Читать книгу Инструкция к полётам - Виктория Шуйская - Страница 5

– Говорил я тебе, не ведись на внешность.

– Ты кто? – спросила Ника старца в епископской митре и облачении. Его внешность вполне вселяла доверие. Особенно лучистые глаза. Но чувствовалась исходившая от него властность. Было понятно, что он привык управлять.

– Как кто? Столько месяцев вместе, а ты меня все еще не узнаешь? Может мне еще спросить какого цвета моя книга? – тут он посмотрел на Нику очень лукаво. – Неблагодарная девчонка! Запереть тебя в притворе надо, чтоб пообразумилась. Говорил я тебе, и благоразумным муж бывает, и благородным, и благовидным, а внутри чернота.

«И когда это он мне успел такое сказать?» – думала Ника.

– Стоп! Епископ Григорий, это вы, что ли? – уже вслух спросила старца девушка. – Григорий Турский? Тот самый, из книжки? Точнее, автор книжки?

Дедушка с укоризной покачал головой.

– А почему я вас понимаю, вы же, вроде как, на латинском говорили… А у меня по латинскому четверка на первом курсе была, и то я уже ни слова не помню.

– С логикой у тебя кажется тоже туго, – заметил степенный старец. – Я же в твоём сне. – Продолжил автор "Истории франков", – А здесь язык значения не имеет. Здесь понимание между собеседниками происходит на метальном уровне.

– Я, конечно, не большой знаток медиевистики, но что-то подсказывает мне, что древние франки такими понятиями, как ментальность, не пользовались, если, вообще, знали о них.

– Ты мне ещё указывать будешь, что я знаю, а что нет? Сама же читала, как я убеждал евреев в их ложном веровании? Мои речи были умны, исполнены богословской риторики и логики.

– Ну, так вы же "Историю франков" написали. А написать-то что угодно можно…

– Хватит этих бесполезных споров! Я пришёл предупредить тебя, неразумная девица, что все отныне перепуталось. Добро стало злом, а зло – добром. Овца уже не добрая овечка, а волк в овечьей шкуре, пришедший загубить все стадо.

– Это вы к чему?

Старец указал на ноутбук, вдруг появившийся у него, в руке и исчез.

– Приснится же такое, – подумала Ника, открывая глаза. Она лежала щекой на листке, на котором ночью карандашом отмечала нужные страницы ведомостей, из которых потом собиралась состряпать статью.

Сейчас карандаш был весь на её щеке. Подергав затекшей рукой и шеей, Ника случайно задела мышку и, вдруг, загорелся экран ноутбука. Протерев слипшиеся глаза, она попыталась рассмотреть, что там такое на экране было. Но не увидела.

– Куда же это очки подевались, – спросила Ника проснувшегося Рыжика.

– Мррау, мрр, мрр, мрр, – ответил Рыжик и стал тереться о руки хозяйки. Он спал у нее на коленях.

– Ты есть, наверное, просишь. Я угадала? – Ника вдруг вспомнила, что совсем перестала кормить кота, как все из дома разъехались. – Знаешь, Рыжик, чечевицу ты не ешь, суп тоже, хлеб я тебе уже весь отдала… пошли сметаны дам. Там ещё немного осталось.

Забыв про сон и про ноутбук, она пошла с Рыжиком на кухню. Открыла холодильник.

– Мда, Рыжик, тут по твоей части.. эм.. мышь повесилась. Мы с тобой, друг мой, банкроты. Денег нет, еды нет. На голом энтузиазме далеко не уедешь.

Ника достала из холодильника остатки былой роскоши в виде монастырской сметаны и отдала Рыжику. Он набросился на неё, как на котлету.

– Лучше б ты с такой же охотой мышей ловил. Вон сколько по чердаку их бегает. Все тебя ждут, – выразила своё недовольство хозяйка.

В комнате зазвонил телефон. Точнее он вибрацией загрохотал о стол и, судя по звукам, свалился на пол. Когда Ника прибежала в спальню, телефон бился в конвульсиях под кроватью. Звонила Вера.

– Ник, ты где?

– А сколько времени? – спросила она и только сейчас взглянула на серебряные часы. Они показывали без пятнадцати десять. Вот-вот должна была начаться первая пара. Кроме того, сегодня у Веры был День рождения. Келья должна была, наконец-то, собраться.

– Вообще-то уже пара началась. Ирина Анатольевна сейчас придет. Ты где?

– Вер, я дома.

– Где-где? Ты что проспала?

– Да, прости. С днём Рождения..

– Спасибо, – в голосе Веры чувствовался укор.

