Читать книгу Палач Иллюзии 1 - Виктория Падалица - Страница 3

Катя напряженно слушала ведущего и, как показалось, даже успела побледнеть.

Все накручивает себя, поводы для очередного невроза ищет, вспоминает это все и переживает заново.

– Зачем, блин, эту дребедень слушать? – строго спросил Катю, когда та наконец обратила внимание, что в комнате не одна находится – я тут тоже как бы мелькаю большим темным пятном посреди белой спальни, белоснежную дверь собой, смуглой двухметровой тушей, подпираю.

Новости, связанные с "Иллюзией", пошатнули Катину внутреннюю гармонию, я это увидел и на какой-то момент вышел из себя.

Сам не понял, как это случилось, но чашка с кофе буквально взорвалась у меня в руке от гнева.

Кофе, густой, пряный и не успевший остыть, едва ощутимо обжег мне пальцы.

Хуже всего пришлось полу.

Я зашипел и дернул рукой, еле удержав в горле вполне последовательное изречение, характеризующее мое состояние как нельзя более емко и точно: «Ох, ты ж бл***дь!». Не от боли зашипел, а от неожиданности, что так вышло.

Не рассчитал силы. Снова.

Случаются со мной и такие досадные вещи, к сожалению. Уже и забыл, сколько рукоятей сменил на топоре. Лопались прямо в руке и в самый неудачный момент. Однажды чуть стопы не лишился – лезвие воткнулось в сантиметре от ноги.

Не стоит допускать, чтобы внутри меня много чего импульсивного копилось и не находило выхода, тогда и не будет подобных проблем.

Такая вот непредсказуемая у меня сила сжатия правой руки, которую не чувствую и не могу контролировать из-за травмы, полученной в сражении, и вытекающее отсюда психическое расстройство с сопутствующим чувством неполноценности. Я правша, но правой руки как будто нет. Она неживая. Как протез, только к телу приросший. Довольно сложно управлять пальцами, особенно, если надо сделать что-то мелкое и ювелирное, не требующее особой силы.

По той причине, во времена молодости и по глупости, когда мое эго достигло масштабов планеты, заказал я Ваньке Утюгу, – местному авторитету нашего городка, а в прошлом кольщику, когда-то чалившемуся со мной на строгаче за особо тяжкое, – набить мне число сатаны на правой кисти. Отчасти, чтобы сбросить с себя и совести своей ответственность за то, что совершаю этой рукой.

Избавился от ощущения непричастности, равно как и от самой наколки, я относительно недавно. Катя сподвигла менять что-то в себе, что я и сделал, став иначе относиться к тому, за что придется отвечать по всей строгости, когда попаду на тот свет, где надо мной состоится суд.

Однако, мой особый изъян правой руки, способный привести к непреднамеренным и необратимым последствиям всякий раз, когда сжимаю что-то, предстоит искоренить, или хотя бы научиться дозировать силу «на глаз». Нелегкий труд предстоит, и это помимо перевоплощения из холостяка-женоненавистника в заботливого многодетного отца, толерантного мужа и психолога для своей жены.

Следует уже сейчас начинать воспитывать в себе аккуратность в обращении с предметами, пока не научусь контролировать силу сжатия. Если буду забивать на проблему дальше, это плохо кончится, и не для меня, а для Кати и детей.

…Осколки чашки с обильной гущей феерично приземлились на белоснежный пол, брызги разлетелись по сторонам.

Катя напряглась и, услышав звон, который отвлек ее внимание, повернулась в сторону двери. Заметив разбитую чашку на полу и не поднимая взгляд выше, она сгорбилась, отвернулась и задумчиво продолжила таращиться в экран.

Не мое неожиданное появление оказало на нее такое влияние.

И даже не чашка, которая создала немало шума.

Катя прикидывала в уме, мог ли я отлучиться посреди ночи, чтобы порешить Алиева в США, а затем успеть вернуться до того, как Катя проснется, чтобы принести ей кофе как ни в чем не бывало.

