Читать книгу Холода.Нет - Виктория Райт - Страница 5

Кира

– Кажется, разозлила ты нашего капитана не на шутку, подруга, – голос Риты звучал более чем озабоченно.

– Да я же не специально, – в который раз уже говорила я одно и тоже, но едва ли была услышана.

– Ладно, как-нибудь с капитаном этим мы поладим. Есть хорошая новость. Начальству позвонила, покаялась, оно слегка поворчало, но простило.

– Слава Богу, – я облегченно выдохнула. – Одной головной болью меньше.

– Ага. Только вот поскольку до праздников я все равно не вернусь, то тебе придется еще немного поводить экскурсии в музее. Больше-то все равно некому.

Я села на диван. Вот тебе и хорошая новость.

– Ладно. Все равно мне заняться нечем, а уехать я никуда не могу, потому как невыездная.

– Потерпи, это ненадолго. Найдут вора, и тогда заживем как прежде.

– Очень на это надеюсь. Послушай, а ты могла бы мне достать кой-какую информацию?

– Какую? – насторожилась подруга.

– Хочу побольше узнать про этого фараона, ну чьи кости стащили.

– Зачем?

– Интересно же. Столько денег за какую-то мумию.

Я думала, Ритка меня через телефонную трубку прибьет.

– Какую-то! Да ты даже не понимаешь, на сколько это ценная находка тянет. Да даже не важно, сколько это стоит, там историческая ценность, я как человек, который окончил антропологический факультет заочно и то впечатлилась, когда впервые увидела эту мумию.

– Извини, извини, я невежа. Я только знаю про мамонтов и военные перевороты. А кости – совсем не мой профиль. Но я бы с удовольствием почитала об этой находке.

– Ладно. – Ритка сменила гнев на милость. – Позвоню на кафедру, скажу, чтобы тебе выдали все материалы об этом.

– Спасибо!

Так и не сказав подруге об истинных мотивах моего любопытства, я активно занялась изучением истории пропавшей мумии фараона. На кафедре мне скинули на флешку всю информацию о находке, о раскопках, что велись в девяностые. К тому же, я перерыла интернет и пару раз посидела в университетском архиве, обложившись книгами и газетами, содержащими хоть какую-то информацию об интересующем меня предмете. В перерывах между этими посещениями я продолжала вместо Риты водить экскурсии, но теперь уже никого не изображая. Сперва все подивились тому, что Маргарита Николаевна пришла на работу в джинсах и свитере, а потом поняли в чем дело и больше не удивлялись. Кто сообщил работникам о том, что я вовсе не Маргарита, а всего лишь ее заменяю, понятия не имею, но ощущение напряжения в общении с персоналом как-то сразу исчезло. Только Ольга продолжала как-то странно на меня пялиться, но ничего не говорила. Я решила не обращать на нее внимания, и сосредоточилась на том, чтобы всеми силами помешать капитану Соболеву посадить меня в тюрьму за кражу раритетных останков.

Через некоторое время я знала уже достаточно о пропаже, чтобы понять всю историческую ценность этой находки. Как-то один из вечеров я вновь проводила в библиотеке, читая историю пропавших костей. Информации было много, и она была столь разнообразна, что я, как человек весьма далекий от истории Древнего Египта и всего, что с ней связано, разбиралась долго. Первое, что я поняла, листая страницы, что наша мумия-это не Фараон, хоть она и должна была им стать. А история получалась следующая.

Мумия была очень древняя, и принадлежала наследнику престола великого фараона Рамсеса II. (Рамсес (Рамзес) II Великий —фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1279-1213 годах до н. э., из XIX династии. Сын Сети I и царицы Туйи. Один из величайших фараонов Древнего Египта. Ему преимущественно присваивался почётный титул А-нахту, то есть «Победитель». )

Хаемуас – так звали пропавшего Принца при жизни – был четвертым сыном второй официальной жены Рамсеса II, царицы Иситнофрет. Количество лет в бумагах музея было указано весьма примерное, но было ясно, что мумифицирован он был в достаточно молодом возрасте.

Хаемуас был Верховным жрецом Птаха в Мемфисе. Я слабо представляла себе значение этого титула, но подозревала, что верховный жрец-очень высокое и почетное звание. В сущности, так оно и было.

В юности Хаемуас принимал участие в войнах в Сирии, как верховный жрец был засвидетельствован фигурками ушебти, изготовленными в связи с церемонией захоронения священных быков Аписов. Насколько я смогла понять из википедии, это тоже было весьма почетно в Древнем Египте.

Хаемуас был любимым сыном Рамсеса II, он обладал невероятной властью, и все прочили ему большое будущее. Однако, первая жена фараона Нефертари Меренмут и ее приспешники желали видеть следующим царем своего принца. И таковой имелся. Амирата был младше на несколько лет, слаб здоровьем и без веления своей матери и ее жрецов шагу не мог ступить. А Хаемуас был сильным, здоровым мужчиной. У него были далеко идущие планы, он мечтал о присоединении Македонии к Древнему Египту и процветанию их страны. Однако, его планам не суждено было сбыться.

