Читать книгу 48 минут, чтобы забыть. Интенция - Виктория Побединская - Страница 1

2006 год, мне одиннадцать лет

Мы жили в Лондоне, в районе Хендон Централ. Мой отец был пожарным, мама – художницей. Обычно она работала дома, устроив себе из свободной комнаты мастерскую. Запах краски и растворителя – именно с ним у меня навсегда будут ассоциироваться ее руки. А еще вишнёвые пироги. Они ей особенно удавались.

В тот день мама заканчивала одну из картин, я же сидел на пошарпанном подоконнике и рисовал мутантов из прочитанного накануне комикса. Не знаю, считала ли она, что у меня есть талант, но какая-то часть ее генов мне точно досталась. И эту часть она холила и лелеяла. Был момент, когда я увлекся зарисовкой шестеренок – первыми пострадали бабушкины напольные часы, – но на ругань отца по этому поводу она только рассмеялась, уверив его, что, возможно, меня удастся пристроить в Манчестер1, обеспечив им безбедную старость.

– Почему они все время ругаются? – спросил я, глядя из окна на то, как отец внизу снова отчитывает Джесса.

К дому подъехала грузовая машина, видимо, кто-то новый въехал. Рабочие внизу начали разгружать мебель, грубо перекрикиваясь.

– Просто Джесс такой же, как твой папа, – улыбнувшись, ответила ма. – Они воспринимают этот мир, упрямо смотря лишь в одну сторону, поэтому в упор не видят друг друга.

Я не совсем понимал смысл ее слов тогда, поэтому просто пожал плечами. К дому подъехало такси, из которого вышла, сверкая улыбкой, Розалин.

– Идем, мам! Рози приехала! – позвал я ее, слезая с подоконника, и поскакал по лестнице вниз.

– Если поцарапаешь машину, вычту из твоих денег, Джесс, – строго сказал отец, вкладывая ему в руку ключи. За последний год брат вырос так, что стал уже выше папы. Ему всего семнадцать, а на вид будто двадцать пять. Теперь мне с трудом удавалось с ним справиться, учитывая, что я едва доставал ему до плеча, да и силы в нем стало столько, что, кажется, он мог меня напополам переломить, если чересчур увлечется.

– Смотри, чтобы он не нарушал скоростной режим, – уже мягче обратился отец к Рози.

– Он не будет. Обещаю, мистер Лавант, – улыбнулась она, обняв брата за плечи. Джесс в ответ привлек ее к себе, оставив короткий поцелуй на губах.

– Эй, ничего, что мы здесь? – наигранно поморщился я. На самом деле, мы давно привыкли к присутствию Роуз в нашей жизни. Они встречались с Джессом второй год, так что никто не был против, даже если она оставалась у нас с ночевкой. Как говорила мама: «Он такой же упёртый, как отец, и все равно найдет способ удрать. Так пусть лучше будут в нашем доме». Папа же обычно ворчал, ссылаясь на французскую распущенность. А мне было все равно, мне нравилась Роуз. В нашей семье, где все спали чуть ли не до полудня, она была единственной, с кем можно было с утра в видеоигры погонять или приготовить самые вкусные в мире блинчики.

– Не скучай, Ники. – Она потрепала меня по голове и, наклонившись, поцеловала в щеку, оставив на ней липкий след блеска для губ.

– Все, бросаешь меня и уходишь к Нику? – рассмеялся Джесс.

– Будешь плохо себя вести, и я всерьез задумаюсь об этом, – пошутила она, на прощание подмигнув.

– Езжайте осторожно, – обняла мама брата, как обычно, слишком долго. Дольше, чем полагается обнимать взрослых крутых парней. Тем более, в присутствии их девушек.

– Ладно, ладно, мам, всё. – Выскользнув из ее цепкой хватки, Джесс закинул вещи в багажник, и они уехали.

Моя мама была родом из пригорода Парижа. Уж не знаю, чем ее привлек чопорный английский парень вроде моего отца, но уже спустя три месяца отношений они поженились, окончательно перебравшись в Лондон. Мама была поздним ребенком, поэтому ее родителей не стало, когда мне было лет семь. Я смутно помнил дедушку с бабушкой, потому как встречались мы в основном лишь на праздники. У отца же родителей не было.

– Увидимся завтра вечером, – попрощался он, поцеловав маму, и посмотрел на часы.

