Читать книгу Твои грязные правила - Виолетта Роман - Страница 3

Вот уже в течение трех дней я работаю в загородном клубе «Майями», принадлежащем двум хозяевам. И если с первым у меня не было никаких проблем, то второй испытывал мою выдержку и силу воли.

Первый рабочий день стал для меня своего рода боевым крещением. Даже самые злые ведьмы из танцевальной группы не задевали меня так, как это делал Назар Альбертович. Нет, он больше не ругал меня. После инцидента с кофе у нас пошло все более или менее гладко, но этот мужчина будто своим долгом считал каждый раз, проходя мимо бара, задеть меня какой-нибудь пошлой шуточкой. По всей видимости, никто, кроме меня, не принимал его юмор близко к сердцу. Я же дико смущалась, краснела и прятала глаза, желая поскорей оказаться подальше от него. А он словно кайфовал от этого – еще чаще, изощрённей поддевал меня.

Но были и хорошие моменты. Уже в конце этой недели меня ждет аванс. А еще через три недели я смогу снять нам с Соней жилье. Единственное, что огорчало меня во всей этой ситуации – мне приходилось каждый день судорожно искать, с кем бы оставить малышку. Карина не могла брать на себя заботу о ней постоянно, это было бы настоящим свинством с моей стороны – каждую смену просить подругу. У нее была своя личная жизнь, да и работа много сил отнимала. А сидеть с ребенком, тем более чужим – далеко не простая задачка. Пока что подруги выручали: то Алина, то Карина – но я понимала, что так долго продолжаться не может. Мне нужно было искать какой-то выход.

– Спасибо тебе, Карин! Я не знаю, что бы делала без тебя, – стоя в дверях ранним утром с малышкой на руках, целую на прощание подругу.

– Да брось ты благодарить, ты ведь подруга моя! – отмахивается Карина, помогая надеть Соне рюкзак. – Дай бог, тебе зарплату повысят как хорошему работнику, да хватит денег на няню. Все образуется, Лейла.

– Ага, поднимут, – нервный смешок слетает с губ. – Ты знаешь, какой вредный у меня начальник? Бр-р-р, – передергивает от воспоминаний о его шуточках. – И он, похоже, невзлюбил меня….

– Ну, не знаю… судя по твоим рассказам, я делаю вывод, что ты ему очень даже приглянулась, – смеется Карина.

– То есть от большой любви он называет меня Бобром.

– Ой, грубиян-то какой. Ей-богу, как пятнадцатилений мальчишка, – уже вовсю хохочет Карина.

– Вот точно! И спермотоксикоз у него на тот же возраст тянет! Ни дня без новой бабы, – закатив глаза, открываю дверь.

– Лейла, мужчины очень странные. Но есть одно верное утверждение: женщина может научиться управлять даже самым строптивым… Ты просто должна найти к нему подход.

– Это не для меня, ты же знаешь, – помахав на прощание, спускаюсь с малышкой вниз.

– Мама, – зовет меня дочка. Усевшись на сидение автобуса, наклоняюсь к ней поближе, дабы расслышать детский голосок среди громкого шума.

– Мама, а у тети Калины комната плинцессы, – произносит малышка, смотря на меня своими огромными глазками. – А когда у меня будет такая? Или я не плинцесса?

– Что ты, милая, конечно, ты самая настоящая принцесса! – поцеловав ее в щечку, убираю волосики с лица, закалывая их на макушечке. – А ты знаешь, что отличает принцессу от обычной девочки?

– Что? – спрашивает удивленно, смотря на меня во все глаза.

– Принцессы очень терпеливы. Ты подожди немножко еще, я обещаю, скоро будет у тебя своя комната, как у самой настоящей принцессы!

– А что там будет, мама? – радостно захлопав в ладошки, спрашивает Соня.

– Как в настоящем королевском замке! Будет камин, будет виден из окна красивый сад с райскими птичками, а огромный шкаф будет забит самыми лучшими игрушками!

Прижав к себе малышку, поднимаю глаза к автобусному окну. Смотрю на проносящиеся мимо фасады зданий и витрины магазинов, думая о том, что любой начальник мне нипочем. Я справлюсь с любой проблемой, лишь бы мой ребенок был счастлив и имел все, что должно быть у детей.

Выскочив из автобуса на своей остановке, мы привычно заходим в продуктовый магазин. Купив все, что нужно для обеда, прогулочным шагом движемся в сторону дома. Честно говоря, идти туда – нет никакого настроения. Старуха непременно придумает новый повод для ссоры. Снова начнет оскорблять, испытывая мое терпение. Эх, мне бы продержаться всего пару недель.

Зайдя в дом, быстренько проскакиваем в свою комнату. Судя по тишине вокруг, бабушка еще спит. Впрочем, это неудивительно. Она привыкла всю ночь смотреть телевизор или заниматься совершенно не подходящими для этого времени суток делами. Может, к примеру, затеять глажку или большую стирку. А может застрять в гостях у соседки и вернуться только под утро. А потом спит до обеда.

