Читать книгу Царство красоты - Виктория Мальцева - Страница 7

Max Richter – Dream 3

Их дом похож на отдельное государство со своей властью, законами, охраной, настолько многочисленной и совершенной, что её запросто можно считать серьёзной оборонной единицей. Я прозвал его Царством. «Царством Красоты», потому что всё здесь пронизано ею, начиная с людей и заканчивая любой мелочью – каждая деталь, даже самый невинный предмет интерьера вопит о достатке, вкусе и стиле его обитателей.

Но эталоном красоты был и остаётся отец. И не только внешней, он задаёт тон внутреннему миру каждого из тех, кого считает членами своей семьи. И никто из них, кажется, даже и не осознаёт до конца всей мощи его влияния на них. Он красив от природы, он одевается только в красивые вещи, ездит на красивых машинах, живёт в дорогом и самом красивом в Сиэтле доме. У него красивые дети. Часть своей красоты он умудрился передать своему потомству: мне и Лурдес. Мы привыкли к восхищённым взглядам, к извечной заинтересованности противоположного, а иногда и своего пола. Мы рождены с этим наследством, и каждый из нас будет решать сам, как им воспользоваться в жизни.

Но главное – это его поступки и его отношение к жизни, его принципы – всё это пронизано идеей его субъективной внутренней красоты. Он не делает того, что считает уродливым, не важно, в физическом воплощении или же с идейно-нравственной точки зрения.

Его жена неповторимо красива, но совсем не той красотой, которую навязывают стандарты, и никто, совершенно никто не сравнится с ней. Её не назовёшь идеалом, но именно в этом, кажется, и заключён её шарм. Но и не только в нём дело – она завораживает взглядом, умом, характером, манерой двигаться, невыразимой глубиной своих синих глаз, которые умеют совершенно искренне светиться теплом, а главное – мягкой, укутывающей в кокон безмятежноти женственностью. Это и есть то, чего всякий мужчина ищет в женщине – бесконечная, умиротворяющая нежность, способная поглотить все его терзания, поражения, неудачи и боли.

Объективно, у Леры совсем не модельная внешность, да и фигура далека от идеала – у неё слишком широкие для современной моды бёдра, но при этом, настолько полно соответствуют её образу, настолько возбуждают мужской пресловутый интерес своей формой, женственными линиями, что я каждый раз твердею в её присутствии. Хочу её иногда до безобразия сильно, но знаю, что никогда не получу ни на один раз, ни на многие, и по этой причине хочу ещё сильнее.

Она – Его женщина, и разумеется, он не мог выбрать просто девушку, он нашёл лучшую из лучших, ту, которая способна свести с ума любого. И не важно, какого он возраста, вкуса или склада ума. Все на моём курсе её хотели. Но, что интересно, осознание этого приходит не сразу, а только после того, как она хоть немного приоткроется, пусть в рамках своих профессиональных обязанностей, но хотя бы раз сделает это. И всё, тебя примагничивает.

И вот оно понимание: сексуально не столько её женственное тело, сколько личность, не хотят её первокурсники из-за стройных ног и бёдер, обещающих на уровне инстинктов здоровое и многочисленное потомство, а влюбляются в её персональное, неповторимое очарование, несущее главное – женственность.

Она в вечных заботах о своих детях и муже, её жизнь положена на алтарь счастья семьи, и это создаёт иллюзию полной лишённости эгоизма, добавляя её образу ещё больше света, заставляя мечтать любого, кто её узнает, только о том, чтобы попасть под это заботливое крыло.

А меня туда занесло одной мощной волной, которую было уже не остановить с того момента, как она впервые увидела меня. Я буду помнить его всю свою жизнь: красивая умная женщина смотрит на тебя, узнавая в твоих чертах то, что выжжет ей душу ревностью, болью предательства. Никто не посвящал меня в детали, но я знаю, каждой клеткой своей кожи чувствую, что в ту ночь, когда отец был с моей матерью, он предал именно её, Валерию.

Она долго смотрела на моё лицо, в глаза, застыв в оцепенении настолько очевидно, что абсолютно каждый из почти сотни студентов, присутствующих на её ценных лекциях, понял, что между новеньким мной и профессором, более похожем на нимфу или ангела, имеется весомое «личное».

И я не отрывал, не прятал взгляда, потому что хотел этой её боли, мечтал о ней долгими одинокими ночами в нашей с матерью убогой квартире. А когда увидел, больно почему-то стало самому.

Я был юн, глуп, необоснованно обозлен и совершенно неопытен. Я и понятия не имел о той боли, на которой они построили своё Царство Красоты, скрыв её в подвалах и тайниках собственных душ, строго наказав им радоваться и любить, пока есть такая возможность, ведь её может и не быть, в одно мгновение не стать: не важно, автокатастрофа заберёт твоих самых дорогих близких или неизлечимая болезнь – жизнь бывает, порой, безжалостна, потешаясь над нами.

