Читать книгу За гранью грядущего. Роман - Виолетта Трофимова - Страница 3

Глава 1

Эта история начиналась как волшебная сказка в стране, в которой так любят сказки – в Америке. Дейзи и Лайм Милланы жили в пригороде Бостона в небольшом уютном доме. Дейзи было двадцать два. Стройная, красивая девушка с пушистыми золотыми волосами до плеч и серыми глазами с карими прожилками, она была начинающей эстрадной певицей «с будущим». Ее считали тонкой и нежной. Она и была такой. Она была ко всем очень доброжелательной.

Лайму было тридцать семь, он тоже был красив, но другой, южной красотой: брюнет с карими глазами, на полголовы выше Дейзи, несколько склонен к полноте, однако удивительно пропорционально сложен. Его мать была индианкой, а отец – американцем с шотландскими корнями. Его родители умерли задолго до его женитьбы на Дейзи. Лайм заведовал кафедрой восточной философии в Гарвардском университете. Он был необыкновенно обаятельным, и редко кого не притягивали его темные завораживающие глаза.

Они были женаты полтора года, и оба считали это время лучшим в своей жизни. Они любили друг друга самозабвенно и практически не ссорились. У них были схожие вкусы: им нравились одни и те же книги, одна и та же музыка, одни и те же спектакли. Они хорошо понимали друг друга.

Их роман был коротким – они поженились в течение недели. Они отдались своему чувству раз и навсегда, и оттого их любовь как будто возрастала день ото дня. До брака Дейзи пришлось многое претерпеть, и в душе она была скептиком, но Лайму доверяла полностью. Она считала его самым искренним человеком на свете.

Их совместная жизнь протекала под знаком сказочной истории, которая произошла с Лаймом лет десять тому назад. Из начинающего, хотя и перспективного ученого благодаря выступлению на одной из конференций он превратился в настоящую звезду. Его рвали на части ведущие университеты страны, и он выбрал Гарвард. Дейзи была знакома с людьми, которые помогли Лайму попасть на ту конференцию. Это были милые, интеллигентные мужчины и женщины, по большей части, профессора Гарвардского и Колумбийского университетов. Они с симпатией относились к Дейзи, отмечали ее талант. Девушка отвечала им уважением, хотя и не слишком любила принимать их всех разом в своем доме.

Дейзи считала себя нерешительной. Она почти не выступала на сцене до замужества. Знакомые Лайма и знакомые его знакомых помогали ей находить залы, а один из его приятелей договорился с владельцем известной студии звукозаписи, чтобы Дейзи записала там дебютный альбом. Девушка была благодарна мужу за столь активную помощь, хотя в глубине души надеялась, что всего сможет достичь сама, без чьей-либо поддержки.

Каждое утро Дейзи отправлялась на машине на студию. Лайм обычно вставал раньше и уезжал на работу на своем джипе, благо у них у каждого был собственный автомобиль. Дейзи поднималась с постели позднее и после легкого завтрака садилась в маленькую спортивную машину редкого розового цвета. Она водила хорошо – она все делала на высшем уровне.

Была зима, теплая и совсем без снега. Дейзи ехала на большой скорости по автобану, думая о тех песнях, которые ей предстояло записать в ближайшие дни. Некоторые из них она сочинила на стихи Лайма. Он был талантливым поэтом-любителем. Большую часть стихов Лайм написал до брака, однако Дейзи казалось, что все они посвящались именно ей. Она любила его стихи, его умные книги по философии. Она любила все, что он делал.

За окном машины завывал ветер, и впереди уже показались первые бостонские небоскребы. Дейзи нравился этот город, хотя, когда она впервые сюда приехала, ее ждало разочарование. Вместо старинного городка с маленькими домиками и узкими улочками девушка попала в большой современный город с небоскребами и лишь редкими вкраплениями старых зданий. Теперь Дейзи привыкла к Бостону и никуда уезжать отсюда не хотела.