Собственная жена Хаемуаса его же и подставила. Она была из круга первой царицы Рамсеса II и ненавидела мужа всей душой. С ее помощью и получилось поднять восстание против великого Фараона. На него было совершено нападение, и якобы вел всех в бой его сын Хаемуас, которого к тому времени держали взаперти. Иситнофрет и ее других детей отправили в древний храм, где бы она не мешала вершению судеб.

Однако, Рамсес II не умер от ужасных ран, полученных при восстании. У него было крепкое здоровье, а Египет всегда славился своей медициной. Спустя какое-то время, Фараон пошел на поправку. И захотел расправиться с негодяем, поднявшим бунт, самостоятельно. Он поверил в то, что любимый сын его предал и приказал найти его и похоронить заживо. Искать Хаемуаса не пришлось. Поскольку он был верховный жрец Храма, то было решено придать его благочестивому суду. Там ему и был вынесен приговор о смертельном захоронении живьем. И сколько не кричал великий Принц о том, что он невиновен, сколько не обвинял первую жену отца в заговоре, тот и слушать не стал.

История Хаемуаса заканчивалась скверно. Всех великих в те времена предавали обряду мумифицирования, а затем укладывали в саркофаг и закрывали в огромной гробнице со всеми богатствами. И хоть Рамсес II был зол на сына, все же отдать ему должные почести было необходимо. Вот и подвергли великого Жреца Птаха ужасному обычаю – мумификации. Но только заживо.

На этом месте я передернулась и стала с ужасом читать о том, каков был этот обряд. Меня затошнило уже на первых строчках. Источник гласил, что:

«Этот обряд был тесно связан с религиозными воззрениями египтян о переходе человека после смерти в потусторонний мир и вечной жизни души. Считалось, что египетские фараоны имеют не человеческое, а божественное происхождение. Для них строились просторные украшенные гробницы, куда вместе с мумифицированным телом члена династии помещались все богатства и предметы, которые могли потребоваться человеку в потусторонней жизни: украшения, золото, предметы интерьера, колесницы.

Сам обряд проводился в несколько этапов. Сначала из тел внутренние органы удалялись через небольшие надрезы. Затем отверстия заполнялись масляной смесью. Через несколько дней масло из тела сливалось.

После удаления внутренних органов из тела, они помещались в сосуды, заполненные специальными бальзамами, где и хранились в той же гробнице рядом с мумифицированным. Древние египтяне верили в то, что после смерти дух возвращался к телу умершего. А для последующей жизни в другом миру, ему требовались все органы жизнедеятельности. Для того чтобы предотвратить быстрый распад тканей и завершить мумификацию тело подвергалось процессу сушки. Оно оставалось нетронутым 40 дней. Когда процесс удаления заканчивался в тело, для поддержания его формы, заливалась смесь соединений натрия. Его состав добывался на берегах Нила. Натрием покрывалось также все тело фараона, жреца или мумифицируемого животного. Затем над телом работали парикмахеры и косметологи. Затем бальзамировщики наносили на тело слой влагостойкой смолы из натуральных веществ, таких как масла, пчелиный воск, смолы сосны. Затем мумию обматывали бинтами, как заключительный этап, на мумию наносили маску и помещали ее в саркофаг.

Весь процесс мумификации в Древнем Египте занимал 70 дней и занимались им только жрецы, владеющие определенными знаниями и имеющие соответствующий сан. Ее проведение требовало навыков в этом виде искусств. Древние египтяне скрывали их метод проведения мумификации, и никаких записей об этом не было найдено в достоверных источниках. Однако ученые выяснили, как выглядела применяемая ими технология. Они отметили, что песок сушит тело и не позволяет разлагаться тканям и тем самым способствует естественной мумификации в условиях засушливого климата Египта».

Я поежилась, смутно пытаясь представить, что должно быть в голове у людей, которые занимались такими вещами. Посидела немного в ступоре, и вернулась к Хаемуасу.

«Итак, его подвергли этому обряду, а затем, когда все было завершено, как и полагается, с почестями закрыли в гробнице. Только в конце своих дней Рамсеса II ждало ужасное откровение – ему сообщили, что он собственноручно мумифицировал живого сына, ни в чем перед ним не повинного. Думаю, что дни свои великий Фараон доживал не слишком весело. Впрочем, история гласила, что у Рамсеса II было больше сотни отпрысков, как официальных, так и бастардов. Так что, думаю, он не слишком долго горевал. Хоть и написано было, что Хаемуас навсегда остался для него самым любимым и самым влиятельным Принцем из всех детей Фараона. В 1993 году наши археологи совместно с антропологами Англии каким-то чудом обнаружили гробницу с саркофагом Хаемуаса. Правду говорят, что в Египте все делалось на века-так и оказалось. Мумия великого Принца была в отличном состоянии. Антропологи, когда поняли, что за находка попала им в руки, чуть от радости не лишились рассудка. Такую лихорадку не понять обычному человеку, далекому от мира научных открытий. То, что мумия действительно принадлежит сыну знаменитого фараона, стало ясно по двум причинам: во-первых– там на входе была статуя с лицом Хаемуаса. Она была наполовину повреждена, у нее не хватало части плеча и немного щеки, но было ясно, что там в гробнице лежит кто-то великий. Во-вторых, уже потом антропологи установили, что мумия принадлежит наследному Принцу по тому, что обнаружили у него знаменитое генетическое отклонение, передаваемое по отцовской линии от Рамсеса II к сыновьям. У Хаемуаса, как и у его родителя, было маленькое третье ухо, почти незаметное под волосами при жизни, но прекрасно вырисовавшееся на столе в музее антропологии в Британии. К тому же, он был очень высоким для своего времени, в точности, как и Рамсес II. Вот такие небольшие, казалось бы, признаки, а какое открытие помогли сделать. Как получилось, что мумию отдали нашим ученым история умалчивала. В итоге Хаемуас через год, то есть в 1994 переехал из Британского музея в наш. Зато англичане получили прекрасную статую великого Принца, которая хранится на самом почетном месте по сей день. Кстати, в Париже тоже есть статуя, точнее скульптурная группа-мать Хаемуаса Иситнофрет со своими четырнадцатью сыновьями. Лицо четвертого сына более чем похоже на статую, которая украшает музей в Британии.»

