Читать книгу Тариф на предательство - Виктория Серебрянская - Страница 4

В первое мгновение я просто оцепенела. Как заяц, нечаянно попавший в свет фар. Секунда. Другая. Тело под моими руками оставалось неподвижным. Мелькнула мысль: «А тело ли?». Может, я зря панику развела? Может, это какой-то хлам на дороге, выброшенный за ненадобностью?

Я осторожно пошевелилась. И меня прошиб холодный пот. Я действительно на ком-то лежала. Ужас сработал не хуже катапульты. Меня буквально подкинуло. И я с трудом удержала равновесие, вновь обо что-то споткнувшись. Судорожно взмахнув руками, как пьяный гусь крыльями, я кое-как выпрямилась. И прошипела сквозь зубы ругательство. Мне до судорог не хватало света. Надо же было именно сегодня расколотить фонарик!

Мысли бестолково кружили в голове. Без света никак. Мало того, что я теперь даже приблизительно не могу понять в какую сторону мне нужно идти. Так еще и желательно узнать точно, кто же спас меня от фатального падения. А единственный источник света…

И тут меня осенило. У меня же еще был мобильник! Света от дисплея должно было хватить, чтобы осмотреть дорогу под ногами. Пусть идти с ним нельзя. Но я хотя бы найду пакеты с продуктами и определюсь в какую сторону мне идти. Оставался пустяк. В кромешной тьме найти сумку с телефоном. Я вздохнула и, присев на корточки, принялась опасливо обшаривать темноту руками. Приходилось осторожничать, чтобы не поранить нечаянно ладони.

Через пару секунд такого ощупывания воздуха я наткнулась на чужую ладонь. И окончательно поняла, что мне не померещилось. Я на кого-то упала. Или меня кто-то поймал? Я попыталась наощупь определить жив ли мой спаситель. Но замерзшие пальцы отказывались определять степень теплоты чужой руки. С поиском пульса тоже вышел облом. И я заметалась, чувствуя, как к горлу подкатывает паника. Проклятый день! Когда же ты уже закончишься!

Не знаю, к чему бы привели мои метания в конце концов. Или до чего бы я додумалась. Но к счастью, моя рука зацепила знакомую потрепанную «кожу бешенного дерматина». Я судорожно вцепилась в сумку. Через пару мгновений телефон был у меня в руках.

Слабый свет от дисплея выхватил из тьмы фигуру лежащего на дороге мужчины. Я прикусила губу. Темное пальто не определимого оттенка, модный шарф на шее. Я осторожно переместилась и посветила незнакомцу в лицо. Темные волосы, легкая небритость, длиннющие ресницы, как опахала индийского раджи. Вроде, ничего необычного. Но у меня сердце дрогнуло. Надо ему помочь. Я приложила ладонь к шершавой мужской щеке и, мимоходом удивившись ощущениям, осторожно потрепала:

– Эй! Очнитесь! Вы живы?

Кожа на скуле незнакомца моим озябшим пальцам показалась шелковисто-атласной. Трех или четырех дневная щетина уже не кололась. Скорее, щекоталась. Я не удержалась, и провела пальцами по мужской скуле. Ресницы незнакомца дрогнули. А я снова обрадованно потрепала его по щеке:

– Эй! Очнитесь! Открывайте глаза! Не стоит валяться посреди дороги! Вставайте! Пожалуйста!

Кажется, я несла бред. Но мне было до одури страшно. Казалось, что в спину смотрит чужой враждебный взгляд. Словно хочет узнать: справлюсь или нет? Помогу или пройду мимо?

Когда незнакомец слабо застонал и слегка шевельнулся, я едва не взвизгнула от радости и вцепилась мужчине в плечи:

– Вставайте, пожалуйста! Я тут рядышком живу, смогу вам помочь! Но дотащить вас не сумею. Вы, наверняка, тяжелый!

От тех глупостей, что я болтала, самой было противно. Но, казалось, мой язык бежит впереди мысли.

Ресницы мужчины дрогнули еще раз и глаза распахнулись. А я замерла с открытым ртом. Никогда не видела глаз такого чистого изумрудного цвета! Как будто драгоценные камни!