Воспользовавшись затишьем, веду Сонечку в кухню. Пока ребенок играет кубиками, я варю суп и делаю второе. Сегодня вечером у меня снова смена. Будет сложный день. Клуб устраивает грандиозную вечеринку для богатых клиентов. Не помню названия фирмы, но они как-то связаны с морем. Нам с Костей предстоит приготовить немало коктейлей и обслужить уйму народа.

Справившись с готовкой, убираю за собой. Покормив малышку, возвращаюсь в свою комнату. Осмотрев свой гардероб, понимаю, что идти-то мне сегодня на работу не в чем. Нужно срочно заняться стиркой.

– Морковка, давай я тебе дам раскраску и карандаши. Ты порисуй немного сама, а мама быстренько сделает одно важное дело, и мы сможем пойти с тобой погулять на площадку, – присев перед дочкой на колени, спрашиваю ее.

– Холошо, – кивает с серьезным видом. – Договолились, – вздохнув, усаживается за стол. Не могу удержаться от улыбки: маленькая, а уже такая рассудительная.

Оставив Сонечку, увлеченную картинками, отправляюсь в ванную. Следующие двадцать минут в усиленном режиме застирываю вещи. Делаю это вручную, дабы не разбудить шумом машинки старуху. Да и не любит она, когда я пользуюсь ее техникой. Сразу посыплются упреки.

Справившись со стиркой, выхожу во двор повесить белье на просушку. У нас дом небольшой, построенный еще в хрущевские времена, балконы у всех маленькие – вот и сушат белье все по старинке, на веревках во дворе.

Поздоровавшись с выходящим из подъезда соседом, дядей Пашей, заканчиваю свое занятие. Расправив на веревке последнюю футболку, подхватываю с земли тазик и вдруг слышу громкий плач своего ребенка. С замершим от испуга сердцем стрелой взлетаю на наш этаж. Вбежав в квартиру, на ходу сбросив тапочки в коридоре, несусь в комнату. От увиденной картины буквально сатанею.

Над сидящей за детским столиком горько плачущей Соней возвышается старуха. Крепко схватившись за ручку малышки, тычет другой рукой в рисунок ребенка, ругая ее.

– Что ты орешь? Выродок! – кричит женщина, приходя в бешенство от истерики Сони. – Я тебя уму разуму учу, а ты вся в мать свою, – цедит сквозь зубы пропитанным злостью тоном.

Сорвавшись с места, отталкиваю старуху от дочки. Поднимаю ребенка на руки, отходя на пару шагов.

– Лейка, сволочь ты такая! – взвизгнув от моей наглости, кричит, как безумная. – Вот твоя благодарность! Да если бы не я, ты бы… – шипит старуха.

– Я помню все хорошо, не надо мне постоянно повторять, – рычу на нее в ответ. – Сгнила бы на панели, помню. Не трогайте ребенка! Не надо ее нервировать, – прижав малышку к груди, пытаюсь успокоить, поглаживая спинку. Только Соня начинает еще горше плакать.

– Да она у тебя невоспитанная! Ты ж ею совсем не занимаешься, идиотка! – кричит, яростно тыча пальцем в нашу сторону. – Что из нее вырастет? Она и карандаш-то держать не умеет правильно, – даже у меня, у взрослой девушки, глохнут уши от крика этой чокнутой, а ребенок, совсем испуганный, только и может, что тихонько всхлипывать, прижимаясь всем тельцем к моей груди.

– Т-ш-ш, малышка, не плачь. Мама рядом, – поглаживая Соню по головке, покачиваю в руках.

– Побойся Бога, ей и трех лет нет, зачем ей правильно карандаш держать?! – вернув внимание к старухе, шиплю сквозь зубы.

Я всегда стараюсь избегать стычек и ссор с ней, но когда речь идет о моем ребенке, я глотку ей перегрызу, но в обиду Соню не дам.

– Как можно быть такой дурой?! – кричит ведьма, надвигаясь на меня. – Детей воспитывать надо сразу! А тебе не надо ни черта! Кинешь ей эти карандаши, лишь бы тебя не трогала! Ты из нее урода морального вырастишь!

– Можно подумать, ты меня воспитывала?!!

– А кто тебя воспитывал, неблагодарная! Только толку! Выросла вертихвостка! Всю неделю шляешься по ночам, непонятно где, с дитем! Раз такая мать хорошая, разве не знаешь, что у ребенка режим должен быть? А ты ее таскаешь по вертепам.

– Я не в вертепах пропадаю, я на работу вышла, а Соня у подруги ночевала. Разве я могу ее на тебя оставить?

– О, я ж говорила: вертеп! – ухмыляется довольно. – Где ж еще ночью-то работать можно? Да и куда тебя возьмут, кроме публичного дома?

– Замолчи! – не выдержав, кричу на нее. Не хочу больше слышать ее, не хочу с ней говорить. Пока все нервы не вытреплет, не успокоится. Я знаю, чего она добивается. Доведет меня до истерики, а сама со спокойной душой уйдет в свою комнату. Эта женщина – настоящий вампир. И сейчас у нее наконец-то получилось вывести меня на эмоции.

– Говорила тебе, куда рожаешь, иди, аборт делай, дура! Не послушала, теперь расплачиваешься за отсутствие мозгов! – кричит она, пока я лихорадочно переодеваю малышку, намереваясь уйти из этого дома.

