Читать книгу История (не)обыкновенной женщины, или Выпусти на свободу своего гения - Виктория Викторовна Прудникова, Виктория Прудникова - Страница 6

Вот тогда впервые и взялась писать. Писала себе, от безысходности. Хотела найти себя. Понять, где себя потеряла? Я должна найти то место, в противном случае моей участи не позавидуешь. Мое тело не хотело пребывать в таком ущербном состоянии, в котором я пребывала, и всеми возможными способами сигнализировало мне об этом. Ниже мое спасительное письмо себе. Оно стало и откровением, и самым лучшим лекарством для меня. Не каждый поверит в силу своих возможностей и происходящих в мире чудес, но через 10 дней после моего возвращения в Киев диагноз был снят!

«Утро. Гора Карпат. Так романтично, думала я, будет начинаться мой дневник, который, возможно впоследствии «перерастет» во что-то большее (таки перерос). Но я в гостиничном номере, в кровати, и мне совершенно не хочется забираться на гору. На улице густой туман и холодно. «Значит, в следующий раз, потом начну», – подумала я. Это мое обычное обещание себе, которое, как правило, редко выполняю.

Срочно выехала из города, готова была ехать в любом направлении. Посетила врача, поставили неприятный диагноз, и желание сбежать, уехать побыстрее и подальше – все это уже было в моей жизни. И снова повторяется.

Сбежала в Карпаты, в небольшую гостиницу в Сходнице, а хочется еще дальше, в горы, в самую глушь, где нет людей, где ты практически один. Почему-то именно в этот раз ощутила огромное предательство в отношении себя самой. Раньше желание уединиться и спрятаться было больше напускным, и вообще, я человек города. Мне комфортны суета, движение, скорость, быстрота принимаемых решений, их реализация и городской темп жизни. Я себе ставлю высокую оценку, когда многое успела в течение дня. Но внутри, где-то очень глубоко, начало зарождаться совершенно новое желание. Желание уединения и тишины. Что это? Это чувство новое для меня. Такого не припомню в своей жизни. Даже будучи подростком, я всегда искала для себя компанию, подруг. Мне всегда было скучно наедине с собой. Скучно и грустно.

И вдруг вспомнила себя в возрасте 7—8 лет. Вот эта точка отсчета. Этот возраст вспоминаю с присущим мне тогда ощущением спокойствия. Мы жили в доме с бабушкой и дедом. Часто гуляла одна, детей моего возраста на улице было немного, это не сравнить с проживанием в многоэтажке. А еще меня отправляли за хлебом в магазин. Это путешествие было очень длительным и, с моими мечтаниями и фантазиями, могло занимать не один час. Вот когда я была счастлива! От этих воспоминаний тепло. Тогда была настоящей, не притворялась. Меня никто не беспокоил и не мешал. В таком состоянии научилась вести диалог сама с собой. Задавала себе вопросы и сама на них отвечала. В том полудетском возрасте я решила так: «Первая мысль, пришедшая в голову после заданного вопроса, и есть ответ». А сейчас узнала о том, что есть такие специальные техники: для того чтобы человеку принять правильное решение, нужно задать вопрос себе. Вот она – вся простота и гениальность пребывания с самим собой. Размышления и чистота мыслей дают возможность человеку получить все на старте и без особых усилий. Чистота потому, что они не были никем навязаны. Мне было легко и комфортно с собой, а главное, интересно. Я не нуждалась в компании, подруге, родственниках.

Не помню, чтобы мечтала о том, кем я буду, и что буду иметь, когда стану взрослой, особой конкретики не было. Желания были достаточно обобщенные. Мысли блуждали, построенные в основном на любопытстве к окружающему миру: «Почему это устроено так, а это по-другому?», «А кто это все придумал, кто создал?», «А зачем?» Сейчас уже не вспомню, задавала ли эти вопросы взрослым, но ответов точно не помню. Зато помню ощущение, которое мною владело, я себя осознавала особенной, не такой, как все. Это ощущение было очень комфортным для меня, и я ни на секунду не сомневалась в этом. А кто меня мог разубедить? Рядом никого. Я наедине с собой.