Звукорежиссер был приятным молодым человеком. Дейзи нравилась деловая атмосфера, которую он создавал в студии – никаких заигрываний, никаких лишних слов. Запись была непростой: сначала аккомпанемент на фортепиано, потом включение других инструментов и, наконец, голос. Работа была, прямо скажем, рутинная, но Дейзи не жаловалась. Самой трудной была партия фортепиано, которую девушка исполняла сама. С другими инструментами особых проблем не было, а вот, что касается голоса… Здесь было когда как. Иногда Дейзи удавалось сделать отличную запись с первого дубля, иногда – только с десятого-одиннадцатого. Диск обещал быть большим – песен двадцать пять – тридцать. Это были сплошь композиции Дейзи, примерно половина того, что уже было ею написано. Альбому прочили большой успех, судя по тому, как принимали Дейзи на ее концертах. Конечно, девушка была пока только известной певицей, а не знаменитой. Дейзи мечтала о Карнеги-холле, но вынуждена была довольствоваться небольшими залами в Бостоне и других городах восточного побережья. Она с успехом выступила в зале Колумбийского университета на Рождество, о ней стали говорить и даже писать в газетах. Дейзи вспоминала, как пыталась пробиться на сцену до замужества. Слушателям-непрофессионалам она нравилась, а вот профессиональные музыканты критиковали ее за не должным образом поставленный голос и слишком простой аккомпанемент. Теперь статьи были неизменно доброжелательными и порой даже откровенно хвалебными. Заслуживала ли этого Дейзи? Она считала, что да. Она много работала и стала профессиональной певицей, а талант и актерские способности были даны ей природой. Да, она пока выступала в маленьких залах, но у нее все было впереди. Как сказал один из знакомых ей журналистов, пишущих об искусстве, «Ты станешь звездой международного масштаба, но сначала нужно приучить людей к твоей не укладывающейся ни в какие рамки манере исполнения. Однажды перед тобой откроются двери лучших залов страны, но нужно еще немного подождать. Ты еще молодая». Дейзи знала, что в этих словах есть доля правды. А пока она, практически не вступая в дискуссию с режиссером, записывала дубль за дублем. Девушка никак не могла привыкнуть к оторванности партии фортепиано от голоса. На концертах она всегда сама себе аккомпанировала и чувствовала, что руки, горло, все тело находятся в единстве. То, что происходило в студии, Дейзи про себя в шутку называла «раздвоением личности».

На улице пошел снег. Запись песни подошла к концу.

– Как же ты пойдешь без зонта? – спросил звукорежиссер.

– Все в порядке, – с улыбкой ответила Дейзи. – Моя машина недалеко.

Режиссер минуты две колдовал над пультом, затем встал и сказал:

– На сегодня план выполнен. Ты молодец.

– Да, на сегодня план выполнен, – эхом отозвалась Дейзи. – Спасибо.

Она тоже встала, чувствуя усталость в ногах. Во время записи ей почти не удалось посидеть. Дейзи оставалась собой во всем – от одежды до собственных мелодий. Она могла показаться несколько старомодной – шерстяные брюки в клетку, классический пиджак. Она была изящной, и, возможно, ей недоставало лишь одного – величественности. Дейзи выглядела очень молодо, и в этом, вероятно, таилась тому причина. Девушка была тонкой, легкой и почти эфемерной.

Дейзи пожала руку режиссеру, распрощалась с ним и вышла на улицу. Валил снег, она быстро добежала до машины и села за руль. В салоне было тепло и уютно. Дейзи чувствовала удовлетворение. Она подумала о том, дома ли уже Лайм. Иногда он возвращался с работы раньше нее. Девушке пришло на ум, что их жизнь похожа на солнечные мелодии в стиле кантри, которые она записывала на днях. Единственное, что ее беспокоило, – это странные приступы отчаяния, которые иногда охватывали Лайма. Не так давно она видела его в таком состоянии. Он стоял, прижавшись лицом к стене, и, когда обернулся, на его лице было выражение такого горя, что девушке стало страшно. Лайм довольно быстро пришел в себя, изо всех сил успокаивал ее, говоря, что нет ничего страшного и ей не о чем беспокоиться. Дейзи также не раз замечала слезы в его глазах, когда сообщали о каких-то бедствиях. Она знала, что у него большое, доброе сердце. Иногда девушка просто боялась его реакции на те или иные печальные события и сама рассказывала о них как можно спокойнее. Но, несмотря на это, Дейзи чувствовала себя за ним как за каменной спиной.