– Это не мозги, бабушка, это называется любовь. Соня – моя дочь, и мне плевать, как трудно будет в жизни, ни за что ее не брошу, – понимаю, что глупо что-либо отвечать ей, но не могу удержаться. Слезы душат от того, насколько несправедливы ее слова. Справившись с одеждой, беру дочку на руки и, протиснувшись между стеной и перегородившей путь бабушкой, выхожу в коридор. Но женщина и не думает отступать.

– Скажи спасибо, что я еще в органы опеки на тебя не донесла! – выскочив вслед за нами, кричит. – Шалава ты подзаборная! Если продолжишь в том же духе, сдам ребенка в детский дом, хоть там ее уму-разуму научат!

Не желая дослушивать ее оскорбления, выхожу из квартиры, от всей души хлопнув напоследок дверью. Внутри настоящее цунами: меня трясет, хочется зарыдать в голос. Остановившись на лестничной площадке, держу за руку Соню, прикрыв глаза и делая несколько успокоительных вдохов. Я знаю, что рыдать бесполезно. Пробовала, и не раз. Кроме больной головы, это не приносит ничего. Все, что я могу сделать – постараться поскорей заработать денег, чтобы сбежать из этой клетки. Больше мне надеяться не на кого. Так уж сложилось, что в этом долбаном мире никто никогда не заступится за меня.

***

– Алин, я приеду часа в два ночи. Вас уже не стану будить, заберу Соню завтра утром, – разуваю малышку в прихожей соседки. Алина кивает, но выражение лица у нее не слишком довольное.

– Лейла, сегодня без проблем, но имей в виду, на следующей неделе Витя будет дома. У него какие-то трудности с документами – будет их решать. При всем своем желании не смогу Соню оставить. Ты ведь знаешь мужа, – в ее голосе проскальзывает неловкость.

– Все в порядке, я что-нибудь придумаю, ты и так меня то и дело выручаешь, – улыбнувшись, благодарно сжимаю ее плечо. – Вот, держи, здесь ужин: тефтели с макаронами и немного фруктов, – протягиваю девушке пакет с приготовленной едой.

– Могла бы и не волноваться. Я бы покормила ее, – хмурится Алина.

– Это было бы совсем наглостью, – поцеловав малышку, отпускаю ее в комнату. Попрощавшись с соседкой, выбегаю на улицу. До смены всего сорок минут, а мне еще добраться надо.

***

– Привет, красотка! – как только я появляюсь в зале, приветствует меня Костя.

– Привет, прости, что не пришла пораньше, автобус задержался, – виновато улыбнувшись, проскакиваю в раздевалку. Быстренько переодевшись, закалываю волосы и возвращаюсь к бару.

– Я на улице сегодня? – спрашиваю Костю, занятого натиранием до блеска бокалов.

– Да, можешь пока пиво в холодильник убрать?

Распаковав коробку, начинаю выкладывать бутылки, параллельно с этим осматривая зал. Вокруг царит суета: все куда-то бегут, что-то делают. Даже танцовщицы во главе с Ликой сегодня стараются, как никогда. Репетируют танцевальные па, выбирают музыку.

– Черт! – раздается вдруг за спиной. Обернувшись, вижу опускающуюся на барный стул Элю. Выглядит женщина усталой. Сжав виски пальцами, окидывает нас с Костей хмурым взглядом.

– Все в порядке? – спрашивает Костя, как и я, удивленный ее видом. Скривившись, Эля вздыхает.

– Лейла, будь другом – сделай мне кофе покрепче.

Кивнув, ставлю бутылку на стойку и подхожу к кофемашине.

– Сахара сколько? – вспоминая печальный опыт с Рахмановым, решаю уточнить.

– Да расслабься, малая, – смеется Костя, подмигнув. – Эля – наш человек.

– Два сахара, – отвечает Эля. Отвернувшись, принимаюсь за приготовление напитка.

– Что-то случилось? – раздается за спиной голос Кости.

– Армагеддон случился, – голос Эли безнадежно расстроенный. – Не знаю, что делать. Поставщики подвели, не привезли костюмы, а гости уже через несколько часов будут здесь.

– Значит, мне не нужно будет надевать уродливую шляпу в виде клешни краба? – радостно восклицает Костя.

– Нет, – бурчит в ответ Эля. – Ну конечно, Костя, смейся-смейся, – произносит с обидой в голосе. – А из меня Назар всю душу вытрясет, даже Лика не усмирит его пыл, – закатывает глаза, а мне смешно. Представляю, как она будет его пыл усмирять.

– Стоп. Ну, можно же что-нибудь придумать? – задумчиво почесав затылок, говорит Костя. А я ставлю перед Элей заказанный кофе.

– А что за вечеринка? – спрашиваю ее.

– Хозяева крупной рыбной компании устраивают корпоратив. Весь обслуживающий персонал должен быть одет в специально заказанные костюмы. Мы с Назаром специально в Милан летали, к одному крутому дизайнеру, чтобы пошить эти чертовы костюмы. А поставщики застряли на таможне и раньше завтрашнего утра мне ничего не привезут. А на кой черт мне эти костюмы завтрашним утром? – взрывается ругательствами, но, повернувшись в сторону входа, вдруг резко отворачивается.