Комфортное пребывание в доме у бабушки с дедушкой закончилось в 10 лет. Когда мне было 6 лет, умер отец. Удивительно устроена психика ребенка – это событие не было для меня огромной травмой, которую пронесла через всю жизнь. Сознание ребенка просто не идентифицирует значение слова «смерть» с небытием. Оно не воспринимается как невосполнимая утрата. Для себя воспринимала эту, в общечеловеческом понимании, трагедию как отсутствие на какой-то временной промежуток. Именно поэтому очень часто видела во сне отца, возвращающегося домой.

Именно в возрасте 10 лет переехала из дома в квартиру, которую маме предоставили в кредит с бывшей работы отца. Вся моя детская сущность протестовала. Очень хорошо запомнила этот период в своей жизни, когда категорически не хотела покидать дом. Как будто чувствовала, что уже не будет так, как прежде. Бабушка была готова оставить меня у себя, но мама оказалась непреклонной: «Дети должны жить с матерью». И мы с братом переехали в другой конец города, в маленькую двухкомнатную квартиру. Здесь для меня закончились детские грезы. Каково же было мое разочарование, когда первый раз оказалась в маленькой двухкомнатной квартире в панельном доме. Как назло, в период нашего переезда случайно посмотрела фильм с участием Пьера Ришара «Игрушка». Поскольку я всю жизнь прожила в доме, то мало представляла, что такое квартира. Дом – это, в моем понимании, несколько комнат (что мне очень нравилось) плюс двор. Я не понимала, куда переезжаю, у меня в голове возникала картинка квартиры, которая была заимствована из фильма. А там мальчик по коридорам гоняет из комнаты в комнату на мини-автомобиле. И вот мое сознание скопировало этот сюжет и вставило в слайд с «новой квартирой». Была уверена, что переезжаем мы в лучшее место. Иначе, зачем вообще переезд нужен? Как я удивилась, когда оказалась в нашей новой двухкомнатной квартире! Полное разочарование. Маленькая, неуютная, без ремонта. Ощущение дискомфорта и малого пространства угнетало, так и не смогла привыкнуть к такому проживанию. Как будто потеряла связь с чем-то важным в своей жизни.

Чувство особенности, которое явно ощущала, которому доверяла, начало пропадать. Все не произошло в один миг, процесс был постепенный и практически незаметный. Я растрачивала себя по частям.

Ребенком часто слышала от взрослых фразу: «Жизнь очень сложна». Не знаю почему, но мое детское естество сильно бунтовало против этой расхожей фразы. «А в чем сложность?», – недоумевала я. «Все так просто». И в своих мыслях была гениальна, как все дети. Сейчас, будучи взрослым человеком, я понимаю, в чем детская простота жизни и ее сложность у взрослых. У ребенка нет игры, нет притворства. Если они притворяются, они на старте договариваются и знают, что это такая игра. Они говорят, что думают, делают, что хотят. Это не взрослые должны учить детей жизни, это мы должны учиться у них. Жизнь имеет правила, как любая наука, и дети их точно знают. Но наши родители устанавливают другие правила и учат детей им следовать. Желательно не говорить человеку то, что ты о нем думаешь, ему может быть неприятно. Нужно есть, даже когда совсем не желаешь этого, чтобы не быть худой. Это то, чему учили меня. А что же происходило со мной? Никого не заботило, что происходит с моей правдой? Что у меня творится внутри? А главное, какими последствиями это грозит. Стройная система, прочный фундамент, основанный на МОЕЙ ПРАВДЕ жизни и подарованный мне свыше, рушится. Его кирпичики распадаются на каждом этапе жизненного пути. Мои жизненные пазлы рассыпались, и их уже перемешали с чьими-то чужими мыслями, идеями, выдуманными правилами. А с годами их все тяжелее собрать, потому что растерял себя, растратил, и не помнишь где. И самое страшное, что уже не способен ответить сам себе на вопрос: «А чего я хочу?», как легко мы отвечаем на него в детстве.

