Читать книгу Этюды о III Рейхе - Виктор Викторович Улин - Страница 5

Не сомневаюсь, что соседство двух последних слов в заглавии порождает удивление.

Ведь Геббельс вызывает у нас глубокое и однозначное презрение.

Отношение к имперскому пропагандисту всегда оставалось на уровне брезгливого отвращения – какое мы испытываем к маленькому, но очень дрянному насекомому.

Презрение к Геббельсу заставляло наших сатириков неизменно изображать его в виде обезьяны. Причем подчеркивалось его физическое уродство, на плакатах Геббельс представал до того колченогим, что оставалось непонятным как он ходит вообще.

Стоит отметить, что середина ХХ века была богата на деятелей-калек.

Это сейчас обыватели требуют, чтобы политик президент страны был спортивным и маялся дурью для богатых бездельников – теннисом или горными лыжами.

А тогда критерием служили не внешние признаки, а способность руководить.

Сейчас невозможно представить, что президентом Соединенных штатов Америки, причем неоднократно, избирался прикованный к креслу калека.

Правда, физический недостаток Рузвельта не служил в СССР объектом злой сатиры. Хотя по большому счету, американский президент был более опасным врагом СССР, нежели Геббельс.

Фашистский идеолог был открыт в своей полностью определенной позиции.

Американец же оставался двуличным. Гнул свою линию, выжимая из противостояния русских и немцев максимум выгоды для себя. И добился результата: даже после его смерти, даже с приходом Трумэна – абсолютного ничтожества – Америка вышла на уровень мирового господства, умело подтасовав карты в европейской игре, выигранной всецело Советским Союзом.

Но вернемся к Геббельсу.

Цель данной заметки – а рассказ всего лишь об одном эпизоде его жизни.

Это случилось даже не в начале конца – а уже перед концом III Рейха.

Когда война была уже проиграна, хотя это еще и не признавалось.

День 20 июля 1944 года вошел в историю Германии как дата, имевшая возможность стать точкой отсчета нового времени. Начать возрождение Германии почти на год раньше, чем это произошло под гусеницами советских танков.

В этот день состоялось самое удачное…

Нет, определение не подходит, удача не пришла.

Самое удачное из неудачных…

Самое близкое к реальной цели покушение на Гитлера.

Активный член заговора генералов, полковник граф Клаус Шенк фон Штауффенберг – герой, потерявший руку и глаз на Восточном фронте и стремившийся положить конец бессмысленной войне – взорвал бомбу на совещании в ставке Гитлера.

Разумеется, неудачно: карма Гитлера продолжала действовать; фюреру было уготовано покончить с собой в безвыходном положении и ничье вмешательство не могло изменить ход событий.

Но Штауффенберг об этом знать не мог. Оставив бомбу с химическим взрывателем под столом, на котором лежали оперативные карты, он поспешил на аэродром. Услышав взрыв, с облегчением подумал, что дело сделано. И по прибытии в Берлин заговорщики начали действовать. Им оставалось подать сигнал «Валькирия» – по которому следующий этап подразумевался уже во фронтовых частях. Где войска откажутся подчиняться командованию, прекратят военные действия и устроят перемирие.

Перед этим осталось сделать лишь одно, совершенно пустячное дело: арестовать Геббельса.

Да. Несмотря на презрительное отношение к постоянному вранью, которым Геббельс наполнял мозги доктор философии представлялся серьезным противником, которого следовало обезвредить одновременно с фюрером.

В министерство пропаганды отправился вооруженный отряд мятежников во главе с майором Ремером.

Топоча сапогами, гремя оружием, солдаты вломились в приемную. Где на вопрос секретарши майор грубо рявкнул, что имеет приказ немедленно арестовать Геббельса.