Перечитывая все эту информацию снова и снова, я с каждым разом все глубже погружалась в историю Хаемуаса. Мне было его ужасно жалко. Его ждало великое будущее, а в итоге молодым он нашел свою смерть, да еще и такую ужасную.

Если честно, то мне бы очень хотелось вернуть Принца назад в наш музей, рассказать его историю людям. Чтобы они поняли, как из-за одного обмана можно лишится всего. И что из-за недоверия можно потерять своих самых близких и любимых людей.

Меня так поглотила история Принца, а еще больше факт кражи такой ценности, что я не могла спокойно спать. Кто посмел посягнуть на такую ценность. Как смогли вывезти огромный саркофаг из музея и остаться незамеченными. Одни вопросы вертелись у меня в голове, но, к сожалению, совсем не было ответов. И я вновь и вновь возвращалась в библиотеку нашего музея, погружаясь в записи тех годов, надеясь, что древние дадут мне некую подсказку. Бред, конечно, но меня тянуло сюда как магнитом.

Проводя очередной вечер в библиотеке, листая газеты за девяностые года, ища заметки о нашей находке, я наткнулась в одной из газет на интересный снимок. Группа ученых была сфотографирована на фоне пирамид, все дружно улыбались, глядя в объектив. Присмотревшись получше к каждому из восьми человек на фото, я даже открыла рот от удивления. И тут же потянулась за мобильным. Мне нужно было срочно поговорить с Риткой. Подержав трубку достаточно, чтобы услышать предложение оставить голосовое сообщение, я чертыхнулась и отключилась. Где же ты есть, подруга! Я остро нуждаюсь в разговоре по душам. Тут зазвонил мой мобильный. В радости я нажала «ответить», даже не взглянув на дисплей.

– Где ты ходишь? – высокий голос мамы вернул меня на землю за долю секунды. – Все давно собрались!

Я вскочила, подняв пыль столбом. У меня совсем вылетело из головы. Сегодня был день рождения моего младшего брата. Дома всех ждал праздничный ужин. И хотя брату исполнялся уже двадцать один год, мама и слышать не желала о том, чтобы в этот день он куда-то уходил. Со мной было точно также. «День рождения должен быть в кругу семьи. Ровно, как и Новый Год». Мама была непреклонна. Мы с Даней вряд ли могли ее убедить. На папу надежды не было. Он у нас старался с мамой не ссориться. «В отличие от вас, дети, я с мамой живу в одной квартире». Таков был наш отец семейства. Впрочем, мы с братом давно привыкли и особо не заморачивались. Потом Даня, конечно, устроит отдельный праздник со своими друзьями и оторвется на славу, но сегодня ужин был специально для мамули. Словом, дома я должна была быть уже давно, а я сидела в библиотеке и в ус не дула.

–Я в магазине, мам, покупаю подарок, а здесь ужасная очередь, – скороговоркой начала я, быстро натягивая пальто и шарф.

– Мы тебя ждем, Кира. Поторопись. Кстати, у нас тут гостья, – уже шепотом добавила мама. – Кажется, она ничего.

Я отключилась и вылетела на улицу. Гостья? Похоже, братец привел домой девушку на семейный ужин. Что ж, это много значило. Брат редко приводил своих пассий на знакомство с родней. Всего дважды, насколько мне известно. Если честно, мы с Даниилом были не слишком близки. Насколько это возможно, учитывая разницу в возрасте. Пусть и незначительную, но все же. Я за последние два года совсем мало общалась со своим младшим братом. Главным образом дело было в том, что Даня был близким другом Антона. Раньше, пока мы были вместе, компания наша всегда была большой и веселой. И мой младшенький всегда бывал с нами. Но после разрыва, причем не столь приятного, я оборвала любые контакты с теми людьми. Если честно, у нас с ними никогда не было ничего общего. Это были друзья Антона, я была его девушкой, так что приходилось вращаться там, где ему интересно. Мой брат считал, что тот факт, что его друг бросил его сестру, совсем не значит, что они должны прервать свое общение. Впрочем, мне было все равно. Даня взрослый и мог дружить, с кем ему захочется. Только вот я как-то стала избегать его общества, особенно с тех пор, как выяснилось, что Антон женился и скоро станет отцом. Кстати, именно мой младший брат был шафером на его свадьбе. И именно он рассказал им о том, что в моем доме продается квартира. Пожалуй, этого я ему точно пока что еще не могла простить. А он не считал, что в чем-то не прав. Блажен, кто верует, обычно говорила мама.

