Читать книгу Стеклянный меч - Виктория Авеярд - Страница 6

Мне пытаются внушить, что это к лучшему, но я не готова принимать чьи-то там жалкие оправдания. Килорн и Бри поспешно засыпают меня заученными аргументами.

«Он опасен, даже для тебя». Но я лучше, чем кто-либо, знаю, что Кэл никогда мне не повредит. Даже когда у принца были для того причины, я его совершенно не опасалась.

«Он – Серебряный. Мы не можем ему доверять». После того как Мэйвен погубил его репутацию и лишил старшего брата права на престол, у Кэла нет никого и ничего, кроме нас, хоть он и отказывается это признавать.

«Он – ценный заложник. Генерал, принц Норты, человек, которого разыскивают по всему королевству». Тут я замолкаю и ощущаю глубоко внутри страх. Если человек с кровавым глазом решит использовать Кэла как средство давления на Мэйвена, если захочет обменять его или принести в жертву, мне понадобятся все силы, чтобы помешать ему.

Поэтому я просто киваю, поначалу медленно, делая вид, что согласна. Притворяясь послушной. Слабой. Я была права. Шейд меня предупредил. Он понял, куда катится прилив, задолго до того как волна приблизилась. Кэл – это сила, живой огонь, то, чего нужно бояться, с чем нужно справиться. А я – молния. Что сделают со мной, если я откажусь играть свою роль?

Я не попала в очередную тюрьму – пока нет, – но чувствую, что ключ в замке, и он грозит повернуться. К счастью, у меня есть опыт в таких делах.

Человек с кровавым глазом и его солдаты ведут Кэла в ангар – им хватает ума не связывать ему руки. Но они не опускают ружей и не теряют бдительности, стараясь сохранять дистанцию, чтобы никого из них не испепелили за дерзость. Я могу лишь наблюдать, широко раскрыв глаза и закрыв рот. Дверь ангара захлопывается, разделив нас. Они не убьют Кэла – во всяком случае, пока он не даст повода. Могу лишь надеяться, что принц будет вести себя хорошо.

– Обращайтесь с ним помягче, – шепчу я, прижавшись к теплому телу Бри.

Даже под холодным осенним дождем он пылает, как печка. Долгие годы сражений на северном фронте научили его терпеть сырость и холод. Я вспоминаю старую папину присказку: «Война всегда с тобой». Теперь я знаю это как никто, хотя сражалась совсем на другой войне.

Бри делает вид, что ничего не слышит, и мы оба покидаем причал. Килорн следует за нами, пару раз наступив мне на пятки. Подавив желание пнуть его, я сосредотачиваюсь на деревянных ступеньках, которые ведут к стоящим на холме баракам. Лестница истерта бесчисленными ногами. Сколько людей здесь бывало? И сколько живет здесь сейчас?

Мы взбираемся на холм, и перед нами открывается остров. База оказывается больше, чем я думала. Казармы на вершине холма были лишь первыми из как минимум десятка. Они стоят двумя ровными рядами по обе стороны длинного бетонного плаца. Он чистый и ухоженный, в отличие от лестницы и причала. Посередине двора тянется проведенная белой краской линия, идеально прямая, уходящая куда-то в бурную ночь. Куда она ведет, я понятия не имею.

На острове царит спокойствие, словно он застыл от бури. Утром, когда дождь закончится и мрак рассеется, наверное, я увижу базу во всей красе – и наконец пойму, с кем имею дело. У меня развилась дурная привычка недооценивать окружающих, особенно в том, что касается Алой гвардии.

Как и Наэрси, остров Так – нечто большее, чем кажется.

Холод, который я ощущала на подводке и под дождем, не проходит, даже когда меня вводят в казарму, на двери которой черной краской выведена цифра «3». Я промерзла до костей, до самого сердца. Но я не позволю родителям заметить это – ради них самих. Я обязана сделать такое усилие. Пусть думают, что я целая и невредимая, несломленная, ничуть не удрученная заключением Кэла и собственными испытаниями во дворце и на арене. И Гвардия должна думать, что я на их стороне, что я радуюсь, оказавшись в «безопасности».

