Читать книгу Моя измятая невинность - Вильда Коко - Страница 2

Вот мы уже и не держимся за руки и не сплочены. Саша нацепила на себя впечатляющих размеров наушники, в которых впечатляющей была еще и их цена и громко слушала музыку. Какой-то дебильный реп, в котором слово через слово проскакивали матерные слова. Хорошо, что папа не слышал ее музыку, а вот от моего слуха она не ускальзывала. Просто представить себе не могу как можно слушать подобное, извиняюсь за выражение, дерьмо.

Она ритмично покачивало головой, из-за чего подрагивали ее пышные пшеничные волосы, остриженные до подбородка и покусывала нижнюю губу. Я же держала в руках очередную книгу, которую намеривалась прочитать этим летом – Грозовой перевал Эмели Бронте. Пока прочитала только несколько первых абзацев и вся в предвкушении. Я знала, что по этой книге сняли фильм, причем не один, но не хотела смотреть экранизацию. Обычно она и в половине не способна передать то, что дает тебе книга. А у меня очень богатое воображение, я всегда по-своему представлю себе героев. Поэтому актеры, подобранные на их роль всегда кажутся мне неподходящими, из-за чего складывается впечатление пародии.

Но чтение не доставляет мне удовольствия – мешает музыка, орущая из наушников сестры и мысли, крутящиеся у меня в голове. Я закрываю книгу, оставив закладку на одной из первых станиц и кладу на сидение. Интересно, о чем думают они? Точнее интересно, о чем думает папа, потому что мысли Саши мне видны, как на ладони. Она ненавидит меня, ненавидит отца, ненавидит нашу тетю и вообще всех, кто хоть как-то виновен в том, что ее разлучают с ее любимыми верными друзьями и отправляют в деревню вместо того, чтобы позволить провести очередное лето, шатаясь по дровам и подъездам. Таковы нынче юные дарования, в число который я по какой-то причине никогда не входила. Такое чувство, что мне посчастливилось застрять в каком-то странном возрасте, граничащем между восьмью и пятидесятую годами. Потому что жизнь, которую я веду не совсем похожа на жизнь семнадцатилетней девушки, от слова – «совсем». Я скорее, как бабушка, у которой вся юность и молодость остались за плечами, при том, что мечтаю я как восьмилетняя девочка и несмотря ни на что не перестаю верить в чудеса.

А вот о чем думает наш отец? После маминого ухода я заметила, как он ушел в себя и часто пропадал на работе. Саша жаловалась и говорила, что ему просто на нас плевать, но я то знала, что это не так. И оставлял он нас часто одних не от слабости, а как раз-таки наоборот – из-за своей силы. Именно из-за нее он не проронил при нас ни одной слезинке, даже на похоронах, когда все кругом рыдали, а Сашку и вовсе пришлось напичкать успокоительным. В тот день он выглядел как самый черный человек среди всех одетых в черное. Даже не человек, а просто тень. Как будто с ее смертью от него на этой планете остался только отпечаток жизни, которая у него когда-то была.

Я не винила его не в чем и даже в те минуты, когда мне и самой начинало казаться, что мы стали для него в тягость. Глядя на нас он всегда вспоминал о ней и винил в ее смерти себя. Именно поэтому отец так рано отдал меня в автошколу и планировал отдать туда Сашку, как только ей исполнится шестнадцать лет.

Мама возвращалась домой на такси в тот роковой вечер, когда это случилось. У нее не было своей машины, а папа не смог за ней заехать, поэтому весь груз ответственности и вины все эти два года он нес на себе. Я ни разу не решалась поднять с ним этот разговор, сказать ему, что он ни в чем не виноват, потому что не могла видеть его глаз в минуты, когда кто-то говорил о маме. Я замечала, как трудно ему приходилось выслушивать соболезнования, из-за которых он перестал приходить на школьные собрания, потому что мамины коллеги постоянно вспоминали о ней, говорили о том, как им жаль и что школа и ученики потеряли замечательного педагога.

Мы же с Сашей тоже стали вести себя очень странно в стенах школы. Во-первых, совсем перестали разговаривать и нарочно избегали друг друга. А если случалось так, что встречались в коридоре, то просто проходили мимо друг друга как невидимки, даже не переглядывались. Раньше школа была для нас вторым домом, потому что там всегда была наша мама, а с ее уходом это место превратилось просто в пустое здание и время от времени и не понимали зачем мы продолжаем туда ходить. Все слова, которые мы хотели друг другу сказать, мы произносили за ее пределами, уносили с собой. Будет очень хорошо если наша новая квартира окажется в другом районе города и туда мы больше не вернемся. Я уже давно мечтала о новой школе, в которой никто не будет знать нашу историю и глядеть на двух потерявших мать девочек, как на выброшенных на улицу котят.