Незнакомец пару секунд смотрел на меня, прищурившись. А потом поймал мою руку с телефоном и отвел в сторону:

– Слепит…

Хрипловатый его голос звучал, как райская музыка. И я повторно впала в ступор. А мужчина приподнялся и застонал, схватившись за голову. Когда он отнял руку, на пальцах осталась кровь. Это вывело меня из оцепенения. И я бросилась помогать своему нечаянному спасителю.

Дисплей телефона постоянно тух. А я от чрезмерного усердия была слишком неуклюжей и путалась в собственных руках и ногах. Но через несколько минут глупой и ненужной суеты мы оба стояли. Оставалось найти мои пакеты. Но я уже склонялась к мысли бросить их тут и сходить домой за запасным фонариком, когда неожиданно впереди вспыхнул яркий свет, почти ослепив меня.

– Аня! Слава Богу! Ты чего стоишь тут в полной темноте?

При первых звуках знакомого голоса я едва не подскочила:

– Олежек!

– Я. Я, конечно. А ты кого-то другого ожидала? – В голосе парня послышалась шутливая злость. – Признавайся, кого ждешь?

Я смутилась. И почему-то покосилась на своего спасителя. И замерла. Рядом со мной никого не было. Помимо воли растерянно оглянулась. Улица была пустынной, насколько хватало света от переносного аварийного фонаря Олега. Неужели померещилось? Да быть такого не может! Но и бесшумно мгновенно скрыться из виду ни один человек не сможет. Если только не умеет летать. Я нервно хихикнула.

– Ань, ну ты чего? Я ее жду, жду. А она стоит посреди темной улочки и смеется!

Мою нервозность как рукой сняло. Я поджала губы. О том, куда мог деться мой спаситель, подумать можно позднее. Сейчас стоит поговорить с Олегом. Я посмотрела на приближающегося парня. Лица сейчас не видно. Но я готова была поклясться, всю его фигуру сковывало напряжение.

Олег добрался до меня и обнял за плечи, всматриваясь в лицо.

– Ань, прости меня! Слышишь? Прости, пожалуйста! Я не планировал так надолго уезжать от тебя!

Наверное, я идиотка. Но, посмотрев в охваченное раскаянием лицо парня, я растаяла. Все обиды разом куда-то улетучились. Все непонятное и жуткое растворилось, смытое ярким электрическим светом.

– Я не сержусь. Но лучше бы было, если бы ты хоть как-то дал о себе знать. А то я уже не знала, что и думать.

– Анют, я не мог. Правда не мог. Но я все свои грехи искуплю. Вину заглажу. Идем домой? – Олег скорчил умильную рожицу, а я рассмеялась. – А кстати, ты чего тут стоишь в темноте?

Я хмыкнула:

– Знаешь пословицу: поспешишь – людей насмешишь? Это про меня. Я слишком торопилась застегнуть сумку, чтобы поскорее попасть домой. И в итоге расколотила фонарик. Пришлось топать в темноте. В какой-то момент я поскользнулась и начала падать. Уронила пакеты с продуктами. Кстати, их надо найти. Слава Богу, что сама целая осталась.

По лицу Олега проскользнула тень недоумения. Он явно не понял связи между спешкой, сумкой и разбитым фонариком. Но сделал вид, что все так и было задумано. А я чуть ли не впервые с момента нашего знакомства задалась вопросом: что нужно молодому, красивому и не бедному парню от нищей неудачницы, вроде меня. Вовремя пришли мысли, ничего не скажешь.

Имея источник света, мы практически мгновенно нашли мои пакеты с продуктами. Один стоял, как будто его специально поставили. А вот со вторым не повезло. Он упал на бок. Вывалившийся из него кулек карамелек лопнул, и теперь конфеты лежали на пыльной дороге, нахально поблескивая глянцевыми обертками.

Сласти пришлось собирать прямо в общий пакет. Поверх упаковок с печеньем, изюмом и замученных тепличных огурцов. Ну да ладно. Они же в фантиках. Не страшно. Хотя у самой пальцы подрагивали, так мне было обидно и стыдно, что завтра придется выложить на стол конфеты, которые валялись посреди улицы. Но на другие у меня уже не было денег. После поминок придется срочно искать работу. Любую. Иначе не выживу.