«Но разве не так? Разве я не принесла клятву Фарли и Алой гвардии?»

Они, как и я, верят в конец эпохи Серебряных королей и Красных рабов. Они принесли в жертву много жизней ради меня и из-за меня. Они – мои союзники, мои товарищи, братья и сестры по оружию… но человек с кровавым глазом заставил меня задуматься. Он – не Фарли. Она, возможно, груба и упряма, зато хорошо знает, что я пережила. С ней можно договориться. Сомневаюсь, что человек с кровавым глазом уступит доводам рассудка.

Килорн хранит странное молчание. И оно нам совсем не нравится. Мы привыкли ругаться, дразнить друг друга – ну или, в случае Килорна, болтать чушь. Совсем не в наших привычках молчать в обществе друг друга, но теперь слова закончились. Он знал, как собирались поступить с Кэлом, и не возразил. Самое скверное, что Килорн даже мне не сказал. Если бы не холод, я бы разозлилась. Холод пожирает мои эмоции, приглушает их, превращая в нечто вроде электрического гудения в воздухе.

Бри не замечает нашего странного поведения – да и не заметил бы. Во-первых, мой старший брат очаровательно глуповат, а во‑вторых, он уехал из дома, когда я была неуклюжей тринадцатилетней девчонкой, которая воровала для развлечения, а не из необходимости, и не отличалась особой жестокостью. Бри не знает, какой я стала – он пропустил почти пять лет моей жизни. Но я гораздо сильнее изменилась за последние два месяца, чем за прежние семнадцать лет. И только два человека были в это время рядом со мной. Первый сейчас в тюрьме, а второй носит кровавый венец.

Любой разумный человек назвал бы их моими врагами. Как ни странно, враги знают меня лучше всего, а собственная семья не знает совсем.

В казарме, о счастье, сухо. Лампы и провода на потолке гудят электричеством. Коридор с толстыми бетонными стенами напоминает лабиринт, и нет никаких указателей, чтобы ориентироваться. Все двери закрыты – серые, стальные, ничем не примечательные, – но кое-где заметны признаки жизни. Тут ручку украшает плетенка из травы, там на косяке висят порванные бусы и так далее. Здесь обитают не жуткие солдаты, а беженцы из Наэрси и из других мест. После введения Мер, которые я озвучила лично, много бойцов Гвардии, да и просто Красных бежали с материка. Как они могли там оставаться, если им грозили призыв или казнь? «Но как они сумели скрыться? И как добрались сюда?»

Еще один вопрос пополняет мой неуклонно растущий список.

Хотя многое меня отвлекает, я стараюсь тщательно запоминать повороты. Здесь направо, один, два, три раза свернуть за угол, потом налево мимо двери с надписью «Прерия». Отчасти я гадаю, не нарочно ли брат идет окольным путем, но Бри для этого недостаточно умен. Наверное, я должна быть благодарна. Шейд без проблем разыгрывает хитреца, но только не Бри. Он – грубая сила, катящийся валун, от которого нетрудно отпрыгнуть. Он тоже боец Алой гвардии, освободившийся из одной армии лишь для того, чтобы примкнуть к другой. Судя по тому, как он держал меня на причале, Бри верен Гвардии и больше никому. Трами, очевидно, изберет ту же линию – он всегда предпочитает за кем-нибудь следовать и лишь время от времени готов вести. Наш старший брат… Только у Шейда хватает здравого смысла держать глаза открытыми, ждать и прикидывать, какая судьба ожидает нас, новокровок.

Дверь впереди гостеприимно приоткрыта. Бри может и не говорить мне, что это комната нашей семьи, поскольку на дверной ручке висит лоскут фиолетовой ткани. Он обтрепан по краям и неуклюже вышит. На обрывке блестят вышитые молнии – символ, который не принадлежит ни Красным, ни Серебряным, только МНЕ. Сочетание цветов Дома Титаноса – моей личины – и молнии, которая меня защищает.

