Читать книгу Из жизни уральского человека - Виктор Владимирович Виноградов - Страница 2

В пятидесятых годах прошлого века жили мы на Урале недалеко от города Серого, в небольшом рабочем поселке Турья (называется ныне Верхнетуринск). Жили, в основном, в деревянных частных домах на 1-2 хозяина, но, практически половина населения жила в бараках на 12 семей. Люди жили за счет лесозаготовок, лесопилки (шпалы, доски), добычи полезных ископаемых (золото, серебро, кобальт, свинец), ремонта тралевочных тракторов, машин-лесовозов, драг, мониторов, и другой обогатительной техники. Это прикрытие. А основной доход люди имели от воровства древесины и тайной добычи золота.

Бревна люди подтаскивали обычно зимой по почти ледяной дороге, распиливали на дрова и сбывали в большом городе. Бревна брали те, что валяются около лесовозных дорог. Много бывало случаев опрокидывания машин-лесовозов и тогда, чтобы вытянуть машину из кювета, ее разгружали. А водители старались опрокинуть машину поближе к дому, чтобы легче было потом подтащить бревна во двор.

Летом многие брали отпуска и уходили в тайгу на ручьи мыть золото. У каждого был свой участок. Золото было везде. По мелким речкам и ручьям месторождения были мелкие, и те, что имели запасы менее 100 килограммов – те считались невыгодными для промышленного извлечения и были законсервированы. Надо было вести дороги через мари, горы и болота, строить временное жилье – много затрат. После войны в этих урочищах многие годы шла настоящая война. Война за участки. Многие не вернулись к домашнему очагу. Мой отец четыре сезона ходил на промысел, а потом тоже сгинул. Напарник говорил, что он провалился под лед, когда возвращались обратно осенью. Тяжело нагруженный был он, мешок с золотом на поясе, ружье за плечами, кирка сразу утянули его. Хотя…

Мог быть и иной вариант его гибели. Напарник-то в скором времени поставил себе новый дом с крышей из медного листа, потом купил себе мотонарты, потом купил охотничий карабин с оптическим прицелом, потом моторную лодку, а жена стала ходить в норковой шубе. Но милиция практически не работала по таким хлопотным мелочам. Ей важнее было привести перепившего старателя от пивной в вытрезвитель и там полностью его обчистить.

За четыре сезона наша семья тоже неплохо приоделась: радиоприемник, диван кожаный с высокой спинкой, у отца мотоцикл, у меня велосипед, у матери золотые зубы и серьги золотые самодельные (тоже отец делал).

Некоторые ловили рыбу. Летом и зимой. Налим, таймень, сиг, ленок. Не удочками. Способы лова – самые производительные. Толовые шашки. Шурфы-то проходчики рвали взрывчаткой. После войны мужики все умели пользоваться гранатами. Поштучно тут никто не считал улов – только мешками меряли (мешки из-под сахара, 50-килограммовые). Сбывали в большом городе, в Серове. Это летом женщины, девки и мелкие пацаны на удочку, а некоторые и спиннингом ловили для собственного развлечения, да и для навару. Это те, у кого мужья не рыбачили, а промышляли золотишком.

Так каждый и добывал себе на безбедную жизнь.

В год исчезновения отца мне было 12 лет, а во время, о котором я рассказываю, мне было уже 14-15.

Несмотря на весьма тяжелые условия жизни, почти каждая семья выписывала газеты и журналы. Мы выписывали газеты «Правда» (для отца), «Литературная газета» (для мамани), «Пионерская правда» (для меня). Был у меня братец младше на четыре года, так ему выписывали книжку-раскраску. Поэтому стал он впоследствии художником. Мать была с филологическим уклоном – могла критиковать любую книгу, любого автора. Разная была критика – не помню, кого и как она критиковала. Но читала много.

Я смотрел картинки в газете и пробовал читать, но все воспринимал как какое-то сюсюканье. Точно так же как и детские передачи по радио «Пионерская зорька». Поэтому я не мог читать свою газету, а читал «Литературку» и «Правду». Ничего не понимал, но читал.

Однажды я нашел в отцовской деревянной коробке с рыбацкими принадлежностями карту. Точнее, не карта, а кроки с непонятными значками и в одном месте со словом «запах». Справа вверху был косой крест (как на Андреевcком флаге) и буквы иностранные – «Sb». Несколько дней я изучал эту карту. Я догадывался, что это месторасположение участка добычи золота, поэтому я осторожно начал расспрашивать знакомых пацанов об окрестностях. Кто-то что-то знал, кто-то ходил с взрослыми на дальнюю охоту, на дальние озера, за синеющие горы. Постепенно начала складываться полная картина местности в пределах 30-40 километров. Все сведения я наносил на своей карте, которую начал сам рисовать. И вот тут я начал понимать, что кроки привязаны к одному озеру, которое находится в 25 километрах от нашего поселка. А на том озере имеется скала от которой и начинается тропа к прииску, к зимовью.

Настойчивое изучение местности породило неудержимое желание побывать там. Не с целью накопать минералов, а с целью достичь тех мест, что обозначил отец на своей карте. Своими глазами увидеть то, что он видел пятьдесят лет назад. Тогда я еще не думал найти следы его пребывания, не было такой мысли в голове.

Дорога в те края начинается с другого береги реки Гайва, что течет недалеко от дома. Ширина ее летом в межень около 60 метров, а весной и все 300 будет. Глубина до 4-х метров – здесь низинка и река разливается, а выше на полтора километра – там глубина до 7 метров и течение сильнейшее – вплавь вверх по течению никто не может плыть. Туда ездят только на моторных лодках за тайменем и ленком. Переправляться у поселка можно вплавь, можно на лодке на веслах, можно с помощью натянутого через реку троса. Своеобразный паром – сам руками (желательно в рукавицах) хватаешься за трос и подтягиваешься. Тяжело, так как течение не слабое. А без троса тебя далеко вниз утянет. Кому что, кому-то надо и вниз по течению уплыть – там острова песчаные для рыбалки, отдыха, свиданий – шалаши и землянки.

Трос натянут с помощью ручной лебедки; когда трос мешает или не нужен (зимой, например), то его опускают на дно реки. Натянуть могу даже я, это не очень трудно. У меня лодки нет, отцовскую продали еще два года назад. Поэтому я в мыслях всегда готов изготовить плот из трех трехметровых бревен с помощью скоб. Это можно сделать за двадцать минут, так как у меня все наготове. Однако в этом году я все-таки не был готов идти на золотые ручьи. Решил, что надо сделать еще самопальный револьвер, сделать хороший боевой нож и сшить рюкзак из куска брезента.

Самопал однозарядный («поджига»), но не детский из медной трубки диаметром 4-5 мм, а боевой. Это тоже несложно. Надо найти трубку железную с внутренним диаметром 10-12 миллиметров и длиной 25-28 сантиметров; расплющить один конец на длине 5-6 сантиметров и загнуть по радиусу деревянной ручки; расплющенный конец просверлить в двух местах под крепежные шурупы. Рукоятка изогнута как у старинных пистолетов (из корня березы желательно); в верхней части вырезается желоб для трубки. Крепится трубка двумя шурупами к рукоятке и в двух местах проволокой за ствол. Затем в трубке в самом начале изгиба сбоку пропиливается напильником запальное отверстие диаметров 0,8-1,2 мм, а ниже на 5-7 мм вбивается скобочка из проволоки. Размер загиба скобочки такой, чтобы прочно вставлялась спичка: спичка вставляется головкой вверх к самому запальному отверстию.

Заряжается так: сверху насыпается порох, затыкается пыжом (бумага газетная), на пыж укладывается свинцовая круглая пуля и тоже закрепляется бумажным пыжом. Затем перед самым употреблением вставляется спичка и для производства выстрела по спичке шаркается коробком спичечным; спичка загорается и тут же вспыхивает порох. Выстрел. Успевай только прицелиться и отвернуться – иначе выжгет глаза струя горящего пороха через запальное отверстие. То есть надо бы стрелять в очках защитных. Или делать предохранительный щиток размером, например, 15х15 мм. Это наилучший вариант.

Проблемы с порохом не было, хуже было со свинцом для пуль. За зиму надо было найти свинец в нужном количестве и отлить заготовки, а потом напильником обточить слитки до нужного размера и до сферической формы. Сделать хотелось десять штук. Не меньше.