Приняла четкое решение – найти себя. Собрать и прийти к целостности. А для этого нужно отмотать всю жизнь назад и стать снова маленькой девочкой, верящей, как все дети, в свою исключительность, и что в твоей жизни у тебя все обязательно получится и сложится наилучшим образом.

Самое ранее воспоминание – я, шестилетняя, стою возле зеркала и задаю маме совершенно детский вопрос: «Мама, я красивая?» «Обыкновенная», – последовал ответ. Конечно, мама мне желала только лучшего. Ее система ценностей совсем не соответствовала моей. В ее понимании я была девочкой не особо красивой, и она говорила правду. И вообще, нужно быть скромнее, лучше не выделяться, так правильно для будущей жены и матери. Так мой детский мир начала разрушать «правда взрослых». А я-то считала себя красивой.

Потом начали формироваться комплексы. У моей бабушки был четко сформированный стереотип: ребенок должен быть полным, полный – значит симпатичный, красивый. Конечно, ее желание накормить всех, понять можно, раньше все недоедали, то война, то голодовки. Сначала у моей мамы сформировался комплекс в отношении своего тела. Еще бы, с подросткового возраста жить под постоянным «прессингом» бабушки, что нужно есть, нужно поправляться. С этим чувством недовольства собой мама не может справиться и сейчас, она живет все время с желанием немного набрать вес. Неудивительно, что мое детство и подростковый возраст прошли под таким же давлением. До сих пор помню эти до краев полные тарелки с манной кашей. «Если съешь всю, руки обязательно станут толще», – говорила бабушка. Мечтала, что руки поправились, мне внушали, что они безобразно худые, поэтому платья нужно носить прикрывающие руки, желательно до локтя. Давилась этой кашей, и все смотрела на свои руки, постоянно спрашивая: «Ну что, поправились уже?» Если бы знала тогда, что после 30 лет буду думать, как бы эти руки уменьшить в размерах. Видно, вся каша, съеденная тогда, проявилась спустя 20 лет. Кстати, руки у меня сильные были всегда, отжималась я и подтягивалась на турнике по 10 раз, единственная в классе из девочек. Вот она, «правда» взрослых.

Бесконечные уговоры, угрозы, работали самые разные методики «кнута и пряника», чтобы накормить меня. Водили по врачам, различными лекарствами пытались вызвать «аппетит», чтобы побольше съела. Все бесполезно. Я росла худым, бледным ребенком, аппетит во мне вызывали только булочки и пряники, но, странно, от них вес не набирала. Поправиться у меня так и не получилось, даже, несмотря на активные усилия в возрасте приблизительно от 13 до 15 лет, когда активно росла, и уже хотелось нравиться мальчикам. Хотя понимала всю бесперспективность такого желания, приобрела хорошо сформированное ощущение недовольства своей внешностью, которое проявляет себя иногда до сих пор.

Удивительно, я вспомнила одну особенность, которая присутствовала во мне. У меня никогда не было аппетита дома, иногда меня кормили, практически спящую за столом. В детском саду меня держали за столиком очень длительное время, дети уже гуляли, а я сидела над тарелкой с еще одним мальчиком по фамилии Самойлов. Моя строгая воспитательница Зоя Петровна – авторитетная особа для моей мамы, изобрела такой метод воздействия на меня, наверное, мама жаловалась, что я ни дома, ни в садике не ем. Плохо она меня знала, думая, что такой способ воспитания сработает. Но стоило пойти с мамой в город, у меня тут же появлялось желание поесть. Я готова была питаться где угодно, только не в домашних условиях. Во мне тогда уже появился внутренний протест по отношению к «правде» моих домашних взрослых и против давления на меня.