Когда она приехала домой, ужин уже стоял на столе, а Лайм принимал ванну. Дейзи быстро скинула с себя одежду, надела купальный халат и вошла в ванную комнату. Дверь была не заперта.

– Привет, Лайм.

– Здравствуй, Дейзи.

Девушка сбросила халат и забралась в ванну к мужу. Он притянул ее к себе, она с удовольствием ощутила его гладкое тело под своими пальцами. Дейзи не собиралась заниматься с Лаймом любовью в ванне, но ей доставляло наслаждение ласкать его.

– Ты устала? – спросил он. – Хочешь есть?

– Да нет, не устала, – отозвалась Дейзи, откинув назад голову, рискуя замочить волосы. – А есть хочу.

Девушка вышла из ванны и завернулась в полотенце. Лайм невольно залюбовался ее красивыми икрами. Она выпорхнула в коридор и отправилась в столовую, где ее ждал ужин, приготовленный мужем. Дейзи обожала всевозможные салаты, и сама их великолепно готовила. Лайм любил сладкое, пек восхитительные торты и пирожные, а также делал чудеса из риса, который девушка в чистом виде терпеть не могла.

Он сел напротив нее. Белая рубашка удачно оттеняла его смуглую кожу. Он был красив, и Дейзи невольно подумала о том, что у них до сих пор нет детей. Раньше, когда она была девочкой, она считала, что ребенок должен появиться через год после свадьбы. Но жизнь распорядилась по-своему. Дейзи была занята, и ей некогда было бы заниматься ребенком. Она должна стать знаменитой, а потом у нее будут дети, обязательно будут дети.

– Как дела на работе? – спросила Дейзи мужа.

– Все по-прежнему. По-моему, ты читала мои последние книги.

– Да, очень интересно. Индийская философия очень глубокая и вместе с тем красочная. Но, честно говоря, мне больше всего нравятся «Беседы Маркандейи» из «Махабхараты». Прочитаешь – прямо мурашки по коже.

Лайм улыбнулся.

– Я тоже люблю это произведение. В одной из своих статей я назвал его Упанишадой. Может, мне стоит написать о нем отдельную работу?

– Может быть.

– А как твоя запись?

– Хорошо.

– Кстати, что говорят на студии по поводу съемок клипа на «Песню тебе»?

– Пока ничего вразумительного.

– Слушай, я говорил сегодня с миссис Браун. Ее сын – известный клипмейкер, и он готов помочь тебе, раз на студии, как ты говоришь, никаких изменений.

– Именно так. Ты знаешь, мне нравится работать с Питером, он деловой и профессиональный, но, что касается клипа… А сын миссис Браун, он действительно готов мною заняться?

– Да, действительно. Он готов снять клип на «Песню тебе». Это ведь едва ли не лучшее твое произведение.

– Наше. Ведь это ты – автор слов.

– Но именно ты сделала из него чудо.

– Но во что это обойдется?

– Он сказал, что готов снимать практически без денег.

– Как это?

– Он уверен в успехе и в хорошей прибыли. У него свои расчеты, я в них не вдавался.

– Это просто здорово. Но как насчет сценария? Я ведь уже все продумала, вплоть до костюмов. У меня все в голове. Я должна играть принцессу, которая живет в замке, вдали от своего рыцаря, и поет эту песню, и ее единственное желание – быть с ним. На ней должно быть белое платье, струящееся белое платье.

– Почему белое?