Через сорок минут у него начиналась смена. Мама улыбнулась и поправила его идеально подстриженные короткие волосы. Рабочие к этому времени уже выгрузили вещи новых жильцов и уехали, оставив на тротуаре перед домом груду коробок. «Надо будет зайти, познакомиться. Мама говорила, что у них тоже двое подростков», – мелькнула в голове мысль.

– Ник! – отец подошел ко мне и похлопал по плечу. – Раз все разъехались, ты остаёшься за старшего. Я полагаюсь на тебя!

– Есть, сэр, – отсалютовал я ему, еще не зная, что спустя десять часов для меня наступит беспощадное «после».

***

Меня разбудил запах гари. Тяжелый. Заставляющий легкие старательно избавиться от него, пытаясь выкашлять эту черную смоль. Я встал, но тут же упал на пол, словно меня кто-то подсек под колени. С трудом поставил себя на ноги, доковылял до двери, распахнул ее и от увиденного застыл. Передо мной был огонь.

– Мам! – крикнул я хрипло. В этот момент пламя жадно бросилось на шторы, в секунду превратив их в пылающую стену. Из родительской спальни, расположенной в самом конце коридора, раздался шум. Я упал на четвереньки, чтобы глотнуть свежего воздуха, зажал майкой нос и пополз, вдруг с потолка свалилось деревянное перекрытие, преграждая путь в мамину комнату. «Нет, нет, нет!» – пытался я сдвинуть бревно, проклиная себя за то, что такой слабый.

Я снова попытался позвать маму, но горло пересохло, и сил кричать уже не было.

Кто-то разбил стекло.

Огонь, питаемый свежим притоком воздуха, полыхнул с новой силой, так что я отшатнулся. Дальше я помню смутно. Я пытался выбраться, лез, куда-то карабкался. Легкие уже разрывались от нехватки кислорода, в голове была сплошная пульсация, а потом потерял сознание.

Когда я очнулся на каталке Скорой помощи, над головой пылало зарево, поднимая вверх черные облака дыма и пепла. Горел наш этаж и следующий. Детали лепнины с фасада падали вниз, разбиваясь об асфальт, как подбитые птицы, а я лежал среди носящихся в панике людей, застыв от шока и осознания того, что случилось. А потом снова отключился.

Проснулся от мерзкого писка.

– Он очнулся. Ники, ты меня слышишь?! Скорее сюда! – Надо мной склонилось женское лицо, все время гладя по голове и убирая со лба слипшиеся пряди. – Ники, все в порядке! С тобой все в порядке! Мы здесь!

Я попытался сфокусировать взгляд. Рози плакала, размазывая черную тушь. Джесс сидел возле моих ног, упершись локтями в колени и закрыв ладонями лицо.

– Ма, что с ней? – хрипло пробормотал я. Розалин еще сильнее разрыдалась. Теперь ее рыдания перешли в истерику. Джесс поднял на меня глаза. Тогда я впервые за всю жизнь увидел, как он плачет. И понял, что маму не спасли.

Я хотел выть, но горло сдавливал спазм.

Хотел бежать, но тело словно окаменело.

Я метался в агонии, не имея возможности даже оплакать ее как следует, а потом в руку вонзилась игла, и мои веки сомкнулись.

Ожогов на мне оказалось немного, так как под открытое пламя я не попал. Вовремя вытащили. Я провел неделю в больнице из-за того, что наглотался дыма. Отец лежал на соседнем этаже. Ему досталось сильнее. Именно он и вытащил нас двоих, меня и еще одного мальчишку этажом выше. Но когда вернулся, чтобы забрать маму, потолок рухнул, раздавив ему ногу балкой. Его самого спасли, но колено уже было не собрать. Отцу тут же оформили инвалидность, рассчитав из пожарной части.

В газетах почему-то написали, что возгорание произошло по грубой неосторожности одного из жильцов дома и началось в нашей квартире, хотя я точно знал: это неправда. Но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Все равно это не вернет ее и ничего не исправит.

В день похорон я поднял голову вверх, инстинктивно ища поддержки, но отец не смотрел в мои глаза. Больше не смотрел. Я вдруг подумал, что он ни разу не говорил со мной со дня смерти мамы. Даже когда я пытался не сойти с ума, стараясь выплакать свое горе, рядом был только Джесс. Отец ни разу не пришел на помощь. Как он потом сам признался во время своих пьяных бредней, я слишком сильно напоминал ему о матери. Ее глаза, губы, тонкие черты лица. Казалось, она передала мне все, что когда-то так ему нравилось. Теперь при взгляде на меня ему еще сильнее хотелось напиться.