– Черт, Назар идет, – шипит она, едва ли не вжимаясь в стойку.

Замечаю только что вошедшего в зал Рахманова в сопровождении второго директора, того, кто принимал меня на работу. Мужчины о чем-то переговариваются, двигаясь по направлению кабинета. Взгляд сам собой цепляется за фигуру Назара. Не могу не восхищаться чувством вкуса и красотой этого негодяя. Какой бы сволочью он ни был, но при виде него каждый раз сердце в груди замирает. Сегодня на мужчине светло-голубые джинсы и белая футболка, обтягивающая его мускулистый торс, будто вторая кожа. На загорелой груди поблескивает какой-то кулон на золотой цепочке. Ей-богу, он будто звезда голливудская, сияет даже без солнца.

Артем Александрович исчезает в глубине коридора, а Назар останавливается. Будто почувствовав мой взгляд, внезапно оборачивается. Испуганно опускаю глаза, спрятавшись за спину Кости. Подсматривать за ним, пока тот не видит – это одно, и уже совсем другое – нарываться на новые шутки и обидные прозвища.

– Эля! – раздается его громкий голос. Испуганная администратор подпрыгивает на месте. – Пройди в кабинет, – бросает ей мужчина, а я облегченно вздыхаю, радуясь, что меня миновало счастье быть замеченной им.

– Ну вот, – вздыхает она огорченно. – И кофе перед смертью не успела выпить, – взяв со стойки папки с бумагами, сползает со стула и направляется к Назару, ожидающему ее. А мне вдруг так стыдно становится за свои трусливые мысли, за то, что, спрятавшись, я подставила женщину. Нужно что-то придумать, как-то помочь ей. В голове вдруг вспыхивает шальная мысль. А дальше действую на уровне инстинктов.

– Эля! – окликаю женщину. Обернувшись, оба шефа удивленно смотрят на меня.

– Мне нужно срочно кое-что вам сообщить, – произношу, не дыша от волнения, а потом поворачиваюсь к начальнику. – Добрый день, Назар Альбертович, – робко улыбнувшись.

– Привет, – бурчит, все еще не придя в себя от удивления.

– Сейчас? – спрашивает Эля, когда я возвращаю к ней взгляд.

– Да, это очень срочно, – сделав ударение на слове «очень». – По тому самому вопросу… – вкладываю во взгляд все красноречие.

Кивнув, Эля извиняется перед Назаром, пообещав быть в его кабинете через пару минут. Назар исчезает в глубине коридора, а я возвращаюсь к стойке.

– Что у тебя? – спрашивает Эля, недоуменно хмурясь.

– Мне кажется, я знаю, как спасти вас, – отвечаю, нервно заламывая пальцы. Клянусь, дико боюсь предлагать этот вариант, но другого выхода нет. Переглянувшись с Костей, Эля кивает, намекая, чтобы я побыстрей начала излагать свой вариант.

– А если нам нарисовать костюмы?

– Что? – восклицают в один голос Эля с Костей.

– Боди-арт. Давайте разрисуем всех в морской тематике. Можно девочкам надеть купальники и сделать рисунок, начиная от лица, по шее перейти на тело до пояса, – демонстрируя на себе руками. – Парней так вообще по пояс раздеть можно, – выпалив это на одном дыхании, замираю, ожидая ответа.

Эля молчит. Нервно постукивая пальцами по поверхности стойки, не сводит с меня хмурого взгляда.

– Задумка интересная, – вдруг произносит она. – Но кто это может сделать? Нужен художник.

– Я могу попытаться, – мой голос еле слышен от волнения. А когда на меня устремляется две пары удивленных глаз, и вовсе ноги дрожать начинают.

– Ты рисуешь? – спрашивает Костя.

– Да, но предупреждаю сразу, опыт боди-арта был всего пару раз, – спешу заметить. – Но у нас ведь вариантов немного. Вы же сами говорите, что Назар Альбертович будет очень зол, – поднимаю глаза на Элю. Кивнув в ответ, женщина спрашивает:

– Сколько тебе на это времени потребуется?

– Сколько у нас персонала? – пытаюсь подсчитать в уме, как правильнее распределить оставшееся до вечера время.

– Десять человек, плюс ты и Костя. Начало вечера в семь часов, – тут же отвечает Эля, открывая свой ежедневник, делает какие-то записи в нем. Посмотрев на настенные часы, совершаю в уме подсчеты.

– Тогда мне нужно начинать прямо сейчас, – вздыхаю, понимая, что одной мне справиться в кратчайшие сроки будет непросто. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.

– Так чего мы ждем? – разводя руки в стороны, спрашивает Костя.

– Мне нужно забрать краски из дома, – с ужасом думаю о том, что на дорогу уйдет добрых пару часов. Ведь автобусы не так часто ходят по этому маршруту.

– Костя, я зову Пашу, путь оставляет бассейн, заменит тебя, пока вы с Лейлой поедете за красками, – в голосе Эли и следа не осталось от волнения и неуверенности. Она снова решительная и жесткая начальница.