Нож боевой («финка» – любимое название в те годы) я решил сделать из плоского напильника. Это очень твердая, прочная, но хрупкая сталь типа У7 или У8. Другой здесь не найти. Я не говорю о мартенситостареющей стали, а хотя бы щитовая сталь, из которой делают каски и щиты пушек (это марка 30ХГСА), или сталь для медицинских скальпелей типа Х20. Щитовую сталь, в принципе, можно найти – Нижний Тагил не так уж и далек, и я думаю, что умельцы и знатоки хороших ножей, имели уже у себя пластины такой стали. Но я не стал искать, настораживать людей.

Проблема – где затачивать, превращать напильник в нож? Дома с помощью точильного камня вручную – это работа на 2-3 года. Нужен мощный электрический заточной станок. Это только в ремонтных мастерских. Есть знакомые, работающие там. Пустят за бутылку самогона. Тем более, что такая просьба – это обычное дело пацанов – делать себе всякие ножи и другие поделки.

Нож я делал целую неделю. Четыре дня затачивал клинок (обоюдоострый, но верхняя часть 2,5 сантиметра у самой рукоятки плоская; длина клинка была 12 сантиметров), а потом делал два дня деревянную рукоятку и шлифовал ее, потом шил ножны. Однако, та часть напильника за которую держатся и работают, которую нужно вставить в рукоятку ножа, эта часть обычно тонкая и конусная. Такая форма не позволяет прочно сидеть клинку в деревянной ручке. Нужно или сверлить хотя бы одно отверстие для крепления к деревянной ручке или загибать эту часть. Просверлить невозможно – очень твердый металл и загнуть невозможно так как металл очень хрупкий, поэтому нужно разогреть конец до красного каления и загибать. Так мне посоветовал наш знакомый, который пустил меня к заточному станку. Он порекомендовал меня кузнецу, который быстро все это сделал. Нагрел на горне за пять минут и тут же на наковальне за 1 минуту загнул. Ну, а соединить клинок с ручкой я сам смог. Первый шедевр в своей жизни я сделал к самому Новому Году.

Еще десять дней ушло на изготовление пистолета. Пулями я занимался целый месяц. Когда я сделал первые две пули, то сразу захотелось испытать оружие. Надо было подобрать навеску пороха. Как? До этого я видел, как выглядят пули от карабина, как выглядят патроны 16-го, 20-го, 28-го и 32-го калибра и сколько там пороха. У меня пистолет приближался к 32-му калибру (диаметр ствола 32-го калибра равен 12,7 мм). Солидно для пистолета. Для ружья – это мелкий калибр, а для пистолета – это мощь. Мысленно я предположил сколько надо пороха по объему. Весов аптекарских не было тогда ни у кого. Только в аптеке по большому блату. Это не для нас, пацанов.

Был я разумен и осторожен (потому и жив до сих пор) и первую навеску пороха я сделал очень маленькой (примерно четверть чайной ложки). Выстрел сделал холостой (без пули). Экспериментировал в картофельном погребе при фонаре «летучая мышь». Затем я еще трижды увеличивал навеску, измеряя по объему в чайной ложке и дошел так до полной чайной ложки. Отдача от холостых выстрелов была незначительна. Почти не ощущал. На чайной ложке только ствол подпрыгивал вверх, но пистолет я легко удерживал.

После этого решил стрельнуть пулей. Зарядил полную чайную ложку пороха и плотно загнал пулю. Пуля не закатывалась в ствол самостоятельно, я заталкивал ее круглым напильником. Поставил толстую (примерно 30 мм) сосновую доску на расстоянии два метра. И ни мало не сомневаясь, с уверенностью старого оружейника в своем старом испытанном ружье, я чиркнул по спичке. … Гром … В десять раз громче, чем от холостого выстрела. Пистолет вылетел у меня из руки вверх и за спину улетел.

Когда уши немного успокоились, я нашел пистолет, осмотрел… Надо делать новый. Ствол раздулся в середине и образовалась небольшая трещина.

Хорошо, что деревянная часть пистолета целая – хороший я выбрал березовый корень. Трубку сделать недолго – есть еще труба.

Осмотрел доску. Пуля пробила ее насквозь. Итак, есть первые результаты.

Через два дня я был готов к новым испытаниям. На этот раз я насыпал половину чайной ложки, а пулю подточил так, что она легко проталкивалась по стволу. Выстрел. Отдача. Но пистолет удержал в руке. В доске имеется вход, а выходного отверстия нет. Застряла пуля на половине пути.

Следующий заряд. Порох две трети чайной ложки. Пуля легко входит в ствол. Примериваюсь, как зажечь спичку и держать пистолет двумя руками. Время на манипуляции и прицельный выстрел явно не хватает. Здесь нужен второй человек – поджигальщик. Где его взять в лесу при боевом применении пистолета. Поэтому стреляю в одиночестве. Выстрел. Отдача сильная – пистолет выбивает из рук. Но не так как в самый первый раз. Осматриваю пистолет – цел!! Осматриваю доску – дыра почти навылет. Ну, вот, примерно так и надо снаряжать. Еще чуть-чуть поменьше пороха и полегче пулю.

Подготовкой к летнему походу я занимался зимой почти три месяца. Основное все готово – рюкзак, пистолет, нож, небольшой походный топорик. Осталось продумать обувь и одежду. Вместо палатки будет кусок брезента – полог Г-образный перед костром.

Несмотря на плотную занятость, я хорошо заканчивал девятый класс. Кстати, в школу я пошел в шесть лет, несмотря на протесты матери. Самостоятельно пошел и долго (полгода) ходил неофициально, вольнослушателем.

Только после второй четверти меня записали, так как я был третьим по успеваемости в классе.

В школе перед окончанием учебного года некоторые уже начинали говорить о своем будущем после 10-го класса. На чем сосредоточиться в десятом классе? Кто куда. Я еще не думал. Пока больше всего мне нравилась физика.

Математика – выше четверки не было никогда, за сочинения мог и пятерку схлопотать, диктанты всегда были без ошибок; иностранный (немецкий) еле-еле тянул. Химия – на три-четыре, вот физкультура – всегда пять с плюсом.

Биология, физиология и все живое (живые организмы с их кишками, кровью, испражнениями) меня не интересовали. Из животного мира меня даже девки еще не интересовали.

Однажды, читая, свежую «Литературку» (мать еще не читала) я, смеясь, показал матери какую-то статью, в которой рассказывали о профессоре филологе Виноградове Илье Викторовиче – не родственник ли наш.

– Нет, однофамилец, а отчество его это имя твое. Вот и иди к нему в ученики. По русскому и литературе у тебя неплохо.

А этот профессор преподавал в Пермском гос. университете. Этому разговору я не придал никакого значения.

Но в эти месяцы я много думал – а для чего мне денежки нужны от проданного (добытого в будущем году) золота. Делю шкуру неубитого медведя.

В конце концов, мысли сошлись на том, что деньги нужны будут для поездки в большой город для поступления в институт. В какой? Какой город, какой институт? Пока не ясно.

В конце февраля мне исполнилось 15 лет, а в конце мая закончились экзамены за девятый класс и наступили каникулы. Закончил хорошо, без троек. По учебному плану мы должны были еще поработать один месяц на производстве в качестве учеников различных профессий. Выбор в поселке был не велик: в ремонтных мастерских для парней это электросварщик, токарь, фрезеровщик, кузнец, в гараже и автомастерских почти то же самое, но плюс еще учили водить грузовики. Лесопилка, бревна, шпалы – это очень тяжело для школьников. Для девушек – продавцы, бухгалтерский учет, санитарки в больнице и даже в аптеке покрутиться давали (что они там могли усвоить?).

На отдых дали четыре дня (с четверга по воскресенье) и – на учебную работу. Я выбрал специальность кузнеца, так как мне понравилось, как наш кузнец ловко загнул конец напильника.

Это время пролетело быстро и интересно. Много новых слов нахватался, терминов и определений. За день до окончания практики я повел разговор с матерью о следующих двух месяцев отдыха. Разговор был короткий – мол я хочу с ребятами сходить в поход в тайгу на две недели. Она согласилась без разговоров. Это обычное дело у нас в поселке. Потом, говорю, я хочу снова поработать в мастерских учеником кузнеца, но уже за деньги. Удивительно, но она тоже согласилась. Хорошо, что я не попросился в Крым, в Ялту с Алуштой (как некоторые из класса).