***

Отец не появлялся пару недель. Где он торчал, мы не имели понятия. Тетя Маргарет, его кузина, разместила нас на втором этаже своего дома на юге Лондона, и так как своих детей у нее не было, чувствовалось, что наше присутствие ее напрягало.

– Все, спи давай. – Джесс выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Со дня маминой смерти прошел почти месяц, но я все равно продолжал ждать, вдруг она зайдет пожелать спокойной ночи.

Сон не шел. Я встал и босиком вышел в холодный коридор.

– Я не ожидала, что все случится именно так, Джесс. – Из комнаты брата послышался голос Розалин. То, с каким снисхождением она произнесла его имя, заставило все внутри сжаться. Я не должен был подслушивать, но не мог заставить себя пошевелиться и уйти.

– В каком смысле не ожидала? – откликнулся брат.

– Мне так жаль, прости. – Голос Рози практически стих, растворившись во всхлипах. – Но у нас ведь были планы, помнишь? А что теперь? Как же твой университет?

Я мог поклясться, что даже через закрытую дверь чувствовал, как заныло его сердце. Она что, расстается с ним? На самом деле? Кто так поступает?

– Я не ожидала, что будет так трудно…

– Ты думаешь, я мог такое ожидать? – закричал Джесс, отчего еще несколько всхлипов разорвали тишину. – Думаешь, кто-то мечтает о том, чтобы в семнадцать лет оказаться в полном дерьме, с кучей банковских долгов, отцом, предпочитающим на все забить и уйти в себя, да еще и младшим братом, о котором надо заботиться? Ты на самом деле считаешь, что такое можно планировать?

Судя по стуку каблуков, она попыталась уйти, но брат ей не дал.

– Пожалуйста, Роз. Прости. Прости! – Его голос умолял. – Я не смогу справиться один. Только не сейчас.

Все звуки смолкли. Я тихо молился, чтоб она сказала «извини», и все снова стало как раньше. Ну же, Рози. Чего ты молчишь?

– Не злись, Джесс, – наконец сказала она. – Но я не могу. Это слишком сложно.

Я отвернулся, услышав ее шаги, и кинулся обратно в комнату. Потянулся к ручке, чтобы закрыть за собой дверь, и встретился с Розалин взглядом. Девушка замерла, слово я застал ее на месте преступления.

– Ты почему не в кровати? – спросила она, подошла ближе и мягко опустила руку на мое плечо. Рози всегда была добра ко мне. Можно сказать, я даже ее любил. Но на этот раз скинул ее ладонь.

– Ты уходишь? – спросил, заглядывая прямо в глаза. Она отвела взгляд.

– Прости, Ники, – ответила девушка и, быстрым шагом спустившись по лестнице, скрылась из виду. А я так и остался стоять, глядя, как за ней закрывается входная дверь.

Помню, еще полгода назад я смотрел в ее улыбающиеся глаза серого цвета и, подражая Джессу, пытался неумело флиртовать, говоря, что они прекрасны, как летний дождь. Теперь я понял: я ненавижу дождь. Со всей силы захлопнул дверь. В комнате брата что-то разбилось, ударившись о стену. Я упал на кровать и, повернувшись на бок, закрыл уши руками. Только бы не слышать.

***

После разрыва с Рози Джесс словно с цепи сорвался. Стал замкнутым и мрачным, часто появлялся лишь под утро. Вместо сердца в нем разверзлась глубокая черная бездна, где он хоронил собственную боль. Наверное, ему было так легче, ведь он не мог рисовать, как это делал я. Зато он мог драться. Выбивая из себя счастливые воспоминания. О Рози. О доме. О маме с ее пирогами по пятницам и своей прежней жизни.

Джесс десять лет посвятил боксу. Мама была не в восторге от его увлечения, но сильно не возражала, надеясь на то, что «мужской» вид спорта сможет укрепить связь между ним и отцом. Не вышло.