– Вер, скажи ей, что я приболела. Я приеду к трём сразу в пиццерию. Не обижайся, пожалуйста, – Ника попыталась выразить голосом мольбу. Кажется, ей это удалось, потому что Вера сказала, что передаст её просьбу. Но если та не приедет в пиццерию, ей не поздоровится на самом деле.

Положив телефон на стол, Ника обратила внимание на экран ноутбука. Её внимание привлекло имя, которое выделялось из текста газетной страницы. Это была очередная статья, напечатанная в ведомостях. Таких было много: о чьем-либо юбилее, каком-нибудь происшествии, как кто-то умер от чахотки в самом расцвете сил или, наоборот, прожил до 98 лет, болея раз в сто лет и проработав до последнего дня… Но эта статья всё-таки выделялась. Ника села на стул и стала внимательно читать, боясь что-либо упустить.

Необычайное происъшествие.

1883 годъ сентябрь

В №8 Епархиальныхъ ведомостей за 1875 годъ нами сообщалось печальное известие о неожиданном исчезновении учителя латинскаго языка Шуйскаго духовного училища господина В. М. Лепорского. Недавно нам в редакцию поступило сообщение от неизвестного лица. Сей неизвестный сообщал подробности исчезновения профессора, свидетелем коихъ он, по его собственному утверждению, являлся. Приводим здесь полный текст сообщения.

"В 9 лет я поступил в Шуйское духовное училище. Когда я перешёл в 3-й класс, прошло уже более трёх месяцев, как бездыханный прах учителя латинскаго языка Ивана Петровича Чуриловского покоился в могиле. Иван Петрович отличался мягкостью нрава и терпеливостью к ученикам и ко всему этому был всегда справедлив с нами. Крепко утвердившийся союз примерного педагога с учениками незабвенно существует в душах его бывших воспитанников и по сей день. Сейчас же ученики не оставляли надежд, что новый преподаватель будет также мягок и снисходителен к нам. Знакомый с древними языками, знает, насколько трудно их бывает освоить. На место покойнаго пришёл учитель из Санкт-Петербурга. Некоторые говорили, что его прислал к нам сам граф Толстой по просьбе владыки Феогноста. Он был достаточно молод и сразу произвёл на нас благоприятное впечатление. Г. Лепорский был строг, когда спрашивал тему, и понятен в пояснении нового материала. Особенно же нас привлекли к нему его шутки. Он всегда находил удачный момент, чтобы высмеять нашу глупость, невежественность или невнимательность. Вениамин Михайлович часто пел, даже когда рядом кто-то находился. Г. Лепорский никогда не оставлял наши вопросы без ответа и всегда помогал, когда это было необходимо. Он сразу нас расположил к себе, но это было больше похоже на немое восхищение нашим мастером. Мы одновременно и боялись его, и уважали, и любили. Когда настал день перваго экзамена, это случилось на 5 неделе Великого поста, мы ужасно тряслись, даже самых невозмутимых била лихорадка. В тот день я опоздал. Когда подошёл к двери кабинета, я осенил себя крестным знамением и осторожно постучался в дверь. Ответа не последовало. Тогда я открыл дверь и с самым жалким видом вошёл в класс. Казалось, если бы мне вздумалось зажечь спичку, воздух в классе загорелся бы, такая царила накаленная атмосфера. Я попытался извиниться перед Вениамином Михайловичем. Но голос мой как будто бы пропал. Я лишь прохрипелъ что-то невнятное. На что г. Лепорский раздражённо ответил, что я ошибся дверью и мне следует выйти из класса. Однако же при всем при этом он протянул мне билет с заданием. Я взял его, не поднявши глаз, и отправился к свому месту. В тот злополучный день экзамен сдали все. Но вышло так, что, когда все разошлись, меня вызвал к себе училищный инспектор господин Георгиевский.Так как он был достаточно мягок к нам, ещё совсем мальчикам, то лишь сделалъ мне выговор за опоздание и не стал докладывать об этом происшествии смотрителю училища. После экзамена я очень проголодался, до обеда же оставалось не менее двух часов. Я отправился обычной дорогой в булочную Турушина. Она находится и сейчас за поворотом от училища на Стрелецкой улице. Между булочной и домом Попова есть небольшой дворик. Когда, вышед из булочной, я пошёл в сторону Спасской церкви, чтобы навестить дядю – священника Грамматина, в этом самом дворике я увидел г. Лепорского. Он стоял ко мне спиной и не мог меня видеть. Его плечи подергивались. Он явно что-то держал в руках, пытаясь что-то с этим сделать. Было также явно, что у него ничего не выходило. Он произносил непонятные мне слова, как будто бранился, возможно, это был латинский. Когда меня окликнул извозчик, чтобы я ушел с дороги, я посторонился и обернулся снова к переулку. Я потер глаза от удивления. Учителя там больше не было. Я забежал во дворик и увидел на том месте, где стоял г. Лепорский, небольшую книжечку. Вероятно, именно её он держал в руках. Я открыл её, но она вся была покрыта неудобочитаемыми письменами, каких я ещё не встречал. Возможно, это был латинский. К сожалению, в силу возраста и по присущему мне разгильдяйству я не сохранил эту книжечку. С тех пор, как я имел возможность слышать, никто больше не видел г. Лепорского. Что с ним сталось, остается тайной".