Именно тогда, ориентировочно в шестилетнем возрасте, было положено начало. Тогда из моей «целостности» отвалился кусочек. Начала разрушаться моя жизненная орбита. Почему? Да потому что картина жизни, которую я себе рисовала ребенком: я красивая, умная, счастливая, удачно выйду замуж, у меня будет большой дом, я обязательно стану известной и популярной, и вообще сделаю в жизни что-то великое и особенное… Это имеет значение все в совокупности, все составляющие должны присутствовать. Когда чего-то недостает – это уже не то. Как получить все столь необходимое для моего счастья, не имея красоты? Она же неотъемлемая составляющая.

Тогда не осознавала, что на самом деле во мне произошло. Начался бунт. Это была моя защита. Защищала свою правду и свою мечту идеальной жизни. Вот тогда во мне появились первые проявления агрессии в отношении окружающего мира. И помню, что четко решила: если я не красивая, то должна выделяться чем-то другим. А чем может выделиться ребенок? В детском мире можно выделиться красивой игрушкой, вкусной конфетой, дальше моя детская фантазия не шла. Ничего этого я предложить не могла. Нас с братом мама воспитывала одна, и жили мы достаточно скромно. Вот откуда внутренняя злость и агрессия. Я не знала, что могу предложить другое?

Когда стала чуть старше, стало тяжелее. На нашей улице, где гуляла с ровесниками, ощущала себя самой несимпатичной. Девочка Наташа была круглолицей и розовощекой, чем особенно нравилась моей бабушке, а еще она была очень приветлива со всеми, всегда громко здоровалась. И моя бабушка ставила ее в пример. А мне не хотелось здороваться, уже в этом возрасте я вообще мало улыбалась и приветливой по отношению к людям точно не была. Я злилась. Другая девочка – Ирина – была профессиональной спортсменкой и демонстрировала на улице шпагаты и разные сложные упражнения, чем привлекала всеобщее внимание. А я опять злилась. Радовало только то, что жила Ира в интернате для спортсменов и довольно редко гуляла на улице.

На тот момент зоной комфорта для меня была школа. Я отличница, меня уважают. А еще я сижу за одной партой с мальчиком, его звали Юра Полищук, он меня постоянно смешил, такой юморной мальчик, и очень хорошо рисовал. А у меня вообще не получалось с рисованием, поэтому он пользовался у меня авторитетом, особенно, когда давал наставления, рассказывал, что для того, чтобы хорошо научиться рисовать, нужно сначала научиться хорошо срисовывать. Я болезненно пережила расставание с Юрой Полищуком, он мне очень нравился.

Однажды в класс пришли работники театра и попросили девочку для участия в спектакле. Мой классный руководитель сказала: «Конечно же, она», и показала на меня. Я крайне удивлена, насколько четко у меня в голове застряло слово «конечно». Возможно, она и другое какое-то слово произнесла, какой-то синоним, например, «естественно, она» или подобное, но насколько горда была этим выбором! Он подчеркивал мою исключительность. Спектакль был так себе, мне не дали произнести ни одного слова, я вообще была «для мебели», хотя рассчитывала блеснуть актерским талантом. Но для меня важно было другое – внимание к моей персоне и безаппеляционность выбора моей учительницы. Это соответствовало моему внутреннему представлению о себе: «Да, я особенная».

Наверное, подобралась к самой сути. Будучи взрослым человеком, для себя не смогла дать вразумительного ответа – почему после перехода в другую школу в моей жизни настолько все изменилось. Теперь все больше начинаю понимать себя ту, десятилетнюю. Проживание там, в доме, было частью меня самой, а покинув его, лишилась школы, где я признанная девочка-отличница, прогулок наедине с собой, мальчика-одноклассника, в которого была влюблена… Это был мой мир. Я уехала, а он остался. После переезда в квартиру стала другим ребенком.