Однажды утром я понял, что отец вернулся. Догадался по мерному деревянному стуку. После пожара он начал хромать, так что ему приходилось использовать трость. Снизу раздавались звуки перебранки. Джесс что-то крикнул ему, кажется, послал куда подальше и хлопнул дверью.

Их отношения даже при жизни мамы сложно было назвать нормальными. Отец, наверное в силу профессии, всегда был жёстким человеком, не терпящим никакого мнения, кроме своего собственного, поэтому Джессу, как старшему, доставалось за любые, даже самые крошечные проступки. И только маме как-то удавалось подобрать к ним двоим ключ. Рядом с ней они становились мягче, уступчивей, поэтому, когда её не стало, мы с Джессом в полной мере ощутили ту глубину боли, в которую отец сам себя загнал. Я пытался вспомнить, улыбался ли он хоть раз после её смерти, но так и не смог.

– Неужели ты не видишь, что с твоими сыновьями творится? – ругалась тетя Марго на отца. – Джесс каждый день приходит с новыми синяками. Я не знаю, что он делает. Не знаю, где пропадает ночами! Если ничего не сделать, то и Ник пойдет по его стопам. Он же во всем подражает старшему брату. А его рисунки, ты их видел? Он же кроме черного вообще другие цвета не использует, да и те больше похожи на бред человека из психической лечебницы.

– Ник всегда был таким, – отмахнувшись, произнес отец. – Он всю жизнь рисует чушь. А у Джесса просто переходный возраст. Перебесится. Вспомни меня в семнадцать.

Я решил не спускаться вниз. Закрыл дверь, швырнул на кровать блокнот и уселся рисовать еще пару десятков пугающих черных картинок, потому что знал: если отец что-то решил, спорить все равно бессмысленно.

***

Спустя неделю нам пришлось переехать. Страховка частично покрыла долг перед банком, но так как мы брали для покупки квартиры заем, то после пожара потеряли всё. Накопленных средств хватило на крошечный домик в городке под названием Хейвен2. Казалось, для подобной дыры невозможно было придумать имени более неподходящего. После кипящего жизнью и развлечениями Лондона здесь было по-мертвецки тихо.

Я окинул взглядом квартал, покрытый саваном уныния и поросший зелёной вездесущей плесенью. Из-за постоянной влажности она, как вельветовый чехол, окутывала все: деревья, стены, старые крыши домов. В «Раю» не было ничего, кроме рыбных рынков, редких туристов и отвесных скал, которые выглядели так, что, того и гляди, обвалятся в море, отправив этот городишко на дно – кормить рыб. Может, этого конечно никогда и не произойдет, кто знает. Но я каждый день мечтал об этом.

Кэннери Роуд. Или, по-простому, «консервная улица», получившая свое название из-за расположившегося неподалеку завода, стала моим домом. Налево она вела к школе и центру, а направо – к депо.

Тридцать два. Именно столько поездов проходит мимо за ночь. После переезда, лёжа без сна в полуночной темноте, я считал поезда. Как будто от этого могло стать легче. Некоторые считают овец, я – стук колёс о стальные рельсы.

Джесс же продолжал по ночам драться. Я подозревал, что теперь за деньги, потому как они стали внезапно водиться в его карманах. Отец продолжал пить. А я продолжал просто жить, надеясь, что вдруг завтра станет лучше.

Не стало.

Я хорошо помню тот день. Тишина внизу подсказывала, что Джесс уже ушел. Медленно спускаясь по ступенькам вниз, я заметил крупного высокого мужчину, за которым отец закрывал дверь, но разглядеть его не смог. Когда вошел в комнату, папа встретил меня хмурым взглядом и привычным молчанием.

Пристроившись на колченогом стуле, я оперся коленями о стол и уставился в окно. Отец зажег газ под кастрюлей с чем-то, наверное, со вчерашним супом. От меня не могло ускользнуть, что вид у него был не такой, как обычно, безразлично депрессивный, сегодня он выглядел обеспокоенным.

– Пожалуй, ты должен знать, – сказал он, отвернулся и, взяв засаленную ложку, помешал суп. – Джесс больше не будет жить с нами.

Кажется, что в этот миг все у меня внутри оборвалось. Я понял, что случилось. Он мог не продолжать. Джесс бы ни за что в жизни не сбежал, не уехал и добровольно меня не оставил, а значит, произойти могло только одно – он вляпался во что-то серьезное.

