Читать книгу Эта, на секундочку, вечность… - Виктория Топоногова - Страница 4

1

Когда я приехала с материалом в редакцию, Митя хитро посмотрел на меня и объявил:

– А ты вовремя, Кэтрин! Тут ещё интересное письмо пришло. Из Магадана. Поедешь?

– Не сегодня.

– Ну тогда завтра?

– Завтра не могу, завтра я буду в Лондоне.

– Что-о?! – Ой, как прикольно у Мити физиономия вытягивается от удивления. А вы думали, что лучше всех шутить умеете?

– Да, я в Соломенске с одним английским коммерсантом познакомилась, вот пригласил… Виза уже заказана, сегодня должны паспорт отдать. Как думаешь, если я про Биг-Бен напишу, наши люди читать будут? Или лучше про Тауэр?

– Врё-ошь! – Митя с открытым ртом так и сел на подоконник. А там кактусы, между прочим… Какие-то умники утверждают, что они излучение от компьютера нейтрализуют, вот Алевтина Витальевна и культивирует… заодно с рыбками (которые, кажется, от нервов помогают).

И тут на моё плечо легла тяжёлая ладонь главного редактора.

– Катюша, я материал увижу до Лондона? Или ждать твоей депортации на Родину? – Ловким движением эта же рука разворачивает меня и вытягивает из кабинета в коридор.

– Ну давай, пока они в шоке.

– Что?

– Материал давай.

– А… вот, посмотрите… – Я протягиваю ей итоги последних бессонных ночей.

– Угу. – Редактор исчезает за дверью своего кабинета, а я остаюсь в коридоре.

Из-за двери доносится восторженно-возмущённое кудахтанье Мити:

– Ничего себе активистка! Этак она и до Америки доберётся!

– Все мы активисты, пока с дезактиваторами не столкнёмся…

– Но в Лондон! Это же невероятно!

Пускай, пускай… не буду мешать ему фантазировать, авось что-нибудь и материализуется.

2

За окном чирикают воробьи, сквозь завесу ветвей проглядывает ласковое солнышко. Бабье лето, самое настоящее.

Вдруг входная дверь распахнулась, и яркая девушка, стремительно вспоров пространство коридора, молниеносно исчезла в кабинете главного редактора. Чем-то она показалась мне похожей на… яхту: острым своим носиком, острыми носками туфель, острыми уголками воротничка на блузке… И всё клубилось за ней… распахнутый плащ хлопал далеко позади, как парус, волны волос, взрезанные прямым пробором, оплетали плечи, как пенные буруны огибают корпус корабля, а позади завивался в турбулентные потоки дразняще-манящий аромат дорогих духов. Мгновение, и в коридоре между хлопком входной двери и скрипом главредакторской остался только этот запах и эхо стука каблучков.

Я вошла в свой отдел культуры.

– Ребята, там это… кто-то… пришла.

– Судя по глубине твоего катарсиса, это Элла, – констатировал Митя.

– Элла? А кто это?

– Заврекламой.

– А как шла? – уточнила Алевтина Витальевна.

– В смысле?

– Пулей летела или тучей плыла?

– Да уж скорее пулей.

– Хороший знак. Сто к одному, что денег нашла. Может, и зарплата перепадёт…

– Эх, загуляем! – подхватил Митя.

– Знаем мы, как ты гуляешь… Купишь себе сникерсов и пепси-колы… тоже мне, гулянка!

– А чем вам, собственно, сникерсы не нравятся? – удивился Митя.

В этот момент дверь распахнулась, и чудо по имени Элла ворвалось в кабинет, сразу же ставший тесным.

– Привет, трудяги! Танцуйте, у нас купили две полосы!

– Да ну?! – воскликнула Алевтина Витальевна. – Элли, неужели дорожка из жёлтого кирпича привела тебя к спонсорам?

– Эх, куда только не приводила меня эта дорожка! Ну да, есть ещё в России добрые богатые люди.

– Удивительное сочетание, крайне редко встречающееся в природе! – подхватил Митя.

