Читать книгу Молчание Соловья - Виктория Карманова - Страница 4

Трудно поверить, однако за всю свою жизнь Иван Тимофеевич Паляев так и не испытал ни нужды, ни желания выехать из своего города дальше дачных поселков хотя бы на несколько дней. И дело не только в том, что он был домоседом. Причиной тому являлся и сам Нурбакан, его всепоглощающая многоликость, самодостаточность и полнота. В этом городе Паляев находил для себя все то, что поддерживало его интерес к окружающему миру, и все то, что, в свою очередь, удовлетворяло бы этот незатейливый интерес.

На многие километры раскинулся Нурбакан вдоль извилин Реки по ее правому, самому отвесному берегу. Здесь, воспевая дух воинствующего урбанизма, сверкали зеркальные небоскребы деловых центров и высотки современных жилых комплексов. Левый, более пологий берег, покрывала паутинная сеть автомобильных развязок, заправочных станций и постов дорожно-патрульной службы. Берега соединяла длинная, словно парящая в воздухе железобетонная дуга широкого автомобильного моста, по которому весь световой день сплошным потоком двигались машины.

С самой верхней точки моста открывался вид на речной порт, своими размерами сам напоминавший небольшой город. Словно огромный дикобраз, щетинился он иглами грузовых кранов, не зная покоя ни днем, ни ночью, переваливая тысячи тонн металла, цемента, угля и зерна. Десятки ангаров, складов, огромных резервуаров складывались в целые кварталы и районы со своими улицами и перекрестками, по которым без устали сновали вагонные и автомобильные составы, автопогрузчики и прочая мудреная техника.

Справа от моста, выше по течению Реки, открывалось взору великолепное здание речного вокзала. У его причалов, словно огромные остроносые айсберги, покачивались на мелкой волне девятипалубные круизные лайнеры, снисходительно терпя соседство с туристическими теплоходами попроще и снующими во все стороны юркими рабочими катерками.

От речного вокзала на несколько кварталов протянулась гранитная набережная – излюбленное место прогулок нурбаканцев. Минуя шумные районы, она уходила в сторону тихих, заповедных мест и заканчивалась у здания городского яхт-клуба, отгороженного от суеты повседневной жизни полосой вечнозеленой растительности и массивным забором. Издали можно было видеть лишь его полупрозрачные купола, воздушные и летящие, словно наполненные ветром паруса.

Мягкий южный климат редко позволял зимним холодам заковывать Реку в лед, и чайки почти круглый год носились над ее водами, выпрашивая милостыню у рыбачьих лодок.

В городском краеведческом музее сохранилось немало сведений, касающихся даты основания Нурбакана и личностей, имеющих к этому непосредственное отношение. Но все сведения были настолько разрозненны и противоречивы, что никто до сих пор так и не смог воссоздать точную хронологию связанных с возникновением этого города исторических событий.

Не внесло ясности в вопрос и изучение архитектурной среды. Была она столь же многообразна и многолика, сколь запутана и бессистемна, так что невозможно было понять, откуда берет начало этот странный и удивительный город. Он словно бы начинался отовсюду и ниоткуда, возник, будто бы, вчера и в то же время существовал извечно.

Попытки описания отдельных городских районов, между которыми так и не сложились четкие границы, тоже не принесли ощутимого результата. Более того, создавалось впечатление, что эти границы жили по каким-то своим неизведанным законам, самым непостижимым образом менялись и передвигались, превращая Нурбакан в настоящее вавилонское столпотворение различных архитектурных стилей и направлений.

Мусульманская мечеть в этом городе соседствовала с домами – уменьшенными копиями сталинских высоток. Футбольный стадион, спроектированный троечником-монументалистом, вклинивался в комплекс зданий времен ренессанса, выстроенный, как поговаривали, самим Брунеллески. Элитные жилые новостройки распространялись по городу гламурно-глянцевыми метастазами, оставляя у себя в тылу по неизвестным причинам то примитивное типовое здание кинотеатра середины прошлого века, то целый индустриальный квартал с его скучными трубами, эстакадами и длинными бетонными заборами. Из окна обыкновенной хрущевской малогабаритной квартиры открывался великолепный вид на круглую площадь с римскими фонтанами. А по соседству с рядовым липовым сквериком и его гипсовыми пионерами и сталеварами вилась мощеная улочка, уставленная испанскими зонтиками уличных кафе и лотками со свежей рыбой.

Мчатся со всех ног по улице босые загорелые мальчишки, раздувается от южного ветра сохнущее на балкончиках и верандах белье, вялятся на поддонах янтарные абрикосы. И вот уже кажется, что внизу, за черепичными крышами домов блестит на солнце не Река, а темно-синее, жгуче соленое Средиземное море.