Олег больше делал вид, что помогает мне собирать конфеты. От меня не укрылось, что парень часто и внимательно осматривает темную улицу. Меня так и подмывало язвительно поинтересоваться, кого он потерял. Но я старательно заставляла себя молчать. Сейчас не время для скандалов. Да и, не смотря на все умные мысли, мне сейчас было откровенно страшно остаться совсем одной. Но в душе поселилось какое-то странное чувство. Олег мне сейчас почему-то показался еще более чужим, чем тем майским вечером, когда я его увидела впервые. Странное, не уместное чувство.

Олег провел меня до самого крыльца. И, пока я судорожно раздумывала, пригласить ли его остаться на ночь, или под благовидным предлогом попросить уйти, поставил пакеты на верхнюю ступеньку:

– Анют, прости меня, пожалуйста, но я еще и дома не был. Только приехал, и сразу к тебе. Нужно родителям на глаза показаться. А то они, наверняка, переживают еще больше тебя. У меня телефон скис от пропущенных звонков от них. Так что я сейчас домой. А утром приду. Сможешь располагать мною, как захочешь.

Странные существа – женщины. Я только что раздумывала, как бы поделикатнее избавиться от парня и остаться одной. А когда парень самоустранился, я ощутила лютое разочарование. И тут же захотела удержать, остановить. Но Олег уже повернулся и быстро пошел к калитке.

***

В эту ночь я долго не могла уснуть. В голове все крутились обрывки каких-то мыслей. О том, что у меня нет работы. И нет денег. О том, что я осталась совсем одна. Олег не в счет. О самом Олеге. Я снова и снова задавалась вопросом: что он во мне нашел? Даже встала с постели и, как была, в старенькой ночной рубашке, побежала к зеркалу. Увиденное меня разочаровало даже больше, чем днем.

Подростком я была хорошенькой, как куколка. Чистая фарфоровая кожа. Словно законы подросткового возраста не для меня писаны. Большие темные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Правильной формы аккуратный носик. Брови настолько идеальной формы, что однажды мою тетю незнакомая женщина на улице отругала за то, что мне позволили сделать татуаж. Смешно. Тогда я даже слова такого не знала.

Кукольности добавлял не высокий рост – один метр пятьдесят девять сантиметров. Я легко могла затеряться в толпе своих одноклассников, половина из которых были на голову выше меня.

Единственное, что меня расстраивало, это моя фигура. Я была тоненькой, как веточка. С нулевым размером груди, едва обозначившейся попой и полным отсутствием бедер. Теперь я понимаю, что лучше бы я такой и оставалась на всю жизнь.

Выйдя замуж, я резко, в течении полугода набрала вес, сменив размер XS на XL. А иногда дело доходило и до XXL, что неимоверно меня расстраивало. Но самое ужасное, что с полнотой пришли угри, плохая жирная кожа и сухие секущиеся волосы. Моя красота испарилась, как дым. Зато у меня появились бедра.

Вот и сейчас из глубины старого потемневшего зеркала с жадным любопытством на меня смотрела полноватая женщина неопределенного возраста с крысиным хвостиком вместо косы и фигурой а ля колбаска. Совершенно неожиданно, а главное в первые подумалось: «а как Олег мог не просто позариться на такое тело, но и по нескольку раз кряду заниматься со мной любовью?» От неприятного осознания в душе что-то зазвенело и разбилось. С горьким юмором подумалось, что это, наверное, мои розовые очки разбились.

Устав от разглядывания себя, такой красивой, и порядком продрогнув босыми ногами на холодном полу, я снова забралась под одеяло. Но, даже согревшись, уснуть не могла все равно. Олег теперь не шел у меня из головы. Я не могла понять почему он со мной. Из каких соображений. Ладно, если бы я была богатой наследницей. Но все, что у меня было – это старый домик на обрыве над рекой в конце не мощеной улицы, которая периодически превращается в болото. Из всех удобств только свет и вода. И целая трагедия каждой осенью, когда нужно завезти дрова и уголь для отопления. Так что из меркантильных соображений парень точно не мог со мной встречаться. А в большую и светлую с его стороны я и раньше не особо верила. Теперь же просто терялась в догадках.

Я очень долго крутилась на кровати с боку на бок. Пыталась считать овечек и слоников. Но сон все не шел. Стоило мне хоть немного расслабиться, как овечки тут же ехидно скалились в мою сторону волчьими пастями. А слоники удирали, сверкая пятками.