Папа молчал. Я проницательно взглянула в его макушку, как будто пытаясь докопаться до его мыслей и прочесть их. Расстроен ли он, что все сложилось так, как сложилось? Жалеет ли о продаже и переезде? Я знала, что вернувшись в город, он не будет жить в этой квартире. Он будет туда приезжать только показывая квартиру потенциальным покупателям, а на время продажи его согласился приютить у себя друг, а по совместительству коллега по работе – дядя Юра. В детстве мы дружили с его детьми, но сейчас мальчишки выросли и навряд ли мы нашли бы с ними хоть какие-то точки соприкосновения. Поэтому хорошо, что нам не придется жить вместе с ними.

– А далеко живет бабушка? – спрашиваю я, заранее зная приблизительный ответ лишь для того, чтобы завести хоть какой-нибудь разговор. А то что-то слишком долго затянулось наше молчание. В конце концов, не конец же света?

– Километров двести от города. – отвечает папа через какое-то время, как будто мои слова неслись к нему через расстояние. – Около того. Вы уже были там, когда были чуть помладше. Ты не помнишь?

– Да, но это было довольно давно. – отвечаю я закусив губу, вспомнив, что прошлый раз мы были там с мамой. – Я уже практически ничего не помню. Даже не помню, как выглядит бабушкин дом.

– Да брось, Софа. – говорит папа и я слышу в его голосе веселые нотки, которые поднимают мне настроение. – Пять лет –это по-твоему много?

– Нуууу… – протягиваю я, подняв глаза кверху. – Мне может тогда и было уже двенадцать, а вот Сашке только восемь. Сомневаюсь, чтобы она вообще хоть что-то запомнила.

И я пинаю ее ногой по кроссовку из-за чего она недовольно поворачивает на меня глаза, сделав при этом вопросительное выражение лица. Я жестом показываю ей снять наушники.

– Чего тебе?

– Мы с папой вспоминаем нашу предыдущую поездку к бабушке в гости. Я сказала, что даже не помню в точности, как выглядит ее дом и в какой комнате мы с тобой спали. А ты помнишь, хоть что-нибудь? Ты ведь тогда была совсем кроха.

Она закатывает глаза и прежде, чем снова надеть на себя наушники отвечает:

– Я прекрасно запомнила туалет на улице. И кстати, встречи с ним нам не избежать.

Папа смеется. Я рада, что его удалось повеселить, а вот метко подмеченное сестрой замечание заставляет меня приуныть – туалет на улице. И ночью и днем бегать во двор. А еще в нем водятся пауки и летают мухи. И душ тоже во дворе, а воду придется кипятить себе чайником или кипятильником в ведре. Я подумала об этом, несмотря на то, что никогда прежде так не делала. В прошлый раз мы были маленькие и нас мыла мама. Стоит ли сказать об этом Саше и испортить ей настроение? Впрочем, оно и так у нее, мягко говоря, не самое лучшее…

Мне было ужасно скучно. Сколько раз я не бралась за чтение, информация во мне никак не усваивалась и приходилось перечитывать абзац за абзацем. В конце концов, я плюнула и отложила книгу в строну, думая о том, что у меня будет достаточно времени на то, чтобы ее прочесть. Ее и все остальные книги, которые я везла с собой.

Сосредоточенный на дороге, папа явно не располагал к новому разговору, а вот Саша имела чем себя занять. Уткнувшись в телефон, она строчила кому-то сообщения, время от времени делая фотографии и, наверное, отправляла их своему парню. Да-да. Даже у моей младшей сестры он был, а у меня нет. И поцеловалась она в первый раз вообще в двенадцать, тогда как я на восемнадцатом году жизни даже не гуляла с мальчиком за руку. Зато все читаю свои романы. Наверное, в какой-то степени так я пытаюсь скомпенсировать недостаток любви. Впрочем, и от пустоты, поселившейся в моем сердце они тоже спасают.

