Читать книгу Четвёртая осень. Поэтический дневник - Виктория Травская - Страница 3

Охрипший мой внутренний голос,

Живущий на том берегу…

Быть может, о нём беспокоясь,

Я этим его берегу.

Мы редко о чём-нибудь спорим

И часто подолгу молчим.

По разные стороны моря

Легко оставаться ничьим.

И лишь напиваясь до точки

Усталый одесский Виньон

Кидает сумбурные строчки

В тоскующий мой телефон.

Явился март иссиня-серый,

Похмельный и почти седой,

Истаял и подъел консервы

И тянет кружку за водой.

Земля, потягиваясь, стонет,

Глядит на пыль поверх голов

И в самом верхнем эшелоне

Кружащих медленно орлов.

Нет никого вокруг на много миль.

Замёл песок истёртые ступени,

Под сводами, где раздавались пени

Паломников, лишь луч пронзает пыль.

О, сколько слёз, сомнений и грехов

Впитали нечувствительные камни,

Всё это волокли издалека мне

Выскабливая душу до стихов!

А после, невесомо воспаря,

Как ласточки, выпархивали к небу

Так беззаботно, словно бы и не было

Обетов на крови у алтаря.

В приветливый прохладный полумрак

Входил и ты, неся свои печали.

И здесь тебе любовью отвечали,

Необходимый посылая знак.

А после – на войне как на войне! —

Пустынный ветер мне шепнул об этом —

Ты, окрылённый, шёл к своим победам,

Уже не вспоминая обо мне.

Он сомнениями в мозг проник,

Занял сердце, завладел снами.

А начиналось это штурмом книг,

Ссорой с Богом и войной с нами.

Он надеялся нести нам свет,

Ясноликий и наивно-смелый.

Но Отец ему сказал: нет!

Счастье смертных не твоё дело.

Мы встречались в тишине дней,

Пропадавших для него даром:

Очарованная тень Тамары,

Два распахнутых крыла над ней…

Мечешься птицей над сумрачный серым утёсом,

Невозмутимо сквозь ветер глядящим окрест,

И понимаешь, что он до смиренья обтёсан

И кем-то поставлен на нём, тоже каменный, крест.

Ты же – вся воздух и пряные летние травы,

Сумерки, полдень и смех ледяных родников.

И с этим утёсом вы оба по-своему правы,

Не принимая навязанных кем-то оков.

Не сердись на меня, не ругай меня

За ничем не оправданный риск.

Я вскипаю волной между камнями,

Разбиваясь на тысячи брызг.

Я вскипаю волной – и падаю

И, насколько хватает сил,

Разноцветной радугой радую,

Хоть никто о том не просил.

Ты ворчишь на меня: вот бедовая!

Для камней ты – всего лишь вода!

Но разбиться опять готова я

И рассыпаться без следа…

Ты, может быть, достоин лучшего.

Я неуступчива,

Не слишком выдержанна, не…

Ты думал лучше обо мне.

Не снисходи и не одалживай.

Я – не адажио,

Не грустный, трепетный Пьеро.

Я Болеро.

И – да, пожалуй, я экзотика.

Как пламенеющая готика,

Как исступлённый стон гитар.

Как мудехар.

Тебе меня не втислуть в рамки.

Мы все – подранки!

И, снова вставшим на крыло,

Нам тяжело.

Жизнь восхитительно чревата.

Не устлан ватой

Наш путь, и многим суждено

Разбиться. Но…

Мы с ней столкнулись в переходе.

Роняя мелочь в суете,

Я стиснул зубы – был на взводе.

Она была на высоте.

Сплетя лассо из белой нити,

Которую сняла с меня,

Шепнула нежно: извините, —

И растворилась в шуме дня…

Струны мои трогай,

Играй на мне так, чтобы я была

С тобой одно.

Скрипка Господа Бога

Или гитара Дьявола,

Не всё ль равно?

Молниями пальцев

Ты вызываешь бурю,

Буря сметает мрак.

Тени на землю валятся,

Жмутся, пугливо жмурясь —

Музыка им враг.

Музыка вся счастье,

Даже когда больно.

Даже когда стон.

Рви мою душу на части,

Жги мои раны солью,

В явь обрати сон!

Не хвастовства ради —

Старая мужская песня:

Дескать, почти украдена,

Но стала неинтересна.

Мол, бабы и так любят

Такого, блин, разухабистого,

Тонут в моей глуби —

Бабы-то, они ведь жалостливые…

Не ради сомнительной чести

Остаться в чьих-нибудь хрониках

Чтоб радостно перечесть их

Было старому хронику,

Который в углу коптит ещё,

Забытый и молью траченый…

Но ради того подкидыша,

Наивного, одураченного

И брошенного в ненастье

У моего порога.

Оставленного за ненадобностью

На милость Бога.

Молчанье коварная штука.

Оно только ваше, и вы

Его заполняете звуками

Из собственной головы,

Собственными муками

Поседевшей души.

Тогда карандаш в руку —

И успевай пиши!

Молчанье – плохой советчик,

Хоть старый друг.