В итоге, где-то в районе полуночи я сдалась и прекратила бесполезные попытки уснуть. Раз не спится, буду читать. Книжку я оставила в бывшей тетиной комнате, окно которой выходило как раз на обрыв. Пока тетя Маша была жива, окно всегда было зашторено. И днем, и ночью. Но когда ее не стало, я раздвинула шторы. Окно оказалось просто огромным для нашего дома. К тому его не заслоняли никакие деревья. Так что днем в комнате было очень светло даже в пасмурную погоду. И я стала там читать.

Я впервые зашла в тетину комнату ночью после ее смерти. А потому оторопело замерла. Я не заметила, когда успело распогодиться. Но теперь через не зашторенное окно в комнату заглядывала злая багровая луна. Она так низко висела над горизонтом, что казалось, стоит у меня во дворе под окном и хмурится, разглядывая меня. Мне даже как-то не по себе стало. Но книга, за которой я пришла, лежала на подоконнике. И потому я решительно шагнула вперед.

И споткнулась. Пальцы разжались. Книга свалилась на пол, больно ударив меня корешком по ноге. Но я боли почти не почувствовала. Я смотрела, не отрываясь, в окно, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. А за окном, залитая багровым светом кровавой луны, стояла моя тетя.

Я смотрела на тетю Машу и не узнавала ее. Черное креповое платье, которое тетка приготовила себе на смерть, превратилось в лохмотья. Местами просто изорванное. Местами прогоревшее до дыр. И даже кое-где еще дымившееся. Чулок на тете не было. Увидев во что превратились ее босые ступни, я с трудом сглотнула. Хотя сначала мне показалось, что это просто свет от луны. Тетины ноги, сбитые в кровь, превратились в какие-то култышки. Но страшнее всего было тетино лицо с кровавыми провалами вырванных глаз. Я икнула и попятилась. А тетка подняла голову и приказала:

– А ну, стой!

У меня сразу ноги словно вмерзли в пол. Я дернулась пару раз. Но сдвинуться с места не смогла. И в ужасе посмотрела на родственницу. А тетка только головой покачала:

– Разочаровала ты меня, племянница. Мало того, что обычной уродилась, без капли дара. Так еще и с чистильщиком спуталась. Ты что ж, дуреха, думаешь, он тебя любит? Да как бы не так! Использует он тебя! А как изведет всех моих сестер, так в лучшем случае бросит. А то и прибьет за ненадобностью! Чтоб уж наверняка весь наш род извести! Дура! Зря Толька за тебя жизнь отдал! Зря я все пожертвовала, чтоб тебя, полоумную, защитить! Все зря!

Я в ужасе молчала, чувствуя, как бешено колотится сердце. Очень хотелось спросить, что тетя имеет ввиду. Но я зык во рту был словно чужой. А губы будто срослись вместе.

А тетка постояла еще немного, неодобрительно покачивая головой. Как будто что-то обдумывала. А потом вдруг шагнула к окну, подняв почерневшую, скрюченную руку:

– Не достойна ты, Анька, моего дара. Моей жертвы! Отдавай его назад! Отдавай мои глаза!

Что у меня требуют, я осознала только спустя три удара сердца. А когда все-таки осознала, то заорала не своим голосом, пытаясь оторвать примерзшие к полу ноги…

… и подскочила на кровати, захлебываясь собственным криком.

С минуту, наверное, я сидела на кровати не двигаясь. Тупо пялясь в одну точку на противоположной стене. Прижав руку к груди. Слушая, как постепенно успокаивается бухающее, как паровой молот, сердце. Значит, это всего лишь сон. Я воровато покосилась на закрытую дверь, ведущую в тетину комнату. Взгляд зацепился за настенные часы. Половина первого. Самое бесовское время. Как говорила тетя.

Немного придя в себя и окончательно успокоившись, я прошлепала на кухню. Нагрела себе в ковшике молока. Бросила туда ложечку меда. А потом долго сидела у стола, скорчившись, и обхватив руками старую выщербленную чашку в бледно голубой горошек.

Странный сон. И жуткий. К чему бы это? Что имела ввиду тетя? Ведь она совершенно точно говорила об отчиме. А о каком даре, которого я якобы лишена, идет речь? Чем таким и когда пожертвовала ради меня тетя? Вопросы. Одни вопросы. И не спросишь ни у кого. А то еще чего доброго за чокнутую примут.

Единственное, что более или менее было понятно, это чистильщик. Тетя слишком явно имела ввиду Олега. Но почему чистильщик? Что он чистит?