Началась заготовка продуктов на две недели. При этом предполагалось, что рыбой мы будем обеспечены. Побольше хлеба, сухарей (сам сушил с солью), крупа ячневая, пшенная, сало, сахар кусковой. Котелок и кружка давно имеются. Беру большую алюминиевую чашку. Матери говорю, что это для ухи, а сам имею ввиду использовать ее в качестве прибора для промывки золотоносного песка. Никакого лотка у меня нет, можно и чашкой воспользоваться. Так говорят знатоки.

Наконец решаюсь назначить себе день выхода. Иду один. Иду завтра, 2-го июля.

Встаю в шесть утра. Надеваю брезентовые штаны, две теплые рубашки, брезентовую куртку, сапоги с портянками, кепка. Кепка особая, сейчас такие в армии носят – козырек, сзади складка вверх, а если надо, то вниз и с ушами. Затем плотный завтрак – два яйца, сало с хлебом и соленая капуста. Выхожу во двор, беру скобы, молоток и несу это к берегу, к тросу. Затем подношу по одному бревна и сколачиваю плот. Кручу рукоятку лебедки – поднимаю и натягиваю трос. Затем иду за рюкзаком. Чтобы его не замочить – одеваю его по походному. Надеваю рабочие рукавицы, сталкиваю плот, но не до конца – он еще чуть держится за берег. Становлюсь на плот, держась за трос ниже по течению и слегка раскачиваю плот. Постепенно плот сползает в воду и его тут же неумолимо тянет течение. Начинаю перебирать руками, а плот начинает наклоняться и погружаться верхним по течению концом в воду. В таком состоянии, почти по колено в воде я с большим трудом преодолел реку. Черпнул все-таки сапогами речной водицы. Так не хотелось.

На другом берегу были цепи и проволока для крепежа лодок. Закрепил плот. Присел на сухой камень, снял сапоги и портянки для просушки. Это оказалось очень кстати, так как на оставленном берегу показалась знакомая девица лет семнадцати, Зойка. Совершенно нормальная девица. Не кокетка, не зануда, не стервозная. Не красавица. Спокойная и деловая. На два года раньше меня закончила школу, а сейчас работает кем-то в мастерских. Помощницей кладовщицы, что-ли. Она пришла рыбачить с удочкой и спиннингом.

Я окликнул ее и попросил, чтобы она опустила трос.

– Надолго уходишь что-ли?

– На две недели. Ровно через 14 дней приходи и подними трос.

– Лады. А что мне за это будет?

– Что-нибудь да будет. Это ее устроило, и она пошла к лебедке. Все, путь домой отрезан.

Через час портянки высохли, обуваюсь, рюкзак за спину (ого, как тянет плечи), прощальный взмах Зойке и я пошел на север по едва заметной тропинке. Пройдя затопляемую низину тропа неожиданно повернула налево, на запад и стала шире и утрамбованней. Хожено немало по ней. Никаких других троп не было на протяжении 15 километров до самых первых серьезных гор (до сих пор были только невысокие холмы). Пересек по бродам и камням 9 ручьев. Все речки текут вправо, на восток, в Обь. Затем начался ребус. Куда идти? Едва заметные тропочки начали разбегаться и все норовят влево на Уральские горы иногда вправо на более низкие горы – отроги, горбящиеся впереди и справа.

Впереди у меня виднеются (если выйти из леса и взойти на голую вершину какого-нибудь холма), слева самая высокая горя Конжаковский камень (1559 метров) и чуть правее ее, севернее, гора Серебрийский камень (1380 м). Но отец нигде, никогда не упоминал про Конжаковский камень, иногда говорил на иностранном языке слово ЗИЛЬБЕР. И вот сдав экзамен по химии, я неожиданно понял, что он говорил о речке Серебрянке и горе Серебрийской. Серебро? Но серебро в школе обозначали посовременному аргентум – Ag.

Имеются пометки на кроках – Sb и Au. Год назад я не обратил на это внимание. Теперь мне стало ясно, что я должен держать направление гору «Sb».

Иду уже четыре часа, время примерно 13:00 (часов нет у меня) пора делать привал. Костер, котелок, чай. Хлеб с салом. Вода везде, во всех ручьях чистейшая. По пути с луж и стариц поднял несколько уток, в кустах вдоль ручья вспархивали рябчики, но я не смогу подстрелить эту дичь. Не то оружие у меня. У меня только для обороны. А рыбачить буду только, когда приду к намеченному месту. А где это место я не знаю. Через 40 минут трогаюсь в путь. Наконец, как и говорили люди, на пятом-шестом часу пути появилась довольно широкая (метров двадцать) речка – Катышер. Надо разуваться. Снял не только сапоги, но и штаны. Течение умеренно сильное – это еще не горы, а глубина до ягодиц. Ерунда. Преодолел.

Говорят, что через десять часов хорошей ходьбы (если хорошая, не дождливая погода) будет еще одна широкая речка – Серебрянка. До нее мне сегодня не дойти, я могу идти не более 5-6 часов и будет вечер. Усталости не чувствую, поэтому сделал до ночевки только один привал. Но вот уже солнце клонится к горам на западе. Место для ночевки выбрал быстро – в ложбине недалеко от ручья. Разжег костер и, пока закипала вода в котелке, наломал еловых веток для лежанки. Повезло – теплые дни стоят. Здесь бывает значительно хуже – с северными холодными ветрами и дождями.

Ночевать на рыбалке приходилось неоднократно, но всегда были напарники, а тут я один. Хлопот побольше и все комары твои – не с кем их делить.

Поэтому я устроил себе дымовой костер и нодью из трех бревен, благо валежин, сушняка полно. С комфортом переночевал – не подгорел, не замерз.

Утром разогрел вчерашнюю кашу с салом, чай свежий – со смородиной (ветки молодые с листьями).

Шел примерно 4 часа и вновь широкая река. Чуть поуже – метров пятнадцать будет, но сильнее течение и камней больше. Согласно рассказам и моей карте, на другом берегу где-то должно быть небольшое озеро. С тропы его не видать, говорят. Надо подняться на голую гору или на высокое дерево.

Тропа перед речкой как-то незаметно изменилась. Исчезает. Чувствую, что я пропустил один из отворотов (конечно, налево вверх по реке), но здесь есть подход к реке, легкие признаки тропы. Вижу, что чуть ниже по течению можно вброд идти и место хорошее для рыбалки. Но сначала надо подняться над уровнем леса и противоположного берега и осмотреться. Пришлось вернуться метров на сто и идти налево в горку. Продрался сквозь чащобу и оказался на вершине заросшей каменной горы. Гора невысокая – метров пятнадцать, почти голая, однако, есть одна искривленная, но толстая сосна почти на вершине. Залез на нее всего на 3 метра и вижу другой берег реки. Точно – вижу, что блестит вода – озерцо, наверное, то самое. Оно вверх по течению, метрах в двухстах от берега.

Спустился с дерева, вышел на берег Серебрянки, прошел вниз по течению до широкого разлива. Действительно, здесь мельче и есть ряд камней поперек реки. Думаю, что камни эти рукотворным образом здесь уложены. По ним, не снимая сапог, я перешел на левый берег. До озера я шел не менее часа, так как был изумлен видом убегающих глухарей. Две глухарки и самец. Зажирели так, что им лень было взлетать. Взял палку и пытался их догнать. Не получилось – очень густые кусты смородины. Наелся ягод зато.

Наконец я вышел на берег озера. Озерко почти круглое, наверное, карстовый провал, диаметром не более тридцати метров. На северной стороне видна скала небольшая. Пошел к ней. Вскоре я был около скалы и увидел у подножия небольшой ручей, впадающий с уступа в озеро. По всем признакам это начало пути, который пунктиром обозначен на отцовских кроках.

Достал из рюкзака, из непромокаемого клеенчатого пакета карту, кроки. Достал кружку, сахар, хлеб. Пью воду с сахаром и хлебом, изучаю вновь, уже на местности, кроки и карту-самоделку. До ночи часов 7-8, но решил дальше не идти сегодня, а изучать местность, так как на кроках имеются два пути. Первый – четкий – это налево, на запад, сразу в горы и там обозначен ручей и у самого истока нарисован косой крест и легко карандашом – «Au».