А еще были в Нурбакане глухие, тихие, как деревня зимой, брошенные кварталы, застроенные одноэтажными, старыми домами, и прозванные в народе не иначе, как «проплешины». На их пустынных улочках никогда не появлялись ни прохожие, ни транспорт. Не встретить здесь было ни домохозяйки с продуктовыми сумками, ни школьников с портфелями, ни почтальонов. И даже собаки лаяли на этих улицах осторожно, с оглядкой, а участковые инспектора обходили «проплешины» стороной.

Здешние палисадники давно оказались предоставлены самим себе, разрослись вкривь и вкось, взъерошенные, будто непокорные вихры на голове подростка. Днем выглядели они довольно безобидно. Но когда садилось солнце, ветви неухоженных, одичавших деревьев мрачно выделялись на фоне красного неба, словно чьи-то скрюченные, обуглившиеся руки.

Поговаривали в народе, что, несмотря на кажущуюся нелюдимость и заброшенность, живут «проплешины» некоей тайной, загадочной жизнью, скрытой от посторонних глаз. Ходили даже слухи, будто люди, случайно забредшие сюда к вечеру и не успевшие выбраться до сумерек, так и пропадали без следа, словно сгинув в лесном болоте. И хотя мало кто верил в эти детские сказки, никто не желал всерьез разбираться, как и откуда возникли эти глухие районы, кто там живет и живет ли вообще. И уж, тем более, никто и никогда не пытался вторгнуться на их территорию.

Только один человек за всю современную историю Нурбакана осмелился бросить вызов «проплешинам». Это был молодой, подающий надежды бизнесмен Вадим Лещинский, известный тогда лишь узкому кругу лиц. По его указанию в один прекрасный день на территорию самой обширной «проплешины» в центре города вторглась целая армия мощных экскаваторов, грейдеров и другой тяжелой техники, которая в кратчайшее время практически стерла ее с лица Нурбакана. На расчищенном месте появился целый лес высотных кранов, вереницы машин со строительными материалами и несметное число рабочих в касках и оранжевых жилетах.

Буквально на глазах у изумленных горожан стала стремительно расти и тянуться к небесам Великая Башня – здание, в котором предстояло разместиться главному офису недавно созданной Лещинским финансово-промышленной Корпорации «Элефант». Его возведение сделалось предметом искренней гордости всех нурбаканцев – в проект были заложены параметры, побившие все известные в регионе и прилегающих к нему территориях рекорды высотного строительства.

Через год с небольшим при стечении международной общественности и прессы, представителей высших эшелонов власти, культурных деятелей, богатейших людей страны и «звезд» шоу-бизнеса, под гром оваций и водопады роскошных фейерверков, окутавших Великую Башню от первого этажа до самого шпиля, состоялась грандиозная церемония открытия здания, которому отныне суждено было стать настоящим бриллиантом Корпорации и сердцем всей финансово-промышленной системы региона.

Похожая на гигантский сталагмит, сверкающая стеклянными панелями и увенчанная шпилем, пронзающим, как казалось, саму стратосферу, Башня была видна из любого района Нурбакана и задолго до подъезда к городу. На ее пятидесяти этажах разместились самые шикарные отели, рестораны, офисы, торговые центры и жилые апартаменты. Между этажами курсировали двадцать скоростных лифтов. Полсотни фонтанов разного калибра, позолоченные скульптурные формы, великолепные цветники и изумрудные лужайки, большие и живописные, как поля для гольфа, украшали прилегающую к Башне территорию, а на крыше здания под воздействием ветров вращалась, вырабатывая электроэнергию, огромная турбина.

Все это великолепие отражалось в водной глади рукотворного водохранилища, окруженного пышной зеленью парков и ботанических садов. Судоходный канал со сложной системой мощных шлюзовых камер соединил водохранилище с руслом Реки.

Большие и малые денежные потоки всего региона, чутко уловив благоприятные перемены, развернулись в сторону территории перспективной застройки. Одно за другим стали появляться по соседству с Башней новые высотные здания, в которых размещались офисы крупных банков и компаний, биржи, брокерские и адвокатские конторы, торговые и развлекательные центры, отели, жилые апартаменты класса «люкс», фешенебельные магазины и салоны, казино и рестораны. Местная городская среда становилась все более насыщенной и плотной, ускоряя все протекающие здесь процессы и события, придавая им масштабную значимость и судьбоносность.