– Но у него закончилась смена, – хмурится Костя.

– Задержится, не умрет, – рычит в ответ Эля. – Быстренько возьмите все, что нужно Лейле, и пулей обратно, – командует она. – Кстати, если что-то купить нужно, я дам денег.

– Нет, у меня все есть, – качаю головой. – Единственное, если вам не сложно, погуглите картинки с боди-артом на эту тематику. Пусть каждый выберет, что хочет, чтобы мы не тратили на это время.

– Будет сделано, – кивает Эля.

***

– Мы поедем на нем? – не могу сдержать удивления при виде мотоцикла, к которому меня привел Костя.

– Да, если ты не против, конечно, – хохотнув, Костя вытаскивает из рюкзака мотоциклетный шлем и вручает его мне.

– А ты? – вертя в руках эту огромную штуку, смотрю удивленно на то, как, перекинув ногу через хромированного зверя, Костя заводит мотор.

– Я обычно один на нем гоняю и запасных шлемов не держу, – пожимает плечами, улыбаясь.

– Но это ведь небезопасно, – произношу испуганно. Костя делает знак, чтобы я подошла к нему. Выполняю его просьбу. Забрав из моих рук средство защиты, он надевает его мне на голову.

– Все будет в порядке, ты, главное, держись крепче, – подмигнув, одаривает меня сияющей улыбкой. Перекинув ногу, усаживаюсь на байк, радуясь тому, что благодаря этой круглой штуке на голове, не видно, насколько Костина улыбка смутила меня. Я буквально чувствую, как пылают мои щеки.

Костя срывается с места, а меня откидывает назад. Испуганно прижимаюсь к нему, крепко сцепив руки на талии мужчины. Чувствую себя чрезвычайно смущенно и неуверенно. А еще мне очень страшно. Но все эти ощущения не могут перебить страх того, что Костя может столкнуться во дворе с моей бабушкой. В это время она обычно сидит на лавочке вместе со своими подружками. Не дай бог, увидит меня, приехавшей на байке с мужчиной, всю голову мне проест. Всю дорогу лихорадочно обдумываю сложившуюся ситуацию. А когда Костя останавливается на перекрестке перед моей улицей, называю ему другой номер дома. Пусть лучше подождет меня в соседнем дворе.

– Приехали, – произносит он, затормозив у обочины. Спрыгнув с мотоцикла, вижу, что в нескольких метрах от нас в кругу подруг стоит бабушка.

Черт. От досады хочется расплакаться. Ну что за невезение такое? Заметив мое волнение, Костя смотрит в сторону женщин.

– Ты чего так распереживалась? – спрашивает, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Там моя бабушка стоит. Она очень строгая, и если увидит, что я на этом чудовище приехала, то будут проблемы, – вздыхаю огорченно, хватаясь за шлем, пытаюсь его снять. Но Костя убирает мои руки.

– Тогда в шлеме иди, она тебя не узнает, – хихикает он.

– Молодец, здорово придумал, умник, – хлопнув с досады его по руке, упрямо снимаю шлем. Обернувшись, облегченно вздыхаю, увидев, что бабушка вместе со всей компанией старух только что зашла во двор к соседке.

– Я мигом. Побудь здесь, – приказываю ему и срываюсь к дому.

Забежав в спальню, достаю из шкафа свой рюкзак и, открыв ящик стола, набиваю его различными тюбиками и кисточками. Собрав все необходимое, закидываю рюкзак за спину и бегом возвращаюсь к Косте.

– Все, едем, – спешно натянув на голову шлем, обнимаю мужчину. Не терпится поскорее уехать отсюда. Мне и так несказанно повезло остаться незамеченной.

***

Возвратившись в клуб, мы тут же приступили к делу. Костя вернулся за стойку, а меня посадили в раздевалке. Расставив все тюбики и баночки, первым делом принялась за украшение официантов. Все были очень взволнованны и в первое время относились к нашей задумке с недоверием. Но, несмотря на сомнения, девочки сменили форменные футболки на верх от купальника и, выбрав каждая себе рисунок, встали в очередь.

Следующие три часа пролетели незаметно. Сконцентрировавшись на деле, я старательно вырисовывала на полуобнаженных телах рисунки. Девушки в основном выбирали себе русалок или ярких рыбок. Результат моего труда привел в восторг не только сотрудниц, но и меня саму. Не хвастаясь, скажу, что получилось волшебно. Рисунок начинался на правой стороне лица, шел вниз вдоль шеи и распространялся по правому боку до пояса. Я изображала морские волны в насыщенно-голубых тонах, с помощью разноцветных страз и белой краски выводила причудливую чешую, дополняя эти наброски смелыми мазками желтого, красного и изумрудного цветов. В дополнение к общей картине, по просьбе девочек изобразила морскую волну на тыльной стороне кистей рук, также украсив рисунок стразами.

Пока девушки восторженно осматривали себя в зеркало, очередь дошла до парней. На их полуобнаженных телах я разместила брутальные картинки. В основном хищных акул или морских чудовищ, царапающих когтистыми лапами мужскую грудь. Закончив с последним в очереди официантом, я выстроила ребят в ряд, попросив разрешения сфотографировать их. Решила послать свою работу девчонкам, похвастаться.

