Читать книгу Рассказы из шкафа - Виктория Полечева - Страница 4

Еще немного, и она придет. Я точно знаю. Она приходит каждую ночь, но совсем ненадолго. Скользнет светом по одеялам, по волосам смешно сопящих девочек, но потом всегда идет ко мне. Я представляю, как она меня обнимает и ласково шепчет на ушко: «Спи, мое солнышко». Шепчет так, как шепчут настоящие мамы. И она у меня почти настоящая.

Вот она входит тихо-тихо. В эти светлые ночи я долго не могу уснуть, но мне это нравится. Тогда думается очень много хорошего, кажется, что если даже попросишь какую-нибудь глупость, все сбудется. Я набрасываю простынь на голову и сквозь щелочку слежу за ней. От чего она светит так грустно? Солнце всегда радостно, а она так, как будто ей немножечко больно.

С утра я упросила Марусю сделать мне крендельки на голове. Крендельки – это такие косички, которые кругом заворачиваются, если вы не знали. Оксана Петровна сказала, что сегодня приезжают за девочкой Полей. Ей должно быть семь лет сейчас. А нас, Полинок, целых четверо. Мне пока всего шесть, но я тоже верю. Правда, без зубов я совсем некрасивая стала, да еще и разговариваю так смешно. Мальчишки теперь обидно дразнятся и смеются. Но с крендельками мне нравится, может быть, и новым родителям понравится?

Они уехали пару часов назад. Позвали меня. Я так бежала, что кролика своего на кровати оставила. А он мне всегда удачу приносит. Поэтому все так и получилось. Я бежала-бежала, ну вот коленки и разбила. Платье-то у меня совсем уже короткое, я из него еще прошлой весной выросла. Коленки вечно наружу торчат. Мне не нравится, и родителям не понравилось. Они так посмотрели строго-строго, и сказали, что не ту Полинку ищут. Мне обидно, конечно, но коленки больше болят.

И опять мне ночью не спится. Моя луна в глаза светит, но это хорошо. Я темноты боюсь. Она страшная. А луна не дает темноте ко мне подобраться. Я кролика рядом с собой положила и тихо-тихо рассказывала ему, какой должна быть мама. Чтобы руки обязательно были красивые. Это для того, чтобы детей по голове гладить, и по ночам одеяло поправлять.

Еще мама не должна быть злой. Помню тетку, которая меня прошлым летом забирала. Она так кричала всегда на всех. На мужа своего, на меня, на остальных детей… Мы сами не понимали, что такое сделали, а она все громче и громче. Ну, обошлось. Она нас всех обратно вернула. Здесь тоскливо очень, но все равно лучше, чем рядом с ней.

Луна осторожно скользнула лучиком по моей щеке. Это она меня так целует, чтобы я поскорее уснула. Завтра рано вставать, а я так этого не люблю. Голова тогда тяжелая и звенит. Когда ночью много думается, вредно просыпаться утром. Надо поближе к обеду, чтобы спросонья не натворить каких-нибудь глупостей.

Зубы у меня отросли почти, но крошиться начали. Тетя Наташа, медсестра, сказала, что кушать мне нужно лучше. А я чего сделаю? Сама поешь, маленьким немного отдай, а все молоко обычно старшие отбирают. Хотела бы я может кушать. Да мне хватает, я жаловаться не люблю. Я даже успеваю печеньем зайчика кормить.

У нас сегодня праздник. Я стихи читаю. А зачем? Я же шипеть из-за зубов буду ужасно. А всем кажется, что это смешно. Маруся согласилась на праздник мне опять крендельки сделать. А это уже хорошо. Без крендельков было бы вообще стыдно.

К нам на праздник сегодня люди приезжали. Много людей. Но самая красивая Саша была – она ростом маленькая, даже меньше Маруси, а волосы у нее черные-черные. Она совсем взрослая уже, ей аж тридцать. И муж у нее уже есть. Представляете, насколько она взрослая? Муж ее, Степан Петрович, совсем-совсем взрослый. Он сказал, что ему очень много лет. Я столько не посчитаю. Смешной такой, в очках. Все над веснушками моими шутил. А я смеялась. Саша меня по голове погладила. И знаете, руки у Саши подходящие. Мамины.

Дядя Степе приезжал без Саши, столько еды нам принес. И снова над веснушками моими и крендельками шутит. Я Марусю каждый день теперь прошу. Мне кажется, я Саше и дяде Степе понравилась. А вдруг без крендельков уже не понравлюсь? Я дяде Степе показала, как я клавиши умею перебирать на пианино. Он сказал, что научит меня потом и после этого покраснел так. А я некрасиво сделала, все начала спрашивать, когда это потом».

Саша два раза в неделю приходит, когда с дядей Степой, когда без. А я так люблю, когда они вместе приходят. Они по отдельности очень хорошие, а когда они вместе, мне прямо их отпускать не хочется. Вчера разревелась, как маленькая, когда они уходили. Я с луной каждый день разговариваю теперь только о них. Мне даже не надо, чтобы они меня забирали – мне о таком даже просить хоть кого-то страшно. Я прошу луну, чтобы они всегда вместе были, такие хорошие, смешные такие. И чтобы ко мне приезжали почаще. Чтобы не забывали меня. Луна тихо мне на ушко шепчет: «Ничего не бойся, солнышко, засыпай».

Антонина Степановна строгая заведующая, мы ее боимся. Она так тяжело по коридору ходит, каблуками стучит. Говорит только, что нам так и надо, потому что мы такие. А «как» нам надо и «какие» мы, я немножко не понимаю.