Обустраиваясь на новом месте, здешние толстосумы соревновались друг с другом в размахе своего бизнеса, дороговизне интерьеров и баснословности расходов на мелкие пустяки и капризы. Зеркальную гладь водохранилища усеяли яхты стоимостью в миллионы долларов. Бентли, Феррари и Майбахи стали обычным делом на улицах нового квартала. А стоимость главной Рождественской елки, которую ежегодно устанавливали на набережной водохранилища, была сравнима с годовым бюджетом какого-нибудь провинциального и не самого захудалого городка.

За высоту и роскошь небоскребов, особенный колорит и стиль жизни новый квартал получил в народе меткое и точное название – Эмираты.

Со временем финансово-промышленная корпорация «Элефант», которую возглавлял Лещинский, объединила в различных регионах страны около десятка банков и страховых компаний, промышленные предприятия и перерабатывающие комбинаты, крупные строительные компании, портовые терминалы и посреднические фирмы. Лещинский владел значительной долей металлургических активов, а в последнее время интенсивно инвестировал определенную часть средств в развитие туристической инфраструктуры региона.

Не смотря на относительно молодой возраст – ему не было еще и сорока лет – Лещинский успел стать личностью не просто популярной, а легендарной, почти мифической. В народе даже ходили слухи, что нет на самом деле такого человека, что Корпорацией управляет теневой кабинет, а роль ее главы исполняет всего лишь подставное лицо – неизвестный актёрчик неизвестного театра, потому как не может в реальной жизни один человек так много совершать, быть столь успешным и обладать такой массой достоинств и непреодолимой привлекательностью. И что биография Лещинского, история его стремительного взлета на вершины бизнеса, о которую стерли перья все журналисты центральных и местных СМИ – всего лишь умело слепленная и оплаченная большими деньгами подтасовка, «легенда», говоря языком разведчиков и шпионов.

Первые упоминания о фактах биографии Вадима Лещинского со ссылкой на неофициальные источники относились к самому трудному и драматичному периоду эпохи Великих Экономических потрясений – начальному – и содержали в себе целый ряд противоречий и недомолвок. Одни утверждали, что еще, будучи студентом – при этом не упоминалось, какого именно вуза – юный Лещинский тяготел к идеалам демократии и был даже замечен во время известных событий девяностых годов на московских баррикадах с автоматом Калашникова наперевес. Другие возражали, что именно в тот период Лещинский активно развивал бизнес на Дальнем Востоке, таская на своих плечах через российско-китайскую границу баулы с китайскими термосами и контрафактными «адидасами».

Первый значительный и документально зафиксированный успех пришел к Лещинскому, когда в Эпоху большого дефицита он организовал поначалу небольшое предприятие по производству уксуса и горчицы. Поговаривали, что к реализации этой простой бизнес-идеи его подтолкнули ежедневные сетования соседки по коммунальной квартире, которая не представляла без уксуса и горчицы свое любимое блюдо – холодец. Оказалось, что десятки, сотни тысяч людей в разных регионах страны тоже испытывали нужду в этих нехитрых продуктах. Но кому было дело до этого в тот момент, когда покупались и перепродавались целые отрасли экономики?

Лещинского, сделавшего свой первый солидный капитал на специях и приправах, окрестили Уксусным Королем. Это звание прочно приклеилось к нему и продолжало сопровождать его некоторое время даже после того, когда путем, казалось бы, невероятных, стремительных слияний и поглощений он практически на пустом месте в кратчайший срок создал свою Корпорацию.

В весьма неспокойные периоды дележа сфер влияния и рыночных сегментов Лещинскому удавалось успешно отбивать атаки рейдеров на свои особо прибыльные предприятия. Ему самому был свойствен атакующий стиль во всем, чем бы он ни занимался, и даже коррупционно-чиновничий аппарат испытывал трепет при одном упоминании о его имени. Правда, случилось как-то раз одна тёмная история.

Возглавлявшее региональную контрольно-счетную палату лицо, занявшее этот пост в результате череды скоропостижных кончин своих крайне болезненных предшественников, предъявило Корпорации серьёзные претензии относительно законности созданных Лещинским благотворительных фондов. В прессу стали просачиваться невероятные слухи о том, что под прикрытием этих фондов отмывались огромные деньги весьма сомнительного происхождения, и кто-то из особо ретивых местных депутатов в своем публичном выступлении попытался даже увязать имя Лещинского с торговлей оружием и наркотиками. По всему было видно, что у истоков механизма, в одночасье заработавшего против молодого и удачливого предпринимателя, стояли очень серьезные лица.

Конкуренты потирали руки. На лакомые куски мысленно уже поделенного пирога открыли рот и государственные структуры. Их желудочный сок начал выделяться особо интенсивно после того, как Лещинского все же упекли в следственный изолятор.