В новой школе меня многое раздражало. Бунтовала и протестовала (о причинах такого поведения чуть позже и подробно). Меня привлекало все, что не соответствовало шаблонам. Например, в последние два года учебы в школе я влюбилась в одноклассника, «новенького». Вообще была достаточно влюбчивой. Но мои герои – обычно мальчики с репутацией хулиганов, «двоечников». Этот новенький удивительно сочетал в себе два взаимоисключающих качества. Он учился на «отлично», но общался буквально с самыми «отпетыми» подростками. Чтобы привлечь к себе его внимание, решилась на изменение своей внешности. Максимум, что мне пришло в голову это изменить цвет волос. И в несколько приемов окрасилась в белый цвет. Стала даже не белокурой, а белой, как снег. Как это выдержали мои волосы, до сих пор удивляюсь. Но после этого случая резко изменилось отношение ко мне классного руководителя. Я стала для нее проблемной. Помню, как сильно расстроилась, даже плакала, потому что в ее лице всегда находила поддержку. Она была очень современной учительницей и понимала проблемы и настроения подросткового возраста. Еще очень ярко помню реакцию мамы на мои изменения во внешности. Пришла домой и зашла на кухню, когда мама резала хлеб. Она медленно подняла глаза и посмотрела, потом опустила глаза и продолжила резать хлеб. Она уже устала бурно реагировать на мои выходки.

Думаю, я очень нуждалась в чьем-то авторитетном мнении. Сама с собой, как раньше, не могла вести диалог. После переезда я утратила самое важное для себя – свое личное пространство. Не было места, где бы отсутствовали люди. Квартира не располагает к уединению, на улице везде суета. И ты становишься частью массы, ты не выделяешь себя из нее. А для того чтобы выжить, ты должен быть одного состава с ней, одной консистенции, и с такими же составляющими. Ребенком ты не осознаешь важность собственного пространства, ты не способен вспомнить, как малышом играл самостоятельно, разговаривал с собой, разыгрывая роли, и это ни у кого не вызывало недоумения. Я утратила свою способность ДОВОЛЬСТВОВАТЬСЯ СОБОЙ. Очень хорошо помню, как мне не хотелось идти домой после школы, и после занятий приходила к однокласснице, которая жила рядом со школой. Время проходило незаметно, еле успевала прибежать домой к маминому приходу. Могла просто ходить по улицам с желанием встретить кого-то из знакомых. И при этом не возникало желания найти себе занятие по интересам, попасть в какой-то коллектив. В любые секции и коллективы не вписывалась, они отторгали меня. Комфорта не чувствовала ни среди детей, ни сама с собой. Душа металась.

Мое чувство особенности, которое я очень глубоко запрятала внутрь себя, давало о себе знать. Именно это чувство подвигало меня действовать вопреки всем и высказывать противоположное окружающим мнение. Сколько себя помню, постоянно спорила. Спорила со всеми: подругами, одноклассниками, но особенно рьяно вступала в споры с взрослыми. Меня одновременно злило и нравилось спорить с мамиными сотрудниками по работе, с братом мамы. Иногда спорила просто, чтобы не соглашаться с их мнением, при этом неважно, согласна я на самом деле с ним или нет. Иногда приходила в голову мысль о том, насколько они узко мыслят.

Не очень похожей на всех была моя тетя, жена маминого брата. Она ходила на йогу, и вообще была своего рода «одиночкой», проживающей в семье. Это у нее впервые с полки я взяла книгу Карлоса Кастанеды. И жадно принялась ее читать и дома, и в школе на уроках. Мне интереснее было читать, чем слушать учителя. Понимала ли я что-либо? В основном, нет. Читала, только подчиняясь большому бунтарю, живущему внутри меня. Читала потому, что такие книги никто из моих сверстников не читал, читала вопреки всем, чтобы потом похвастаться, и на меня обратили внимание. Впоследствии эту книгу перечитывала много раз, очень она была не похожа на другие, а я силилась ее понять. Дальше были книги Юнга, Ошо, Кришнамурти… Но, в основном, вся информация, как мне казалось, проходила транзитом, и мало что оставалось в голове. На самом деле, все записывалось, как на кинопленку, буду потом часто вспоминать о прочитанном. На тот момент для себя искала авторитет среди взрослых и очень хотела общаться со своей тетей. Приезжала к ней в гости, хотела помогать с родившейся дочерью. Но она меня оттолкнула, ребенком я это четко ощутила, и желание общаться с ней пропало. Только сейчас понимаю, насколько правильно все было. Еще раз отсылаю благодарности всем людям, окружавшим меня.