Купив открытку в ближайшем киоске, я засунула в нее купюры и влетела в наш дом, практически задыхаясь от быстрой ходьбы. Думаю, деньгам братец обрадуется больше, чем чему-либо на свете. Изобретать велосипед не было времени.

В квартире меня встретила мама, быстро оглядела мои джинсы, свитер большего размера, чем ей казалось приемлемым, и нахмурила лоб.

– Могла бы хоть подкраситься. Праздник же. – укоризненно произнесла она.

В нашей большой и единственной комнате стоял накрытый стол. Пахло изумительно. Я быстро вымыла руки, пригладила свои непослушные волосы и пошла приветствовать именинника.

– С днем рождения, малыш, – со смехом сказала я, протягивая ему конверт и целуя в щеку.

– Ну хоть бы раз ты сказала что-нибудь другое! – рассмеялся Даня, обняв меня.

– Вырастишь, может и скажу, – как всегда ответила я.

Это уже была традиция. Наши поздравления друг другу. Почти как раньше, когда мы еще хорошо общались.

– Знакомьтесь, – он подвинулся в сторону и указал на девушку, что сидела позади него на диване. – Это Яна. А это мой старший систер, Кира.

Я взглянула на девушку внимательнее и выжала из себя вымученную улыбку. Я готова была убить своего братца, девушек он никогда не умел выбирать. Я узнала ее за долю секунды, и, судя по ее довольному взгляду, она меня тоже.

– Мы знакомы, милый, – пропела она, улыбаясь. – Как поживаешь, Кира?

– Спасибо, все супер, – я хотела спросить, не мелковат ли для нее мой брат, но вошла мама с жареной курицей на подносе, и мы стали усаживаться за стол. Яна была на четыре года старше моего младшенького. Но относилась к нему вроде неплохо.

– Замуж не вышла? – задала очередной вопрос очаровательная девушка.

Я растянула губы в ухмылке.

– Никак не могу выбрать между Джонни Деппом и Бредом Питом.

Все дружно засмеялись, будто это была самая смешная шутка в мире. Даня пнул меня ногой под столом. Я ответила ему яростным взглядом. Девушка Яна была лучшей подругой жены Антона. И, похоже, уже заранее меня ненавидела. Впрочем, это было почти взаимно.

Весь вечер я просидела как на иголках, ковыряя в тарелке и пытаясь поддерживать какой-то разговор. Выпила бокал шампанского за здоровье младшего, съела кусок торта. И решила, что самое время откланяться.

– Мне рано вставать на работу, – как бы извиняясь, сказала я. На самом деле экскурсий завтра не было вообще, но я просто мечтала испариться из собственного дома как можно скорее.

– Кирочка работает в музее, – тут же подхватила мама, явно обращаясь к Яне.

Та взглянула на меня так, будто хотела пожалеть.

– Мило, – протянула она и опустила глаза в свой бокал.

Конечно мило, я же не менеджер в замечательной фирме по производству детских игрушек, как некоторые, и зарплата у меня в рублях. Это стало последнее каплей. Я выдержала еще ровно десять минут и поднялась. Попрощалась со всеми едва ли не на бегу, затянула шарф посильнее и скрылась за дверью.

Только на улице смогла, наконец, вздохнуть спокойно. Постояла у подъезда. Подышала. На улице снова крупными хлопьями падал снег. И тут я вдруг разревелась. Это было неожиданно даже для меня. Я шла пешком несколько кварталов до Ритиного дома и все плакала. Слезы катились по моим щекам, я вытирала их холодной перчаткой, а они все не прекращались. Мне было ужасно грустно и одиноко. Глядя на семейное счастье Антона, на отношения моего брата, даже на собственных родителей, я испытывала невыносимое чувство одиночества. И тоска поглощала меня с головы до ног. Возле подъезда подруги я села на лавку, тщетно пытаясь успокоиться. Мне так грустно не было уже очень давно. Чужое счастье было сложно выдержать. Особенно одинокому человеку. Я никого не любила и вроде бы ни в ком даже не нуждалась. Я вообще сомневалась, что способна испытывать нормальные человеческие чувства. Но после сегодняшнего ужина меня почему-то накрыла печаль. Зашмыгав носом, я посмотрела в черное вечернее небо. Оно было такое пустое. А в доме, напротив, в окнах горели огни. У кого-то светились уже приготовленные к Новому году гирлянды. Люди ждали праздник. Мне вдруг ужасно захотелось поговорить хоть с кем-нибудь, но я обреченно поняла, что единственная, чей голос мог бы меня взбодрить, находиться далеко от меня, в другой стране. И на мои звонки отвечать не торопится. Да и что я могла сказать Ритке? Что мне одиноко и грустно? Бред. Я продолжала сидеть на лавке, ветер трепал волосы, холод пробирался сквозь пальто. Я начала замерзать, и уже собиралась подняться, как вдруг из темноты выплыл силуэт. Наверное, поздний жилец возвращается домой, решила я, вглядываясь во мрак. Я не знала соседей Ритки в лицо. Этот точно был мне не знаком. На нем была плотная куртка, и шарф намотан на шею. Он был без шапки. Какой-то чуть ссутулившийся, очевидно от порывов пронизывающего ветра. Он уже почти прошел мимо меня в сторону дома, шагнул к домофону, как раз загорелся свет на крыльце подъезда– он реагировал на движения и включался самостоятельно– и вдруг обернулся. И посмотрел на меня с удивлением.