Когда мы подходим ближе, за дверью что-то катится, и мне сразу делается тепло. Я узнаю звук папиного кресла где угодно.

Бри не стучит. Он знает, что никто еще не спит – все ждут меня.

Там просторнее, чем на подводной лодке, но тем не менее комнатка маленькая и тесная. По крайней мере, есть место, чтобы повернуться, и отдельные кровати для всех, и даже чуть-чуть свободного пространства возле двери. Единственное окно, прорезанное высоко в дальней стене, плотно закрыто от дождя, но небо кажется немного светлее. Близок рассвет.

«Да», – думаю я, заметив ошеломляющее количество красного.

Шарфы, тряпки, какие-то лоскутья, флаги… красная ткань лежит на всех поверхностях и свисает с каждой стены. Можно было догадаться, что этим закончится. Гиза некогда шила одежду для Серебряных; теперь она прилежно мастерит флаги для Алой гвардии, украшая их разорванным пополам солнцем – символом сопротивления. Они некрасивы – стежки неровные, узор простой. Их не сравнить с произведениями искусства, которые она некогда создавала. Это и моя вина.

Гиза, сидящая за маленьким железным столиком, застыла с иголкой в полузалеченной руке. Она смотрит на меня, и остальные тоже. Мама, папа, Трами – все глядят, но не узнают девушку, которую видят перед собой. Когда мы виделись в последний раз, я не сумела совладать с собой. Я была загнана в ловушку, слаба, сбита с толку. Теперь я изранена, покрыта синяками, предана, зато знаю, кто я такая и что должна сделать.

Я – бóльшее, чем мы когда-либо мечтали. И меня это пугает.

– Мэра… – чуть слышно раздается мамин голос.

Она выговаривает мое имя с дрожью.

Как дома, в Подпорах, когда мои искры чуть не сожгли наш дом, она первой обнимает меня, а после объятий, которые слишком коротки, усаживает на свободный стул.

– Сядь, деточка, сядь, – говорит она, и руки у нее дрожат.

«Деточка». Я много лет не слышала, чтобы мама так меня называла. Странно, что это слово прозвучало теперь, когда я уже далеко не ребенок.

Мамины руки витают над моей новой одеждой, ища синяки, как будто она видит сквозь ткань.

– Тебе больно, – бормочет она, качая головой. – С ума сойти, тебя не уложили на носилки. После… ну, после всего.

Я втайне радуюсь, что мама не упоминает Наэрси, арену и то, что было раньше. Сомневаюсь, что в обозримое время мне хватит сил, чтобы воскресить эти воспоминания.

Папа мрачно усмехается.

– Она может делать, что вздумается. Ей незачем спрашивать разрешения.

Он ерзает, и я замечаю, что седины у него прибавилось. Еще он похудел и кажется в знакомом кресле совсем маленьким.

– Как Шейд…

Шейд – это то, в чем мы все согласны. И о брате мне проще говорить.

– Вы его видели? – спрашиваю я, позволив себе расслабиться на холодном металлическом стуле. На нем очень приятно сидеть.

Трами встает со своей койки, чуть не стукнувшись головой о потолок.

– Сейчас пойду в лазарет. Я просто хотел убедиться, что ты…

Слово «в порядке» окончательно покинуло наш лексикон.

– …на ногах.

Я могу лишь кивнуть. Если я открою рот, то, наверно, расскажу все. Про боль, про холод, про принца, который меня предал, и про другого принца, который меня спас, про людей, которых я убила. Хотя они, быть может, уже об этом знают, я не в силах признаться в содеянном. Увидеть на лицах родных разочарование, отвращение, страх передо мной. Сегодня я этого не вынесу.

Бри отправляется вместе с Трами, грубовато похлопав меня по спине, прежде чем выйти вслед за братом в коридор. Килорн остается; он по-прежнему молчит, прислонившись к стене, словно хочет провалиться сквозь нее и исчезнуть.