– А ты всё хохмишь? Ну-ну! – она щёлкнула его по носу. – Когда делом-то заниматься будешь?

– А я занимаюсь. Вот новые кадры воспитываю, – он кивнул на меня.

– Да ты что? – она оглядела меня с ног до головы. – А куда старые складывать будем?

– Это ты кого сейчас имела в виду? – встревоженно спросила Алевтина Витальевна.

– А не знаю, ещё не придумала…

– Так у нас старых-то и нет, – заявил Митя, – Алевтина Витальевна больше двадцати пяти себе никогда не даст, а я так вообще ещё маленький.

– Ты-то? Да уж, больше чем на среднюю группу детского сада не тянешь.

В кабинет заглянула главный редактор:

– Кончайте языки друг о друга оттачивать! Катя, хороший материал, дадим в следующий номер.

3

Через неделю мы сидели нашей маленькой дружной компанией и праздновали получение зарплаты.

– Ну, за рост тиража! – провозгласил Митя, держа стакан с пепси-колой.

– За рост тиража! – подхватили мы, поднимая чашки с кофе.

Я любовно поглядывала на номер с моим материалом о Соломенске. Как-никак, собственный репортаж из командировки, статья на целую полосу, с фотографиями…

– Эх, повезло тебе, Китти, ты свободная, творческая личность, – сказал вдруг Митя.

– А ты что, не творческая?

– Не, я так, журналюга заказной.

– Да ладно…

– Нет, я же циник. Вот сейчас ваяю статью о лекарстве, про которое даже отдалённого понятия не имею. Мне сказали – написать, я и пишу. А вдруг оно не лечит? Вдруг это всё лажа, заколачивание бабок, разводилово? А люди прочитают и поверят мне? Я же этого лекарства вообще не видел ни разу и знать не могу, работает оно или нет! И даже пробовать не собираюсь!

– Не бери в голову, – сказала Алевтина Витальевна.

– Я и не беру. Я же циник. Но! Я знаю, что кто-нибудь этим лекарством точно вылечится. Или потому, что оно лечит, или просто на самовнушении. А кто-то всё равно умрёт, даже если это не подделка. Ну, если время его придёт…

– Эка завернул!

– Кстати, мне тут фильм с Джеки Чаном дали посмотреть… «Пьяный мастер» называется. Это стиль кун-фу такой… Там Джеки Чан в пьяном виде всех негодяев мочит… Прико-ольно-о… Хотите глянуть?

– Да чего ж мы там не видели? – спросила Алевтина Витальевна. – Я буквально вчера с этим самым пьяным мастером общалась, на тему протечки… Это ж любимый стиль наших сантехников!

– Да, вас не удивишь, как я посмотрю… А вот скажите, трудно романы писать?

Алевтина Витальевна смотрит на него, как на приставучего мадагаскарского таракана, но это на Митю никак не действует.

– А правда, дайте почитать что-нибудь своё.

– Действительно интересно, или так, поржать чтобы?

– Что ж вы так плохо о нас думаете?

– Не о вас, а о тебе конкретно, лоботряс ты эдакий.

– Вот вы меня оскорбляете, – делано надулся Митя, – и думаете, что мне это безразлично…

– Да нет, тебе не безразлично. Тебе на это просто наплевать.

– Эх… угадали! – Он хлопает себя по колену. – Ну ладно, дайте почитать что-нибудь, скучно же!

И тут Алевтину Витальевну внезапно прорывает:

– Да вы знаете вообще, как пишется роман?!

– Ну понеслось… – тихо присвистнул Митя.