– Твоего брата поймали, когда он разбил морду какому-то мажору в подпольном бое, недалеко от рыбного рынка. Слишком сильно уделал того парня, так что эту ночь провел в участке. Сам понимаешь, у нас нет денег его вытаскивать. – Подув на ложку, отец поднес ее к губам, и, снова повернувшись, продолжил: – В общем, сегодня утром приезжал человек, предложил решить наши проблемы с условием, что Джесс уедет учиться в одну из их военных академий. Я согласился. Ему пойдет на пользу.

Я тяжело сглотнул, подошел к столу, достал оттуда тарелку и сел обратно на место. Внутри ворочалось странное ощущение: я был рад, что брат не окажется в тюрьме, но в то же самое время понимал, что больше его не увижу. И от этого на душе становилось совсем паршиво.

***

Наступил август, но по утрам было прохладно и, как обычно в этом месте, слишком влажно. Дожди здесь шли, если верить метеорологам, сто дней в году. Хотя мне казалось, они привирают, потому как ненавистная вода с неба лилась гораздо чаще.

– Держи! Это тебе. – Джесс вложил в мои руки охотничий нож с резной рукояткой. На одной стороне была вырезана буква Н, на другой – Л. Мои инициалы. – Точно такой же, как у меня. Помню, ты всегда его хотел, – улыбнулся он.

– Ты хоть приезжать будешь? – спросил я грустно. Из-за угла уже показался автобус.

– Я постараюсь, Ник, – ответил брат. Внутри все противно заныло. Теперь еще и Джесс оставлял меня. – Знаю, жить с отцом не подарок, но уж постарайся как-нибудь дотянуть до конца года. Если у меня получится устроиться, я вернусь за тобой. Обещаю!

Я стоял, потупив взгляд. Он положил руки мне на плечи, наклонился немного вперед, глядя в глаза, и строго сказал:

– Не важно, насколько сильно ты бьешь, Ник. Важно, какой держишь удар3, помнишь? – Я кивнул. – Не раскисай!

Автобус остановился. Джесс похлопал меня по плечу, поднялся по ступенькам, и за ним закрылась дверь. Он бросил на меня взгляд через стекло, поднял руку на прощание и уехал.

Еще несколько минут я стоял и смотрел туда, где скрылся автобус. Поднялся ветер, и я, застегнув куртку, засунул руки поглубже в карманы. Вдруг меня окликнули:

– Проваливай отсюда, это мой район.

От неожиданности я чуть не подпрыгнул. На меня смотрел тощий светловолосый пацан в футболке с надписью «Зовите меня Босс» и накинутой поверх джинсовой куртке, которая была ему больше размера на два. Его глаза встретились с моими, и, кажется, он воспринял это как разрешение подойти.

– От той церкви, – указал он рукой на старое каменное здание храма, – и до паба на пересечении Седьмой и Одиннадцатой я работаю. Так что проваливай, пока я размазал твою морду об асфальт.

Я засунул нож за шнуровку ботинок, как всегда делал Джесс, и встал, выпрямившись в полный рост.

– Да без проблем. Меня это дерьмо не интересует.

Плевать мне было на этого пацана и его район. Я не собирался ничего с ним делить. Но только развернулся, чтобы уйти, из-за здания рыбной лавки, откуда всегда несло так, что даже рядом постоишь, словно в порту весь день ящики с рыбными кишками разгружал, показались два высоких парня.

– Эй, Арти! – За спиной блондина словно из ниоткуда вырос еще один. Он похлопал грязными пальцами по карманам своей полинявшей куртки. – Слышал, ты нехило поработал вчера вечером. Не поделишься со старшими?

Незнакомец напрягся. Видно, что эта встреча явно не входила в его планы. Я заметил, как он инстинктивно прижал руку к левому карману, значит, тот ублюдок был прав. Ему есть, чем делиться.

Рука парня постарше потянулась к предплечью, почесывая следы уколов, которые я хорошо мог разглядеть даже с такого расстояния. Не удивительно, что половина молодежи здесь от чего-то торчит, в такой-то дыре. Сам же продолжал стоять неподалеку, ничего не говоря. Один из незнакомцев смерил меня взглядом. Его спутанные волосы давно не видели ведра воды, а в потухших глаза завяла всякая жизнь. Он бросил заинтересованный взгляд на нож, засунутый в шнурки моего ботинка, и я спрятал ногу за ногу.