– Поешь? – спрашивает мама и копается в крохотном шкафу. – Если ты голодная, у нас кое-что осталось от вечернего пайка…

Хотя я уж не знаю сколько ничего не ела, я качаю головой. Я так измучена, что думать не могу ни о чем, кроме сна.

Гиза смотрит на меня, прищурив свои ясные глаза, и все понимает. Она отбрасывает с лица прядь густых рыжих волос цвета нашей крови.

– Тебе надо поспать.

Она говорит так убежденно, что я забываю, кто из нас старшая сестра.

– Дайте ей отдохнуть.

– Ну конечно. Ты права.

И вновь мама тянет меня за собой, подняв со стула, и подводит к кровати, на которой лежит больше подушек, чем на других. Она нянчится со мной, возится с тонким одеялом, сама делает все необходимое. У меня хватает сил лишь на то, чтобы следовать ее указаниям. Я позволяю ей подоткнуть одеяло – мама никогда не делала этого раньше.

– Ну вот, деточка, спи.

«Деточка».

Я уже давно не была в такой безопасности, меня окружают люди, которых я люблю больше всего на свете, но тем не менее мне как никогда хочется плакать. Но ради них я сдерживаюсь. Сворачиваюсь клубочком и рыдаю в одиночестве, мысленно, чтоб никто не видел.

Вскоре я задремываю, несмотря на яркий свет над головой и тихие разговоры. Слышится низкий голос Килорна – теперь, когда я ушла со сцены, он вновь заговорил.

– Присмотрите за ней. – Это последнее, что я слышу, прежде чем погрузиться в темноту.

Где-то ночью, между сном и бодрствованием, папа берет меня за руку. Не для того, чтобы разбудить, просто чтобы подержать. На мгновение мне кажется, что это сон, что я – в камере под Чашей Костей. Что наше бегство, арена и казнь были кошмаром, который я должна вскоре пережить вновь. Но рука у папы теплая, узловатая, знакомая, и я крепче сжимаю ее. Он настоящий.

– Я знаю, что такое убить человека, – шепчет папа, глядя вдаль.

Его глаза – две крошечные точки света в темной комнате. Папин голос звучит непривычно, как будто сам он в эту минуту стал другим человеком. Солдатом, который слишком долго выживал в недрах войны.

– Я знаю, как это действует…

Я пытаюсь заговорить. Несомненно, пытаюсь.

Но вместо этого выпускаю папину руку и уплываю в темноту.

Наутро меня будит едкий запах соли. Кто-то отворил окно, впустив в комнату прохладный осенний ветер и яркий солнечный свет. Буря закончилась. Прежде чем открыть глаза, я даю волю воображению. Подо мной моя старая кровать, ветер долетает с реки, и решать нужно только, пойти или не пойти в школу. Но утешения в этом немного. К той жизни, хоть она и была проще, я бы не вернулась, если бы смогла.

У меня есть дела. Я должна позаботиться о списке Джулиана, начать подготовку к этому масштабному предприятию. И если мне понадобится Кэл, кто посмеет отказать? Если на кону – спасение многих жизней от петли, кто скажет «нет»?

Что-то подсказывает мне, что, например, человек с кровавым глазом. Но я отгоняю эту мысль.

Гиза лежит, растянувшись, на койке напротив и здоровой рукой выдергивает нитки из куска черной ткани. Она даже не смотрит на меня, когда я потягиваюсь, треща суставами.

– Доброе утро, деточка, – говорит она, не скрывая ухмылку.

И получает подушкой по физиономии.

– Не начинай, – предупреждаю я, втайне радуясь, что она дразнится. Вот если бы и Килорн вел себя так же, став чуть более похожим на рыбацкого мальчишку, которого я помню.

– Все в столовке. Завтрак еще не закончился.

– А где лазарет? – спрашиваю я, подумав про Шейда и Фарли.

Сейчас сестра – один из моих основных союзников.