– Потому что… Потому что это мой любимый цвет. Кстати, ты не согласился бы сыграть рыцаря?

– Нет, – наотрез отказался Лайм. – Я не буду играть. Я уверен, мы сможем подобрать хороших актеров.

– Ты думаешь, все это реально?

– А почему нет?

– Слушай, – задумчиво произнесла Дейзи. – Разве так бывает, чтобы у человека все-все получалось?

– Но я же не обещаю тебе завтра Карнеги-холл, а в «Мете» ты и сама выступать не хочешь!

– Я не хочу быть оперной певицей. А вот насчет Карнеги-холла… Когда он, кстати, будет?

– После выхода твоего альбома.

– Честно?

– Честно.

Дейзи счастливо улыбнулась и потянулась блаженно. Она подумала, что, должно быть, похожа на свою любимую актрису Вивьен Ли в «Унесенных ветром».

– Ты не хочешь немного отдохнуть от студии? Я мог бы выкроить дня два-три, мы могли бы вместе куда-нибудь поехать…

– Нет, ты знаешь, я не хочу прерывать запись. Я только вошла в ритм. А вот насчет выходных у меня предложение – поехали в Нью-Йорк. По правде говоря, я просто хочу походить по магазинам.

– На моем джипе.

– Но…

– Это была неудачная мысль – заводить два автомобиля. Мы вечно спорим, на чьей машине ехать. Мы могли бы обойтись и одной – я бы сам возил тебя на студию.

– Нет, спасибо. Ладно, поехали на твоей, но давай договоримся – в следующие выходные я тебя повезу. По рукам?

– По рукам.

Они рассмеялись.

– Да здравствует равенство во всем.

Когда Дейзи уже засыпала, она подумала, что большего счастья, чем в ее жизни, просто не бывает. В полусне она представила себя на сцене Карнеги—холла. Ее красивое белое платье, годится ли оно для этого зала? Наверное.

С этой мыслью девушка заснула.

Глава 2

На следующий день Дейзи проснулась поздно и пожалела, что не завела будильник. Она быстро позавтракала и стала искать телефон студии. В компьютере его не оказалось, видно, она забыла его туда включить. Девушка перерыла всю свою сумку и записную книжку – телефон как сквозь землю провалился. Она принялась за письменный стол в кабинете, где обычно работал Лайм, а затем за ящики. Неожиданно Дейзи наткнулась на клочок бумаги, на котором было написано «Эггнистский купол №4» и телефон, показавшийся девушке знакомым. Она вздрогнула и застыла на месте. «Эггнисты… – мучительно вспоминала девушка. – Это какая-то тайная организация…» Но при чем тут Лайм?

Дейзи села на стул, забыв о студии и о том, что туда нужно позвонить. Она вертела в руках листок бумаги, на вид довольно старый. Что-то зловещее веяло от написанных на нем слов… Дейзи сидела, вроде бы задумавшись, хотя в действительности в голове у нее не было ни одной мысли. «Эггнизм», – почти вслух повторила она. Она чувствовала физическое неприятие, когда произносила это слово. Поборов это ощущение, девушка подошла к книжным полкам и взяла энциклопедию.

«Эггнизм – религиозно-этическое течение. Происхождение точно не установлено. Первые эггнистские купола появились в Европе еще в Средние века. Эггнистами были…»

Далее следовал длинный список фамилий писателей, композиторов, политических деятелей, знакомых Дейзи с детства.

«На начало века в мире насчитывалось 10—12 млн. эггнистов…

Эггнисты верят, что весь мир возник из яйца…»

Общие слова… Дейзи взглянула на список литературы в конце статьи. Наверняка эти книги трудно достать, так обычно бывает, когда имеешь дело с энциклопедией. Она поставила том на место. Кажется, несколько лет назад она видела большую книгу об эггнистах, альбомного формата. Надо будет ее найти… Но все-таки, при чем здесь Лайм?