Оглядев скромный интерьер помещения, в котором он оказался, оценив пробелы в его санитарно-гигиеническом содержании, Лещинский затребовал у охраны ведро с водой и под восхищенные возгласы надзирателей вымыл заплеванный пол камеры своим белоснежным пиджаком от Роберто Кавалли. Завоевав таким способом расположение сотрудников пенитенциарной системы, Лещинский умудрился, находясь под следствием, получить в свои руки ценный компрометирующий материал на своих противников. На первом же судебном заседании, войдя, как говорится, в кураж, и, опираясь на упрямые факты добытого компромата, он произнес столь зажигательную речь, в которой обличал прогнившую насквозь коррупционную систему, ставшую настоящей «цитаделью беззакония», что был моментально оправдан и стал называться с тех пор в народе не иначе как «Гудвин – Великий и Ужасный».

Нимб, витавший над знаковой личностью Лещинского, озарял своим волшебным светом практически все, к чему имел отношение финансовый магнат, в том числе и деятельность его Корпорации. Крупнейшие предприятия и фонды могли, закрыв глаза, под честное слово участвовать вместе с «Элефантом» в самых невероятных проектах, и никогда об этом не сожалели. И даже крутые менеджеры из РАО АЭС не пользовались у девушек Нурбакана таким же успехом, какой умел завоевать безусый компьютерщик-практикант только потому, что он работал в «Элефанте».

Если бы не финансово-промышленный бизнес, Лещинский вполне мог бы сделать солидную карьеру в бизнесе модельном. Этот сероглазый брюнет относился к тому типу мужчин, которым невероятно идет трёхдневная щетина, распахнутая на груди чёрная шелковая рубашка, золотая цепочка и взъерошенные в тщательно продуманной небрежности волосы. Лицо его было утонченно и красиво. Правда, линия рта могла бы показаться излишне мягкой и женственной. Но это с лихвой компенсировали твердый, решительный подбородок, аскетические щеки, и сильный, пронзительный взгляд из-под низких ровных бровей.

Лещинский был худ, стремителен и порывист, а движения его и походка настолько легки, что казалось – основные усилия он прилагает главным образом лишь для того, чтобы не оторваться от земли и не воспарить на невероятной высоте. Его манера одеваться и стиль поведения всегда были в моде у молодых мужчин, а фирма, производящая часы «Фрэнк Миллер» сэкономила огромные деньги на рекламе во всем регионе, потому что «Фрэнк Миллер» носил сам Лещинский.

Как-то раз, выступая на одном из городских телеканалов, Лещинский упомянул, что в юности не пил пива, да и сейчас не особо жалует этот напиток. В народе поговаривали, будто вслед за этим значительная часть подростков Нурбакана перешла исключительно на лимонад, что поставило на грань банкротства региональное торговое представительство одной крупной пивной марки. Другая показательная история была связана с изданием ежегодно обновляемого справочника «Лицо бизнеса», в котором опубликовали биографический материал о Лещинском и несколько фотографий из его личного архива, среди которых были армейские (Лещинский сдает зачет по стрельбе. Лещинский выполняет упражнения на брусьях. Лещинский готовится спрыгнуть с парашютом). После этого военкомат, уже несколько лет подряд недовыполнявший план по призыву, был взят в плотную осаду мальчишками, для которых служба в армии стала пределом юношеских мечтаний. Они хотели быть похожими на Лещинского: также метко стрелять и лихо разбивать ладонью сразу несколько кирпичей.

В то время, когда вся чиновничья номенклатура меняла теннисные ракетки на белые балахоны для занятия дзюдо, в Нурбакане началось повальное увлечение снукером. И нет особой нужды объяснять – почему.

Однажды спортивный комментатор одного из специализированных изданий Даша Кикс в своей статье под заголовком «Дуэт коварства и изящества» написала: «Вадиму Лещинскому удалось сделать с помощью бильярдного кия то, что сделала в свое время с помощью скрипки Ванесса Мэй – придать своей игре глубокую чувственность на грани эротизма. И если вспомнить досужее утверждение о том, что многие женщины считают главным сексуальным органом мужчины его интеллект, то Лещинский сумел использовать снукер – игру джентльменов и аристократов – как веский аргумент в пользу этого утверждения на все сто пятьдесят процентов».

