Читать книгу Невеста поневоле, или Чужой трофей - Виктория Стрельцова - Страница 2

Софи

Я пытаюсь успокоиться. Спина упирается в запертую дверь борделя. Больше идти мне некуда. Мужчина, посмевший оскорбить меня, остался в булочной. Вопреки моим ожиданиям, он не бросился следом за мной, стараясь стиснуть тело в объятиях и задрать длинную юбку повыше. Похотливый пес!

– Софи! – В противоположном конце коридора появляется тетушка Эстелла. Ее пышное тело плывет ко мне. Нет, летит стрелой. Каждый шаг, словно удар кнута, обжигающего спину. Нет, не боль пугает в эти моменты, а тягучее ожидание неизбежного.

– Тетя, я все объясню! – говорю, вжимаясь в старые дверные доски, мечтая стать с ними единым целым.

Сильная рука до боли стискивает мое плечо. Шаль спадает на пол, к моим ногам. Я силюсь поднять ее, но Эстелла держит крепко, не дает согнуться. Ее почерневшие от злости глаза пытают меня, сжигая дотла. Чувствую себя обугленной головешкой.

– Это вряд ли! – шипит она. – Из-за твоей глупости, я лишилась доброй части своей прибыли! Ты мне возместишь все, до единого серебряного, Софи! Сегодня же!

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Ноги стали ватными. Неужели тетушка заставит меня торговать своим телом? Это недопустимо! Ни одна обитель не приютит «испорченную» девицу!

– Нет, – голос предательски дрогнул. – Я не стану… Можете запереть меня в клетке навсегда, если вам вздумается, но не превращайте в бездушную куклу.

Я вспомнила девушек, которые живут в борделе. Сердце защемило от мысли, что я стану такой же. Они лишены разума, эмоций, чувств, желаний… Делают то, что велено, не раздумывая. Их пустые глаза лишены жизни. Виной тому заклятие «беспамятства», что наложила на них тетушка Эстелла. Бездумными куклами проще управлять. С рассветом они меняют ипостась, превращаясь в птиц, и напевают в тесных клетках свою грустную песнь. В эти моменты, сидя за толстыми прутьями, они помнят все. Оттого я стараюсь не заглядывать им в глаза.

Да, каждая пришла в бордель по собственной воле, находясь в здравом уме. На заключение контракта с тетушкой их толкает бедность, отчаяние, желание помочь родным. Но стоит ли несколько лет такого плена жалкой горсти монет? Я так не думаю…

– О, нет, милочка, – рассмеялась тетушка, – даже не надейся, что останешься в моем доме! Сегодня же, после захода солнца, я намерена выручить за тебя круглую сумму! Подберем тебе достойного жениха, – усмехнулась она, грубо потрепав меня за щеку.

– Вы не посмеете! – Я осмелилась повысить голос. – Мне еще нет восемнадцати!

– Это не помешает мне заключить заблаговременную сделку с тем, кто даст за тебя больше монет. Оставшийся месяц скоротаешь в новом доме, на попечении новых родственников. А как только достигнешь совершеннолетия, отправишься под венец! – закончила Эстелла, выпуская из цепких пальцев мое плечо.

Под венец…

Я впитывала эти слова, пыталась их принять, осознать… Получалось плохо. Пол под ногами ходил ходуном. От отчаяния хотелось выть. От мысли, что для родной тети я всего лишь вещь, хотелось громко кричать. Эта несправедливость обжигала сердце, рвала его на куски, превращая в лохмотья.

– Не реви! – оборвала мои мысли тетушка Эстелла. – Во всех своих бедах ты виновата сама! – добавила она, поворачивая ключ в замочной скважине входной двери. Подергала ручку, убедившись, что дверь заперта, и сунула ключ в тугой кошелек, что обычно прятала в глубоком декольте.

Я смотрела, как тетя, покачивая бедрами, удаляется по коридору, словно огромная лодка, которая каким-то чудом удерживается на плаву. Вскоре ее силуэт скрылся в недрах старого дома, который, казалось бы, вторя моим страданиям, жалобно стонал, выражая свою сочувствие.