Не успели все разойтись, в комнату вошла Эля. Пройдясь по всем ребятам внимательным взглядом, восторженно воскликнула:

– Лейла, это просто космос какой-то! Получилось очень круто! Думаю, все гости будут в полном восторге!

Расчувствовавшись окончательно, женщина притянула меня в свои объятия. Не ожидая такой бурной реакции, я так и осталась стоять неподвижно, разведя в стороны испачканные в краске руки, пока Эля прижимала меня к своей груди. Спустя минуту, наконец, выпустив меня, вернула внимание к официантам.

– Так, чего встали. Давайте, за дело! Через два часа уже гости придут, а у нас работы – непочатый край, возвращайтесь к своим обязанностям! – хлопнув в ладоши для пущего эффекта.

– Лейла, а Костя? – спрашивает, вдруг вспомнив о парне.

– Костя наотрез отказался. Сказал, что и так весь в рисунках, – улыбаюсь, вспоминая, с какой гордостью он демонстрировал мне свои тату.

– Ясно, – хмурится она, убрав руки на пояс. – А мне можешь нарисовать?

Несказанно удивленная столь неожиданной просьбой, способна только на то, чтобы кивнуть в знак согласия. Улыбнувшись, Эля вдруг начинает расстегивать блузку. Думаю отвернуться, дабы не смущать ее, но женщина начинает смеяться.

– Я уже в купальнике, не переживай, – сбросив с плеч одежду, усаживается на стол.

Кивнув, приступаю к работе. Эля просит превратить ее в причудливую рыбку. Подумав немного, решаю выполнить рисунок в разнообразных оттенках. Он идет от правой стороны плеча к левому боку. Ярко-сиреневого цвета рыбка с крупной искрящейся, переливающейся оттенками розового и лилового чешуей. По разным сторонам от нее летят голубые, аквамариновые, бирюзовые брызги, стекая к ногам. Немало времени уходит на расстановку акцентов: добавление в нужных местах блесток и страз.

– Смотрела твои документы, ты, оказывается, учишься на дизайнера, – вдруг произносит Эля.

– Да, дизайнер интерьера. Пока третий курс, – смущенно улыбнувшись, возвращаюсь к своему занятию. Честно говоря, дается рисунок с трудом. Сказывается трехчасовое непрерывное стояние в согнутом положении с кистью в руках. Я немного утомлена, но гоню прочь все дурные мысли. Я просто обязана не ударить лицом в грязь, раз пообещала помочь Эле.

– Я еще кое-что увидела, чего недосмотрела в прошлый раз, – произносит она.

В ответ на мой удивленный взгляд поясняет:

– У тебя дочка есть. Признаюсь, была удивлена этим фактом. Тебе всего двадцать…

– Да, я родила ее в 18, – озвучив очевидный факт, прячу взгляд, опасаясь, что начнется допрос, и мне снова придется лгать насчет Сониного папы.

Эля молчит. По ее задумчивому взгляду понимаю, что вопросы еще не закончились.

– Я так поняла, мужа у тебя нет, на кого же ты малышку оставляешь, пока сама на работе?

– Когда как, – пожимаю плечами, пытаюсь выглядеть спокойно, но, по всей видимости, от Эли не ускользает моя нервозность.

– Подруги выручают, но, конечно, это не выход. А дома оставлять не могу, я с бабушкой живу, а у нас с ней… не очень хорошие отношения, – на последней фразе с губ слетает нервный смешок. Конечно, не совсем верное определение, но вдаваться в подробности нет никакого желания. Тем более, неизвестно, как на эту новость отреагирует начальство. Возможно, им не понравится, что работник тонет в море житейских проблем.

– Сколько твоей дочке? – спрашивает Эля.

– Через четыре месяца три года исполнится, – продолжаю работать над деталями рисунка, боясь взглянуть в глаза женщине.

– Я помогу тебе, – вдруг произносит она. Удивленная, замираю. Поднимаю в нерешительности глаза. На губах Эли искрится дружелюбная улыбка.

– В гостинице при клубе есть детский садик. В основном там маленькая группа, человек пять максимум набирается. Это дети высокопоставленных гостей, проживающих в нашем заведении. Так называемый садик работает семь дней в неделю. Деток забирают в восемь вечера, но есть и те, кто остается с ночевкой. Я дружу с администратором гостиницы и могу договориться, чтобы туда пристроили твою дочку, и она могла оставаться в саду на время твоих ночных смен.

– Ох, это было бы прекрасным выходом из ситуации. Но потяну ли я с оплатой? У меня сейчас с деньгами совсем туго, – расстроенно вздыхаю, вспомнив, что до зарплаты еще целый месяц.

– А никакой оплаты и не нужно. Ты выручила меня, а я – тебя. Так что ни о чем не волнуйся, – улыбнувшись, замолкает. А теперь мне хочется сжать ее в объятиях. От эмоций, заполонивших меня после ее слов, слезы на глаза наворачиваются.