Неожиданно мои взбаламученные мысли и ночную тишину прорезал громкий, как выстрел, треск. Такой звук издавали пластиковые бутылки, вкопанные в землю под окном в качестве бордюра. Я подскочила и замерла. Во дворе кто-то был.

***

Всю ночь до самого рассвета я не сомкнула глаз, чутко прислушиваясь к происходящему за стенами дома. Не знаю, что со мной случилось. Виноват ли был приснившийся кошмар. Или происшествие с фонариком по пути домой. Но я никак не могла успокоиться. Мне чудилось, что вокруг дома бродит опасное жуткое существо. Не зверь. Не бандит. Существо. Несущее неведомую, но серьезную угрозу. Тревога, стальными обручами сжимавшая мою грудную клетку, не давала спокойно дышать. А сердце колотилось о ребра, как безумное. И это, несмотря на то, что до утра единственным слышимым звуком было мерное тиканье настенных часов.

Из дому я рискнула выйти только с восходом солнца. Благо, что на работу было не нужно.

Дождавшись, когда за окном станет совсем светло, я оделась и обулась. Взяла в руки чугунную кочергу, которую мы с теткой держали в углу у входной двери именно в качестве оружия. И распахнула входную дверь.

Странно было видеть после вчерашней хмурой серости и ночного полнолуния огромный, чистый и яркий солнечный диск. Солнце просто слепило глаза. Я чуть прищурилась и поняла, что это ненадолго. Чуть выше выкатившегося солнца клубились свинцовые тучи. Значит, опять будет пасмурно. Я обвела взглядом двор. Узкие дорожки, мощеные бытым ракушняком. Старое абрикосовое дерево, давно сбросившее всю свою листву на зиму. Голые плети винограда. Ощерившиеся колючками розовые кусты с остатками листвы и замершими бутонами по обе стороны от крыльца. Вроде, все, как и было. Но не могло же мне примерещиться? Или могло? Способ узнать был только один – посмотреть на бутылочный бордюр под окном кухни. Настороженно держа кочергу наизготовку, я нехотя повернула направо и поплелась изучать улики.

Пару лет назад мне вдруг остро захотелось разбить под окном кухни цветочную клумбу. Денег особо не было. Поэтому в качестве бордюра я своими руками вкопала в землю вверх донышком не один десяток одинаковых пластиковых бутылок зеленого цвета. Смотрелось интересно. Даже зимой. Когда бутылки были единственной зеленью в нашем дворе.

А теперь одна из бутылок была предательски смята. Как раз напротив кухонного окна. Там, где на нее наступила нога чужака, пытавшегося что-то рассмотреть сквозь плотную кухонную занавеску. У меня на миг остановилось сердце.

Чужих на нашей улочке не было никогда. Сюда невозможно было забрести нечаянно. Слишком уж непривлекательной была местность. К тому же, прохода дальше не было. Фактически, тупик. И если кто-то топтался у меня во дворе, значит, пришел с какой-то определенной целью. Красть у меня нечего. И это видно еще с улицы. Старый дом с позеленевшей от времени шиферной крышей и потрепанными временем и непогодой стенами говорил сам за себя. Здесь самая большая ценность – это моя жизнь.

От пришедшей в голову мысли сердце запнулось, наверное, в миллионный раз за сегодняшнее утро. Рука сама собой схватилась за шею. Меня охватил ужас. Неповоротливые от лютого недосыпа мысли вяло ворочались в голове. И я никак не могла сообразить, что же мне делать дальше.

Из безрадостных дум меня вырвал налетевший порыв промозглого осеннего ветра. Я зябко передернула плечами и внезапно заметила, что, как я и предполагала, солнце уже поднялось выше и скрылось за облаками. В саду стало серо и неуютно. А я успела продрогнуть. Слишком легко оделась. Так недолго и заболеть. Надо идти в дом. К тому же, сегодня поминки. А завтра нужно начинать поиски работы.

Я зябко передернула плечами и поудобнее перехватила тяжеленную чугунину. Поворачиваясь ко входу в дом, краем глаза заметила какое-то движение. И, не думая, на одних инстинктах, отпрыгнула в сторону, одновременно обеими руками замахиваясь кочергой на незваного гостя.