– Тебе надо поесть, Мэра, – строго говорит Гиза и наконец садится. – Я серьезно.

Тревога в ее глазах смущает меня. Очевидно, я выгляжу хуже, чем предполагала, раз уж Гиза обращается со мной столь бережно.

– Ну а где столовка?

Фыркнув, она встает и бросает рукоделье на постель.

– Так я и думала, что буду нянькой, – бормочет сестра, совсем как мама, когда сердится.

На сей раз она увертывается от подушки.

С утра мы быстрей преодолеваем лабиринт коридоров. По крайней мере, я помню дорогу – и мысленно отмечаю двери, мимо которых мы проходим. Некоторые открыты – за ними пустые спальни и немногочисленные отдыхающие Красные. То и другое внятно свидетельствует о предназначении казармы номер три, которая, очевидно, отведена для семейных. Здешние обитатели не похожи на бойцов Гвардии, и я сомневаюсь, что большинство из них когда-либо участвовали в сражении. Тут есть и дети, даже совсем маленькие, которые бежали вместе с родителями или были привезены на остров. Одна комната буквально набита старыми, поломанными игрушками, а стены спешно выкрашены в тошнотворно-желтый цвет в попытке сделать бетон повеселее. Никакой надписи нет, но я понимаю, для кого отведено это помещение. Для сирот. Я быстро отвожу глаза, глядя куда угодно, только не на эту клетку для живых призраков.

По всему потолку тянутся провода, неся медленное, но ровное течение электричества. Я не знаю, что дает острову энергию, но низкое гудение успокаивает меня, напоминая, кто я такая. По крайней мере, это никто не сумеет отнять, во всяком случае, здесь, вдали от заглушающей способности ныне покойного Арвена. Вчера он чуть не убил меня, подавив мою силу своей, превратив меня в Красную девчонку, у которой нет ничего, кроме грязи под ногтями. На арене я едва успела испугаться такой перспективы, но теперь она меня гнетет. Моя способность – самое ценное, чем я обладаю, пусть даже и ценой отлучения от остальных. Но это цена, которую я готова заплатить за силу.

– На что это похоже? – спрашивает Гиза, заметив, как я смотрю на потолок. Она сосредотачивается на проводке, пытаясь ощутить то же, что и я, но тщетно. – Я имею в виду, электричество.

Я не знаю, что сказать. Джулиан легко ответил бы на вопрос (скорее всего, поспорив сам с собой в процессе и заодно в деталях изложив историю способностей и причины их появления). Но Мэйвен не далее чем вчера заявил, что моему старому учителю не удалось бежать. Его схватили. Зная Мэйвена – не говоря уж об Эларе, – я уверена, что Джулиан мертв, казнен за то, что сделал для меня, и за преступления, совершенные давным-давно. За то, что он – брат женщины, которую искренне любил прежний король.

– Энергия, – наконец говорю я, распахнув дверь, ведущую во внешний мир. Морской воздух охватывает меня и треплет спутанные волосы. – Сила.

Это слова Серебряных, но тем не менее они правдивы.

В норме Гиза не отвязалась бы так быстро. Тем не менее она замолкает. Сестра понимает, что ее вопросы – не те, на которые я хочу отвечать.

При дневном свете Так выглядит одновременно более и менее зловещим. Солнце ярко сияет в небе, согревая осенний воздух, а за казармами трава сменяется редкой порослью деревьев. Ничего похожего на дубы и сосны, растущие возле Подпор, но пока что и это сойдет. Мы с Гизой идем по бетонному двору, пробираясь мимо людей, занятых делом. Бойцы в красных кушаках разгружают мобили, складывая ящики вроде тех, что я видела накануне на лодке. Я слегка замедляю шаг, надеясь взглянуть хоть глазком на груз, но странные солдаты в новой форме заставляют меня остановиться. Они одеты в синее, но это не яркий цвет Дома Озаноса, а более холодный и тусклый оттенок. Я его не узнаю. Они похожи на Фарли, высокие и бледнолицые, со светлыми волосами, остриженными почти под корень. «Иностранцы», – догадываюсь я. Они стоят над грузом, держа в руках винтовки, и стерегут его.