– Спасибо вам огромное… я… я даже не знаю, что сказать… вы не представляете, как выручаете меня, – смахнув с лица слезы, случайно пачкаюсь в краске.

– Обниматься не будем, испортишь мою рыбку, – подмигнув, отклоняется немного назад, опираясь локтями о стол, предоставляя мне возможность закончить рисунок.

После обещаний Эли у меня начинают дрожать руки. Сейчас внутри столько эмоций, что хочется кричать от счастья во все горло. Хочется прыгать, скакать, делать всевозможные экспрессивные вещи, дабы хоть как-то выразить свою бесконечную радость. Но вместо этого, послушно кивнув, возвращаюсь к своему занятию, нанося последние штрихи.

Внезапно открывается дверь, и в помещение заходит господин Рахманов во всей своей красе. Окинув пространство изучающим взглядом, останавливает его на Эле.

– Че это вы делаете? – приближается не спеша к администратору. Я же усиленно прячу от него взгляд, воспользовавшись своей занятостью. Тщательнее обычного вывожу штрих за штрихом. С появлением мужчины в комнате атмосфера стала такой напряженно-тяжелой, кажется, сам воздух наэлектризовался. Неприятное волнение поселяется в груди, будто в любой момент может прогреметь взрыв.

– Это то, о чем ты не стал слушать, – спокойно, немного ленивым тоном отвечает Эля, не шелохнувшись. – Наши костюмы, – добавляет через пару секунд молчания.

– А как же те, что мы заказывали? – нахмурившись, задумчиво потирает лоб грозный шеф.

– Назар, это прошлый век, – отмахивается Эля так, будто шеф несусветную глупость сморозил. – Ты же не хочешь, чтобы нас обвинили в безвкусице, – накручивая на палец локон волос, заявляет она. А я диву даюсь. Это же надо уметь так ловко перекручивать невыгодную для себя ситуацию. Эля, не моргнув глазом, сделала виновником ситуации Назара. И самое главное, как убедительно она звучит! Если бы не знала всей ситуации, поверила бы.

– Хорошо ты придумала, – ухмыляется Назар такой наглости. – А бабло, что мы заплатили тому старому пердуну? Ты ведь сама говорила, что он крутой дизайнер, – его голос такой обиженный, что мне невольно хочется рассмеяться. И это слово, употребленное им… Боже, если бы этот мужчина не был такой задницей, я бы могла назвать его милым.

– Назар, эти костюмы останутся у нас. А сейчас я решила, что мы сделаем так, – ни на секунду не проникшись речью шефа, отвечает Эля.

Поморщившись, Рахманов тяжело вздыхает.

– Ты меня в могилу сведёшь своими выкрутасами! – вскипает он. Желая хоть немного разрядить обстановку, отстраняюсь от Эли.

– Все готово, – произношу как можно громче. Желаемый эффект достигнут. В комнате воцаряется тишина. Соскочив со стола, неспешным шагом Эля подходит к зеркалу, рассматривая свое отражение.

– Ну, как я тебе? – спрашивает притихшего Назара, кружась на месте.

– Выглядишь горячо… – протягивает, окидывая ее раздевающим взглядом. А потом вдруг поворачивается ко мне.

– Это ты сама сделала, бобёр?

Снова краснею. Это обидное прозвище выбивает почву из-под ног.

– Ее Лейла зовут, Назар, – бросив в него испепеляющий взгляд, чеканит Эля. Но Назар будто и не слышит ее уже. Сунув руки в карманы джинсов, медленно приближается ко мне. Испуганная его вниманием, пячусь назад, но через два шага упираюсь спиной в поверхность стола. Путь отрезан. Замираю под насмешливым взглядом голубых глаз. Назар будто чувствует мое волнение. Слегка склонив голову, кривит губы в ухмылке.

– А девочек-танцовщиц можешь разрисовать? – его тихий хрипловатый голос пускает волны вибрации по коже. Но слова мужчины отрезвляют получше холодной воды. При мысли, что мне придется разрисовывать противную Лику, дурно становится.

– Нет, не успею. До начала осталось всего два часа, а мне еще бар готовить, – виновато улыбнувшись, качаю головой. Назар молчит. Кивнув головой, отворачивается к Эле, все еще крутящейся перед зеркалом. Не тратя времени, быстренько собираю краски в рюкзак, желая как можно быстрее сбежать отсюда. Но не успеваю погрузить несколько последних тюбиков, его рука накрывает мою, блокируя движения. Испуганно замираю, поднимая растерянный взгляд на мужчину. Он стоит так близко ко мне, что я замечаю красивые длинные и изогнутые ресницы. И по цвету они намного темнее волос.

– А мне можешь нарисовать? – спрашивает он, одаривая меня фирменным прищуром.

– Вам успею, – севшим голосом.

– Отлично, – улыбнувшись, одним движением стягивает с себя футболку. А у меня дыхание перехватывает от представившейся моему взору картины. От малейшего движения рук его мускулы, будто волны, перекатываются. Завороженная, с открытым ртом смотрю на четкие кубики пресса, на маленькие горошины сосков его накачанной груди. Кажется, даже в горле пересохло.