Ника все ещё не могла поверить в ТАКОЕ совпадение.

– Неет, быть такого не может, чтобы в XIX веке жил учитель латинского – полная тезка нашего университетского профессора и тоже знатока латинского. Если с Александром Невским я ещё хоть как-то смирилась, – а в газете, действительно, не раз упоминался некий священник села Тейково Александр Невский, – то в то, что в 1875 году в моей родной Шуе работал человек по имени Вениамин Михайлович Лепорский, так же, как сейчас в 2018 году в Иванове работает Вениамин Михайлович Лепорский, я не поверю. Не ве-рю! И что ещё за книжка такая? И этот вчерашний тип тоже про книжку спрашивал… почему он сомневался, есть ли у ВМ книга? Так. Все. Отброшу эти бредни в сторону и поеду уже к Вере на День Рождения.

И все же Ника распечатала страницу со статьёй. Она натянута джинсы, синий свободный свитер и приколола к нему с левой стороны круглый значок с надписью "Шуя – золотое кольцо", на нем по центру был изображён дореволюционный герб Шуи с мылом и львом – гербом губернского города Владимир. Накинула морковную куртку, натянула ботинки, шапку. Затем взяла подарок – упакованный в газету журнал Дилетант – выпуск про Че Гивару, который так хотела Вера. На упаковке была Наклейка с надписью "это Че". Ника ещё очень хотела подарить Вере книгу "Сердце Пармы", но денег совсем не было. Она решила, что обязательно дополнит подарок, когда получит стипендию.

– Ну, все, я готова, – объявила она Рыжику. Коту было без разницы. Ника похлопала всеми дверьми – по-тихому они не запирались – и пошла на вокзал. Поезд она успешно проспала. Он идёт из Коврова в Иваново очень рано и в Шуе появляется в 6:21. А следующий идёт, наоборот, слишком поздно, почти в три дня. Поэтому она пошла сразу на автобус. Автобус хоть и стоил дороже, зато ходил каждые пятнадцать минут. Ника взяла билет до Кохмы – город между Шуей и Ивановом – и пошла сразу на посадку. Автобусы с автостанции не ходили в ту часть Иванова, где училась Ника, поэтому куда удобнее было пересесть на городской транспорт в Кохме и доехать прямо до Станционной. Там как раз и находилась пиццерию То-То Пицца, где собирались встретиться Кельей.

Дорога до Станционной заняла чуть больше часа: 20 минут до Кохмы по трассе и 50 минут по всем светофорам и остановкам Иванова.

Всю дорогу Ника возвращалась мыслями к статье. «Неужели это просто совпадение?» – спрашивала она сама себя. Ника очень любила приключения. Поэтому сама мысль о простом совпадении нагоняла на неё тоску. Ей так хотелось, чтобы все, что произошло за последние два дня, оказалось взаимосвязанным, какой-нибудь запутанной историей, прям, как в книжках Иоанны Хмелевской или в фантастических путешествиях Пьердоменико Баккаларио.

Подходя к торговому центру Никольский, где находилась пиццерия, Ника посмотрела на своё отражение в зеркальной двери.

– Вот если бы вы Вениамин Михайлович, действительно, каким-то образом сбежали из XIX века и теперь преподавали преспокойненько у нас в вузе. Вот если бы мне найти ту выпавшую у вас книгу. Ох, что за переключение было! – шептала Ника своему отражению, чем здорово смущала прохожих.

Нику толкнула в бок женщина, потом обернулась и что-то проворчала ей. При этом лицо женщины так страшно сморщилось. Ника тут же вспомнила, что стоит прямо на проходе и по-быстренькому забежала внутрь торгового центра.

Пиццерия находилась слева от главного входа. Ника подошла к стеклянной стене и стала высматривать, где же устроились девчонки. Она увидела Веру и Ингу. Вера вынимала по очереди подарки из красивой коробочки. Инга всегда мастерски упаковывала подарки, да и, вообще, умела порадовать чем-нибудь необычным.