Именно этот фантастический ход Катя мозговала сейчас – по глазам видел.

Сам виноват, не спорю.

Если б мы с Катей спали в одной комнате, ей бы мысль о моей причастности к этому и близко не пришла. Я бы попросту не дал Кате заснуть. Но поскольку Катя часто обижается, что поздно возвращаюсь домой, и отправляет меня спать в другую комнату, всё же обзавелась сомнениями насчёт того, чист ли я или снова взялся за старое и бьющее по ее самолюбию – не посвящать ее нос в мои личные планы.

– Надо слушать. Вдруг меня вычислят. И тебя, кстати, тоже. – грубо шваркнула Катя свой ответ.

Она не соизволила повернуться, но глаза закатила, что меня раздражало.

Катя тоже устала от всего этого, как и я. Но она не прекращает это смотреть и слушать, а я не прекращаю ее третировать.

День за днем одно и то же.

– Меня считают пропавшей без вести, а за тебя – ни слова… Вдруг они нароют, что ты не погиб… Ты иной раз следы не заметал. Или… вдруг они на меня выйдут?

Катя неустанно поражалась моей невозмутимой способности сохранять ледяное спокойствие и не реагировать на раздражители родом из недалекого прошлого от слова совсем никак вообще.

И это мое спокойствие, по всей видимости, до беспамятства нервировало её.

Катя считала, если не сижу над телевизором сутками напролет и не грызу ногти в ожидании очередного выпуска новостей, как это делает она, то совсем не контролирую ситуацию. А я ведь знаю, что ошибается Катя. Я всё продумал заранее, обеспечив и себе, и ей пожизненное алиби. Упрятал я всех, и детей в том числе.

И сейчас делаю все, чтобы Катя спала спокойно.

Только вот афера с подстроенной смертью Джамала всплыла, но это уже не имеет значения. Джамал и его труп в другом контексте поперек горла теперь мне стоит, с Амирханом в придачу, но об этой тонкости СМИ точно не выведать.

– Я труп, погребенный в зоне полного разрушения в радиусе нескольких километров. Меня не собрать, я расщеплен на атомы и раскидан равномерно во все стороны. – с уверенностью заявил, зная наверняка, что числюсь в списках «иллюзионистов-смертников».

Обнаружили фрагменты тела и идентифицировали с тем, что было. Пробили по базе, и выпал им я.

– Откуда знаешь? Я вот не знаю. – Катя продолжала отрицать, продвигая свою верную истину. – Я ничего такого не слышала.

– Знаю, и все.

Знал я это.

Равно как и догадался без труда, почему результаты моего ДНК и ДНК Исполнителя, или Альфа-18, труп которого нашли и по ошибке приняли за мой труп, совпали.

Только бы не думать об этом сейчас…

Иначе стены пойдут крошиться вслед за чашкой.

– А ты… – я всплеснул руками, как бы сбрасывая с себя раздражительность по причине того, что устал объяснять одно и то же.

Понимал конечно же, что Катя в этом деле новичок, потому и трясется от любого дуновения, как листок на ветру.

Но ведь я здесь. Я никуда не уйду и не оставлю ее в беде.

Катя же, как моя жена, не желает полагаться на меня. Считает, что я что-то мог упустить и за чем-то не уследил. Где-то все равно какую-то улику оставил. Несмотря на то, что за полгода активных поисков истины не выявилось ни единого повода усомниться в моей способности заметать следы.

Кроме тех, разумеется, что сидят в Катиной голове.

Я бы предложил Кате относиться проще ко всему, что ее окружает и тщательнее фильтровать то, что поступает в голову. Но она не поймет. Сейчас не тот момент. Она пока противится тому, что и так очевидно, в ней есть, но пока что спрятано под семью замками.