Разве виновата я в том, что осталась сиротой? Разве виновата, что как и мать имею доброе сердце? Именно оно стало причиной преждевременного решения тетушки о замужестве.

Вчера днем я сжалилась над одной из девиц. Ее звали Лара. Она заключила контракт с Эстеллой пару дней назад, о чем уже успела пожалеть. Ее протяжная птичья трель резала больнее ножа. Я не смогла совладать с собой, выпустила несчастную из зачарованной клетки. Маленькая голубая пташка, с черными перьями на хвосте, тут же обратилась девушкой. В глазах ее стояли слезы. Пока, спустившись на кухню, я пыталась найти что-нибудь съестное для бедняжки, эта пройдоха, прихватив серебряный сервиз тетушки, сбежала. Я же была вынуждена прятаться от тети до рассвета, надеясь на то, что гнев ее утихнет. Зря.

– Софи! Маленькая дрянь! – голос Эстеллы, словно гром средь ясного неба, нарушил тишину дома. Послышалась беспокойная птичья трель, а после шаги. Громкие, зычные.

Я закусила губу. Только этого мне сейчас не хватало. Все-таки тетя обнаружила пропажу этого злополучного сервиза…

Быть беде!

Вопреки моим ожиданиям, тетушка не стала запирать меня в птичьей клетке, лишив человеческого облика. Хоть это и была ее любимая забава: лишать речи, привычного тела, заковывая душу в незримые оковы, избавить от которых мог лишь сильный чудотворец. Увы, на улицах Третьего кольца таковых не было. Оттого порой мне приходилось коротать время за металлическими прутьями.

В отличие от остальных девиц в борделе, я не заливалась трелью, надрывно исполняя свою песнь. Я молчала, покорно и стойко снося наказание. Лишь с тоской смотрела на длинные полки, тянущиеся вдоль стен в три ряда, которые были уставлены птичьими клетками. Были клетки и на полу, и на старом покосившемся серванте, и на круглом обеденном столе, за которым уже полвека никто не принимал пищу. Покрытые позолотой и иссиня-черные, пузатые круглые и квадратные, большие и маленькие, пустые и ставшие чьим-то временным пристанищем – все они навевали ужас, отчаяние и злобу, крепнувшую в моем юном сердце с каждым днем все сильней.

– До захода солнца проведешь время здесь. – На плечо опустилась тяжелая ладонь тетушки Эстеллы и с силой втолкнула меня в тесное, окутанное полумраком, помещение. – Приведи себя в порядок. Не заставляй меня краснеть перед гостями, Софи, – сухо добавила она, запирая дверь за моей спиной.

Я осталась совершенно одна. Горечь и тоска поселились во мне, сорвав с губ протяжный стон.

Нет, я так просто не сдамся. Не стану товаром! Я сама хозяйка своего тела и никто не вправе назначить за него цену, какой бы высокой она не была.

Я обошла комнату. Широкая деревянная кровать, застеленная чистым постельным бельем, небольшой камин, который топили холодными дождливыми ночами постояльцы, чтобы не окоченеть от холода. Видно плотских утех не всегда было достаточно, чтобы согреться. У окна невысокая резная ширма, за которой я обнаружила ушат с горячей водой. Вот и все убранство. Впрочем, в комнате, отведенной тетушкой для меня, такого и подавно не было. Лишь кровать с прохудившимся одеялом, да огарок свечи.

Дверь заперта, на окне решетка, которая отделяет меня от свободы и заветной мечты – получить образование и не обременять себя узами навязанного тетей брака. Видно сбыться ей уже никогда не суждено…

Я сидела на кровати, поджав под себя ноги, и неотрывно следила за бледным солнечным диском, который, прогулявшись над черепичными крышами домов, стал спускаться к линии горизонта, клонясь к закату.

Птичьи трели за стеной сменили женские голоса, которые в скором времени смолкли. Дом погрузился в тишину, прерываемую лишь изредка громким стуком в парадную дверь. Каждый раз, услышав его, я вздрагивала, подпрыгнув на месте, и плотнее куталась в колючую шаль. Меня знобило. Но не от холода, а от страха. От нежелания принять ту судьбу, что была уготована мне Святыми Девами.