Это не ау-ау, а это аурум – золото. Тот ручей, очевидно, сбегает с югозападного склона большой горы. Но есть еще один путь и помечен он штрихами, в конце которого стоит значок «Sb» – зильбер – серебро. Но нам преподавали, что серебро – это аргентум Ag. То ли отец специально по старинному назвал, то ли по невысокой грамотности. Там тоже обозначен ручей, но он начинается на северо-западном склоне той же горы. Там, говорят, на северно-западном склоне имеется свинцовый рудник.

Пошел сначала строго на запад, по первому пути. Не прошел и полкилометра, как увидел неширокий ручей, который можно перепрыгнуть с хорошего разбега. Но!! Что это? Почему ручей мутный? Все ручьи, которые я до этого переходил, были прозрачные, а этот мутный. Думать долго не пришлось – догадался, что на этом ручье кто-то промывает пески. Кто-то что-то ищет. Практически, естественно, – идти туда не следует. Мне (да и им) не нужно общество – это не клуб, не бильярдная.

Вернулся к скале. Попил чистой водицы и пошел по другому пути. Разница в путях имеется. Этот путь практически не топтала нога человека. Первый путь был заметно использован, но искусно замаскирован.

Ходил я недолго, вернулся к озеру для ночевки. Ночевку я устроил подальше от берега, чтобы ТЕ не видел никаких следов. Нашел яму глубиной не более полутора метров (опять, думаю, карстовые подлости, как бы не провалилась ночью подо мной земля) и на дне устроился. Совсем маленький костер (без нодьи), следы которого утром тщательно скрыл.

Начался путь практически первооткрывателя. Впереди полная неизвестность. Если считать, что до вершины Серебрийской от дома примерно 40 километров, то мне остается пройти 10-12 километров. Как я понял – идти надо по левому берегу ручья. Иду иногда прямо по дну ручья, иногда по более пологому левому берегу. Правый – всегда увенчан скалами. Вижу хариусов, редко мелкий ленок. Не до них пока. Склон все круче, течение все быстрее и шумнее. Этот шум уже начал надоедать. Не слышу даже вспархивания рябчиков. Вижу, а не слышу.

Через 3 часа как-то внезапно шум ослабел. В чем дело? Присмотрелся к ручью, а он стал в 2-3 раза уже. Я не заметил место впадения ручья справа. Притупилась бдительность с усталости. Решил сделать привал. Пора. И решил спуститься вниз до притока, узнать, где он может быть; это будет мне полезно знать.

Сначала отдых. Думал сначала напиться холодной воды и хлеба пожевать. Потом думаю – нет – путь дальний и тяжелый, поэтому надо горячий чай и хлеб с салом. Через двадцать минут кипяток был готов, еще через десять минут я был сыт. Снова смотрю кроки – да, есть справа приток. От него до отметки «Sb» ровно половина пути. Иду назад. Прошел метров четыреста. Этот приток-ручей скрывался в тальнике и незаметно растекался, оказывается там какое-то болотце. Такие на Урале называются «верховые болота», образуются во впадинах между гор. На среднем Урале бывают очень обширные болота с клюквой.

Возвращаюсь до кострища, закидываю его землей и мхом, надеваю рюкзак и в путь – недалеко уже – три-четыре часа пути – сегодня до темна успею. Начался пологий участок, почти плато с небольшим возвышением к западу, к вершине Серебрийской, а вершину видать иногда, когда деревья отступают.

В этих местах ручей на поворотах имеет довольно широкие песчано-галечные отложения – это места моих будущих промывочных работ (так я помечаю в своей голове). Пока я шел два часа я насчитал двадцать шесть таких перспективных мест. И вот, наконец, закончилось пологое плато и скорость ручья резко возросла. Начал понимать, что где-то здесь находится то место, обозначенное знаком «Sb». Передо мной гора начала круто уходить вверх.

Остановился и начал внимательно рассматривать окрестности: – а где бы мне (отцу в прошлые годы) остановиться и сделать лагерь. Ответ однозначный – вон там на правом берегу ручья, под скалой. Подошел к скале: – заросли шиповника, высокая трава, раздвинул эти заросли, а там ниша. Естественная (а может первобытные люди долбили?). Удобная для ночевок. Начал обтаптывать траву, смотрю – в двух метрах камни выложены для большого костра. По другую сторону кострища выложена стенка из камней, чтобы пламя и тепло отражались на нишу. Только так можно оборудовать длительную стоянку. Вот оно место «Sb»!

Не раздумывая, скидываю рюкзак и начинаю готовиться к ночевке. Иду за водой – до ручья метров тридцать. Затем уложил на стенку камни, которые упали и сделал ее высотой полтора метра. Завтра сделаю еще выше. Иду за дровами. Разложил костер, на палку укрепил котелок с водой и пошел ломать ветки для лежбища.

Принес две охапки и бросил перед нишей. Высота ее чуть ниже меня и приходится голову нагибать. Но, думаю, если выгрести землю (или сверху киркой и долотом стесать слой камней), то высота ниши увеличится и будет удобней. Кирки, молотка и долота нет, но есть нож, топорик и палки.

Вырубил толстую березовую палку и топориком срубил округлости – получилась маленькая лопатка, которой начал сгребать верхний слой мусора – ветки, еловый лапник. Много убрал; сначала в левом углу и высота ниши заметно увеличилась – я уже не сгибаюсь тут. Затем в правом конце начал. И вскоре своей лопатой наткнулся на что-то твердое (хотя всюду камень, но этот предмет как-то даже на ощупь выделился). В нише темновато – солнце с другой стороны горы, это утром здесь будет солнце, поэтому пока не могу понять, что там. Толстый слой веток, елового лапника и каких-то тряпок. Выгреб все, в основном, и тогда вновь начал раскапывать то место.

Наконец выгребаю кирку, она завернута в промасленную тряпку. Такие кирки есть у каждого золотушника. Очистил травой грязь, слизь – металл почти не ржавый, рукоятка не прогнила. Вижу на рукоятке чуть ниже середины буквы «В.Д.В.». Точно так же была помечена кирка моего отца (и многие другие его вещи) – Виноградов Дмитрий Васильевич. Очевидно, он хотел сюда еще вернуться. Конечно, найдутся и другие имена и фамилии, в которых совпадут эти инициалы. Но … кроки отца показывали сюда… .

Полезная находка. Больше ничего в нише не было.

Настелил свежего елового лапника, березовых веток; улегся, обмял ветки, расслабился, а на костре котелок кипит. Еще сумерки и надо успеть сварить кашу. Пока каша готовилась, я подтащил несколько толстых сухих веток, нарубил дров на ночь.

Каша ячневая с салом насытила меня до помутнения взгляда и я улегся до утра. Да, спал как убитый – ни комары, ни прохлада меня не разбудили.

Утром только естественные позывы вынудили меня вылезти к кострищу, а потом подальше за скалу. Выполнив естественные дела, наломал хвороста, разгреб пепел, а под ним еще горячие угли имеются. Набросал тонких веток, вскоре они задымили, набросал веток потолще – вот и костер. Привычно готовлю кашу и чай и думаю: – с чего начать?

Думал я, конечно, еще вчера перед сном – надо сделать разведку – сходить вверх по течению, примерно на километр, затем сходить на левый берег ручья и вниз пройти с километр, а затем вернуться по правому берегу.

Сразу после завтрака налегке, с чашкой, с пистолетом и топориком (кирка намного тяжелее) пошел вверх по ручью. Понятно, что отец исследовал эти места, и даже занимался промывкой песка, но идти вверх имел смысл, так как ежегодно течение наносит с вершин новый слой песка, гравия, полезные ископаемые.

Самородки золотые (тускло желтый блеск) я видел, видел кварц, яшму, турмалин, лазурит. Серебро природное тоже видел – округлые темные камни размеров с голубиное яйцо. Поверхность окислена – патина называют. Если соскоблить ножом патину, то блестит белый металл. Эти самородки намного тяжелее всех камней. То есть сначала отбираешь их по весу, а затем скоблишь ножом. Говорят, что самородки бывают другого вида, возможно, не округлые, а кубические, угловатые – я не знаю точно. Все найденное надо будет проверять и совсем непонятные нести домой.

Ручей бежал среди елей и пихт, редко бывали плесы с отложениями камней. Песка не было совсем – его сильным течением снесло далеко на плато.