Не помню как, но каким-то образом я оказалась в церкви. Не в какой-то секте, подчеркиваю. Я сама переступила порог церкви, которая находилась неподалеку от дома моих бабушки и дедушки (Гольберовская церковь города Харькова). В моем доме понятие веры в Бога отсутствовало полностью. Такими были практически все семьи советских времен. Но у многих какие-то отголоски от прабабушек и бабушек доходили до современного поколения. В нашей семье даже бабушка была атеисткой. Понимаю, почему. Моя прабабушка Наталья была верующей, с Библией не расставалась. Но в жизни этот верующий человек был очень озлобленным, ее дочери, моей бабушке, пришлось нелегко с ней до самых последних дней жизни. А прабабушка прожила долго. Моя бабушка Анна стала атеисткой, в основном, из-за своей матери. Конечно, о ее поведении она могла судить только общечеловеческими критериями. И, наверное, делала свои выводы о том, сколько ей проблем и бед принес этот глубоко верующий человек. Уже в пожилом возрасте ее приоритеты немного изменились, но чувство обиды на жизнь помешало открыть сердце Богу.

Я активно начала посещать церковь и даже воскресную школу. И в 15 лет приняла самостоятельное решение покреститься. Советоваться было не с кем. Договорилась со священником, пришла в назначенное время и меня окрестили. Крестных не было. Не знала, что они должны быть, а священник мне не сказал, значит, так и должно было случиться. Очень довольная, вышла из церкви, почти дошла до дома и, вспомнив, что не расплатилась, быстро побежала обратно. Раньше никаких тарифов за такую услугу не было. Расплачивалась я горстью мелочи, которую взяла из дома. Думаю, это были собственные сбережения. И тогда уже, окрыленная, пошла домой. Была очень рада самостоятельно принятому решению и горда тем, что реализовала его. Бабушку моя новость удивила, маму не очень. Бабушка попыталась прокомментировать мой поступок, но я никого не слушала, ее мнение на тот момент мне было безразлично.

Не знаю, какие события на меня повлияли, а может все вместе: и окончание ненавистной школы и ощущение веры, которая пробуждалась во мне, но я вдруг начала активно готовиться к поступлению в вуз. Все лето старательно грызла гранит науки. Учила все буквально на память. Доходило до того, что целыми днями не выходила на улицу. Не очень помню реакцию мамы на такое мое перевоплощение, но помню, что вечером она даже меня «выгуливала» по району, чтобы я подышала свежим воздухом. У меня не было желания гулять, я не отвлекалась, думала только о поступлении.

Настало время экзаменов в университет. Первый экзамен – диктант – написала на тройку. Очень расстроилась, но решила продолжать. Совершенно не помню, каким был второй экзамен, но третьим был устный экзамен по истории Украины. Этот предмет я вымучила в школе. Я знала, что эта оценка важна для поступления и пересдавала его в школе много раз. В итоге в табеле – «пять», и я неплохо знала этот предмет. На экзамене истории в университете ответила практически на все вопросы. Оценка по этому предмету была решающей: «пять» – поступаю, «четыре» – нет. Преподаватель говорит: «У Вас оценка между четверкой и пятеркой, что же Вам поставить?» Я, та, которая легко договаривалась в школе об оценках, а в последнем классе буквально прошла «школу по успешным переговорам» и умудрилась договариваться практически со всеми учителями о повышении оценок, молчала. В школе нашла подход практически к каждому учителю, знала, что сказать, но, тут, на экзамене, меня как будто подменили. Произнеси я хоть слово с просьбой – преподаватель пошел бы мне навстречу. Но – нет. Мне показалось, что мне просто запретили открывать рот, я так и не смогла выдавить из себя ни слова. Мне поставили «четыре». Поняла, что не поступила.