Беда не случилась чудом. И это была не моя заслуга. Просто Олег, а это был он, имел очень хорошую реакцию. И успел уклониться от летящей прямо ему в голову смертоносной утвари. Сама бы я ни за что не успела бы остановить собственный удар.

Кочерга ухнула вниз, вызвав скромный фейерверк каменной крошки из осколков ракушняка, служившего нам садовой дорожкой. Я так и замерла в неудобной позе. Не отрывая рук от своего оружия и испуганно глядя на разъяренного парня снизу-вверх. А Олега просто перекосило:

– Ань, ты рехнулась?!! Ты что творишь? Если бы я хоть чуть-чуть позднее отскочил в сторону, ты бы мне проломила голову этим ржавым раритетом!

Из ступора, как ни странно, меня вывела обида на незаслуженное оскорбление моей чугунной подруги:

– Кочерга не ржавая!

– То есть, мне сейчас должно было стать легче, что меня чуть не настигла безвременная кончина не от ржавой кочерги, а от обычной! Ну надо же! – Олег был зол. А я не понимала, на что он злится.

– Ну я же не специально! К тому же, я не думала, что это ты.

Олег замер на месте, смешно выпучив глаза. А через секунду, презрительно прищурился и прошипел:

– Не понял. Кого ты в мое отсутствие сюда водишь? Стольким уже успела наставить рога, что приходится кочергой обороняться? Ах, ты!…

Олег сделал в мою сторону стремительный шаг. А я испуганно отпрыгнула назад, вновь поднимая над головой свое оружие. Такого Олега я не знала. И очень боялась:

– Не подходи! А не то я уже сознательно опущу кочергу на твою дурную голову!

Парень замер в метре от меня. На его лице медленно проступало брезгливое выражение пополам с ненавистью. А я смотрела на эту красивую маску, искаженную отвращением, и с ужасом спрашивала себя, как я могла быть так слепа. Не знаю, что удерживало Олега рядом со мной. Но любовью, как он меня уверял, тут точно не пахло.

Я медленно опустила кочергу и устало выдохнула:

– Уходи, Олег. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что возвращаться тебе сюда больше не стоит.

Хотела еще добавить, что все что произошло между нами, я буду помнить только с хорошей стороны и не держу на него зла, но парень вдруг выпрямился и посмотрел на меня ледяным взглядом. Я даже поежилась от арктического холода в его глазах.

– Вот так, значит? Вот как ты запела? Ну и черт с тобой, дура! Туда тебе и дорога!

Олег зло сплюнул мне под ноги, повернулся и размашистым шагом пошел в сторону калитки. Я проводила его взглядом. И только после того, как щеколда на захлопнувшейся калитке встала на место в свой паз, обессилено уронила кочергу. А потом и сама опустилась на мокрые холодные камни садовой дорожки.

Во мне все буквально дрожало от пережитого. Но глаза оставались сухими. Не было сил не то, что шевелиться, а даже дышать. Боль и горечь меня переполняли. Рвались изнутри штормовой волной. Но обвинять в произошедшем было некого. Виновата во всем сама. Знала же, что наши отношения не навсегда. И подозревала, что все не просто так. Но как телок на заклание, покорно шла туда, куда вел меня Олег. От осознания собственной никчемности меня затрясло.

Я обхватила себя руками, давясь сухими спазмами. И ощущая себя такой одинокой. Безумно одинокой. Как песчинка, затерянная на просторах вселенной. Не было никого во всем мире, способного пожалеть меня. Ни мамы. Ни папы. Ни тети. Ни бабушки. Никого. Я была совершенно одна.

Порыв осеннего ветра прошелся по моим плечам. И я вздрогнула от внезапно появившегося ощущения тяжести чьей-то руки. Рядом взметнулись и тяжело опали на землю прелые листья.

– Держись, девочка. Ты все правильно сделала. Но тебе придется быть сильной, чтобы выжить. Слушай свое сердце. Оно плохого не подскажет.

Ветер в последний раз прошелся по веткам старой абрикосы, что росла возле дома. И ощущение чужого присутствия пропало. Я снова была одна. Только на дорожке у моих ног, рядом с кочергой, лежал тетин медальон. Тетя Маша раньше никогда его не снимала. Но в начале лета, почти сразу после знакомства с Олегом, она его где-то потеряла. И вот теперь медальон самым странным образом появился на садовой дорожке, тускло поблескивая разорванной цепочкой.