Телефон студии… О нем Дейзи вспомнила неожиданно и почему-то сразу же нашла его в том же ящике.

– Алло, Питер? Здравствуй, Питер, это Дейзи. Извини меня, пожалуйста, я опаздываю, но я уже выхожу.

Она говорила нервно и очень громко.

– Дейзи, с тобой все в порядке? У тебя что-то произошло?

– Нет-нет, у меня все в порядке. Я просто проспала. Я выезжаю, буду через полчаса.

– Будь осторожна, Дейзи.

Она положила клочок бумаги обратно в ящик и побежала на улицу. Было очень холодно, во всяком случае, так ей показалось. Девушка вернулась за курткой, села в машину и постаралась взять себя в руки. Эггнисты. Ну и что? Десять-двенадцать миллионов в мире на начало века. Много это или мало? Сейчас 2045 год, в этом году будут праздновать столетие со времени окончания Второй мировой войны… Дейзи стала вспоминать цифры потерь: 9 млн. евреев, 20 млн. русских… Это ужасные цифры. Но как их сопоставить с числом эггнистов? Дейзи отказалась от этой затеи. На Земле сейчас живет около семи миллиардов людей, в начале века было шесть. Десять-двенадцать миллионов – это не так уж много, но и не так уж мало. Нужно спросить Лайма об этой бумажке. Почему она раньше никогда ее не видела? Все это очень странно.

Когда Дейзи приехала на студию, Питер выглядел очень обеспокоенным.

– С тобой точно все в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Может, я позвоню Лайму?

– Нет-нет, не надо, – сказала девушка, выдавив из себя улыбку. – Я злюсь на себя за это опоздание.

– Ничего страшного. Правда, сегодня пятница, и мы с женой собирались вечером за город.

– Мы можем пораньше закончить. А мы с Лаймом завтра поедем в Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк? Надо же. Тебе не надоел Бостон за всю неделю?

– Отдыхать можно по-разному. Знаешь, меня не прельщает хождение с рюкзаком по лесу. Я городской житель. Homo urbanus. Тьфу, никогда хорошо не знала латыни.

Они рассмеялись и приступили к работе.

Дейзи удалось сосредоточиться, и запись пошла быстро. В перерыве девушка решила поговорить насчет клипа.

– Питер, ты помнишь, мы обсуждали с тобой «Песню тебе»?

– Ты имеешь в виду клип?

– Да.

– Помню.

– И что?

– Не знаю, кто бы взялся его снимать.

– Мистер Браун берется.

– Мистер Браун?

– Он сын миссис Браун, благодетельницы Лайма. Она профессор в Колумбийском.

– Пожилая дама в очках?

– Вроде того.

– Браун, Браун, Браун… Кажется, что-то припоминаю. И сколько он берет?

– Ты знаешь, практически даром. Я иногда думаю, что Лайм просто волшебник.

– Да, Лайм действительно волшебник, – отозвался Питер, и Дейзи на мгновенье показалось, что он знает, почему Лайм волшебник.

– Слушай, Питер, ты бы взялся сделать запись звука здесь, на студии?

– Для клипа?

– Да.

– Почему бы нет? Правда, Браун, он часом, не из Нью-Йорка?

– Очень возможно.

– Здесь может быть проблема. Студии в разных городах.

– Но ведь не так уж далеко. Опять же, по сети можно передать все что угодно, даже видео.

– Ладно, согласен, но в таком случае тебе нужно меня с ним связать.

– Я это сделаю. Кстати, я уже придумала сценарий и даже баловалась на компьютере костюмами и декорациями. Сюжет, разумеется, сказочный: прекрасная принцесса в неприступном замке поет песню о любви к рыцарю, который странствует в дальних краях. В конце они должны встретиться. Мне сейчас пришла в голову идея насчет замка – он заколдован… Что ты по этому поводу думаешь?

– Сюжет несложный, романтический, из тебя выйдет замечательная принцесса, если будут хорошие костюмы и эффектный замок, то вместе с твоей великолепной музыкой все будет отлично. Единственное, что меня беспокоит – это твое стремление все делать самой. Ведь у тебя будет и режиссер, и костюмеры.