– Кира Юрьевна?

Тут уже, я его, разумеется, узнала и затосковала, что не ушла хотя бы минутой раньше. Мы бы благополучно разминулись. У подъезда стоял капитан Соболев собственной персоной. Я разглядела его волосы ежиком, и знакомый зеленый шарф.

– Здравствуйте, – вяло отозвалась я.

Он сделал несколько шагов в мою сторону и остановился напротив. Мне не понравилось, что он как бы нависает надо мной, и я поспешно вскочила с лавки. Если честно, мне ужасно захотелось оказаться в квартире на третьем этаже и принять горячий душ.

– Что вы здесь делаете? – спросил меня Кирилл Сергеевич, пристально вглядываясь в мое лицо.

– Сижу. – тупо ответила я.

Он взглянул на меня точно на умалишенную.

– На улице зима….

А то я сама не вижу!

– Я как раз собиралась уходить.

Я сделала шаг в сторону подъезда и вдруг обернулась.

– А вы что здесь забыли?

– Я пришел к Маргарите, вашей подруге. Она не отвечает на звонки, а мне необходимо поговорить с ней. По вашему делу.

По моему делу. Я едва устояла на ногах. То есть, я уже официально подозреваемая. Господи, ну что сегодня за день.

– Ее нет. Когда будет– понятия не имею. – ответила я и достала ключи.

– У вас есть ключ? – зачем-то спросил Соболев. В голосе подозрительность даже не скрывает.

– Я все еще живу в квартире Маргариты. – он недоумевая уставился на меня. – Временно. – я сочла нужным пояснить.

Он на какой-то миг замолчал. Я открыла дверь, и вошла в подъезд. Я была уже почти на верхней ступеньке, когда меня окликнул Кирилл Сергеевич.

– У вас что-то случилось, Кира Юрьевна?

Я обернулась. Захлопнулась домофонная дверь, словно отделив меня от мужчины, стоявшего на улице. Не знаю почему, но я пошла назад. Открыв дверь, едва не столкнулась с Соболевым лицом к лицу. Его глаза были невероятно голубыми в этот момент. Я заметила приличную щетину, и усталые морщины вокруг глаз. Но они совсем его не портили, машинально отметила про себя.

– Почему вы решили, что у меня что-то случилось? – спросила я.

Он неопределенно пожал плечами.

–У вас глаза красные. – я сглотнула. – И нос распух. Вы плакали?

О Боже, представляю, какая прекрасная картина сейчас видится Соболеву. Я уже пожалела, что спросила.

– Вас это не касается. – сказала, как отрезала.

– Я следователь, а вы проходите у меня по делу, как свидетель. Меня все касается, – что ж, ему резкости тоже было не занимать. Мне от такого тона захотелось стать по стойке смирно, вытянув шею.

– Извините. Паршивый денек.

– Бывает.

И тут он мне улыбнулся. Так ободряюще, словно мне было лет пять и у меня отняли любимую игрушку. Его глаза так живо на меня поглядывали, что я невольно тоже растянула губы в улыбке.

– Почему вы до сих пор живете здесь? Домой не тянет? – спросил Соболев. Спросил обычно, нормальным тоном.

Мне даже не захотелось хамить ему в ответ. Я умудрилась как-то расслабиться и спокойно произнести:

– Решила сменить обстановку. Надоедает, знаете ли, рутина.

– Пожалуй, вы правы. Иногда, действительно, стоит что-то изменить.

Я удивилась, что он вроде бы понял. Так это было как-то по-человечески что ли. Совсем не похоже на полицейского. Впрочем, откуда мне знать, что соответствует поведению мента, а что нет – кроме Кирилла Сергеевича у меня знакомых в милиции не было. Да и его назвать знакомым язык не поворачивался. Он может посадить меня в тюрьму. И ни к чему придавать значение тому, что он тут сейчас стоит и мило так со мной общается.

– Вы извините, но мне надо домой. – наконец, решилась я сказать. Присутствие Соболева явно нарушало мое и без того доведенное до отчаяния расположение духа. И пусть дома я снова останусь наедине со своими мрачными мыслями, но там я хотя бы буду чувствовать себя в безопасности.

– До свидания, Кира Юрьевна. И попросите свою неуловимую подругу связаться со мной. Иначе мне придется прислать ей повестку. Официальный вызов.