– Стив, братан, я только что говорил своему другу… – «Зовите меня Босс» сделал паузу, посылая мне многозначительный взгляд.

– Нику, – добавил я.

– Да! Я только что говорил моему другу Нику, что день вчера был ну полное дерьмо. Совершенно ничего не заработал. Правда же, брат? – спросил он, будто мы неожиданно стали друзьями. Будто не прогонял и не обещал три минуты назад размазать мою физиономию по асфальту.

Я осмотрел трех стоящих позади него подростков. Всем было от пятнадцати до восемнадцати лет и выглядели они весьма угрожающе. Разгребать еще и его проблемы? Своих хватает. К тому же я не идиот. Сегодня он мне брат, а завра приставит мой же нож к моему горлу.

      В этот момент я был рад, что не живу в этом районе, хотя мне показалось, что даже имя свое я назвал зря. И когда я уже собрался послать их всех подальше и, развернувшись, уйти, «Зовите меня Босс» резко сорвался с места. Да так, что я рта не успел раскрыть.

«Лучше плохо бежать, чем хорошо драться», – это был первый принцип, который я усвоил благодаря Арту. Ничего не оставалось, как припустить следом.

– Сюда! – крикнул он, ловко виляя между мусорными баками, от которых исходила такая жуткая вонь, словно там умерла вся английская колония портовых крыс.

«Очуметь, как быстро он бегает», – промелькнула в голове мысль прямо перед тем, как его тонкая рука втащила меня за собой в подворотню, силой втолкнув между стенами двух стоящих рядом жилых домов. В проходе было настолько узко, что я думал прямо тут и подохну, застряв плечами между кирпичей.

– Кавано, мелкий гаденыш! – раздался злобный крик, и, не смотря на абсурдность ситуации, я громко рассмеялся, потому что им было никогда не протиснуться в эту щель. – Я тебя найду, ты понял?

Но Арт поднял руку вверх, показав ему средний палец.

– И пальцы тебе, сука, переломаю.

– Ага, – ухмыльнулся он. – Не в этой жизни, чувак.

Он вылез следом за мной с другой стороны улицы и, окинув меня взглядом с головы до ног, произнес:

– Неплохой нож, за него можно выручить косарь.

– Даже и не думай, – стиснул я крепче зубы, отступая на шаг назад.

– Да ладно, шучу я, – протянул он руку. – Артур Кавано. Собственной персоной.

– Не очень уж твоя персона уважаема здесь, – огрызнулся я, но руку в ответ все же пожал.

– Ты про этих обдолбанных, что ли? – Он достал из кармана корку хлеба и принялся с аппетитом жевать. – Да их просто ломка мучает и все. Еще пара месяцев, и их либо в тюрягу загребут, либо они откинутся. Так как твое имя-то?

– Ник, я же говорил уже.

– Заметано, Ник. – Он принялся размашисто шагать вдоль высоких кирпичных заборов. – Далеко отсюда обретаешься? Судя по всему, сейчас польет. – Он притормозил на повороте, поднял глаза к небу, словно в уме прикидывая вероятность дождя. – Минут десять.

– В районе Кэннери, – ответил я, – на автобусе приехал.

– Тот, что ты только что видел, на сегодня был последний. По выходным они только до обеда ходят, – засунув последний кусок в рот, произнес он. – Если негде перекантоваться, можешь заночевать у меня.

Не знаю, почему я ему поверил. Наверное, потому что все-таки был идиотом. Ведь утром мог проснуться с пустыми карманами и перерезанным горлом. Но в тот момент мне уже было наплевать.

Спустя примерно пару минут действительно пошел дождь. Неожиданно набежавшие тучи заслонили слабое солнце, и обрушился ливень. Мы поспешили к окраине городка, наши башмаки шлепали по появившимся в миг лужам, расплескивая вокруг брызги грязи.

Улицы были практически пусты, не считая парочки бездомных, привалившихся к задней стенке пивной, старого строения с полукруглой зеленой дверью и закрытыми ставнями. Арт сказал, что вечером в пятницу, если хорошо покрутиться, только с клиентов паба можно собрать недельный заработок.

Грязный кот прошмыгнул мимо, скрываясь между домами. Кавано остановился перед узкой деревянной дверью и постучал. Спустя минуту нам открыла женщина – не выше пяти футов4, сухая и худая. Она была одета в одну лишь ночнушку, поверх которой было небрежно наброшено потрепанное мужское пальто.