– Но ведь это моя песня, и я чувствую ее лучше кого угодно другого.

– А мистер Браун согласен на твои условия?

– Лайм сказал, что согласен.

– Тебе везет. Ты не пробовала подвигнуть Лайма на съемки в клипе?

– Пробовала, но он отказался. Сказал, что подберет хороших актеров.

– Тогда договорились – ты сведешь меня с Брауном, и мы будем работать вместе. Но сначала нам нужно записать «Песню тебе». По-моему, мы этого еще не сделали.

– Ты говорил, там хорошая аранжировка.

– Верно.

– Ладно, пойдем работать, мы же собирались пораньше закончить.

– Пойдем.

Дейзи и Лайм вернулись домой практически одновременно. Лайм был в приподнятом настроении, предвкушая завтрашнюю поездку. Дейзи старалась выглядеть веселой, хотя эггнистский купол не выходил у нее из головы, и она горела желанием спросить мужа об обнаруженной ею утром записке, но не решалась. Спать они оба легли довольно рано, сразу после просмотра новостей. Дейзи в этот вечер даже не подошла к компьютеру, чтобы узнать о сетевых новинках. На сердце у нее было тревожно, и она долго не могла заснуть.

Глава 3

Следующий день выдался солнечным. Лайм встал, как всегда, раньше Дейзи и делал упражнения на свежем воздухе. Девушка поднялась с постели, подошла к окну и увидела мужа в спортивном костюме. «Надо сделать зарядку», – подумала она, и вдруг ее как током ударило. Эггнистская записка! Дейзи совсем забыла про нее за ночь. Нужно спросить Лайма.

Она натянула спортивные штаны и куртку и вышла на улицу.

– С добрым утром, Лайм!

– С добрым утром, любимая.

Он был без шапки, утреннее солнце играло в его черных волнистых волосах.

– Удивительно, я никак не могу приучить тебя к йоге, – заметил Лайм.

– Ты же знаешь, что я занимаюсь каратэ, – ответила Дейзи. Она действительно каждый день вместо обычной утренней зарядки выполняла разминку для каратэ. Сами курсы девушка закончила еще года два назад, но старалась поддерживать форму.

Они завтракали на кухне. Дейзи старалась сидеть прямо, как учил ее муж. Он всегда повторял, что ни одна стоящая мысль не придет в голову, если сидеть скрючившись. У самого Лайма была великолепная, поистине царственная осанка. Дейзи старалась ему подражать, и ей это в основном удавалось. Она наблюдала за мужем, который будто бы и не замечал ее настороженности. Впереди был чудесный день, Лайм повторил это раз пять. Девушка не возражала и молча улыбалась. Вопрос о записке вертелся у нее на языке, но она все еще его не задала. Он застревал где-то в горле, и тогда дежурная улыбка сходила с ее губ. Она почувствовала некоторое облегчение, когда они наконец-то сели в машину.

Они ехали на большой скорости, километров двести. За рулем был Лайм. Дейзи сидела на переднем сидении, пристегнув ремень. Она была в толстом сером свитере, расшитом красными цветочками, и черной длинной юбке. Ее красное зимнее полупальто лежало на заднем сидении. Она нетерпеливо постукивала правой ногой. Вопрос, который она собиралась задать Лайму, уже не раз звучал у нее в голове. Наконец Дейзи решилась и, повернувшись лицом к мужу, выпалила, как ей показалось, не своим голосом:

– Лайм, что у тебя общего с эггнистами? Дело в том, что, пока я вчера искала телефон Питера, я наткнулась на старую бумажку. На ней было написано, сейчас скажу, «эггнистский купол номер четыре». Что это значит, Лайм?

Он не остановился, нет, только, может быть, чуть-чуть притормозил.

Ответ был простым:

– Я был эггнистом.