Когда вышла из экзаменационного класса, для меня мир рухнул. Я задыхалась от слез и не знала, как сообщить маме, это было самым ужасным испытанием. Очень хорошо помню, как звонила ей, помню этот темный коридор, телефонный автомат, молчание мамы в трубке как ответная реакция на мое сообщение. Тогда я была очень зла на своего Бога.

Это была веха в моей жизни. Не суждено было мне попасть на филологический факультет Харьковского государственного университета имени Каразина. Я уже представляла себя сидящей за партой этого величественного заведения, давала себе обещание, что буду хорошо учиться. Но не суждено было этому сбыться. Сколько раз я после этого благодарила судьбу, Бога, Высшие силы, кому как удобно называть свой жизненный путь, что все произошло именно так. Но эти выводы я делала значительно позже.

Тогда я была в отчаянии. Над моею кроватью стояли маленькие иконки, и неустанно просила Бога о помощи в поступлении. А перед последним экзаменом особенно. Для меня Бог, как и для основной массы людей, – это что-то большое и могущественное. К этому большому, который распоряжается судьбами, наказывает и одаривает, нужно регулярно ходить в церковь «на прием», выполнять необходимые обряды, отбивать поклоны. Ни в коей мере не хочу обидеть тех людей, которые таким образом выражают веру в Бога. Но в основе моей веры лежал СТРАХ. Боялась и выполняла необходимые действия: ходила в церковь, делала ничтожные пожертвования. Бога вспоминала тогда, когда нуждалась в помощи. Приблизительно на этом и заканчивалась моя вера. Мое разочарование, когда не поступила в университет, было настолько велико, что даже не устрашилась так называемого Божьего наказания, которое оковывает и парализует тысячи, миллионы людей. В тот день, не поступив, отказалась от Бога. Помню, как произнесла в ярости слова проклятия (ужасно в этом признаться, но так было).

Какова великая любовь Бога и его бесконечное милосердие ко мне. Он в ответ не отказался от меня. Я была пристроена с помощью своего дяди в этот же вуз, но на социологический факультет, заочное отделение, и на платной основе. Просто там был недобор абитуриентов. За что ему очень благодарна потому, что он дал нам деньги для первой оплаты и на неопределенное время. Сразу, как только была пристроена в вуз, тут же забыла обиды, и уже не корила жизнь за несправедливость по отношению к себе.

Дальше моя жизнь (как сейчас мне вспоминается) прошла как в кромешном тумане, и вообще, такое ощущение, что это было не со мной. Уже не помню, каким образом, но мы вместе с подругой-одноклассницей оказались на базе отдыха, куда моя мама приобрела путевки. Мы познакомились с парнем, который сначала симпатизировал мне, потом переключился на подругу. По-моему, я его чем-то обидела. У нас с подругой произошла ссора, она окончательно, еще на отдыхе, сблизилась с ним (позже она родила от него ребенка, и очень рано, практически в 17 лет, брак быстро распался). Последние дни отдыха была одна. И практически в самый последний день познакомилась с другим парнем. Кстати, проявила инициативу сама. Наше курортное знакомство переросло в большое и светлое чувство с моей стороны. Он тоже был влюблен в меня, я это точно знаю, но по ряду причин примерно через год мы расстались. Долго страдала, потому что действительно очень сильно привязалась к нему. Он мне снился, мерещился на улице.