Но от кого?

– Не смотри на них, – бормочет Гиза.

Она хватает меня за рукав и тянет дальше, стремясь поскорей отойти от солдат в синем. Один из них, прищурившись, внимательно наблюдает за тем, как мы уходим.

– Почему? Кто они такие?

Сестра качает головой и продолжает меня тащить.

– Не сейчас.

Естественно, я хочу остановиться и смотреть на солдата, пока он не поймет, кто я такая. Но это глупое, детское желание. Я должна сохранять маску, должна казаться бедной девушкой, сломленной испытаниями. Я позволяю Гизе увести себя прочь.

– Это люди полковника, – шепчет она, как только мы оказываемся за пределами слышимости. – Они пришли вместе с ним с севера.

«С севера».

– Это Озерные? – спрашиваю я, чуть не ахнув от удивления.

Гиза сдержанно кивает.

Теперь цвет формы совершенно ясен – это цвет холодной озерной воды. Перед нами – солдаты чужой армии, подданные чужого короля, но они здесь, на нашей стороне. Норта сто лет воюет с Озерным краем, сражаясь за землю, еду и славу. Огненные короли против ледяных, а в промежутке – серебряная и красная кровь. Но, видимо, новый рассвет наступает для всех.

– Полковник и сам Озерный. А после того что произошло в Археоне… – На лице Гизы отражается боль, хоть она не знает и половины моих приключений. – …Он приехал, чтобы, как выразился Трами, «все уладить».

«Здесь что-то не так», – сомнение не дает мне покоя, точно так же, как Гиза, тянущая меня за рукав.

– А кто он вообще?

Я не сразу понимаю, что мы дошли до столовой, приземистого строения, похожего на казарму. За дверью слышится лязг посуды, но мы не заходим внутрь. Пусть даже от запаха еды у меня урчит в животе, я жду от Гизы ответа.

– Тот человек с кровавым глазом, – говорит она, указывая на собственное лицо. – Он теперь главный.

«Начальство». Шейд шепотом произнес это слово на лодке, но я тогда не особенно задумалась. Значит, вот что он имел в виду? Брат пытался предостеречь меня насчет полковника? После вчерашнего ареста Кэла… да, наверное. Не очень-то приятно знать, что такой тип управляет целым островом и всеми, кто на нем находится.

– Значит, Фарли больше не у дел.

Гиза жмет плечами.

– Капитан Фарли провалила задание. Ему это не понравилось.

«То есть, он ненавидит меня».

Гиза тянется к двери левой рукой. Правая заживает быстрее, чем я думала – только безымянный палец и мизинец странно скрючены, загнуты к ладони. Кости срослись неправильно. Это наказание за то, что Гиза когда-то поверила сестре.

– Куда они отвели Кэла? – спрашиваю я так тихо, что, боюсь, она меня не слышит.

Но Гиза замирает.

– О нем говорили вчера вечером, когда ты заснула. Килорн ничего не знает, а Трами… он пошел посмотреть. Понаблюдать.

Мое сердце пронизывает острая боль.

– Понаблюдать за чем?

– Он сказал, пока ему только задают вопросы. Ничего серьезного.

Я напрягаюсь. Есть множество вопросов, способных причинить Кэлу большие муки, чем любая рана.

– Где он? – повторяю я, и в моем голосе звучит сталь – я говорю, как урожденная Серебряная принцесса.

– В казарме номер один, – шепотом отвечает Гиза. – Я слышала, как они говорили про номер один.

Она открывает дверь в столовую, а я окидываю взглядом линию казарм, которые тянутся до самых зарослей. На них отчетливо видны номера, намалеванные черной краской по вылинявшему на солнце бетону. 2, 3, 4…

И тут меня охватывает холод.

Казармы номер один нет.