Читать книгу Варкалось. Роман - Виктория Травская - Страница 19

Алексей появился только к вечеру следующего дня – выспавшийся, вымытый, побритый: отсыпался у родителей.

– Есть будешь? – спросила Маша. Она кормила маленького, глаз привычно метнулся по комнате: всё ли в порядке, и тут же поймала себя на этом, ощутила досаду и горечь – вот и вся любовь! Насколько это возможно, комната была прибрана. По крайней мере, вещи лежали на своих местах и клеёнка на столе была чисто вытерта.

– Я поел, – ответил Алексей, переобулся в тапки и сел на складную кровать. Эти кровати они купили ещё дома, для гостей, и Алексей настоял, чтобы забрать их с собой. Игорь Семёныч долго не соглашался: места в контейнере не хватало, брали только самое ценное и необходимое, а кровати эти – строго говоря, раскладушки, хоть и выглядят в разложенном виде как полноценное ложе. Алексей упёрся: едут, считай, в никуда, мало ли как придётся устраиваться, и, как показала жизнь, оказался прав: на одной из них он теперь и спал, а вторая, сложенная, стояла в углу за шкафом и служила временным складом стираных вещей, ожидающих глажки.

Маша спала с детьми на диване. Диван был старый, перекошенный на одну сторону, и если бы не толстый матрас с подоткнутым под него тряпьём, она бы всё время скатывалась на пол. С мужем она больше не спала, да и он не настаивал. Раз, уже после родов, пришёл к ней ночью, она и опомниться не успела – шарил по телу, мял и месил, словно она была куском теста. Потом отстранился, затих – зашелестела обёртка, пробормотал: вот так, детей с меня хватит, – и взял её, незатейливо и жадно, как вещь. Через несколько минут уже мерно храпел в своей постели, а Маша долго лежала в темноте с открытыми глазами, пытаясь осмыслить случившееся. Вспомнилось: «Жена не властна над своим телом, но муж». Во избежание блуда. Лучше бы блудил, чем так вот…

С тех пор он стал к ней приходить – время от времени, когда, наверное, припирало. Как в отхожее место, думала она, но возражать не решалась, муж всё-таки, однако ничего при этом не чувствовала, кроме стыда и гадливости – давала! Единственное, на чём настояла – не надо рядом с детьми, поднималась, шлёпала в его койку. Наутро он бывал умиротворён: сажал на колени детей, рассказывал о работе. Дети, робко посидев минуту-другую, принимались извиваться, как пленённые котята, вырывались на свободу. Маша поддерживала беседу, но без особого энтузиазма. С удивлением для себя она обнаружила, что говорить им больше не о чем. А ведь когда-то, наивная девочка, она думала, что может его слушать вечно и это ей не надоест, их долгие вечерние беседы (или утренние, когда, после упоительной близости, её голова покоилась на его плече) были лучшими, любимыми её мгновеньями и верилось, что они не закончатся никогда…

Худой мир лучше доброй ссоры, говорила себе Маша и – не будила лихо.

Однако этот вечер быстро перестал быть томным. Петька подошёл к отцу и протянул ему газету: читай! Это была та самая газета с объявлениями, которую она вчера изучала, уложив детей, и читала им вслух вместо вечерней сказки – другого времени просто не было. Читала и отмечала подходящие варианты зелёным карандашом. И вот теперь Игорёк извлёк эту газету из-под подушки, куда Маша сложила её, засыпая, и принёс отцу.

Алексей развернул газету и принялся листать. Маша напряглась. Предвидеть его реакцию было нетрудно, и он не обманул ожиданий. Увидев отмеченные объявления, поднял на неё глаза и, помахав газетой, спросил:

– Что это?

Маша набрала побольше воздуха.

– Ищу отдельную квартиру. Сил нету собачиться ещё и с соседями…

– А спросить? Меня спросить не пробовала?

– Вот, спрашиваю, – отозвалась Маша, – ты против?