Мне было невдомёк, что разорвать их, растащить в разные стороны невозможно. Нет в природе силы, кроме смерти, способной сделать это .

Я не собирался им мстить, но и не ждал жаркого приёма. А они приняли, причём все и без единого вопроса. Никто в тот самый первый мой вечер в их доме, который Валерия упорно нарекала и моим тоже, не задал главного вопроса: откуда я вылез? Из какой забытой Богом дыры? Как посмел ворваться в своих нищих тряпках в их Царство?

Я ждал ненависти с их стороны, жадности, упрямого желания не мириться с отцовским финансовым вниманием в мой адрес, но так и не дождался. Им всем до единого оказалось всё равно.

Сколько же у него денег? – подумал я тогда. Оказалось, так много, что умом не осознать, и он раздаёт их по строгой системе, выделяя в первую очередь тех, кому нужнее – онкологическим больным. Я знал и раньше, что отец и Валерия курируют фонд имени некоего Джоша, почти полностью покрывающий немыслимые медицинские расходы на детскую онкологию. Но только теперь понял, что всё это из его, отцовских личных денег, не его компании, а его собственных, тех, которые он мог бы потратить на себя и своих детей.

Самым трудным для моего меркантильного ума, слишком хорошо знающего, что такое выживать и даже недоедать, не получать элементарных продуктов, таких как фрукты и мясо, например, оказалось принятие того факта, что все его дети прекрасно знают о том, куда уходят их, по сути, деньги. Каждой из дочерей с рождения привита мысль о необходимости поиска своего призвания. В Царстве никто не использует таких слов как "выгодно", "престижно", "денежно", "перспективно", когда говорят о выборе будущих профессий. Они говорят о способностях, совместимости личности и темперамента с выбранным занятием, но главное, о желании им заниматься, о степени интереса.

И тут я вдруг вспомнил, как в детстве, лёжа в больнице, считал своего хирурга едва ли не Богом, и поклялся себе, что когда вырасту, обязательно обучусь именно этой профессии и стану лечить всех до единого детей бесплатно. Но память хранит и то, как рассыпались мои детские мечты от материнских слов о том, как дорого может стоить такое образование, и что, скорее всего, мы никогда его не потянем.

И я рыдал от бессилия. От обиды на жизнь и судьбу, ведь я ж хотел лечить всех бесплатно, так почему же нельзя выучить одного меня без денег?

Вот так детские радужные мечты разбиваются о гранит реальности, которую мы называем жизнью.

Почти сразу моё внимание привлекает самая старшая из сестёр – Софи. Высокая, гораздо выше матери, девочка с синими как небо глазами. Её тёмные волосы заплетены в аккуратную косу, кончик которой она иногда нервно теребит своими пальцами. Софи разглядывает меня с по-детски неприкрытым интересом: слишком явно, слишком открыто, слишком безбоязненно.

«Хорошие девочки так не ведут себя с парнями», – говорю себе и игнорирую её. Я знаю, что она единственная из троих не имеет со мной общих генов, а это означает очень многое и очень мне ненужное.

Валерия выделяет меня из толпы своих студентов. Профессорская справедливость и равные возможности для всех – это не про неё. И наличие личного между нами она даже не собирается скрывать, чтобы не вызвать негодования остальных её подопечных в кампусе – ей незачем! Её авторитет так необъятен, что никому не приходит в голову и мысли хоть в чём-то её обвинить.

Она относится ко мне, как… мать? Странно и необычно это признавать, но именно это я и наблюдаю. Да что там! Моя родная мать никогда не излучала столько тепла в мой адрес. Валерия всегда мне улыбается, её интересует, где я был, что делал, всё ли у меня есть, что нужно, и хорошо ли меня накормили в столовой. Это не совсем нормально, но приятно. Я чувствую, как втягиваюсь, привыкаю к этой её вездесущей заботе, расслабляюсь, плавая в ней как в первичном бульоне.

В моём мобильном наибольшее количество звонков от Валерии, и меня даже уже не удивляет тот факт, что если я кому и звоню, то в основном ей.

Отец как бы есть, но в большей степени номинально. Он без церемоний обрисовал своё состояние, свои предпочтения и цели в жизни, и при мне его адвокат вписал моё имя в его завещание. Я не ожидал. Я думать не мог, что всё это будет развиваться в таком космическом темпе. Но самое странное то, что он ни разу, ни единого, не усомнился в том, что я – его сын. Ведь в жизни возможно что угодно, мошенников никто не отменял и тому подобные вещи. Да и охотниц за его состоянием, я думаю, он повидал в жизни немало. Внешнее сходство… А если это всего лишь совпадение? Как можно так легко ставить свой росчерк на дорогой мелованной бумаге, отдавая миллионы?

Теперь у меня есть всё. Всё, о чём я даже и не мечтал. А о чём я мечтал? О том, как обнимет меня отец при встрече. О том, как возможно, он заплачет, сожалея о тех моих восемнадцати годах, которых не было в его жизни. О том, что почувствует свою вину за мою беспризорность и местами нищету и обнимет ещё крепче.