– Чего зависла? Передумала? – раздается вдруг его насмешливый голос. Придя в себя, спешу отвести взгляд от его тела.

– Нет, что вы, – прячу волнение за нервным смехом. – Что вам нарисовать?

Усевшись на стол, задумчиво смотрит на потолок.

– Рисуй что-нибудь горячее… чтобы, увидев меня, все бабы ноги раздвигали и бросались на мое шикарное тело, – смотря на меня в упор, улыбается. Сволочь. Снова издевается. Но я не доставлю ему радости. Не покажу, что он задел меня своими словами. Кивнув в ответ, приступаю к работе. Каждую секунду приходится повторять про себя будто мантру, что этот мужчина плохой и совсем не может быть предметом воздыхания. Но руки все равно трясутся, словно у первокурсницы. Нежно касаясь его кожи, веду кисточкой вдоль линии скул. Я не стану рисовать ему ничего красивого. Я нарисую то, с чем этот мужчина ассоциируется у меня. Чудовище прямиком из морской глубины. Его огромные щупальца расползаются по всему телу Рахманова. А зловещие глаза смотрят, будто в мою душу вторгаются так же, как и Назар, вселяя ледяной ужас. Пока рисую, чувствую его огненный взгляд на своей груди. Кажется, еще чуть-чуть – и под его прицелом мое сердце запылает огнем.

Игнорируя эти ощущения, прорисовываю щупальце монстра у самых его губ. Боже, до чего красивый мужчина. Так бы вечно касалась нежной кожи его чувственных губ. Пугаюсь собственных мыслей. Хочу было отстраниться, но вдруг чувствую прикосновение его руки к ключицам. Испуганно отскакиваю, но Назар не дает. Крепко сжав в кулаке кулон, не дает отстраниться.

– Скорпион? – спрашивает, задумчиво вертя в пальцах украшение.

– Д-да, – накрываю его горячую ладонь своими холодными пальцами, пытаясь высвободить кулон, но под прицелом его глаз теряю боевой настрой. Несколько секунд он молчит, удерживая меня. Смотрит мне в глаза, путая все до единой мысли, заставляя кипеть кровь в жилах. И когда я уже хочу взмолиться, позорно просить, чтобы он отпустил меня, Назар разжимает пальцы, даруя мне свободу.

Отвернувшись к стойке, пользуюсь моментом. Делая вид, будто смешиваю краски, пытаюсь привести чувства в порядок. Вот только предательская дрожь никак не хочет покидать мои руки.

Повернувшись к нему, продолжаю рисовать. Успеваю несколько раз пожалеть о своей инициативе. Я подумать не могла, что Назар захочет получить рисунок на свое тело. А делать это крайне тяжело. Мужчина будто своим долгом считает выводить меня из равновесия. Вот и сейчас с донельзя довольным видом продолжает пялиться на мою грудь.

– У тебя очень красивые … глаза, бобрик… – сделав красноречивую заминку, ухмыляется он. Устав от его нападок, отстраняюсь немного. Решаю попробовать тактику Эли.

– Глаза у меня немного выше, – отвечаю ему той же наглой улыбкой. Но мужчина ни капельки не смущен. Пожав плечами, слегка приподнимает уголки губ.

– Что я могу поделать, сиськи у тебя еще красивей…

Так и хочется двинуть по его наглой физиономии. Да так, чтоб мало не показалось. Но я отвечаю ему лишь злобным прищуром.

– Назар Альбертович, не болтайте, а то смажется все…

– Как скажешь, бобрик, – снова довольный смешок.

– Вы можете не называть меня бобриком? У меня имя, вообще-то, есть, – возмущенно вскидываю бровь, отстраняюсь, складывая руки на груди.

– Ты такая смешная… – начинает хохотать. – Вон, щеки как надула, – я хочу было уйти, но, резко подавшись вперед, он хватает мою руку. Удерживая ее, поглаживает большим пальцем тыльную сторону кисти. Смотрю в его глаза, умирая от этой ласки. Обнаженный, опасный, ослепительно-красивый… – он настоящий яд для меня.

– Расслабься, бобрик, – шепчет Назар, убирая с моего лица выбившиеся пряди волос. – Ты же понимаешь, чем больше дуешься, тем больше удовольствия мне это доставляет, – резко притянув к себе, шепчет на ухо.

– И с чудовищем ты не угадала. Любая рада будет раздвинуть ноги, даже если ты нарисуешь на мне самого черта.

Оттолкнув его, отхожу, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Он разозлил меня. Своей непробиваемой наглостью и пошлостью. Я больше не стану молчать.

– Это не черт, это в сто раз хуже. Это зловредный Ику-Торсо. Он так же, как и вы, сеет вокруг себя хаос. Он был богом войны и болезней. Но однажды его пленили и наказали. Желая выбраться на свободу, он дал слово вести себя хорошо. И теперь не может выходить из воды на сушу, туда, где любил бывать… Так и вы. Однажды найдется тот, кто сможет наказать вас, усмирить. Однажды вы поймете, как можно страдать от одного обидного слова. И сделаете все, чтобы унять эту агонию в своей душе. Одумайтесь, пока не стало поздно…