У меня было сильнейшее эмоциональное потрясение. В полном смысле этого слова. Пыталась привлечь его внимание, заигрывая с его лучшим другом. Потом мне это надоело. Поучаствовала в какой-то эротической фотосессии с какими-то любителями острых ощущений. Знакомилась то с одним, то с другим, умудрилась переспать со своим бывшим одноклассником, в которого была влюблена еще в школе. Никакие – даже самые острые – ощущения не перебивали боль, обиду и отчаяние, которые сидели внутри. Я была полностью опустошена. Помню, что в меня влюбился рыжий сокурсник, пытался ухаживать за мной, присылал друга, чтобы тот как-то повлиял на меня, но была не готова к новым отношениям. Выбраться из этой «ямы» мне помогли вынужденные обстоятельства. Я должна была искать работу, так как учеба была платной. Именно тогда приняла единственно правильное решение (как я определила на тот момент) – мне вообще мужчины не нужны.

Этот период жизни как во сне, память иногда осколками возвращает какое-то событие. Я только удивляюсь. Неужели это была я? Неужели это было со мной? Удивительно, насколько наша жизнь защищает нас от обвинений в свой адрес, от самобичевания. Не приняв и не отбросив прошлое как необходимую данность, невозможно двигаться дальше, невозможно подняться над прошлыми ошибками и неудачами, потому что их попросту нет. Все – бесценный опыт!

В тот момент я была очень погружена в себя. Чувство озлобленности, уже повзрослев, не выражала так явно. Оно засело глубоко внутри меня, затаилось как мышь, редко себя проявляло. Злость пряталась и маскировалась, но она надолго обосновалось во мне. Меня раздражали люди в транспорте, при малейшем замечании в мой адрес кидалась на «противника», как бешеный зверь. Могла запросто ввязаться в драку. Я не любила людей, мой круг знакомств был очень узким. Практически не имела подруг, да и с теми особо близких отношений не было. Поплакаться на плече подруги – это не про меня.

Жизнь начала кардинально меняться, когда устроилась на работу. Здесь произошло знакомство с будущим мужем. Он появился в моей жизни и смог полностью изменить безразличное, а скорее – негативное отношение к себе. Чем он в корне отличался от меня – это легкостью, отсутствием напускной сложности в жизни, от которой так страдала. Я превратила свою жизнь в сложный и тяжелый путь, шла по ней тяжелыми шагами, неся непосильный груз на себе. Ощущение напряжения не покидало меня. Как сжатая пружина, всегда готовая «выпрямиться» и атаковать. Это очень тяжело – все время быть в состоянии готовности «дать сдачи» противнику, это изматывает. К 18 годам мое отношение к миру было достаточно агрессивным.

Я не реагировала на ухаживания, хотя мне это нравилось, как любой девушке, не проявляла симпатий к своему будущему мужу, но он смог разглядеть во мне совершенно другого человека. Сейчас только оцениваю ситуацию, и почему так произошло, что мы оказались вместе. Он «вытащил» из меня ту маленькую, беззаботную девочку, которую бабушка отправила за хлебом, и она шла вдоль речки и радовалась всему. С ним научилась смеяться до слез, смеялась над шутками, понятными только нам двоим. На юмор в общепринятом понимании не реагировала, и вообще никогда не смеялась над анекдотами. Я не была влюблена, но меня притягивало к нему, как магнитом. С ним было весело и легко. И вручила ему себя в 20 лет. Мы вступили в законный брак.

Была ли я с мужем собой полностью? Отчасти. Очень хорошо помню себя утром перед зеркалом в день бракосочетания. На секунды замерла: «А что я делаю? Обратно будет все вернуть тяжело. Брак – это же серьезный шаг». Понимаю себя – интуитивно боялась совсем и навсегда потерять себя. Часто притворялась и приспосабливалась в жизни, чтобы было меньше проблем. Не хотела повторений и ошибок подросткового периода. Уже почти приспособилась жить вопреки своим желаниям, своей интуиции. С годами вообще забыла, что это такое и как этим пользоваться.