Я вздрогнула, испугавшись за Ритку.

– Обязательно передам, – Я уже открыла домофон, как снова услышала его голос. Он стоял за моей спиной, придержав железную входную дверь.

–У вас точно все хорошо?

Я обернулась. Его глаза, казалось, видят меня насквозь.

Ответить я не успела. Потому что случилось нечто странное. Я услышала какой-то свист над ухом. А капитан вдруг схватил меня за плечи и силой вжал в стену, я успела заметить только голубой блеск глаз Соболева в сантиметре от своего лица. Спиной я ощутила удар о холодную стенку. Мне даже показалось, что посыпались маленькие кирпичики на подъездной кладке. А сам Соболев вдруг как-то странно дернулся. И схватился за руку. Я ошарашено вертела головой по сторонам, таращась на Кирилла Сергеевича во все глаза.

– Вы что спятили?! – наконец, воскликнула я.

Но он меня не слушал. Убрал ладонь от своей руки, и я увидела, что чуть выше локтя его куртка как-то странно потемнела.

– Черт! – выругался он, а в следующий миг капитан, оттолкнув меня, влетел в подъезд, выставив перед собой оружие. Я уставилась на пистолет в его руке как очумелая.

– Зайдите в подъезд и закройте дверь. Быстро! – скомандовал мне Соболев, взлетая по лестнице через три ступеньки.

Я сломя голову бросилась за ним, мало что понимая. Но оставаться одной мне было ужасно страшно. Кирилл Сергеевич обернулся.

– Нет, вниз, останьтесь у лифта. И если он появится, бейте со всей силы!

Я застыла. Это было похоже на какой-то дурацкий фильм. Я послушно вернулась к лифту, заставляя себя делать каждый шаг и не свалиться в обморок. Если я правильно поняла, то в нас только что стреляли, Соболев ранен и пытается догнать плохого парня. У меня задрожали руки, и зуб на зуб не попадал. Знаете, в моей жизни мне еще ни разу не говорили стать у дверей и бить бандита по голове. Я огляделась. Почтовые ящики и грязные ступеньки. Больше ничего. Соседи за железными дверями. Но я сомневаюсь, что у них найдется что-нибудь тяжеленькое. Да и вряд ли они откроют мне дверь в столь поздний час. Я стала от лифта сбоку и попыталась вжаться в стену. Мне так страшно давно не было. С прошлой недели, когда я услышала шаги в музее.

Я не знала, сколько прошло времени. Я лишь слышала, как топает Соболев по ступенькам. Судя по звукам, он был где-то в районе крыши. В доме девять этажей и капитан преодолел их в рекордный срок. А мне, чтобы подняться на третий этаж, приходится заставлять себя усилием воли.

Наконец шаги стихли. И в подъезде стало очень тихо. А затем я услышала, как поехал лифт и затряслась в панике.

– Мамочки…

Что же делать?! Что!!

Спокойно.

Соболев сказал, если парень выйдет из лифта, бить со всей силы.

Я спряталась, насколько это было возможно, справа от лифта. И стала ждать. В руках у меня была только сумка, я сжала ремешки со всей силы. Там внутри лежала парочка книг о египетских царях, что я взяла в библиотеке. Я очень надеялась, что этого будет достаточно. Да где же Соболев! С ним мне не было бы так страшно.

И тут лифт остановился на первом этаже. Я зажмурилась и, услышав, как открылись двери, размахнулась, что было сил. И треснула выходившего из лифта сумкой по лицу. Раздался неясный стон. В ужасе от происходящего я так и не смогла открыть глаза. Но мне показалось, что он сейчас снова станет в меня стрелять, и я ударила его еще дважды, прежде чем услышала знакомое чертыханье.

– Прекратите немедленно! – зло проорал Соболев прямо мне в ухо.

Тут уж я распахнула, наконец, глаза. Несчастный Кирилл Сергеевич стоял у лифта и тер свою красную физиономию. Я увидела разбитую губу, и большую царапину над левой бровью. Из нее сочилась кровь. Я перевела взгляд на простреленную руку, и меня едва не затошнило. Кровь уже просочилась сквозь куртку и расползлась противным темным пятном почти до локтя.

– Извините. – залепетала я, делая шаг к капитану. Я пыталась придумать, чем могла бы ему помочь, но ничего не приходило в голову. Он лишь зло отмахнулся.

– Вы страшная женщина, Кира Юрьевна, я уже начинаю вас бояться.

– Я не хотела…Вы сказали, бить со всей силы, если выйдет из лифта, вот я и…

– Ну, вы хоть глаза бы открыли что ли прежде, чем дубасить меня по башке.

– Извините еще раз, – я покраснела как помидор. – А где этот…

– Ушел. Через крышу. – процедил сквозь зубы Кирилл Сергеевич. – Ствол у мусорки скинул. Так что одна улика у нас есть. – он указал на оружие в своей левой руке. Одновременно Соболев пытался расстегнуть куртку, и вытащить правую руку, морщась от боли.

–Вам надо в больницу. Я вызову скорую. – наконец, сообразила я. И достала мобильный.