Тем временем мы успели выехать из города и мчались на высокой скорости по трассе. Я посмотрела на спидометр – 98 километров в час. Кажется, не так уж и много, когда ты сидишь на пассажирском сидении. Или это только мое мнение – девчонки, которая всего пару месяцев назад получила заветную карточку водительского удостоверения и с тех пор ни разу не сидела за рулем? Да и занятий у меня, честно говоря, было немного. На самом деле, это какое-то чудо, что мне удалось сдать с первого раза. Саша не поверила, она думала я их разыгрываю ровно до того момента, пока я не привезла с гаи свои права и не показала ей их. Да мне и самой не верится. И если бы папа сейчас резко остановил машину и сказал, что он устал и теперь моя очередь садиться за руль я бы сдрейфила. Не знаю, но, наверное, чтобы начать водить машину мне придется брать дополнительные уроки у частного инструктора. Но все это будет после того, как мы вернемся. А пока…

Я облокотилась на спинку сидения и посмотрела в окно. Мы проезжали мимо недавно вспаханных полей. От вчерашнего дождя земля все еще выглядела сырой, местами лежали лужи. Рекламные баннеры вдоль дороги предлагали разные товары и услуги. Некоторые пустовали, предлагая самих себя, как «свободное место для вашей рекламы». Мне бросилось в глаза знакомое название риэлтерского агентства, и я вздохнула. Когда мы только начали собирать документы на квартиру, папа обзвонил пару таких компаний, чтобы узнать некоторые интересующие его детали и условия на которых они работали. Оказалось, эти агентства берут за посредничество просто неслыханный гонорар. «Да за такие деньги я мог бы купить тебе машину!». Поэтому было решено продавать квартиру самостоятельно. Конечно, это скорее всего, займет больше времени, но в запасе у нас было целых три месяца, за которые она в любом случае рано или поздно найдет себе новых владельцев, а мы найдем себе новое жилье. Не такое, конечно просторное, но все же… И само-собой хотелось бы, чтобы случилось это как можно скорее. Перспектива деревенской жизни на самом деле не особо меня радовала.

Я посмотрела под колеса. На трассе была рассыпала соя. Ее вихрем катало по сторонам и отбрасывает к обочине, вдоль, которой росли, раскрывшиеся под жарким солнцем жирные одуванчики и другая менее приметная трава. Я вспомнила книгу, которую читала прошлым летом. Брэдбери Рэй «Вино из одуванчиков». Действительно ли его можно делать из одуванчиков или это просто красивое название для романа?

Захотелось пить. Я достала из сумки бутылку воды и прильнула к ней губами, представляя какой мог бы быть у него вкус. Мне кажется что-то вроде разбавленного водой меда. Саша посмотрела на меня зеленоватым взглядом слегка раскосых глаз и молча протянула мне руку. Я передала ей бутылку и после того как она жадно напилась водой, оставив в ней меньше половины, протирает рот и громко отрыгивает. Как будто бы даже и не она, а какой-то поселившийся внутри нее тролль. Мы смеемся, и Саша снимает с себя наушники.

– Почему ты не читаешь? – спрашивает она.

– Не могу сосредоточится.

– А меня уже начинает тошнить от езды. Пап, долго нам еще?

– Еще и половины пути не проехали. Но если вы устали, то скоро по пути будет кафе. Можем сделать остановку и перекусить.

Мы с сестрой шумно поддержали это предложение. Саша воскликнула –«Аллилуйя!» и папа снова посмеялся.

– Надоела музыку? – спрашиваю я, после того как она положила наушники рядом с моей книгой.

– Просто меня тошнит. А когда что-то орет в уши, мне кажется я от этого только быстрее блевана.

Мы проехали еще минут двадцать, когда впереди, действительно, показалось кафе и парковочная площадка близ него. «Вольный ветер» – гласила вывеска. Папа припарковался на свободное место рядом с черным седаном, и я невольно поймала себя на мысли, что не смогла бы провернуть подобную махинацию с автомобилем. Саша первая выскочила на улицу. Мне показалось, что ее стошнило прямо под дверью, но она просто упала, споткнувшись об крупный камень, который папа тут же отбросил в траву. На коленке зардела красная ссадила.

– Вот, блин! – воскликнула она, поднимаясь – папино плечо оказалось, как раз кстати. – Я уже ненавижу этот день!

– Софа, достань из машины аптечку. Там есть бинт и йод.

Я метнулась в салон и через минуту уже дула на ее рану, после того как обработала, присев перед ней на корточки.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает сестра. Я жму плечами.

– Не знаю. Мама всегда мне дула.

Саша выхватывает у меня из рук ватку и, приложив ее к коленке, направляется в сторону кафе. Иногда она бывает очень грубой и несносной. Я вспоминаю, как утром она гладила меня по волосам, приговаривая, что все наладится, как после этого мы плачем, взявшись за руки, и злоба на нее тут же проходит.