Вот эти доступные мне места я и буду после обеда тщательно перебирать по камешку. Видел места, по моему, разрытые человеком, а не действием воды. Возможно, что это отец киркой разрушал берега добираясь до камней. Буду иметь в виду этот способ добычи.

Вернулся к нише и пошел вниз по течению по левому берегу. Вскоре слева увидел ручеек, впадающий в основной, затем еще один. Прошел по ним вверх по 200-300 метров – тоже можно исследовать камни. Затем вижу слева заросли болотных трав – там верховое болото. Из болота вытекает ручей с неприятным запахом. Возможно, сероводород. Сера. Сернистые соединения сопутствуют свинцовым месторождениям, а в свинцовых месторождениях ВСЕГДА имеется серебро (до 10%). Вот. То есть смотреть надо за болотом на склоне горы – там тоже должны быть ручьи.

С этими знаниями местности и мыслями я вернулся к становищу и занялся приготовлением обеда. Наготовил больше обычного, чтобы осталось на вечер.

Вечером некогда будет, не в темноте же возиться.

После обеда сразу пошел вверх по течению и на первой же галечной косе остановился для поиска. Это уже не разведка, а поиск. Коса небольшая – длиной не более двух метров и шириной половина метра. Сначала рассматривал и откидывал за спину верхние камешки – ничего пока нет. Затем черпнул чашкой более глубокий слой, набрал половину чашки, черпнул воды и стал крутить чашку – промывать от глины, песка. Снова порция воды, снова вращаю чашку, сливаю муть и мелочь. Суть в том, что тяжелый металл и крупные камни останутся на дне. Вот эти остатки я и начал рассматривать. Ага, вот агат, а вот и самородочек золотой. Небольшой – размером 0,3х0,3х0,9 сантиметра. Хорошее начало.

Увлекся и, не разгибая спины, работал часа два. Нашел еще два таких же самородка. Разогнулся и даже лег на спину, Оказалось – это утомительное занятие. До вечера я перепахал это местечко и нашел еще два, но меньшего размера. На кварц и другие камни я уже не обращал внимание, да и не было достойных камней. Что ж, заслужил отдых. Уже не зря пришел в эту даль.

В сумерки я вернулся на стоянку, поужинал и лег спать. На следующий день я пошел на следующую галечную косу. Так же, поработав до середины дня, я ушел на стоянку готовить обед и ужин. Такой распорядок сохранялся все следующие дни. Я не мог перенести приготовление еды на вечерние сумерки и на ночное время – одному страшно неудобно в темноте возиться. В конце-концов у меня нет планового задания – я сам по себе, я на отдыхе.

Работаю – как получится, сколько найду – и ладно.

На третий день прошел на следующую косу. Размер ее совсем маленький и разработал ее до обеда, нашел один самородочек, но хорошего размера – 0,5х0,5х1,5 сантиметра, а после обеда пошел еще выше – там совсем крохотная кося, а еще выше таких кос вообще нет. До вечера я разделался с последней косой, нашел два небольших кусочка. Думаю, что завтра надо будет киркой работать – снимать почвенный слой и добираться до галечника.

День четвертый. Землетрясение. На четвертое утро перед рассветом, перед подъемом на работу тряхнуло землю так, что полетели камни с горы. Падали везде, в том числе и на костровую площадку. (Вот оно преимущество ниши в горе перед брезентовой палаткой. Запросто можно получить камень в темечко.). Землетрясения бывают здесь один-два раза в год не чаще. Иногда по два-три года не трясет. Выждал, когда перестанет трясти и падать камни и выбрался к кострищу. Стенка оказалась наполовину разрушена. Довольно сильная была встряска. В нашем поселке такой силы тряски никогда не было. Эпицентр, по-видимому, здесь, в горах всегда. Повторных ударов, обычно, не бывает, поэтому смело, без оглядки начал свои ежедневные дела. Поправил стену, разжег костер, чай, хлеб с салом и на прииск. Взял кирку.

Нашел место на берегу свободное от деревьев и начал киркой убирать дерн, слой земли. Распахал место размеров 1х2 метра и камни, гравий стал сгребать в ручей, а потом попытался ручей направить на это место для промывки. Затем чашкой стал промывать порции гравия. Работа до обеда обессилела меня, но я нашел кое-что. Не зря ковырялся. Не знаю, не видел – как это делают опытные старатели, но после таких трудов я с трудом добрался до кострища и лежал полчаса – приходил в себя. Встал, пошел за водой, а ручей мутный от моей работы, пришлось идти на другой ручей.

Еще один день такой работы с таким же результатом и я стал думать, а не сходить ли мне на другую сторону вонючего болотца для разнообразия.

День шестой. С трудом вылез из своей постели – руки поднять не могу, ладони, пальцы в мозолях. Нет, не пойду я никуда – я буду рыбу ловить.

Сходил в лес, срезал удилище, обстругал его и снарядил удочку. Нужны черви. Пришлось-таки взять в руки кирку и ковыряться в земле в поисках червей. Нашел штук десять и сложил в заранее (дома) приготовленный мешочек вместе с землей. Возник вопрос – а где ловить и кого – я что-то не замечал рыбу в ручье. Далеко внизу по течению, когда шел сюда – я видел, а здесь – нет. Пришлось идти вниз до правого притока, который вытекает из болота. Не левое болото с запахом сероводорода – там рыбы не будет, а первое – правое. Пробрался к самой середине болота – точно – там есть прогалина чистой воды. Небольшая, не более трех метров в поперечнике. Вот туда и забросил снасть свою. Невероятно – сразу стремительная поклевка.

Подсекаю, вытаскиваю – небольшая рыбешка – гольян. Двенадцать сантиметров для гольяна хороший размер. Складываю в брезентовый мешок, который опускаю на веревке в воду. Еще заброс и снова поклевка. Таким образом за двадцать минут я поймал двадцать штук и решил, что на уху мне хватит, а хранить рыбу негде. Для ухи я взял с собой из дома четыре картофелины – это на четыре ухи. Взял и перец и лаврушку.

Несмотря на довольно длинный путь до рыбалки, уху я сварил точно к обеду, так как рыбу не надо было чистить – нет чешуи у этой рыбы – только кишки выпустить и промыть. Жирная рыба, наваристая уха, но попахивает болотом. Не беда. Давно не было ухи.

Это я очень правильно сделал, что устроил день отдыха и рыбалки. Полюбовался своей минералогической добычей, подумал, что обязательно надо будет купить часы. Завтра пойду за серное болото.

День седьмой. Встаю с неохотой. День солнечный, но ветреный. Надо готовиться и идти по задуманному маршруту. Наконец иду с топориком, без кирки, а пистолет, нож, как всегда, с собой в рюкзаке. Свои пищевые припасы я упаковываю в мешок и подвешиваю в нише.

Дошел до ручья с запахом серы, начал обходить болото. Запах есть, но ветер относит его на восток. Иду сначала немного на юг, затем на запад к горам. Болото оказалось совсем небольшим и за полчаса я был на его противоположном конце у самых гор. Вот и ручей бежит с горы, я ожидал встретить его здесь, его то мне и нужно обследовать.

Характер течения и вид его такой же, как и того, что около моей стоянки. Имеются с десяток перекатов и кос, но растения – трава, кустарники, деревья здесь не столь высокие, не столь густые. Раздумывать больше нечего и я привычно начал поиск с первой косы от болота. Перепахал ее всю – пусто. Иду ко второй. То же пусто. Правда, видел какие-то волокна – я подумал, что это какие-то корешки засохшие (жесткие на ощупь), которые принесло течением и не взял ни одного.

Только на четвертой косе, уже возле леса я нашел самородок серебра яйцевидной формы размером меньший диаметр 2 сантиметра, больший – 4 см. Проработал я так примерно до 16 часов. С этой добычей я вернулся к кострищу и больше в тот день не ходил.

День восьмой. За два предыдущих дня я восстановил свои силы и вновь появилось желание, как можно быстрее прийти на ручей и начать поиск.