Мне на руку легли его холодные пальцы. Я подняла растерянный взгляд.

– Не нужно. Рана не серьезная.

– Но вы же истекаете кровью! – завопила я на весь дом.

Он крепко сжал мое плечо и легонько меня встряхнул. Я почему-то тут же закрыла рот.

– Успокойтесь. – я таращилась на его окровавленную руку во все глаза. – Посмотрите на меня, Кира Юрьевна.

Это был снова его приказной тон. Сразу захотелось отдать честь. Я перевела взгляд и посмотрела Соболеву в глаза.

– Сделайте глубокий вдох.

Я вдохнула.

– Теперь медленно выдох. Вот так. Хорошо.

Я поразилась тому, что этот странный мент оказывается такой крепкий орешек. У него прострелена рука, он бежал девять этажей за неизвестным парнем, я разбила ему лицо, а он еще меня же и пытается успокоить. Будто ничего и не случилось буквально десять минут назад. Словно никто не покушался на его жизнь. Но я также ощутила какую-то скрытую силу в этом человеке, в этой руке, что сжимала мое плечо. И постаралась взять себя в руки. В конце концов, я взрослый человек. Чего так пугаться вида крови. Я кивнула капитану в знак того, что все в порядке.

– Скажите, у вас в квартире есть аптечка?

Я замотала головой.

– Это Риткина квартира.

– Надо промыть рану. И перевязать.

– А пуля?

– По касательной прошла, задела только. – ответил мне Соболев. И потер подбородок. – А у вас сильный удар. Чуть челюсть мне не выбили. Хорошо, я успел увернуться.

– Там книжки тяжелые. – словно оправдываясь, сказала я.

Он вдруг расхохотался. Я, недоумевая, подняла на него глаза.

– Вы единственная женщина, которая пыталась остановить бандита книгами. И кто вообще в наше время носит книги в дамской сумке!

Мне стало смешно с самой себя. И я даже улыбнулась. Действительно, забавно.

– Послушайте, в переходе есть аптека, она до двенадцати работает. – вдруг затараторила я, саму себя не узнавая. – Я быстро сбегаю, а вы пока в квартире побудьте. Хорошо?

Он лишь кивнул.

– Только для начала мне нужно еще раз осмотреть подъезд и место, где он сбросил ствол, вдруг еще найдутся вещь доки.

– Хорошо. Я оставлю вам ключи.

– Давайте.

Я сунула ему связку, показав необходимый ключ и бросилась к выходу, понимая, что Соболев остался там совсем один и в больницу ехать отказывается скорее всего из-за меня, может просто боится оставить меня одну?

– Не забудьте бинт, Кира Юрьевна. И обезболивающее. И будьте очень осторожны. – услышала я его уже буквально на последней ступеньке. Кивнула и побежала, что было сил.

В аптеке не было не души. И на улице мне не встретился ни один прохожий. Хоть я и глядела по сторонам, и шарахалась даже от звука ветра. Все же недавнее происшествие давало о себе знать. Но мысль о том, что там, в Риткином подъезде, находится капитан с раной на руке, придавала мне сил и я шагала быстрее. Только у входа в подъезд, где я стояла буквально час назад вместе с Соболевым, я остолбенела. Смотрела на дверь в подъезд, и перед моим взором пронеслось вдруг то, что произошло. Как в дурацком фильме я увидела со стороны себя, стоящую спиной к лифту в подъезде и капитана, держащего домофонную дверь. А потом выстрел, Соболев прижимает меня к стене, и пуля попадает ему в руку.

– Он закрыл меня, – Я даже не заметила, что произнесла это вслух.

Это открытие поразило меня куда больше чем то, что в меня стрелял неизвестный. Соболев спас мне жизнь. А я его еще и по лицу сумкой отходила. Супер. Кира, ты просто молодец. Приз «идиотка года» теперь твой по праву.

Тут я перевела взгляд себе под ноги. Там что-то блестело возле моей правой ступни. Я наклонилась и подобрала непонятный предмет. Поднесла к свету. На моей ладони в черной перчатке лежала пуля. На ней была кровь. Несомненно, Соболева. Я сунула пулю в карман и заспешила в дом. В подъезде была тишина, из чего я сделала вывод, что капитан скорее всего в квартире. Открыв дверь, она была предусмотрительно не заперта, я огляделась. В прихожей горел лишь маленький ночник, Соболева нигде не было видно.

– Я в ванной, – услышала я его голос.

Быстро раздевшись и схватив пакет с лекарствами, я влетела к нему. Мужчина сидел на краю Риткиной роскошной ванны с джакузи. Голый до пояса, машинально отметила я. Его куртка валялась на полу, там же я увидела пиджак с пистолетом в коричневой кобуре и светлую рубашку со следами крови на рукаве. Меня слегка замутило от запаха, стоявшего в ванной комнате. И от вида красной жидкости, стекающей по белому бортику. Капитан включил воду, повернулся ко мне вполоборота.

– Купили?

Я кивнула.

– Все, как вы сказали. И бинты.

– Отлично, вам придется мне помочь.

Я испуганно пригладила волосы.