– Не злись. – говорит папа, в этот раз став опорой для меня. – У нее просто такой возраст. Это пройдет.

Как будто мне никогда не было четырнадцать лет и как будто с тех прошло так много времени. Просто я никогда не была такой как она, ко всему прочему мне рано пришлось повзрослеть, взять на себя лишнюю для своих годов ответственность. Так уж получилось, что роль матери пала на старшую дочь, несмотря на то, что мне было всего пятнадцать – не многим больше, чем ей сейчас. Но я уже говорила, что с сестрой мы во много отличаемся. Только это было не заметно в те минуты, когда мы нуждались друг в друге. Тогда мы были единым целым, как две капли воды. А сейчас она, похоже, больше нуждалась в своих, оставшихся в городе, друзьях. Друзьях и парне…

– Вот. – проговаривает Саша почти с отвращением, снимая на телефон вывеску кафе. – В такую глушь меня занесло, ребят. Вы не представляете, как я по вам скучаю.

– Сань…– отозвался голос из телефона, в котором я узнаю ее одноклассницу Женю Морозову. – Мы тоже по тебе будем очень-очень скучать. Звони нам каждый день. В этой же деревне есть связь?

– Да хрен его знает. Сестра тащит с собой тонну книжек, собирается читать целыми днями. А я понятия не имею, что буду делать в этой глуши. С ума можно сойти…

– Просто трееееш…

Она отходит в сторону, и я больше не слышу, о чем они разговаривают. Невольно ко мне приходит мысль, что в городе не осталось никого, кто мог бы скучать по мне. Даже стало как-то обидно. Просто у меня никогда не было такой «закадычной» дружбы, как у моей сестры. Всего пара подруг, которых я так называю только из вежливости, а по факту, они были просто моими одноклассницами, с которыми я общаюсь чуточку больше, чем с остальными.

– Как нога? – спрашивает ее папа, когда Саша возвращается. Лицо у нее кислое, но более румяное и повеселевшее.

– Нормально, жить буду. Пойдемте скорее вовнутрь, я голодная как собака.

– И ты правда будешь есть в этой глуши? – подразниваю ее я и сестра толкает меня в плечо. Несмотря на то, что она младше меня, силы в ней в разы больше. Не знаю, может дело в физической активности или она просто пошла в папу, а я в маму, но телосложение у нее более спортивное, а у меня какое-то хилое. Рядом со своей сестрой я выгляжу немного костлявой. Но, что самое обидное – грудь у нее в свои четырнадцать уже больше, чем у меня в мои почти восемнадцать лет.

Я прикладываю все свои силы, чтобы толкнуть ее в ответ, но Сашу лишь отбрасывает на шаг назад, и я вижу в ее взгляде огонь и решимость, которые заставляют меня тут же пожалеть о содеянном. Она подходит ко мне и толкает так резко, что я не успеваю спрятаться за папиной спиной. В этот раз меня несет в сторону кафе. Кажется, она не рассчитала свои силы и мою слабость. Огонь в ее глазах моментально тухнет и перед тем как упасть я успела прочитать в них сожаление. Вернее, перед тем, как я должна была упасть, но что-то пошло не так. Я наткнулась на что-то мягкое и теплое. А потом почувствовала руки на своих плечах.

– Соня, прости, пожалуйста! – воскликнула подбежавшая ко мне сестра и подняла глаза выше моего плеча. Следом подошел папа.

– Молодой человек как раз вовремя. – сказал он и потянул руку, которая оторвавшись от меня, пожала ее. – Спасибо вам огромное.

Я обернулась и увидела, что стою впритык рядом с незнакомым парнем, которого, пожалуй, могла бы назвать даже мужчиной. Лет ему было на скидку – двадцать пять. И ростом он был гораздо выше меня. Посмотрев на него снизу-вверх первое, что я увидела – это жесткую растительность на его широком подбородке.

– Никаких проблем. – ответил он довольно приятым и вежливым голосом. Мне захотелось рассмотреть его получше. Но в следующий раз, когда я обернулась, то увидела некрасивое лицо человека, выходившего из кафе за его спиной. Возраста он был примерно такого же, что и незнакомец, в чьи руках я продолжала стоять, чувствуя, как его сильные пальцы сжимают мои плечи, словно впиваясь в них. Второй парень немного удивленно на нас посмотрел после чего открыл рот, и я невольно поморщила – у него был противный голос.

– Колян, как-то ты рано девочку себе поймал. У нас еще дела, между прочим.