– Как? – вырвалось у Дейзи. – Почему я об этом ничего не знаю?

– Это было давно, задолго до нашего знакомства, лет пятнадцать назад. Мы были бедны. Мой отец умер, мама не работала, очень болела. Я был бедным студентом.

Он говорил медленно и внятно.

– Купол «Мировое яйцо»…

– Тот самый?

– Тот самый, это была благотворительная организация, она оказывала помощь своим членам. А мы нуждались в помощи. Ты знаешь, мы привыкли жить красиво, а после смерти отец оставил огромные долги. Бедность – это ужасно, Дейзи.

– Я знаю. Почему ты раньше мне не сказал?

– Как-то не пришлось к слову. Я не особенно вдавался в эггнистские ритуалы и философию. Я давно не имею с ними никаких дел. Эта бумажка, должно быть, очень старая.

Дейзи кивнула. Лайм говорил, не смотря на нее, крепко вцепившись в руль. Девушка накрыла его руку своей и сказала мягко:

– Прости, если я причинила тебе боль.

Лайм обернулся и взглянул на нее с несколько грустной улыбкой.

– Ничего страшного. Я сам должен был тебе рассказать. Я заметил, что ты чем-то обеспокоена, но не решался спросить, в чем дело.

Он говорил вроде бы искренне, но Дейзи поймала себя на том, что впервые усомнилась в его словах. Однако она не могла полностью сомневаться в его правдивости. Дейзи знала, что его отец умер, когда ему было года двадцать два. Мать Лайма никогда не работала, он был единственным ребенком в семье, и ему трудно пришлось, когда он остался единственным кормильцем. История, которую рассказал Лайм, была вполне правдоподобной, но что-то продолжало мучить Дейзи, какая-то неудовлетворенность. Телефон, почему он показался ей знакомым?

Некоторое время они ехали молча. Дейзи сидела, как будто съежившись, засунув руки в широкие рукава теплого свитера. Она подумала о том, что уже несколько дней не звонила матери. Мать Дейзи жила далеко, в Европе. Забавно, что Европа все еще была «далеко», несмотря на прекрасную связь. В Америке ее мать была довольно давно, зять ей понравился, и она более или менее успокоилась. У них с Дейзи были сложные отношения, хотя они и были как подруги. Мать девушки всегда мечтала видеть дочь на сцене и была счастлива, что карьера Дейзи развивается довольно быстро под чутким руководством Лайма. У каждой из них была своя жизнь, хотя они и переписывались по электронной почте почти каждый день и всегда были рады поговорить друг с другом по телефону.

На подъезде к Нью-Йорку Лайм прервал затянувшееся молчание.

– Я могу позвонить миссис Браун, и, если она пригласит нас на ужин, мы можем сходить к ней. Ты могла бы поговорить с ее сыном насчет клипа.

– Согласна, – отозвалась Дейзи и улыбнулась, кажется, впервые за всю поездку. – Я бы только не хотела, чтобы он что-нибудь менял в моем сценарии.

– Знаю, – сказал Лайм. – Я говорил Брауну, что ты все привыкла делать сама.

– И как он к этому отнесся?

– Ему же лучше – меньше делать надо! А если серьезно, Браун посмотрит сценарий с точки зрения зрителей. Если все подойдет, он ничего менять не будет.

– Ладно, пока что я хочу в магазин. Кстати, кто из нас будет платить за всю ту белиберду, которую я куплю?

– Моя машина, – сказал Лайм с улыбкой, – и моя кредитная карточка.