– Кира Юрьевна, это не страшно. Представьте, будто я коленку разбил. Вам в детстве мазали коленки зеленкой, когда вы падали?

– Вряд ли зеленка вам сейчас поможет.

– Это почти так же просто, как помазать колено зеленкой. Я буду говорить вам, что делать, а вы просто выполняйте. Хорошо?

Голос у него был очень мягкий. Успокаивающий. И я вспомнила, как промывала раны Дане, когда он разбивал колени, падая с велосипеда. И что я разговаривала с ним почти таким же спокойным и тихим голосом. Действительно, это не так уж и страшно.

Я решительно закатала рукава своего свитера повыше и шагнула к Соболеву. Я старалась не замечать того, что полуголый мужчина сидит на бортике Риткиной ванной. Старалась не смотреть на шрамы на его теле, старалась не ощущать тепло от его сильной руки, которую я перевязывала. Иногда его пальцы касались моих, когда он пытался указать мне, что именно нужно делать и как. И под его чутким руководством уже через каких-нибудь полчаса, показавшимися мне вечностью, капитан сидел с перевязанной рукой. И с залепленной пластырем бровью и обработанной перекисью губой. Правда, он был ужасно бледен, и это меня беспокоило.

– Вам очень больно? – зачем-то спросила я.

Он усмехнулся.

– Не очень. Но будет лучше, если вы дадите мне вон ту белую таблетку. И стакан воды.

Пока я ходила за водой, он зачем-то достал с пола свою рубашку и пытался ее одеть.

– Вы что делаете?

– Одеваюсь. Спасибо вам за помощь, но не могу же я вечно просидеть в вашей ванной.

– Нашли что-нибудь еще там наверху?

– Глушитель неподалеку, потому мы с вами выстрела и не услышали.

– Понятно.

– Ладно, нужно ехать в отделение, написать рапорт, попробовать составить фоторобот нападавшего.

– Никуда вы не пойдете. – я вырвала рубашку у него из рук. – Рапорт вполне подождет до утра. Пейте свое обезболивающее и идите в комнату. А я закину ваши вещи в стирку.

Он попытался протестовать, но я буквально выпихнула его в коридор. Через какое-то время нашла его сидящем на диване. Он откинулся на спинку и сидел с закрытыми глазами. Бледность никуда не делась с его лица. Мне это совсем не нравилось. Но я уже поняла, что заставить его ехать в больницу у меня шансов нет.

– Я приготовлю вам чай. С сахаром. И может вам лучше лечь?

Он открыл глаза.

– Да, я, пожалуй, на пару минут прилягу.

Мне показалось, что его трясет. Удивляясь собственной смелости, я подошла и потрогала его лоб. Он даже никак не отреагировал на это.

– Да у вас температура! – я в панике вскочила.

– Это быстро пройдет, не надо волноваться, Кира Юрьевна. – услышала я его приглушенный голос.

Я мигом влетела на кухню. Включила чайник, потом пошла в спальню и притащила Соболеву одеяло. И подушку. Он даже не пытался меня остановить, когда я укладывала его голову и накрывала одеялом.

Потом принесла ему чашку чаю.

– Надо выпить, быстрее согреетесь.

Он нехотя вылез из-под одеяла и стал пить. Пар бил ему в лицо, и оно слегка раскраснелось. Я даже обрадовалась, пока снова не потрогала его лоб. Он по-прежнему был горячим. Нужен градусник, но его здесь явно не было. Я заметалась по квартире. Врач из меня никудышный, сиделка тем более. Да еще и в чужой квартире. Я не припомню случая, чтобы Ритка болела. Мне казалось, что в такой роскошной квартире человек просто не может заболеть. Я вспомнила, что среди лекарств, которые я купила в аптеке, был парацетамол. Мигом отыскав его, я заставила Соболева выпить таблетку.

– Должно сбить температуру, – зачем-то сказала я очевидную вещь.

Он кивнул и откинулся на подушку. Через минуту я услышала его тихое дыханье. Он крепко спал.

Я пошла в ванну, как раз машинка постирала, развесила вещи Соболева. Кобуру с пистолетом осторожно отнесла в коридор на тумбочку. На всякий случай заперла все замки, подергала ручку, чтобы убедиться, что к нам никто не заберется. И наконец, смогла перевести дух. Этот вечер дался мне нелегко. Я умылась, переоделась в штаны и футболку, и пошла на кухню. Стараясь не шуметь, сама выпила чаю. Спать не хотелось. Слишком возбужденный мозг отказывался угомониться. Я смотрела в окно на падающий снег. На столе передо мной лежала пуля, потемневшая от крови капитана. Я вертела ее пальцем и гадала, кому я так не угодила. А когда мысли на этот счет меня покидали, я прислушивалась к едва различимому дыханию Соболева из гостиной и на миг замирала, представив себе, что было бы, если б этот абсолютно чужой мне человек, не закрыл меня сегодня собой. И то ли от осознания того, что я все еще жива, то ли от напряжения, то ли просто от благодарности к капитану, я тихонечко заплакала. Уже дважды за этот день. Но на этот раз это были просто тихие слезы облегчения.

На рассвете я уснула, едва добравшись до кровати.