– Не мог же я смотреть как она падает. – отвечает парень и я чувствую, как его руки начинают скользить по моим плечам вверх к шеи.

– Ну может и мне тогда кого-нибудь поймать, а? – спрашивает он и переводит взгляд на Сашу.

– Спасибо вам еще раз. – резко произносит папа и притягивает меня к себе за руку. – Девочки пойдемте.

Пока мы заходили в кафе, папа держал нам дверь и черт меня дернул обернуться, я поймала взгляд парня, который несколько минут назад поймал меня, не дав упасть на твердый асфальт. Надо признать, что он был очень красив.

– Чего ты такая довольная? – спросила меня Саша, когда мы присели за столик возле окна. Тут не было официантов, и папа пошел к витрине, чтобы выбрать, чем нас накормить. Я украдкой смотрела, как эти двое сели в черный седан, стоявший возле нашей машины, и немного погодя, завели двигатель и с ревом уехали отсюда.

– Я тоже проголодалась и рада сделать остановку.

– Придурки. – сказала она, бросив взгляд в окно. – Слышала, что он сказал? Этот второй?

–Ага. – кивнула я.

– И посмотрел еще так на меня. Да он лет на десять меня старше, к тому же еще и урод!

У Саши были короткие густые волосы, на которых блестел черный совершенно бессмысленный ободок – он их и не собирал, и не убирал с лица длинную челку. Поэтому зачем она его носила оставалось для меня загадкой, равно как и зачем она и ее подружки все время заклеивают нос пластырем. Неужели разница в три с половиной года настолько велика, что я уже не понимаю подрастающее поколение? Иной раз, слушая, как они разговаривают я начинаю чувствовать себя старухой, потому что не понимаю по большей части ни слова.

– Молочного коктейля у них нет. – говорит вернувшийся с хлебом в руках папа и кладет его на стол. – Чай, морс и вода.

– Ну блин. – недовольно произносит Саша свою любимую фразу.

– Ничего, пап. А какой морс? – спрашиваю я.

– Клюквенный, вроде бы.

– Ну это же очень здорово, возьми нам его, пожалуйста.

– «Это же очень здорово.» – передразнивает меня сестра и кривляет лицо.

Папа взял нам всем по борщу, тарелки винегрета и макароны по-флотски на второе. Как оказалось, ничего другого у них в меню сегодня не было, помимо позавчерашнего шашлыка, возраст которого папа определил по внешнему виду.

– Вот приедете в деревню, бабушка вас каждый день натуральной сметаной кормить будет. Софа, глядишь, поправишься.

Папа прав – я немного не доставала в весе, но съесть сразу три блюда было выше моих сил. Салат за меня доедала Саша, а макароны он. Мы сходили в туалет и вернулись к машине. Было два часа дня, когда мы отправились в дальнейший путь. Через пару километров папа остановился на заправке, чтобы заполнить бак. Больше остановок мы не совершали. Я не пыталась читать книгу, даже не брала ее в руки. Она лежала на сидении между мной и Сашей, которая продолжала слушать музыку и переписываться со своими друзьями, время от времени фотографируя себя или созваниваясь с кем-нибудь по видео звонку. Несколько раз я хотела попросить папу остановиться, чтобы пересесть к нему на переднее сидение. Но что-то каждый раз меня останавливало. То ли лень, толи нежелание занимать ее место.

Я думала о маме, не могла о ней не думать. Думала постоянно, гораздо чаще, чем в то время, пока она была жива. Прошло два года, а я никак не могу смириться с тем, что ее больше нет. Точнее не так – не могу смириться, что она была, а теперь ее нет. Как-то не укладывалось в голове, что можно просто взять и перестать существовать, особенно если ты так нужен кому-то, если кто-то не перестает о тебе думать. Взять и исчезнуть из жизни других, которые продолжают существовать. Продолжают есть, спать, дышать, ездить куда-то. А существует ли она в какой-нибудь другой форме или другом мире? Я не верила в реинкарнацию, а мысль реальности чистилища пугала меня до мурашек. Ведь это значило, что наша мама больше не наша мама, где бы она не была. Из нее стерли всю память, всю информацию, как будто отформатировали флэшу. Из этого так же следовало, что мы не встретимся в ином мире и – не встретится никто.

Я откинула эти мысли и облокотились головой на спинку сиденья перед собой. Гораздо приятнее думать, что призраки среди нас и не покидают землю. Интересно, поможет ли мне эта мысль, когда я ночью пойду в туалет?