День начинался хмурый, ночной ветер затих, небо затянуло равномерными серыми облаками и … тишина. Уверенно добрался до вчерашнего ручья и сразу начал разрабатывать следующую косу, которая была у самой кромки леса. Еще когда я шел вдоль болота и подходил к ручью я обратил внимание, на гнетущую тишину – не слышно птичьих голосов. Глухая, тягостная тишина. Начав работу я об этом забыл, тем более, что в чашке сразу оказались два самородка серебра. Размеры, примерно такие же. Через час нашел еще один, но значительно крупнее – уверенно могу сказать – в два раза крупнее. Навалилась усталость, в голове стало как то туго и я прилег. Голова кружилась, подташнивало. Сейчас, вспоминаю, что я отчетливо ощущал запах серы (сероводорода) с самого начала работы, и с каждым часом он становился все сильнее. Но я не придавал этому значение. Не было знаний, не было опыта. Лежал и пытался думать – почему птицы не поют, но … то ли заснул, то ли потерял сознание.

Сколько я так лежал – не знаю. Проснулся (очнулся) от холода, сырости – шел дождь и шумел ветер в деревьях. Была уже ночь. Сейчас я понимаю, что этот ветер спас меня – он отогнал сернистые газы, а дождь разбудил.

Фонарика у меня не было, а к кострищу, к нише, к постели своей идти очень хотелось. Поэтому я пошел. Путь, в общем-то, простой и натоптан мною, но ночь и ничего не видно. Шел, натыкаясь на кусты, влезая в болото и выбираясь из него. Наконец дошел до основного ручья и это было понятно так как я упал в него. Я даже обрадовался – сейчас я не заблужусь и до стоянки осталось идти десять минут. Шел я не мене, чем полчаса, вспоминая все слова, что я слышал в мастерских на производственной практике.

Наконец добрался до ниши. В дождь костер мне не развести. Поэтому я снимал поочередно одежды, выжимал и снова одевал. В таких сырых штанах и рубахе я лег на свою постель. Заснул по настоящему, а не в бессознательности.

Проснулся, когда солнце было уже высоко и оно освещало мою нишу. Я дрожал – зуб на зуб не попадал, но надо было вылезать и делать костер. Запас сухих дров в нише был у меня всегда на такой случай (на дождливый день), поэтому разжег огонь без затруднений. Вот оно благо цивилизации – спички. Во-первых я должен был просушиться и согреться. Только потом чай. Конечно, можно совместить эти действия, и еще не просохнув как следует, я сбегал за водой и поставил греться воду на чай. На этот раз классическая заварка китайского чая с сахаром. Стало тепло не только снаружи, но и изнутри. Сейчас надо напрячься и сварить кашу пшенную с салом. На это у меня ушло полчаса. Возможно чуть недоваренная, чуть недосоленная, но горячая и аппетитная. Да, появился аппетит и это значит, что вчерашнее отравление газом рассосалось в моем организме. А может это я его чаем китайским нейтрализовал? Одним словом – я вернулся к жизни, а время уже приближается к полудню.

Что делать? Идти снова к вонючему болоту нет желания – не готов я к такому подвигу. Одному ходить надо только в ветреную погоду и чтобы ветер дул с гор, с запада. Вот до чего я додумался, поглощая кашу пшенную с кусочками сала. А сегодня ветер северный. Тоже можно идти. Точно нельзя идти (опасно), когда ветер восточный, южный или когда ветра совсем нет.

Поэтому – схожу-ка я на рыбалку. После дождичка может быть еще какая другая рыба клюнет? А для этой цели я извлек вторую леску – эта снасть будет у меня с живцом на щуку.

Накопал червей и пошел на рыбное болото. Первого пойманного гольяна я насадил на двойной крючок и забросил тут же, недалеко. А далеко-то и не уйдешь – нет места, да и топко. Закончив это приготовления я стал соблюдать тишину, рыбачил почти не шевелясь. Поймал уже десяток гольянов, когда загнулась и затрепетала веточка, за которую я привязал леску с живцом.

Ну, думаю, щука попалась. Вытягиваю снасть, а там огромный окунь. Таких я не видел ни разу. Больше килограмма на вид. Снимать с крючка здесь в воде я не стал, так как боялся упустить его. Не удержать такого. Поэтому я вместе со снастью опустил окуня в мешок и стал выбираться с болота. Затем вернулся и смотал удочку. Отличная будет уха!

До вечера я занимался заготовкой дров, костром, ухой. Потом смаковал уху. Не спеша обсасывал голову окуня, плавники. Думал, что уха будет у меня еще на утро. Не получилось – все съел, а кости и требуху выбросил в яму, которую вырыл в десяти метрах.

День десятый. На промысел я пошел на свои первые места с киркой, чашкой. Ковырял землю, промывал. Нашел один интересный самородок какого-то бело-желтого цвета, не как предыдущие. Те были более темные. Хорошего размера добыча. Иду к костру для приготовления обеда-ужина. Хожу уже без оглядки, уже все привычно. Как будто расслабленный разгильдяй, однако, внутренняя напряженность непрерывно сидит во мне. И не зря. Подхожу к кострищу (не дошел еще пятнадцати метров) и ощущаю какое-то движение за скалой, в том месте, где я выкопал яму для отбросов. Снял рюкзак, достал пистолет и коробку спичек. Я еще не понимаю – кто и что, но чувство опасности ощущаю. Стою не шевелясь, всматриваюсь… – кто-то большой и темный шевелится. Дошло, наконец, до меня – медведь. Пришел на запах рыбы.

Надо его прогонять иначе он в следующий раз все мои продукты подчистит.

Решил подойти чуть ближе, чтобы гром выстрела был для него страшнее. Но стрелять в него нельзя. Нельзя его ранить (Убить его из моего самопала невозможно) иначе он мне все кости переломает в качестве самозащиты. До выстрела тоже нельзя попадаться ему на глаза иначе не будет никакого эффекта от выстрела, поэтому, сделав только два шага я стреляю в его сторону, но вверх.

Ах, как он подпрыгнул! Как он драпанул! Только сучья трещали. Все, больше не придет. Какие у него переживания сейчас!

Я тоже переживал – а вдруг он любознательный … Как мне ночевать теперь, нет уже того спокойствия. Стало быть, надо делать на ночь костер с толстыми бревнами. Вот еще одна забота-работа бревна подтаскивать.

День одиннадцатый. Встаю с думой, что мне осталось работать здесь всего два дня. На тринадцатый день с утра надо уходить. Пока делал утренние дела решил, что надо бы еще раз сходить за вонючее болото, если будет правильная погода. Ну, и, конечно, по этому ручью промышлять.

Решение принял после завтрака, к этому времени я понял погоду – ветерок слабый югозападный, небольшая облачность – дождя не будет. Схожу-ка я на левые ручьи, на те, что перед вонючим болтом, не на тот где я отравился, а на те, что ближе к стоянке. По первому же ручейку я дошел до подножия гор и это заняло у меня минут сорок. Вид русла показывал, что здесь много промышляли – сильно изрыто. Поэтому пошел еще дальше вверх по течению. В самом лесу на склоне горы нашел интересное место – скала, а в эту скалу сверху упирается ручей и делает два изгиба, между которыми широкий отстойный участок. Теоретически, согласно законам гидродинамики, здесь после завихрений под скалой образуется ламинарный поток и мелкие камни и песчинки оседают на дно. (! Во, какие слова знаю!). Вот этим местом я и решил заняться.

Занятие привычное – промывать в чашке. Таким способом можно выбрать только крупные экземпляры, а мелкие, размером с песчинку и даже размером со спичечную головку, те не уловишь и это большие потери. Основная масса золота в песчинках. Надо иметь хороший лоток. А еще говорят, что древние люди (2-3 тысячи лет назад) использовали овечьи шкуры, на которых хорошо ловился и песок. Золотое руно. То есть лоток, обтянутый шкурой. Вот бы шкуру с того медведя сюда. К следующему сезону я сделаю себе лоток. Имеется смысл в этом.

За день работы я нашел два небольших самородочка золота и один довольно крупный – серебра. Для Зойки, решил.

День двенадцатый. Снова пришел к этой скале, поработать с киркой решил – расширить пойму. Наработался в последний день до усрачки (как говорят у нас на Северном Урале), нашел еще два серебристых камешка и с десяток непонятных – не самородки злата-серебра. Все! Хватит ковыряться.

Работу прекратил с легким сердцем – не было стремления найти еще и еще (то есть, жадности не было), да и устал от такой жизни. Захотелось уже мать обрадовать – она-то понимает цену этих самородочков. Все женщины нашего поселка понимают толк в минералах – все в украшениях самодельных.