Ника так обрадовалась, увидев, Келью, что с улыбкой до ушей побежала внутрь. Девочки, увидев её, встали со своих мест. Все обнялись. Ника по привычке поцеловала подруг в щеки.

– Ой, а что там такое? – спросила любопытная Ника, показывая на коробку. Все было так красиво: маленькие упаковочки чая, какие-то гели, открыточки. Ника со вздохом посмотрела на "Че", замотанного в газету «Частник». Потом улыбнулась и вручила Вере свой подарок. Вера была по природе человеком простым, не желавшим чего-то яркого и дорогого. Она больше ценила людей, чем вещи. Глядя на подругу, Ника всегда загоралась желанием быть хоть на капельку похожей на Веру. Ника прекрасно видела, какая она сама несдержанная и очень даже завистливая. Но подруги на то и подруги, чтоб любить друг друга за самое лучшее в них, а не тыкать в недостатки. Вера, конечно же, обрадовалась, увидев подарок Ники. Это же Вера.

– А где Женька? – спросила Ника, чуток поотойдя от грусти о своём подарке.

– Ох, уж, эта Женька. Она сказала, что придёт в полчетвертого, а уже почти четыре. Променяла Келью на собаку, – когда Вера сердилась, она говорила много, но выглядело это так, как будто мышка выглянула из норки и стала активно пищать на носок ботинка человека.

Совсем недавно Женины родители купили щенка шарпея. Назвали нового любимца Шеном. Теперь все свободное время Женька тратила на малыша.

Не лучше была ситуация с Ингой. Не сдав в очередной раз зачёт по логике очень вредному декану кафедры философии, она решила забрать документы и ушла из универа. Устроилась она на работу, что стало забирать её свободное время, а потом встретила Влада… Хотя, как сказать встретила. Влад был её бывшим однокурсником. С тех пор, как они стали встречаться, Влад перестал в универе смотреть в глаза Вере, Женьке и Нике, видать, стеснялся, что встречается с их подругой. И в жизни Инги времени для Кельи уже не осталось.

Что, уж, там говорить, Ника редко писала в соцсетях кому-то, кроме Веры. Не то, чтобы она не хотела общаться с девочками, она просто по жизни никому не писала, не звонила, даже родственникам. Но, было ещё кое-что. Она тоже устроилась на работу. Вера стала оставаться совсем одна. Было просто чудо, что сегодня Келья все-таки умудриламь собраться. Правда, Женьки все ещё не было.

Девочки не выдержали и заказали пиццу и глинтвейн. Когда с пиццей было покончено, в ход пошли салаты, пирожные… И, наконец-то, пришла Женька.

– Вы, уж, поели – сказала она с характерным только ей вздохом и лёгким пожатием плеч. – А я еле выбралась из дома. Шеня так вымазался, пока гулял, что его пришлось отмывать. Потом он ещё есть отказывался. Пришлось уговаривать: "Ну, Шенечка, за маму. А за папу? Ты же так любишь папу". Намаялась я, девочки.

Инга лишь тихонько улыбнулась. А Вера с Никой так сокрушенно посмотрели друг другу в глаза, мол, какой же это кошмар – семейная жизнь.

Пока ждали, когда принесут Женькин заказ, Ника вспомнила, что ещё не видела, что подарил Вере Вениамин Михайлович. Вера была одной из его любимых студенток. И это было вполне заслуженно. Поэтому, профессор всегда поздравлял Веру и поощрял её научную деятельность различными книгами.

– Вер, а что тебе ВМ подарил?

– А я, вот, знаю, что – похвасталась Инга и снова тихонько засмеялись. Она всегда смеялась так, как будто кого-то стесняется. Это выглядело очень мило.

– Да, кстати, что? – оживилась Женя.

Вера полезла под стол, там разместились все коробки и пакеты с подарками, и достала небольшую записную книжечку, старательно упакованную в прозрачный пакет. Не было никакого сомнения, что она новая, просто сделана под старину. Это было очень модно сейчас. А также Вера достала упитанную книгу, где-то 1980-го года выпуска. В ней на внутренней стороне обложки было написано следующее: "Вера, поздравляю с днем рождения, желаю столько же солнца, сколько сейчас в Нижнем. И здоровья".

– А что такое в пакетике? – спросила Женька.

– Ну, я пока не открывала, но ВМ сказал, что это очень хорошая немецкая записная книжка. Говорит, ему еще, когда он учился в аспирантуре в Питере, подарил его научрук.

