Читать книгу Туннель из костей - Виктория Шваб - Страница 8

Глава седьмая

У вас когда-нибудь бывало чувство, что за вами следят?

Когда затылок как будто покалывает, и вы догадываетесь, что кто-то взглядом сверлит вам спину?

Мы поднимаемся вверх по лестнице, выходим из туннелей на улицы Парижа, а я все не могу избавиться от этого ощущения. То и дело оглядываюсь, уверенная, что увижу что-то или кого-то. И каждый раз мне кажется, что я чуть-чуть не успела. Зрение начинает играть со мной шутки, теперь уже каждая тень кажется мне живой. Каждое солнечное пятно превращается в подозрительную фигуру.

Я твержу себе, что это ничего не значит. Всего лишь последствия перехода, липкие, как паутина.

Самое время обедать, и мы садимся за стол в летнем кафе прямо посреди тротуара. Все мы, кажется, рады, что выбрались на свежий воздух. Мама и папа обсуждают место следующей съемки – Люксембургский сад, – а я заказываю что-то под названием «крок-месье». Мне приносят круассан с горячим сыром и ветчиной. Обжигающе-горячий сэндвич из круассана помогает согреться и окончательно справиться с ознобом после катакомб. Но все чаще я посматриваю на асфальт, вспоминая, что там внизу, прямо под ногами, город мертвых. Думаю, многие ходят по улицам, даже не подозревая, что в прямом смысле слова ходят по костям.

– Тебе очень плохо? – спрашивает Джейкоб.

Он стоит на солнце, и свет проходит сквозь него. Он присматривается к камню на бордюре, готовясь нанести по нему удар.

И вдруг ни с того ни с сего я вздрагиваю.

Как будто кто-то коснулся моей шеи холодной рукой. Единственное, на что у меня хватает выдержки – это не завопить от неожиданности. Я только со свистом втягиваю сквозь зубы воздух.

Мама бросает на меня взгляд, но не успевает спросить, в чем дело. Раздается громкий треск, и край тента, под которым мы сидим, отрывается.

– Кэссиди, берегись! – кричит Джейкоб.

Металлическая штуковина, державшая тент, летит в нашу сторону и вдребезги разбивает кувшин с водой, который стоит на столике прямо передо мной.

Я чудом успеваю отпрыгнуть, осколки стекла и брызги не задевают меня.

От неожиданности мама с папой вскрикивают, изумленная Полин вскакивает, прижимая руку к груди. Качая головами и быстро щебеча что-то по-французски, Антон и Аннет осматривают сломанную конструкцию и рваный угол тента.

К нам подбегает официант и, рассыпаясь в извинениях, убирает следы происшествия. Нас пересаживают за другой стол и изо всех сил стараются помочь поскорее забыть о случившемся.

Мама хлопочет, проверяет, не порезалась ли я. Я уверяю, что со мной все в полном порядке, хотя, честно говоря, у меня немного кружится голова. Невольно я все оглядываюсь на наш старый стол. Может, это и пустяк: криво закрепили тент или ткань старая и порвалась. Не повезло. Но как быть с тем холодным прикосновением, которое я почувствовала за миг до происшествия? Что это было? Предупреждение?

– Думаешь, ты стала экстрасенсом? – спрашивает Джейкоб.

Хоть я и уверена на девяносто процентов, что этот случай не из тех, с которыми имеют дело промежуточники, все равно отправляю Ларе сообщение.

Я: Эй.

Я: А у таких, как мы, есть какие-то другие способности?

Через пару секунд от Лары приходит ответ.

Лара: У некоторых развито предчувствие. Чем больше времени они проводят в промежутке, тем сильнее начинают чувствовать потусторонние силы.

Лара: А почему ты спрашиваешь?

Я отвечаю не сразу.

Я: Просто интересно :-)

Лара: :-<

Джейкоб заглядывает мне через плечо.

– Ха! – говорит он. – Этот смайл – прямо ее портрет.

* * *

Надо отдать французам должное: они просто повернуты на десертах.

По дороге к следующей съемочной площадке нам попадаются: магазинчики шоколада, четыре витрины с маленькими кексами, украшенными так замысловато, что они напоминают произведения скульптора, множество тележек с мороженым и бесчисленные витрины с маленькими круглыми и очень яркими пирожными. Они называются странно – макароны – и пахнут розой, карамелью, черникой и лавандой.

Мама покупает коробку макарон и протягивает мне одно, приятного солнечно-желтого цвета. Я пытаюсь сосредоточиться на пирожном и забыть о том, что внутри у меня до сих пор все дрожит, а сердце колотится от тревоги.

Когда я надкусываю макарон, хрупкая лепешечка трескается, и внутри оказывается нежный крем с лимонным вкусом.

– Ты прямо как местная жительница, – говорит Полин. – Тебе нужно еще попробовать эскарго.

Мама с папой хохочут, и это меня жутко нервирует. Я начинаю приставать с расспросами, но мама, похлопав меня по плечу, только улыбается.

– Тебе лучше не знать.

А папа нагибается и шепчет мне прямо в ухо: «Улитки».

Очень надеюсь, что он шутит.

– Ну, вот мы и пришли, – объявляет мама. – Люксембургский сад.

– Почему вы так это называете? – ворчит Джейкоб. – Не думаю, что вы понимаете смысл этого слова.

В чем-то он прав. Этот сад выглядит так, как будто при его создании использовали сложнейшие математические формулы.

Ряды больших деревьев, подстриженных как по линейке, словно гигантские зеленые стены сходятся к огромному дворцу. Песчаные дорожки разрезают газоны на странные геометрические фигуры. По краям лужаек растут стриженые розовые кусты, и повсюду полно статуй. Трава такая короткая и ровная, что я так и вижу, как садовники, стоя на коленях, стригут ее маникюрными ножницами.

Мама сворачивает налево, на тенистую тропинку, мы следуем за ней. Под ногами скрипит утоптанный песок. Вдруг мама резко останавливается и, лукаво улыбнувшись, усаживается на скамейку.

– Хотите послушать историю? – спрашивает она тихо, а голос у нее такой вкрадчивый, что становится жутко.

И тут же мы все, как по команде, обступаем ее. У мамы всегда была особая власть над людьми. Такую рассказчицу, как она, все готовы слушать, вытянув шеи.

Даже Полин не удается скрыть интерес. Она слушает, а ее рука ползет к воротничку. Сегодня так уже было несколько раз. Может быть, нервный тик? – думаю я, хотя это странно. Она ведь сама сказала, что ни во что такое не верит, почему же тогда так нервничает?

Антон начал снимать, и когда мама снова начинает говорить, она обращается уже не только к нам, но и к невидимым зрителям.

– В один прекрасный вечер в 1925 году на такой же скамейке в Люксембургском саду сидел некий господин, – сделав паузу, мама похлопывает по скамейке рядом с собой. – Он сидел, радуясь книге и прекрасной погоде, и вдруг к нему подошел незнакомец в черном плаще и пригласил в свой дом на концерт. Приглашение был принято, и господин с книгой, следуя за человеком в черном, отправился к нему в гости. Вечеринка была уже в разгаре, и всю ночь они наслаждались музыкой, вином и прекрасной компанией.

Мама улыбается с видом заговорщицы и продолжает.

– Под утро наш господин отправился к себе домой, но вдруг заметил, что забыл в гостях зажигалку, и вернулся. В доме было темно, двери и окна заколочены наглухо. Сосед рассказал ему, что в этом доме действительно когда-то жил музыкант, но он умер больше двадцати лет назад.