День тринадцатый. Сразу после плотного завтрака начинаю собираться в дорогу: самородки в мешочек и к поясу (плотно и прочно); камни разные, не распознанные мной, (штук двадцать) в рюкзак. Решил забрать кирку домой. Запасы еды иссякли (облегчение), зато вот кирка тяжелая. Все это скомпенсировалось и поклажа оказалась такой же тяжелой как при выходе из дома.

С облегчением в душе, но также и с некоторым сожалением я двинулся в обратный путь. Дорога до озера была ничем не примечательна. Иди и иди. Во время делай остановки для отдыха и не устанешь. Дорога шла, естественно, вниз – чуть легче, чем при подъеме сюда.

Дошел, наконец, до озера, до скалы, от которой начинался путь, а … озера нет, вместо озера огромной глубины сухая яма. Вода ушла. Быстро сообразил, что это происки землетрясения – разрушились своды карстовой пещеры. Что-то толкнуло меня и я пошел смотреть на яму, в которой я ночевал. Нашел это место, а вместо ямы большой провал и дна не видать. Подумалось … а что, если бы землетрясение было в ту ночь.... Мрак.

Вернулся к скале и более внимательно осмотрел дно бывшего озера. Ничего интересного на первый взгляд – голые крутые глинистые склоны. Очень крутые склоны, почти отвесные. Но в одном месте образовалась как бы полочка. Там, очевидно, каменистый выступ. Что-то привлекло мое внимание недалеко от выступа справа, этот выступ метрах в двадцати от меня и на глубине примерно пяти метров. Осторожно подошел, лег на живот и первое, что увидел – это какой-то торчащий предмет, как будто толстая палка воткнута. Пригляделся, а это ружье, воткнувшееся стволом в землю. Конечно, все покрыто илом, но четко понятно – ружье. Ремень есть на ружье, значит можно попытаться достать его.

Конечно, не спускаться в яму. Веревки нет. Обратно не выбраться. Можно попробовать палкой с сучком на конце. Если одной палки мало, то надо связать две. Долго искал подходящие палки. Срубил, связал и подполз к краю ямы. Осторожно опустил палку и по борту ямы стал подвигать ее к ремню. Наконец сучок подлез под ремень и я потащил находку вверх. Операция получилась с первого раза. А если бы сорвалось ружье, то никакого второго-третьего раза могло и не быть – такая глубина и крутизна. На глаз сейчас я определил глубину в двадцать метров, и еще дыра на дне.

Двустволка, курковка, горизонталка 16-го калибра, тульского завода. У отца такая же была. Протер травой первую грязь и понес к реке. Грязь уже вся высохла, так как землетрясение было десять дней назад. На берегу промыл тщательно ложе, цевье не снимается, стволы внутри прутиком прочистил. Попытался открыть – не получилось, заржавело. На вид не сильно заржавело, так как детали вороненые. Надо керосином промывать.

Тогда я начал чистить и всматриваться в номер ружья; наконец прочитал – 110245. Точно помню – это номер ружья моего отца.(!) Как оно там оказалось?

Снова пошел к бывшему озеру, лег на живот напротив полочки – раньше на ней я что-то видел непонятное, но был увлечен ружьем и не всматривался. Да и находился я тогда чуть в стороне от полочки, а сейчас улегся прямо над ней. Будь на моем месте опытный криминалист, он бы сразу догадался – что там. У меня с трудом укладывалось в голове, что там сереет череп человеческий. А темная продолговатая масса – это тлен человеческий в одежде. Ужас предчувствия охватило меня. Что делать? Ответ сам себе даю:

– Быстро идти домой и там в милицию.

– Но ведь вечер уже, темнеет. Не сейчас. Завтра утром. Опомнись.

Взял себя в руки – да, надо идти к реке и устраиваться на ночь. Небо хмурится, возможен дождь. Надо срочно делать стоянку с пологом и костром.

Подхватил свои вещи и пошел к реке. За большим корневищем дерева, которое в половодье приволокло на косу, я стал устраиваться на ночевку. Все привычно, быстро, точно и вот костер уже горит и вода для чая греется, а я ставлю полог. Завариваю листья смородины, а дождичек уже стучит по крыше полога. Но я хорошо устроился за корневищем – оно сбоку, тент под девяносто градусов к нему, не дует, а тепло от костра сосредотачивается в образовавшемся углу – тент-корневище. Бегом к лесу, ломаю ветки для лежанки. Легкий дождь пока, хорошо бы так и закончился. Мечтал о рыбалке на этой реке, но не будет ее. Утром сразу в путь надо.

День четырнадцатый. Поклажа заметно тяжелее. Несу еще и ружье. Мысли, мысли. Там могут быть останки моего отца. Надо сразу в милицию и сюда с ними. Веревки брать и доставать. Опознание или как оно правильно называется. Расследование – как так получилось.

За такими думами быстро и незаметно дошел до переправы. Издали вижу, что на том берегу кто-то стоит. Наверное, Зойка, как договаривались. Плот не вижу. Где он? Утащили?

Но вот под берегом, у самой воды на моем берегу вижу Зойку. Она рыбачит, а лодка рядом привязана.

На другом берегу моя мама. Уже машет мне рукой.

Дела-а-а. Меня встречают двое. Зойка у лодки на моем берегу, а мать на том берегу. Как она тут?

Пока Зойка сматывала удочку узнаю – оказывается, она в тот же день сообщила моей матери, что я благополучно перебрался на другой берег на плоту и ушел в горы. Один. Мать была в диком волнении все две недели.

Развернул лодку носом к реке, Зойка уложила удочки и улов (десяток красноперок) в носовую часть, я туда же складываю свои пожитки, она садится за весла, а я отталкиваю лодку и сажусь на заднее сиденье.

– Ну, как сходил? – Зойка спрашивает, как только отъехали.

– Я принес тебе кусок серебра – будет хорошая блесна. Но сейчас я не буду ковыряться искать его, а вечером занесу тебе домой.

О других находках и предположениях я молчу. Рано говорить. Надо сначала в милицию сходить и экспедицию снарядить, чтобы не спугнуть напарника отцовского. А то он еще раньше нас убежит туда и уберет останки. Тогда все будет шито-крыто.

– Ну, ты молодец. Я давно мечтала о серебряной блесне. Отец сделает.

Подплыли к домашнему берегу, мать ухватила за нос лодку, держит. Лодку развернуло течением и боком прижало к берегу. Сначала Зойка, затем и я благополучно выбираемся. Я привязываю лодку к кнехту. Есть такая самодельная тумба на берегу.

– Ты что же обманом ушел один? Это же очень опасно на прииски одному ходить. Я вся изволновалась. Ладно, что в назначенное время вернулся. Вот это ты молодец. Пойдем, я баню приготовила, уже и остыла она, наверное. Два часа назад готова была. Два часа тебя здесь жду, и Зойка столько же.

Все эти слова она вывалила на меня одним залпом. Долго готовила речь.

Я молчу. Виноват. Но мать молодец – и поругала и похвалила и подготовилась к встрече. Как я в баню захотел!

До дома недалеко и через пять минут я уже иду в баню. Нагрелся в горячей баньке, вымылся наконец-то с мылом. Оделся в чистую цивильную (не походную) одежду – благодать – вот она цивилизация – баня!

Маманя приготовила уже обед – все на столе: борщ мясной, рыба жареная (ленок), чай с малиновым вареньем, сушки.

В углу, около порога лежат мои вещи, в том числе ружье и кирка.

Пока я ел мать с подозрением смотрела в угол. Молчала. Потом:

– Куда ходил?

– Далеко. Решил пройти по отцовской карте. Нашел его место. Добыл кое-что.

– Не зря сходил?

Когда я начал пить чай, я стал рассказывать о геологических находках. Достал заветный мешочек и показал ей добычу.

– Богато. Хорошо за две недели.

– Это я решил употребить на следующий год после окончания школы для поездки в университет. Поступать буду.

– Хорошая идея. Правильно. А эти вещи откуда? В доме их не было. Где взял?

Начал рассказывать о своих других находках. О догадках. О намерении идти в милицию, об экспедиции к яме. Об отравлении газом я не рассказывал.

Мать разволновалась до такой степени, что слезы появились. Затем взяла себя в руки и говорит:

– Этот Федор (напарник отцовский) всегда мне был противен. Чувствовала я в нем подлость. Сейчас ты никому ничего не говори. Я сама пойду в милицию.

Мать ушла, а я, чтобы не терять время, взял приготовленный для Зойки самородок серебра, пошел к ним домой. Она была дома, ждала меня, – говорит.