Ты думаешь, что не вечен

Порочный круг,

Надеешься: рано свечи

И звать попа.

А он тебе: «Человече,

Да ты попал!

Тебя здесь не ждут, братишка!

(Или сестра)

Ты, видимо, выпил лишку

(Или устал),

Распереживался вишь как…

Да брось, любовь!

Не более чем интрижка,

И не буровь!»

…Молчание – твой потатчик

И судия,

Назавтра опять потащится

Готовить яд.

И ежели напортачил —

Испей, Сократ!

Его здесь на все, без сдачи.

Вот так-то, брат.

Беспечная скорлупка в океане,

Где ввысь и вглубь недостижимо дно,

Я состою из тысячи желаний,

Которые сливаются в одно.

Влекомая течением и ветром,

С кормы на корм свою мечту кроша,

От глупых чаек я не жду ответа,

Вода и воздух, тело и душа.

Закат окрашен пурпуром и охрой,

И золотой дорожкой выстлан курс —

А я от бури затаённой глохну

И о несуществующем пекусь.

Но, верно, что бы я ни захотела,

Однажды воплотится до гроша —

Раз всемогущим океаном тела

Играет невесомая душа!

Упал на землю и пророс,

Прошил глубокими корнями.

Сутулый, как большой вопрос,

Залёг печальными тенями

Вокруг ресниц. В мишень зрачков,

В стремительный поток аорты

Ворвался топотом подков

В атаку скачущей когорты,

Непостижимый, как анчар,

За гранью снов, за краем света.

Никто не снимет этих чар

Покуда не найду ответа.

Но мне и это по плечу,

И подводить итоги рано.

Когда мне больно, я молчу,

Чтоб не коснуться свежей раны.

Мне жизни полная луна

Добавила

За счёт тревожных снов.

Теперь без сна

Сама себе пишу я правила,

Но мучает бессилье слов.

Когда б могла,

Я эту жизнь переписала бы,

А так

Коплю дела,

Строчу беспомощные жалобы,

Какой пустяк!

Хочу я сверить

Дебет с кредитом

И дать отчёт.

Не на костре ведь,

Под вой толпы, как жалкой ведьме той —

Хотя печёт! —

Сгореть,

Огнём пылая адовым,

За чей-то грех.

Но впредь

Чтоб радоваться или радовать

Собою всех.

«… Не говорить о том, что между нами».

Да, он умён.

Не называть своими именами

Того, чему не найдено имён.

Хотя, казалось бы, ничто не ново

И вера в сказку призрачно мала,

Но я ложусь с усталым Казановой,

Чья тысяча ночей ещё не истекла.

И то, что представлялось невозможным

Ввиду невероятного конца,

Велит вложить кинжал обратно в ножны,

Узнав, как он сбежал из-под Свинца».

Опять мой милый занедужил.

Шатаясь призраком в ночи,

Спросил: зачем тебе я нужен? —

И тут же выстрелил: молчи!

Зачем ты мне? Ты свежий ветер

В моих поникших парусах.

Такой как есть, ты чист и светел,

Велик и свят в моих глазах —

Такой как есть, без комплиментов,

Иллюзий и без дураков.

Твой гений соткан из моментов,

Как жизнь из воздуха глотков.

Не выдуман и не натужен,

Ты всеми слабостями мой.

Такой как есть, ты мне и нужен,

Как я нужна себе самой.

Такой как есть, ты мне по росту,

Пускай швыряет и трясёт.

Зачем ты мне? Ну, это просто.

Ты настоящий. Вот и всё.

Нас разметало по жизни,

Единокровных сирот.

Где ты теперь? Покажись мне

Странником возле ворот.

Нами стократно изруган,

Проклят завистливый рок,

Что не пускает друг к другу

Самых родных на порог.

Наши бесплодные споры —

Средство с самими собой

Выяснить всё до упора

И сторговаться с судьбой.

Пусть в мелочах мы несхожи,

Сердце – другая статья.

Здесь совпадаем до дрожи.

В сущности, ты – это я.

Мы не сбиваемся в стаи.

Мы одиноки, любя.

Как мне тебя не хватает!

Как не хватает тебя…

Блаженны отрицающие. Мир вам,

Живущим без заботы на лице!

Мой день жестоко так детерминирован,

Как будто я питаю эту цепь.

Как будто всё, что ранее испытано,

Выводит на единственный закон:

Вселенная на каждого запитана,

Кто с тихим её голосом знаком,

Чья жизнь непостижимо обусловлена

Знамением, а не календарём.

Наверное, поэтому не сломлены

И слишком много на себя берём.

О, как вы боязливо осторожны,

Насмешливо беседуя со мной!

Куплю себе нарциссов и мороженого

И буду наслаждаться тишиной…

Это запоздалое горение —

Нашего Несбывшегося месть.

Где-то в нашем общем измерении

Я не сомневаюсь, это есть.

Не встречали, может быть, зарю мы.

Но я вижу – и в груди печёт! —

Ты вернулся, пьяный и угрюмый,

И заснул, уткнувшись мне в плечо…

Зачем изгнаннику изгнание,

Как не затем, чтобы в тиши

Расставить знаки препинания

В сумбурных прописях души?