– Вы же даже не представляете, что это такое на самом деле! Это когда вся твоя жизнь, каждое дыхание водоворотом на бумагу затягивается. И не хочешь писать о себе, а пишешь, пишешь… Всё о себе пишешь… и всё для себя. Кто для читателя пишет, тот не писатель. Только тот по-настоящему писатель, кто сам в себе, как хирург, копается и так, дурак, радуется, когда вот сердце собственное у него на ладони бьётся или ещё что-нибудь барахтается напоказ… Читателю что? Он прочитал и дальше пошёл… или в метро поехал… А ты стоишь весь наизнанку и долго ещё в себя обратно всё складываешь… А там уже и фантазий понаприлипло, как ракушек на корабль во время дальнего плавания, и ещё чего-то. И обратно-то всё это уже не помещается… И надо опять доставать, изучать, рассматривать… в общем, новый роман писать.

И только я, широко открыв глаза, начинаю понимать, что передо мной, возможно, новое и пока не оценённое явление в русской литературе, как Митя берёт меня за руку и как бы невзначай произносит:

– Да, Катарина, хотел тебя предупредить, что окружающие всех великих и прочих писателей тоже «прилипают» и «затягиваются»…

Надо сказать, Митя всё ещё не оставил затеи подобрать мне подходящий вариант моего имени и периодически зовёт меня то Китти (спасибо Толстому), то просто Кот… Сейчас, надо думать, новый этап. Катарина. В целом неплохо. Шекспир, однако…

– Эх, дети, дети… – покачала головой Алевтина Витальевна.

– Видела, как она на тебя посмотрела? – нарочито громко шепнул Митя. – Уже запомнила выражение лица, причёску, свитер… А я, пожалуй, отойду, а то тоже в «историю» влипну… – Он демонстративно отодвинулся и продолжал: – А как ты думаешь, кем она нас видит? Братом и сестрой? Друзьями? А может, любовниками?

– Идиот! – сказала я и села за свой стол.

– И тут оскорбления…

Повисло молчание, прерываемое только шелестом клавиш под пальцами Алевтины Витальевны.

– Алевтина Витальевна, – Митя никак не мог успокоиться, – а вот когда вы живых людей в романах описываете, не боитесь, что они узнают себя и претензии предъявят?

– Не боюсь. Я проверяла.

– И что?

– Не узнают.

– Нет, вы точно гений!

– Иди пиши про лекарства… Да, и название напомни, чтобы я случайно не купила.

4

На следующий день Митя прибежал с новой идеей. Чувствуется, что она, эта идея, грызла его всю ночь и теперь ему не терпелось поделиться своим мазохистским счастьем с нами.

Он рассказывал увлечённо, в лицах, стараясь произвести впечатление на публику. Из «публики» – одна я.

Алевтина Витальевна терпела наш трёп какое-то время, но потом не выдержала.

– Слушайте, локализуйтесь уже куда-нибудь, оставьте меня, наконец, в покое! – патетически воскликнула она.

И тут Митя без всякого предупреждения, не включив даже поворотника какого-нибудь, развернулся к ней и заложил новый вираж беседы.

– А вот вы знаете, например, что именно те, кто постоянно требует оставить их в покое, потом жалуются, что они никому не нужны? – вкрадчиво произносит он тоном проповедника-фанатика, и глаза его фосфоресцируют от зеленоватой подсветки аквариума.

– О, какие глубины мысли! – Алевтина Витальевна посмотрела на него поверх очков, а поэтому весьма исподлобья. Типа, и не таких видывали.

– Да ладно, простая статистика… – отмахнулся Митя и добавил после паузы: – А вот какие практические выводы из этого следуют…

– Что, много выводов? – усмехнулась она.

– Да, целых два!

– И какие же?

Надо полагать, Митя почувствовал, что наконец-то завладел всей аудиторией, хитро прищурился, сделал вид, что отвлекся на барбусов, но следил за нами краем глаза. А мы – за ним.

– Первый вывод – не требуйте. И второй – не жалуйтесь.

– Гениально! – Алевтина Витальевна подняла глаза к потолку. – Повесим этот лозунг над окошком кассы.

– Ну что вы сразу всё на деньги переводите? Это, может быть, вообще универсальные понятия, причём связанные между собой сильнее, чем это кажется на первый взгляд.

– Тебе бы в политики…

– Нет, там сразу убьют.

– А тут?

– А тут ещё помучают немного…