдать это дело в архив.

Преодолей усталость, не опускай рук, не складывай оружия. Ты не имеешь на это права, потому что ты – следователь, ты поставлен на передний край, откуда не отступают».

Автором памятки был тот же Лев Шейнин, начальник следственного отдела Прокуратуры СССР.

Но вот очень огорчало, что письма от Оли приходили все реже. Да и писать она стала совершенно о другом. Больше о детях, о родителях, о погоде, и почти ничего о том, как она скучает без него и ждет встречи. Ляпин мучался и ждал лета, когда через 11 месяцев после начала работы в Магадане получит право на свой первый отпуск. Как-то так получилось, что незаметно для себя он стал ждать первого отпуска, имея в виду, что за ним последуют и второй, и третий, и так далее. Мысль о возвращении незаметно покинула его.

Но в конце января 1969 года надежду Ляпина на скорую встречу с Ольгой разбил начальник отдела Селиверстов, поставив его в графике отпусков вместо ожидаемого июня на ноябрь: «Геннадий Сергеевич, тут очередь на отдых летом. Поедешь в ноябре, когда на Черном море жара схлынет, насладишься. Ребята сказали, что ты плохо относишься к теплой водке и потным женщинам. Это правда?».