Рано мне рубить цепи на замках. Катя сама должна это сделать.

– Ты потерпевшая, теперь еще и без вести пропавшая. Так что успокойся. Ты сделала то, что должна была. Не надо себя винить. Ты поступила правильно. Возьми и выбрось это из головы.

Катя с непониманием и острым укором поглядела мне в глаза. А немного погодя, съязвила.

– Легко тебе говорить, Фархад… Твоя совесть давно тебя покинула. Это неправильно – убивать людей. Очень неправильно. И никогда не станет правильным. И это никогда не выбросить из головы. – Катя осуждающе покачала головой и едко при этом подметила. – Я тебя не видела сегодня, хоть и вставала часто. Где ты был ночью?

– Дома был. Где ж еще мне быть? Я не бегаю. – конечно, я ответил с иронией, с великим трудом не теряя самообладания.

Но Катин вопрос, как и недоверие, возмутили меня до глубины души.

Ну конечно, лишь я один мог пристрелить Алиева!

Больше ж некому, бл***дь!

Это логично, но… Обидно мне, как мужу, что жена не доверяет мне.

Разве это нормальные отношения?

Разве к этому мы с Катей шли столько времени?

– Солнце, ты хоть немного учила географию в школе? – не смог я удержаться и чуть плюнул в нее ядом в ответ на то, что меня обдала.

Не сильно, чтобы не обиделась. Но все же ткнул носом в ее же ошибку.

– Имеешь представление, сколько часов лететь отсюда до Нью-Йорка?

Катя, глубоко задумавшись, с недоверием покосилась куда-то мимо меня, скорее сквозь, и опустила голову.

Я тоже оглянулся. Никого за дверью не стояло.

Мы оба замолчали.

Катя смотрела в пол, продолжая сопоставлять образ атласа в своей голове и рассчитывать примерное расстояние от точки А до точки Б.

Я же не сводил глаз с нее.

Все ждал от Кати извинений.

И поцелуя с ответным пожеланием доброго утра.

Хотя, какое оно уже доброе, утро это…

Непочтительность к своей персоне я сносить не мог и никогда никому не прощал ничего подобного. Всегда, сколько себя помню, любил ставить всяких выскочек на место обидным словечком и последующим за ним унижением их высокомерного достоинства, ну а далее по сценарию – что заслужил, то и получил.

Катя, как мне помнится, ощутила на себе, насколько сильно я люблю унижать тех, кто ведет себя неподобающим образом. Особенно от шлюх меня вымораживало бесконтрольно, от их гонора, раздутого себялюбия, надменности и вздернутого до слоев космоса тщеславия. Всякий раз, когда какая-то пиз** смела попытаться нагрубить, поперечить и даже посмотреть на меня без разрешения, я наказывал строго и порой бесчеловечно. Шлюх этих, то есть элементов общественного достояния Амирхана, обделённого материнской заботой в детстве – гаремных рабынь и прочих других, для дорогих друзей-мафиози оставленных, и тех, которые пускались в расход нашими бандюками, и «на экспорт идущих», и многих других – особенно новеньких, неграмотных, непродвинутых и пока не униженных, одним махом осадить такая жгучая охота во мне пробуждалась, что желание дать им в лицо с ноги за дерзость оказывалось в разы сильнее желания трахнуть их новое и незапятнанное тельце.

Были времена.

Безнаказанные времена, вольные, безграничные и крайне жестокие.

Я тогда бесчинствовал, а «Иллюзия» процветала.

Выживших не оставлял никогда.

Надо было всех подряд стерилизовать, и проблем было бы в разы меньше.

Но тогда Катя неминуемо бы вошла в их число, чего бы я себе не простил.

С ней предельно ласков был.

Деликатен был относительно, так как Катя мне понравилась сразу. Шрамы на всю жизнь у нее остались после моей деликатности, да. Но…

Другим куда больше не повезло, чем Кате. И это чистая правда.