В замке щелкнул ключ, поворачиваясь по часовой стрелке. В липком полумраке, который укутал тесную комнату, я не могла этого видеть, лишь слышала. Но и этого звука было достаточно, чтобы я спрыгнула на пол, ретировавшись к закрытому окну. Я схватила ковш за длинную деревянную ручку, крепко сжав его в руке, словно гвардеец свой верный меч. Боюсь, мое «оружие» не сможет обеспечить мне должную безопасность. Но, тем не менее, это лучше, чем ничего. Так я чувствовала себя увереннее.

– Она здесь, ваша милость, – шепчет тетушка, шурша длинной юбкой. Неужели по такому случаю надела свое любимое пышное платье? – Прошу! Ваш визит – это большая честь для нас! – не унимается Эстелла, явно пытаясь произвести впечатление на гостя.

Я стою молча. Боюсь шелохнуться. Уповаю на то, что меня не заметят. Глупо. Но мне так хочется оттянуть сей момент!

Тетушка Эстелла чиркает спичкой, разжигает огонь в камине. Он трещит, с жадностью набрасывается на щепки и сухую древесину, словно изголодавшийся дикий зверь.

Темнота рассеивается, комнату озаряют ярко-оранжевые всполохи огня. Я пытаюсь рассмотреть неизвестного. Он окутан мраком. Тени, словно ручные звери, вьются у его ног, покорно льнут к нему, словно к своему хозяину. Дурной знак.

Тетушка, подбрасывает в огонь новую порцию дров. Ее руки подрагивают от волнения. Это может означать лишь одно – в бордель вошел очень влиятельный мужчина, который сможет озолотить мою жадную родственницу.

– Оставь, – отрывисто произносит гость, заставив меня крепче сжать ручку ковша. Тетушка покорно выпускает из рук шуровку. – Выйди, – сухо добавляет он.

– Но, ваша милость, – голос Эстеллы подрагивает. Ей явно не нравится то, как общается с ней мужчина, но, тем не менее, перечить ему она не станет. Я в этом уверенна.

– Подождешь за дверью. – Между пальцев гостя блестит один золотой. Этого достаточно, чтобы тетушка, позабыв обо всяких моральных принципах, оставила юную племянницу один на один с мужчиной.

В горле застревает ком, к глазам подступают слезы. Но никто этого не видит. Эстелла старается не смотреть в мою сторону, все ее внимание приковано к монете, которую играючи перекатывает между пальцами незнакомец.

Айзек

Жду, когда хозяйка борделя наконец-то скроется за дверью. Думаю, погорячился, сунув ей золотой. Эта алчная особа оставила бы меня один на один с девчонкой и за пять серебряных монет.

Пока женщина, подобрав темно-коричневую юбку руками, семенит к выходу, я всматриваюсь в темноту. Жадно вдыхаю носом воздух. Я чувствую, как комнату наполняет приторный запах страха, слышу ее прерывистое дыхание, представляю, как чертовка дрожит.

Усмехаюсь. Мне нравится ощущать власть над ней.

– Подойди, – командую я, когда дверь за хозяйкой дома закрывается.

Девчонка даже не шелохнулась. Представляю, как в полумраке она, гордо вздернув подбородок, поджимает губы. Все еще пытается набить себе цену? Зря! Все расчеты я буду вести с ее опекуном. Эта дрянь не получит ни одного серебряного. После того, как она плеснула в лицо канцлеру чашку горячего кьяра, пусть уповает на то, что вообще осталась жива.

Делает небольшой шаг, оказавшись в освещенной огнем части комнаты.

О, да! Я не ошибся! Джон Фокс и правда сдал девчонку, надеясь получить отсрочку по очередному платежу. Наивный глупец!

Склонив голову набок, я рассматриваю чертовку, сбежавшую утром из булочной. Она прячет свои зеленющие глаза, упирает взор в гнилые половицы под ногами. Копна волос спрятана под нелепым чепцом. Черт, он ей совсем не идет! Так и хочется сорвать! В дрожащих руках девчонка сжимает ковш, до краев наполненный водой. Нет, ей и правда место на сцене! Играет недотрогу так, что впору поверить! Но меня ей не провести. Я знаю, что тело ее дрожит не от страха, а от желания. Это свойственно всем женщинам. Она не исключение.