Говорят, что именно после знакомства с публикацией Даши Кикс оперная мега-звезда Princess изменила график своего мирового турне и приехала в Нурбакан, где в тот момент проходили встречи по снукеру. Она расположилась в ложе для VIP-персон, окруженная переводчиками и телохранителями, и с непроницаемым лицом следила за игрой Лещинского: как он, весь в черном, медленно ходит вокруг стола, прищурившись, оценивает расположение шаров, или сидит в стороне, ерошит на макушке волосы и пьет минеральную воду маленькими глотками, слегка морща нос от шипучих пузырьков.

И лишь в те моменты, когда он склонялся над бильярдным столом, целясь кием в биток, и рука его мягко ложилась на зеленое сукно, обуревавшие Princess чувства выдавали себя легким трепетом ее ноздрей и чуть более нервным стряхиванием пепла с сигареты прямо на паркетный пол.

После игры их представил друг другу личный пресс-атташе Princess, хорошо владевший русским языком. Лещинский в легком наклоне поцеловал певице руку, а та, ничуть не смущаясь, ответила ему тем же и произнесла своим неподражаемым виолончельным голосом: «Такие руки нужно ваять». Пресс-атташе перевел Лещинскому ее слова. Миллиардер ответил: «Завтра же позвоню Церетели».

В течении трех следующих дней Лещинский и Princess в сопровождении невозмутимого пресс-атташе прогуливались на яхте миллиардера, наслаждаясь видами Реки и ее берегов, беседуя об искусстве, большом бизнесе, спорте и прочих утонченных вещах, угощаясь шампанским и загорая в шезлонгах на верхней палубе. На четвертый день в Нурбаканском аэропорту приземлился личный самолет певицы. Лещинский провожал ее, стоя у трапа. Princess нежно поцеловала его в трехдневную щетину, произнесла на своем родном языке: «Прощай, мой Чёрный Фламинго» и улетела в облака. Последняя ее фраза осталась без перевода.

Они расстались с той же видимой легкостью, с какой и сошлись.

Несколько недель спустя весь мир был шокирован печальным известием об автокатастрофе, в которой трагически погибла оперная мега-звезда Princess. Однако одно из зарубежных и не очень читаемых изданий осмелилось опубликовать статью о том, что подлинной причиной смерти певицы стала якобы передозировка наркотиков. В статье содержались и намеки на то, что столь пагубное пристрастие одолело певицу после одной любовной и весьма темной истории, случившейся с ней во время поездки в Россию, и было отчаянной, безуспешной попыткой выйти из жесткой депрессии. Но публикация эта так и осталась практически никем незамеченной.

Будучи столь же привлекателен, сколь и недоступен для уз Гименея, Лещинский до сих пор не обзавелся семьей и детьми, и это было предметом живейшего обсуждения на страницах светской хроники; тем более что являл он собой пример человека весьма увлекающегося и ценившего в женщинах одному ему понятные особенности. И хотя увлечения эти скрыть было сложно, даже самые прожженные папарацци не рисковали придавать широкой огласке очередную лирическую историю миллиардера и обсуждать публично связанные с нею подробности.

Время шло, а марш Мендельсона не звучал. На светских тусовках и иных мероприятиях глава Корпорации по-прежнему появлялся исключительно в сопровождении своей старшей сестры Катерины – женщины неброской внешности, незамужней, тихой, спокойной и молчаливой. И постепенно все свыклись с мыслью о том, что Вадим Александрович Лещинский женат исключительно на своем бизнесе, и что единственным плодом этой взаимной любви так и останется уникальная по своей живучести, конкурентоспособности, прибыльности и влиятельности финансово-промышленная корпорация «Элефант».

Уже долгое время Корпорация находилась в полосе особого финансового расцвета и приносила региональной и городской казне немалые доходы в виде налоговых отчислений. Щедрый меценат и спонсор, Вадим Лещинский содержал школы и детские сады, помогал больницам и библиотекам, принимал на свой счет огромные расходы по реставрации уникальных объектов культурно-исторического наследия. Он строил дороги, мосты и детские санатории. Его баловала вниманием деловая и общественно-политическая пресса. Казалось, для Лещинского нет ничего невозможного. Он крепко держал в руках основные финансовые потоки всего региона, а что касается Нурбакана, то этот город попросту лежал у его ног.

Но в последнее время что-то разладилось в этом гигантском механизме, какая-то невидимая червоточинка стала разъедать его изнутри. Еще текли щедрым потоком баснословные прибыли, еще блистал на своем финансовом Олимпе недосягаемый для мирских сует Великий и Ужасный…

Но словно холодная, тревожная тень легла на все это великолепие. С каждым днем тень становилась плотнее, как будто постепенно и необратимо приближалось загадочное, непостижимое Нечто, пока еще невидимое глазу, но все больше и больше заслоняющее дневной свет.