Но он не обнял. При первой встрече ему было не до моих объятий – всё, что его волновало – Валерия. Я понял, что она – главное в его жизни, и не стал обижаться, но ждал, что отец обнимет меня позже, когда придёт в себя, когда осознает произошедшее и примет его… его и меня в свою жизнь.

И он принял, ещё как принял, но так и не обнял. Тогда он обнял свою любимую не дочь – Софью. А мои объятия случились гораздо позже и, скорее, по моей нетерпеливой инициативе, нежели по его желанию. Я видел его поступки по отношению ко мне, они внушали уважение и рождали в моей душе… счастье? Да, пожалуй, это было именно оно. Я был счастлив от той скорости, неоспоримости и отсутствия с его стороны каких-либо колебаний в отношении принятия меня в семью. А ведь в тот момент я даже и понятия ещё не имел, что она означает для него, и в какой закрытый храм меня впустили.

Отец купил мне квартиру в самом центре Сиэтла, и я прожил в ней достаточно долгое время, прежде чем узнал, в каких немыслимых хоромах живу – ведь столько денег стоить могут только… дворцы? В тот день у меня случился шок: не для обычных людей этот город, этот небоскрёб и эта квартира с частично прозрачными стенами, открывающими моим неискушённым глазам потрясающий вид на один из самых печальных и красивых городов в мире, на мой Университет, прямые и простые в своих строгих геометрических очертаниях улицы, вечно бегущих людей с бумажными стаканами горячего кофе Starbucks. Другая страна, другие привычки, нравы, другие образы. Но жизнь моя стала похожа на восхитительную картину. Одну из тех, что легко и быстро продаются, будучи популярными у покупателей благодаря своей яркости, насыщенности цветом и событиями.

Цветные картинки мелькают перед моими глазами одна за другой, складываясь в пёструю, но счастливую плёнку моей теперешней жизни. Кажется, теперь у меня есть то, чего никогда не было до этого – полная, любящая семья.

И больше всех меня любит…, чёрт возьми, Софья!

А я охотно бы поменялся с ней местами.

Девчачьи романтические ожидания в мой адрес написаны красным маркером на её лице, и то, как смешно она старается это якобы скрыть, рождает в моей душе странное тепло. Я всеми силами стремлюсь дать ей понять, что между нами возможна только дружба, и она, кажется, понимает. Я рад и горд, что управляюсь с такими незначительными недоразумениями как тинейджерские чувства одной из отцовских дочерей, доволен собой и жизнью.

Пока не приходит самое первое и самое фатальное для моего счастья разочарование.

Моя дружба с Софи сплоховала лишь один раз – мы поцеловались. Это был ничего не значащий, почти невинный поцелуй двух подростков с разгулявшимися гормонами, случившийся в сказочно красивый, фантастически счастливый Рождественский вечер. Жизнь, как никогда, казалась наполненной смыслом, мне хотелось любить всех и всё вокруг, и я поцеловал её в губы. Мягкие малиновые губы своей сводной сестры. Любимой дочери моего могула-отца. Он был приятен, как и все поцелуи юных невинных девочек в моей жизни, и я не знаю, во что он мог бы вылиться, по какому пути двинулись бы наши души, если бы не последовавший в тот же самый вечер разговор с ним, с человеком, которого больше всех на свете жаждало моё сердце.

Отец вызвал меня в свой кабинет и без прелюдий расставил все точки:

– Соня из тех редких людей, кто умеет чувствовать глубоко, как и её мать. Но Лера всегда могла держать удар, стиснуть зубы и идти дальше. Лера умеет говорить себе: “нет, это не для меня”. Она будет страдать, но искать варианты. Соня, нет. Соня бесконечно ранима, хоть и пытается скрываться за своим сарказмом – это всё напускное! Она – самый тонко чувствующий и сопереживающий ребёнок из всех, кого я знал. Лурдес и Аннабель, хотя они и младше, уже сейчас умеют защищаться, даже показывать зубы миру, если в этом есть необходимость. А Соня нет. Я противник любых вмешательств, всегда был убеждён, что только двое вправе решать, что им делать, и не важно, правильно это или нет. Будь на её месте Лурдес, в том же самом возрасте, разумеется, я никогда бы не позвал тебя в этот кабинет. Но Соня… Соня, это половина моего сердца и моя боль. Наверное, потому что сам такой же. Поэтому, Эштон: не уверен – не обещай, не давай ей ложных надежд! Ты мужчина и на тебе ответственность. Не дай ей упасть!

Сказал, как отрезал. Ткнул меня носом в моё непотребство. Нельзя ранить его девочек, нельзя начинать с ними то, что не имеет гарантий качества.

Здравствуйте, я Эштон Дикстра, русский по отцу, поляк по матери. Рождён и взращён в одном из самых нищих районов Парижа, принят в семью богатого и влиятельного отца. Но, как и любому безродному щенку, мне указали на место, очертив границы дозволенной для перемещения территории.