– Я ведь говорил тебе, что все продается. Все! Без исключения! – Я делаю шаг вперед. Чувствую, как прогибаются старые доски под ногами.

Глаза девчонки вспыхивают. Узнала. Пальцы сильнее сжимают ручку ковша. То ли от волнения, то ли от страха.

– Хотите купить меня? – произносит с отвращением. Неужели и правда, ее это задело? Сомневаюсь… – За сколько?

– Твоя тетя просила двенадцать золотых, – неторопливо ответил я, не сводя с нее своего взора, – но я убедил ее отдать тебя всего за три.

Даже в полумраке, окутывающем комнату, я отчетливо увидел, как вспыхнули ее щеки. Пусть знает свое место! Ей необязательно знать, что хозяйка борделя выручила за сиротку тридцать золотых. Целое состояние по нынешним меркам!

– Я предлагаю вам пять золотых, – произносит девчонка, набравшись смелости. – Вы отпустите меня, если я заплачу больше, чем взяла с вас тетя?

Я смеюсь, запрокинув голову. Глупая! Разве тут дело в деньгах?

– У тебя нет ни одного серебряного, – шепчу, приближаясь к ней. – Чем же ты будешь платить?

– Я… Я заработаю, – отвечает она дрожащим голосом. – Я могу убирать ваш дом. У вас ведь есть дом?

О, да! У меня есть дом! Но твоей ноги в нем никогда не будет! НИ-КО-ГДА!

– Нет! – обрываю ее речь. Пальцы стискивают маленький подбородок, притягивая к себе. Морщится, словно ее дотронулся кто-то из детей «псов». Неблагодарная дрянь!

Нас разделяет несколько дюймов. Мне чертовски хочется вцепиться в ее губы, показать этой ведьме, где ее место, сорвать приглушенный стон. Но я лишь сильнее сжимаю пальцы, глядя в ее глаза. Девчонка жмурится, пытается отступить. Тщетно. Я держу ее слишком крепко.

– Я не стану вашей женой! – цедит сквозь зубы, осмелев.

– Женой?! – переспрашиваю я. – Думаешь, я возьму в жены распутницу из дешевого борделя? – мои губы расползаются в хищном оскале. Я застал девчонку врасплох.

– Нет? – переспрашивает она. В ее голосе я слышу облегчение. Вот дрянь! Она слишком рано обрадовалась!

– Нет, – качаю головой, вдыхая ее запах – сладкий, дурманящий. – Ты выйдешь замуж за старого конюха. Он падок на молодых девиц. Я думаю, он не расстроится, если я привезу ему немного «испорченный» товар, – говорю я, привлекая девицу к себе. Рука невольно сползает на ее точеную талию, стискивает ни разу не тронутую мужчиной плоть. По крайней мере, тетка утверждала, что эта ведьма чиста, как первый снег. Надеюсь, она не солгала.

Девчонка всхлипывает, упирается одной рукой в мою грудь, пытаясь отстранится.

– Нет! Так нельзя! Вы зверь! Животное! Похотливый пес! – бросает слова мне прямо в лицо. – Ненавижу! – смачный плевок заставляет ослабить хватку. Вот же дрянь! Где только этому научилась?

Пока я представляю, как буду срывать с нее заштопанное платье, эта ведьма опускает ногу, облаченную в туфлю на мои пальцы. Черт! У нее там что, подковы?!

Девчонка вырывается и, выплеснув содержимое ковша в камин, в кромешной темноте, направляется к выходу. Я бросаюсь следом, но, споткнувшись о брошенный ею же ковш, падаю на одно колено. Этих нескольких секунд достаточно, чтобы пташка спустилась по лестнице и выпорхнула за дверь, скрывшись в объятиях ночи.

– Можешь не сомневаться, я все равно найду тебя! – Слова срываются с языка против моей воли. Внутри плещется злость. – Далеко не убежишь, маленькая дрянь!