Опять я о чем-то не о том рассказываю, но это от радости. Саша и дядя Степа меня забирают. Прямо совсем забирают. А я так боюсь об этом даже подумать, что коленки дрожат.

Саша обнимает меня, смотрит ласково-ласково. У нее глаза такие же, как у меня – синие. Говорят, что не синие они у меня, а голубые. Но голубой цвет слишком слабенький, не яркий. Пускай у меня будут голубые, а вот у Саши – синие. Очень красивые глаза.

Мы приехали домой. Дядя Степа даже сам для меня смастерил кровать, большую такую. И обои красивые они поклеили. А на потолке – звездочки. Звездочки, это хорошо конечно. Но я такая дурочка, так в первую ночь плакала. Просто ждала, пока луна выйдет, пока ко мне в комнату зайдет, а ее все не было и не было. Мне так спать уже захотелось, а она так и не пришла. Я уже волноваться стала: вдруг, там тучи, и ей не пробиться.

А потом я к окошку подошла и пролезла под занавеской к подоконнику. Хорошо, что он широкий. Хоть спи на нем. А через окошко и не видно ничего. Вокруг дома и дома. Куча фонариков, но все они не настоящие, искусственные. Непохожие на луну и звездочки. И всюду – люди. Их так много. Я смотрю на домик напротив, а он совсем как муравейник во дворе нашего детдома. Только люди муравьев побольше, и дома у них с фонариками. Саша меня, конечно, на ночь поцеловала. Дядя Степа сказал, что все хорошо будет. А мне неспокойно как-то. Саша и дядя Степа, конечно, хорошие. Но луна со мной от рождения была, а они только сейчас появились. Мне света ее не хватает немножечко.

Саша с утра спросила, как мне спалось. Я, конечно, не плакса, но мне почему-то так грустно стало, я аж расплакалась. Говорю, что страшно одной в комнате. Темно. Рассказала ей, как луна ко мне приходила, как она целовала, успокаивала. Саша серьезно меня слушала, не перебивала совсем. А вечером дядя Степа мне большой фонарь принес. Нет, не фонарь, ночник это называется. Мне Саша сказала. Он большой и круглый, как луна. Дядя Степа его на стену повесил, чтобы мне не грустно было. Хорошие они такие. Для меня же специально такой искали.

Сегодня мы с Сашей гуляли в парке – у них недалеко от дома парк настоящий – и я там другим тетям стихи рассказывала. Вот честное словно, у меня за две недели такие зубы выросли – загляденье. А парке еще собачка была. Ножки короткие, пухленькая. Она мне все руки расцеловала. Я ее обняла, а она давай мне лицо лизать. Даже и не знала, что собаки такие мягкие и вонючие, такие скользкие и такие добрые. Я как маленькая на земле сидела, а собака со мной играла. Саша смеялась, на телефон нас записывала, Степе вечером показать. Да, Степа обиделся, что я его дядей называю. Он просто Степа теперь. А ночью мы пили чай на кухне все вместе. Мы смеялись и перемазались малиновым вареньем. Я никогда не думала, что можно быть такой грязной и такой счастливой одновременно.

Я Саше больше не говорю, что мне грустно и страшно по ночам, но она все замечает. Я боюсь, что если я недовольной буду, они меня обратно отдадут. Степа научился крендельки делать из волос. У него почти получается уже. А Саша почти научилась печь торт. Мы с ней в муке перемазались, а толку никакого. Ну, мы быстро за коржами сбегали и сгущенкой их залили, чтобы Степа с работы пришел и порадовался. А еще, чтобы он не узнал, что мы совсем не умеем печь.

Я боюсь, что Саша и Степа меня назад вернуть хотят. Они все чаще шушукаться стали, шептаться, когда думают, что меня нет. А как только я прихожу, они замолкают. Может, у них будет маленький? Маруся мне рассказывала, что она в одной семье три года прожила, а у них потом свой маленький появился, и они ее обратно вернули.

Так и есть, Саша сказала, что у нее две новости. Первая – они ждут маленького. А вторую она мне потом расскажет. Я очень за них рада, только мне грустно немножечко. Обратно не хочется. Я их люблю уже сильно. И даже маленького.

Степа пришел и велел вещи собрать. Я плакать не стала, я к этому долго готовилась. В машине уже не удержалась и спросила, в какой они детдом меня везут. Мой далеко позади остался. А мне бы туда хотелось. Там Маруся умеет делать крендельки, и луна меня ночью в щечку целует. Степа машину остановил, а Саша назад ко мне пересела. Долго плакала так, обнимала меня, целовала, говорила, что я дурочка. Степа даже носом шмыгать начал, смешной такой. У него нос на пятачок похож, когда он им шмыгает. Саша сказала Степе ехать дальше. А я молчала всю дорогу, чтобы их не обижать.

Мы приехали в дом. Далеко-далеко от города. У нас тут целых три комнаты. Но это не главное. А я даже не знаю, что главнее. У меня теперьсвоя большая комната, и каждую ночь мне в окно улыбается луна. Я правду говорю, она теперь улыбается. А еще Саша и Степа привезли мне собаку. Мягкую, теплую и самую настоящую. Но самое главное – у нас теперь будет маленький. Мы не знаем, как его назовем. Но мы его уже очень любим. Мы вообще всех теперь любим. Потому что мы – семья. Самая настоящая.