И точно так же заточение

Для образованных невежд —

Возможность вычислить значение

Своих несбывшихся надежд.

Непонимание стальное

Стоит забралом двух границ.

Хочу увидеть остальное

За тихим шелестом страниц,

За редким звоном сообщений

И робкими, за пядью пядь,

Шагами. Глупо, что вообще не

Увидеться и не обнять!

Мне память непрерывно вяжет

Узлы на кокон веретён:

Твоя история – моя же,

Ушедшая другим путём.

Что ж, продолжай не соглашаться,

Звеня различьями в горсти.

Но не лишай обоих шанса

Себя Другого обрести.

Вам невдомёк, но я не камень,

Как это кажется извне

Неосторожными руками

Притрагивавшимся ко мне,

Разглядывая так и этак

По виду каменную вещь,

На случай выступов и меток,

Задев которые, извлечь

Удастся, может быть, наружу

Из плоти временных оков

Мою жемчужину как душу

В сиянье песен и стихов.

Которая не оттого ли

Так упоительно светла

Что рождена из долгой боли,

Слезами выжжена дотла,

Сочась атласными струями,

Пока мучительно остро

Песчинка с грубыми краями

Терзала нежное нутро.

Мы не замечая часто бредим

И от жажды видим миражи.

Между первым вздохом и последним —

Целая непрожитая жизнь!

Воздух, восхитительно пьянящий,

Переполнил грудь, исторгнув крик.

Вот теперь бы жить по-настоящему,

Только всё. Приехали, старик!

Что настигло – жадность, слепота ли?

Сосчитай оставшиеся дни,

Если можешь. Здесь тебя не ждали

И нигде не ждали. Извини.

Развернусь и зашагаю полем,

Тихо выживая из ума.

Замолчите! Я отныне волен.

Пусть дорога выведет сама.

На рейде дремлют корабли,

Шумит портовая таверна,

И ругань пьяная, наверно,

Рыданьем слышится вдали,

Где мальчик пишет на стене

Его отторгнувшего рая,

От горя слов не разбирая:

«Есть только ад! Вы лгали мне».

Ты этот мальчик. Каждый раз,

Иззябнув на краю причала,

Переживаешь всё сначала

И замираешь, покорясь.

Клянешься: стану жить умом.

Но этой клятвой лжёшь себе ты.

Бессмысленны твои обеты,

Твой ад и рай в – тебе самом.

Не рви мне душу.

В благостной юдоли,

Где нет тебя, всё остальное – тлен.

И я разрушу,

Есть пределы боли,

Разрушу стены, мой убогий плен!

Не рви. За это не купить покоя,

Тебе солгали, обещав покой.

Пускай другие – не твоей рукою!

Не этой милосердною рукой…

Замирает сердце.

Холодеет рука.

Что-то вертится

На кончике языка,

Вибрирует в воздухе

Или во мне,

Военными сводками

Рвётся вовне.

От нас скрыли,

И дух зачах,

Что мы носим крылья

В своих плечах,

Что мы можем больше,

Чем просто тлеть,

Ни к чему нам вожжи

И чья-то плеть.

Но нами правят боги

Бичом стыда,

А мы уносим ноги,

Мы их стада —

Из презренной пыли

И пустяков

Мы сами налепили

Себе богов.

Теперь покорно влазьте

В их узды,

Раз испугались власти

Своей Звезды.

А ведь вам был ведом

Её секрет —

Гореть собственным светом,

Если света нет!

Здесь давно не бросали монет,

Чтоб вернуться в весёлые воды,

И язык отдалённых планет

Разучились читать мореходы.

Мне выносит на мокрый песок,

Как на берег заброшенной Леты,

Только щепки истлевших досок,

Да окурки и рыбьи скелеты.

Я же, старый упрямый маньяк,

Проклиная недуги и стужу,

Каждый день зажигаю маяк,

Свет которого больше не нужен.

Время не лечит,

Время – вода.

Дальше не легче,

Просто тогда

Ты привыкаешь

Чувствовать боль,

А песня такая ж,

Как ни неволь.

Вымоешь вроде,

Вымолишь день

В круговороте

Слёз и дождей,

Только наутро

Та же беда.

Время не мудро,

Время – вода!

Словом, ни грамма

Я не пророк

С кардиограммой

Сбивчивых строк.

Про неповиновения печать,

Обоих нас клеймившую в начале,

Мне хочется с тобою помолчать

Спина к спине, на ветреном причале.

Без каждого другому вечер пуст,

И этого бутылка не изменит.

Поговорим, не размыкая уст,

Плечом к плечу, как мы одни умеем.

Молчание красноречивей фраз,

От сердца к сердцу исповедь мгновенна.

В твоё плечо уткнуться б только раз,

Ловя губами пульс яремной вены.

Судьба, как Вавилонская блудница,

В неутолимом плавится огне:

Единожды позволив насладиться,

Сей час же позабудет обо мне,

Других перебирая понемногу,

И умников не чаще, чем невежд…

А Бог молчит. Какое дело Богу

До наших глупых маленьких надежд!