Ника взяла в руки книжечку в пакетике и стала всматриваться в тёмно-коричневую обложку, да так и ахнула. Но никому ничего не сказала. Просто передала Женьке, которая тоже горела от нетерпения взглянуть на реликвию самого Цезаря.

До полшестого девчонки наслаждались долгожданной встречей, дурачились, обсуждали разные происшествия, интересные темы, делали фотки и снимали друг друга на видео. Потом Ника хотела смонтировать из записей фильм, чтоб было, над чем погрустить.

Потом девочки стали расходиться. Ингу увез давно сидевший в своей машине Влад, Женька поехала на автобусе домой к Шене, а Вера с Никой пошли на ж/д вокзал.

– Вера, – начала Ника, – ты видела, что написано на твоей записной книжке?

– Нет, – ответила Вера, в её голосе чувствовалось удивление. – Там разве что-то написано?

– В том-то и дело, что написано, – не то со страхом, не то с ожиданием чего-то необычного сказала Ника. – Давай-ка выпьем чаю, обсудим всё, – предложила Ника, так как подруги, как раз подошли к Ленте.

– Ну, давай…– Вере не терпелось посмотреть внимательнее на записную книжку.

Девочки прошли через весь магазин к противоположному выходу, туда, где находилось кафе "Бульон" – на самом деле простая столовая. Они взяли по чашке чая и сели на старое место.

Вера выложила на стол пакетик с записной книжкой, но открыть не решилась.

– Давай, сначала чай, – предложила Вера. Её волнению и в то же время любопытству не было предела.

Девочки в гробовом молчании пили чай. Прошло минут десять, когда Вера всё-таки решилась открыть пакет.

Ника пересела на Верин диванчик. Наконец, Вера заметила на обложке выцветшие чернила.

– Действительно, Conceptio Aget, – сказала она. – Как ты, вообще, это заметила? – Ника, правда, иногда видела больше, чем нужно было.

– Давай уже открывать, – не выдержала Ника.

Вера вынула бархатную темно-коричневую книжечку из пакета и положила на стол. Теперь не казалось, что она новенькая. Ей можно было дать не меньше ста лет. Так показалось девочкам.

– Ну, что, открываем? – произнесла Ника шепотом, глядя Вере в глаза. Вера кивнула. Девочки взялись за краешек обложки и открыли дорогу в приключения… По крайней мере, так думала Ника, переворачивая страницу. Вера же хотела понять, почему ВМ подарил ей книгу, за которой охотился подозрительный тип.

– Мдэ… Реально неудобочитаемые каракули. Тот неизвестный в статье-то не обманул, а Вер? – Ника захохотала.

– И возможно это латинский, – продолжила Вера цитировать статью неизвестного из газеты Ники и тоже засмеялась.

– Не, Вер, это какой-то обман, – не унималась Ника, переворачивая листок за листком. – А если ВМ просто решил избавиться от улик и ответственности? Ты не думала? Подумал, студентов этот сумасшедший точно трясти не станет. А он уже.

– Нет, Ник, думай, что говоришь, – Вере явно не понравились обвинения в адрес её замечательного научрука. А ничего, что он был и Никиным научруком?

– Вениамин Михайлович не мог так поступить. Здесь явно что-то другое.

– И чтобы это выяснить, нам нужно… – Ника не стала договаривать, просто посмотрела Вере в глаза.

– Да, – вздохнула та. – Нужно её перевести. – Вера стала пересчитывать количество листов в тетради. – Кошмар, – не удержалась она, – их же не меньше пятидесяти! Я это сто лет переводить буду.

– А я пока справки наведу. Может, где-нибудь эта рукопись засветилась. А на блокноте указана типография?

– Да, – ответила Вера, открывая форзац записной книжки. – Какие-то братья Манны, – Вера немного знала и немецкий. – 1911 год выпуска. Тираж 200 единиц. Ну, в общем, это ни о чем не говорит. Только подтверждает слова ВМ, что блокнот немецкий. Оставить мне распечатку статьи. Мало ли пригодится, – сказала Вера, когда девочки стали собираться. Поезд Веры отходил через 15 минут, а надо было ещё дойти до вокзала. Никин же поезд уже давно ушёл. Поэтом оставалось ехать на автобусе. Благо, автобусная касса тоже на на ж/д вокзале. Вере в этом плане, вообще, не свезло. В её глухое Ермолино из Иванова ходил только один автобус в обед и несколько поездов утром и вечером. Так что Нике грех было жаловаться. Она, ведь, в крайнем случае, могла и на попутке доехать.

Ника проводила Веру до вагона поезда Иваново-Кинешма, затем отправилась покупать билет на автобус до Шуи.