Игорёк, насосавшись молока, обмяк на её руках, заснул. Она осторожно отняла грудь, запахнулась халатом и понесла сына в кроватку.

Всё дальнейшее разворачивалось в ускоряющемся темпе, как будто включили быструю перемотку. Обернувшись от кроватки, Маша увидела перед собой белое, искажённое злобой лицо мужа с растопыренными, дрожащими ноздрями. Ни слова не говоря, он принялся хлестать её по лицу газетой. Маша вскрикнула – больше от неожиданности, чем от боли – тут же закричала испуганная Вера, подбежала, малютка, к отцу, вцепилась в брючину:

– Папа, не надо! Не надо, папа!!!

Но его уже было не остановить. Размахиваясь и целясь, он хлестал скрученной в трубку толстой газетой, сопровождая каждый удар не менее хлёсткими репликами.

– Дура! Лохушка деревенская! Мужа спросить надо! Мужа! Тебя не учили?! Не учили, дурища?!!!

Оглушительно завопил Петька, проснулся и маленький. Без стука распахнулась дверь, ввалились соседи – оба с испитыми багровыми лицами, к общему хору присоединился их надсадный мат. Алексей разорвал газету, швырнул в разные стороны и двинулся на соседа. В это время от дверного косяка отделилась стоявшая там неподвижно Света, вытолкала соседей за дверь, захлопнула её и прислонилась к ней спиной. Некоторое время в дверь яростно молотили кулаками и доносился приглушённый мат, который постепенно перешёл в бубнёж и переместился за стену.

Света стояла, привалясь к двери и заложив за спину руки, и неотрывно смотрела на Алексея твёрдыми, почерневшими от гнева глазами. Несколько секунд он ещё пыхтел посреди комнаты, как паровоз под парами, но вдруг как-то сник. Не поднимая головы, подошёл к вешалке, сунул ноги в туфли, снял с крючка куртку. Света посторонилась и распахнула перед ним дверь.

Ночь прошла беспокойно. Игорёк то и дело просыпался, принимался жалобно, со всхлипами, скулить. Маша, утомясь вскакивать, взяла его к себе в постель и, боясь пошевелиться и разбудить, томилась в неудобной позе. Проснулась разбитая, с ноющей спиной, накормила и собрала детей, уложив маленького в коляску, повела их в садик.

Возвращаться домой медлила – пошла самой дальней дорогой: дома ждала привычная карусель, стирка-уборка-готовка, потом, с коляской, мыть коридоры и туалеты института, потом – за детьми. По дороге зашла в магазин, отстояла очередь, «отоварила» талоны. Люди в очереди стояли хмурые, всем своим видом показывали, что пропускать вперёд женщину с ребёнком в их планы не входит – много вас таких! Продавщица не вмешивалась, скандалы в очередях кого угодно доконают – взвешивала и отсчитывала сдачу с застывшим на лице выражением «переучёт». За несколько человек до прилавка Игорёк проснулся, поднял оглушительный визг, который перекатывался под сводами магазина многократным эхом. Это оказалось кстати: нервы у продавщицы не выдержали, и она потребовала пропустить «мамашу» вперёд.

Зарядил мелкий, нескончаемый дождь. Маша развешивала в комнате стирку, когда в дверь позвонили. Она была в квартире одна и пошла открывать. За дверью стоял человек в милицейской форме. Он представился как участковый, спросил Машин паспорт и потребовал объяснений по поводу вчерашнего дебоша. В разговоре выяснилось, что заявление написали соседи, ставшие свидетелями Алексеева гнева. Маша посмотрела на этого грустного, озябшего молодого человека и… предложила ему чаю. Тот было начал отказываться, но потом махнул рукой, улыбнулся неожиданно добро и озорно: а давайте! Налила и себе – поняла вдруг, что страшно проголодалась. Намазывая хлеб плавленым сырком (масло только детям), принялась рассказывать участковому всё как есть и вскоре с удивлением обнаружила, что в голове прояснилось: теперь она совершенно чётко знала, что делать дальше.