Размер самородка ей понравился.

– Ты че так на меня смотришь? Ты лучше сходи к Василисе, подойди к ней от моего имени. Она жуть чувствительная – чуть затронь некоторое место так тут же и упадет на спинку. И ноги в стороны. Ей столько же лет, как и мне. Но есть одна постарше, поопытней, а это тебе будет интереснее. Ее звать Наташкой, ей 24 года и работает она бухгалтером в аптеке. Знаешь где аптека? Вечером подожди ее там. Скажешь, что есть золотишко в обмен на .... Она сразу сообразит – не сомневайся. Она очень любит автомашины и мечтает купить «Победу» и мечтает о путешествиях. Вот ты ей, что нибудь о дальних странах и расскажи. И она твоя. И золото твое купит.

Но события вчерашнего дня заглушили все мои инстинкты. Я быстро вернулся домой. Мать пришла вскоре после меня с милиционером. При этом милиционер был в гражданской одежде, чтобы не привлекать внимание окружающих к нашему дому.

Снова я рассказывал о находках, о догадках, показал кирку и ружье. Милиционер понял все правильно.

– Надо действовать быстро и тайно. Уходим завтра же на рассвете, даже еще затемно. Нас будет двое – я и следователь и ты пойдешь. Сейчас начнем собираться (веревки, мешки и прочее) и ты будь готов к пяти часам утра.

– Я тоже пойду, я знаю какая пряжка была у него на ремне, какие зубы сломаны, вырваны – начала было мама. – И еще хочу, если это он, похоронить его здесь.

– Ни в коем случае. Не женское это дело. Здесь нужны крепкие ноги, руки и крепкие нервы. Опознание потом будет, здесь в милиции.

Поход криминалистов. Утром, еще в темноте я был готов к походу. Вскоре послышался легкий стук в дверь – пришли милиционеры. – Ты готов? Пошли.

Чуть-чуть начало сереть небо. В поселке тишина, даже собаки не лают.

На лодке переправились и хорошо привязали ее к корню осокоря. Я шел впереди. Шли молча. Когда отошли на приличное расстояние, как будто кто-то мог слышать нас до этого, начались расспросы про особенности пути.

Вчера и сегодня еще утром я удивлялся необыкновенной прыти милиционеров. Обычно их с места не сдвинешь. Но несколько фраз между ними сегодня дали мне понять, что они имеют на Федора большой зуб. Чем-то он достал их, но был недосягаем, а сейчас имеется возможность ухватить его.

С одним коротким привалом мы дошли до речки Серебрянка. Благополучно перешли по камням и вот мы у бывшего озера. Все на месте. Яма, склоны, выступ-полочка и тлен человеческий на нем.

Милиционеры люди не старые – обоим 30-32 года, крепкие, спортивные.

Того, который был у нас вчера дома, зовут Михаил Николаевич, а криминалиста (он постарше) зовут Николай Михайлович. Оба старшие лейтенанты.

Спускаться решил Михаил. Основная проблема – как закрепить веревки – поблизости нет хорошего, прочного дерева. Вырубили колья. Для подстраховки два кола вбили (под некоторым обратным углом по направлению спуска).

Вбили мы еще небольших кола на краю ямы для рук спускающегося и вылезающего. Решили, что так будет удобно, надежно, а то не за что будет ухватиться.

Михаил обвязался веревкой, взял с собой мешок большой и перчатки резиновые из прозекторской, как сказал Николай. Лег животом на землю и ногами вперед начал двигаться в яму. Мы его держали за веревку. Наконец натяжение веревки ослабло, это он ступил на выступ. Мы не видели, как он наполнял мешок, мы стояли в трех метрах от края и держали его.

Сначала была размотана еще одна веревка и свободно опущена вниз. Для мешка. Прошло, наверное, полчаса.

– Поднимайте мешок, – крикнул Михаил.

Мы вытащили его, работая каждый одной рукой, другой держали ямолаза.

Мешок остался лежать на краю.

– Готово, – крикнул Николай.

– Поднимайте меня, – кричит Михаил.

Мы тянули, отступая от края ямы. Наконец показалась голова, а затем рука, которая ухватилась за кол, и вот он вылез. Лежит на краю, лицо белее серебра.

– Ну, и работа у нас. Не люблю трупы.

Смотали веревки, милиционеры взяли мешок и пошли к реке. Умылись. Я тем временем готовил костер на старом моем месте. Надо перекусить, прежде чем возвращаться назад. В горло ничего не лезло, кроме крепкого китайского чая с сахаром.

– Мы пойдем не сразу, – говорит Николай, – я сейчас проведу первый предварительный осмотр. Обмоем водой то, что там в мешке.

Я отошел подальше, якобы мыть посуду, а милиционеры развязали мешок и что они там и как делали, я не видел. Не мог смотреть.

Через некоторое время следователь говорит, что череп пробит чем-то острым и широким. Кирка, наверное. Зубы имеют характерные повреждения. Один сломан – корень торчит, а два вынуты с корнями. Удалены в больнице, очевидно. Других повреждений он не заметил – ни переломов рук, ног, ребер. Никаких предметов, вещей в одежде он не нашел. Вот только брючный ремень с металлической пряжкой, да сапоги с медными клепками.

– Узнаешь пряжку?

– Да, у отца такой был ремень. И сапоги с медными гвоздиками были.

Про зубы я ничего не знаю. Мать, говорила, что знает особенности.

– Улики все косвенные, – говорит следователь.

Сложили они эти останки в тот же мешок, который был предварительно вымыт и уже подсох. Связали. Этот мешок понес на плече Михаил.

Тяжело молчали всю дорогу. Три раза останавливались отдыхать. Наконец наша река. Лодка на месте, мать на другом берегу стоит.

Переправились и милиционеры сразу пошли и понесли мешок в милицию. Мы вас (это моей маме) пригласим скоро для опознания. Нам надо кое-что оформить, переговорить с начальством. А время уже вечерние сумерки. То есть завтра утром.

Мы с мамой пошли домой. Дома она спросила:

– Кто в мешке?

– Отец.

Молча заплакала, ушла к себе в комнату. Я тщательно умылся, выпил холодного чая с хлебом и лег спать.

Утром, примерно, в десять часов пришел милиционер Михаил и пригласил мать на опознание. Я тоже пошел с ней.

Тяжелейшие минуты в жизни пришлось пережить матери.

Да, это ремень ее мужа, да, сапоги его, точно – зуб один был сломан, а два удалены врачом, да, на том самом месте – те самые зубы.

Что было у него с собой. Чего не хватает.

Мать говорит: – портсигара нет. Особенный он был у него, инкрустированный золотыми и серебряными пластиночками. Приклеены. Под серебряной нижней пластинкой с левой стороны инициалы «В.Д.В.» были. Дорогая вещь. Часов нет. Командирские пылеводонепроницаемые со светящимися стрелками и цифрами. Тоже с инициалами. И ремешок еще у них кожаный, но с маленькими пластинками серебра, под цвет часов. Красиво было.

– Будем искать эти предметы. – Говорит Михаил Николаевич. – Но тоже эти улики будут косвенные. Это еще как судья посмотрит. Случай-то не в большом городе произошел, а в тайге, где нет лишнего человека. Он да напарник.

– Сейчас мы выпишем постановление на обыск у Федора, – говорит начальник милиции, капитан Амвоскин Петр Иванович, – и сразу пойдем к нему.

Мы с мамой, естественно, туда не ходили. Обыск шел два дня. Перерыли не только дом, но и баню и перекопали весь огород. Разговоров в поселке об этом обыске было много и долго еще обсуждали. Много чего нашли в доме Федора. Взрывчатку, незарегистрированное оружие, несколько килограммов слитков серебра, полкило – золота и вещи нашего отца – портсигар и часы.

После этого разрешили похоронить отца. Много пришло народу, все чем-то помогали – гроб, памятник со звездой и силуэтами его наград военной поры – медали «За отвагу», «За взятие Берлина», орден Красной звезды.

Говорили матери какие-то слова, меня похлопывали по плечу, младшего гладили по голове.

Женщины говорили: – вот сейчас ты вдова с привилегиями, а до этого кто ты была – непонятно. Это говорили вдовы, а жены пропавших без вести мужей – те завидовали черной завистью.

Такова жизнь была в России на Северном Урале.