– Зия, это мой друг Ник, он останется у нас. – Мне показалось, что он не спрашивал разрешения, а просто поставил ее в известность, что еще один грязный мальчишка будет ночевать в ее доме.

Она кивнула и ушла в кухню, даже не взглянув на меня и не сказав не слова.

– Кто это? – спросил я, бросив взгляд на ее сутулую спину, и стянул грязные ботинки. Носки промокли насквозь, хоть выжимай, так что я снял и их.

– А это Клара, но я зову ее Зия. – Арт бросил свою обувь в угол, даже не пытаясь оттереть ее от грязи. – По-итальянски «тетя». На самом деле, она никакая мне не тетка, просто у нее когда-то была интрижка со старшим братом моего отца, тот спился и давным-давно подох, а я… короче, она забрала меня к себе.

Я прошел за ним в комнату. Или то, что с натяжкой можно было назвать ею. По углам стопками было сложены газеты, тут же валялись вещи, ботинки, остатки от еды. Свинарник, одним словом. Я подошел к окну и развесил мокрые носки на крошечной батарее. Арт открыл форточку, достал из кармана пачку сигарет, протянув одну мне. Я отрицательно покачал головой, зато мой новый друг с упоением затянулся.

– Когда есть нечего, откуда деньги на сигареты? – спросил я.

– Фигня. Нет ничего проще, чем вытащить пачку из заднего кармана, – ответил он, усаживаясь на подоконник и выдыхая в форточку дым.

– И зачем тебе это? Зачем ты куришь?

Дождь на какое-то время перестал, хотя крупные капли еще срывались с деревьев, залетая в открытое окно.

– Наверное, назло папаше. Он вечно болтал, что я слишком мелкий, чтобы курить, – ухмыльнулся Арт.

– А где сейчас твой отец? – уточнил я.

– В тюрьме.

Вот оно как.

– А мать?

– А шут ее знает, я ее ни разу в жизни не видел. – Он затушил сигарету в горшке с цветами, зарыв окурок в землю.

Я был настолько ошарашен, что не смог ничего сказать, и лишь кивнул, подумав, что у некоторых жизнь еще паршивее, чем у меня.

***

Начался учебный год, перелистывая месяцы. Мы с Артом почти все время тусовались вместе. Меня стали все чаще отчитывать за пропуски, оценки поползли вниз, но всем было наплевать. Отец, по определению, уже был мало на что способен. Жили мы на его пособие по утрате трудоспособности, переменные заработки в порту, ну и на мои кровные, но о их существовании никто не знал. Я видел отца от силы в неделю раз, и то лишь по оставленным по всему дому уликам, вроде разбросанных грязных вещей и пустых бутылок из-под пива, догадывался, что он еще жив.

А потом он в первый раз привел домой женщину. Другую женщину. Этого я никак не мог ему простить. Они заперлись в его спальне, но стены в нашем доме были настолько тонкие, что только я попытался заснуть, сквозь гипсокартон просочились звуки поцелуев и поскрипывание кровати. Меня передернуло от отвращения.

С того дня я решил разговаривать с ним исключительно на французском. И плевать, что он ни слова не понимал. Я наслаждался тем, что могу осуждающе смотреть на него ее глазами, говорить с ним на языке, на котором говорила она. Так тебе и надо, сукин сын! Конечно, это было глупо и по-детски, но тогда мне казалось феерически остроумным.

Отчитываться перед отцом я перестал. Приходил и уходил из дома, когда вздумается. Иногда оставался ночевать у Арта. Он учил меня тому, что умел сам. Воровать. Спустя пару месяцев я стащил свой первый бумажник у пьяного заезжего моряка.

Мы с Кавано стали работать вместе. Иногда получали от тех, кто старше. Иногда надирали зад конкурентам. Тоже вместе.

В мире Арта существовала своя иерархия: карманники и мелкие шестерки; те, кто приторговывал паленым бухлом и легкой наркотой; ребята постарше, сбывающие краденые телефоны и автомобильные запчасти.

Те, кто младше, не должны перечить тем, кто старше. Они же в ответ крышевали тех, кого стоял на пару ступенек под ними.

То бишь, нас.

Так прошел год. Пока в один прекрасный день Джесс не вернулся обратно.