Они направились в новый огромный торговый центр, внешне напоминавший небоскребы-близнецы Центра Международной торговли на Манхеттене. Дейзи никогда не смогла бы объяснить, почему ей нравилось ходить по магазинам. Это увлечение не принимало у нее форму болезни, как у других. Девушка вполне могла обойтись без «шопинга». Она не расстраивалась, когда не могла позволить себе купить слишком дорогое платье. Но разглядывать и мерить одежду Дейзи любила. С другой стороны, она обожала всякие безделушки: заколки, ленточки, разную бижутерию. То, что девушка все это покупала, не означало, что она это носила, ведь одевалась она обычно весьма скромно. Серег Дейзи для себя не признавала, еще в юности отказавшись прокалывать уши, но иногда надевала клипсы. Кроме одежды и бижутерии было еще два отдела, к которым она питала особое пристрастие. Во-первых, это были товары для дома. Правда, сейчас девушка их редко покупала. Но зато, когда они с Лаймом въехали в новое жилище, каким удовольствием было для Дейзи выбирать по своему вкусу шторы и занавеси, обои и ковровые покрытия! Девушка всегда мечтала, чтобы по всему дому можно было ходить босиком, и добилась этого, хотя сама так и не смогла полностью отказаться от тапок. Другим ее увлечением были книги, особенно, альбомы по искусству. Еще задолго до брака Дейзи хотела собрать коллекцию альбомов с хорошими репродукциями картин любимых художников: Энгра, Гейнсборо, Карла Брюллова, русских передвижников, Рафаэля, Тициана, Леонардо да Винчи, Веласкеса. Ей также нравились работы Боттичелли своим удивительным внутренним светом. К импрессионистам девушка относилась спокойно, как и к прерафаэлитам, хотя и любила отдельные их картины. Дали она ценила как великого мастера, имела дома хороший альбом «Мир сюрреализма», но он не был в числе ее любимых художников. Среди более редких вещей в ее коллекции присутствовали «Английский портрет XVII века» и «Английские и французские художницы XVII—XVIII веков». В своих художественных пристрастиях Дейзи была консерватором. Современное искусство она переносила с трудом. Раньше, в детстве девушка питала страсть к старинным вещам – от книг до экипажей, но со временем несколько охладела к антиквариату и ограничилась покупкой мебели под старину для своего дома.

Припарковав машину на подземной стоянке, Лайм отдал Дейзи свою кредитную карточку и отправился дожидаться ее в кафе, которое находилось двумя этажами выше отдела женской одежды. Девушка предложила мужу пойти вместе с ней, но он отказался, сказав, что обязательно посмотрит все ее покупки в отеле. В отделе Дейзи интересовали, прежде всего, платья, юбки и блузки, несмотря на то, что обычно она носила брюки. На сей раз, она присмотрела себе пару деловых костюмов, шикарную выходную блузку с длинными манжетами и юбку в стиле кантри. Продавщицы не переставали восхищаться ее отличной фигурой. Дейзи шла по галерее в своей длинной юбке, толстом сером свитере и белых полуботинках, неся пакеты с покупками в обеих руках. Ей нравился этот огромный универмаг с его бесконечными этажами, эскалаторами, обилием иллюминации, правда, не раздражающей, фонтанами в центре зала почти на каждом этаже. Она проходила мимо страшно дорогих автомобилей, которые она и за обычную цену никогда бы не купила. Дейзи зашла в стеклянный лифт вместе с какой-то пожилой женщиной. Она обожала такие лифты. Ее соседка внимательно посмотрела на нее и вдруг воскликнула:

– Дейзи Миллан! Вы ведь Дейзи Миллан!

– Да, – с улыбкой ответила девушка.

– Ну надо же! Вы знаете, я была на Вашем концерте в Колумбийском университете. Мой внук там учится и взял меня с собой.

– Я очень рада.

– Как же Вы, такая звезда, ходите по магазинам одна, без охраны?

– Я пока не такая уж и звезда, а, что касается охраны, то у меня есть муж.

С этими словами Дейзи, кивнув даме на прощание, вышла из лифта и направилась в кафе. Лайм сидел один за столиком и пил апельсиновый сок. Девушка опустилась на стул рядом с ним и поставила пакеты.

– Ну вот, меня уже начали узнавать в лицо, – сказала она весело.

– Правда? Это забавно. Хочешь соку?

– Да, мультивитаминный, пожалуйста.

Лайм сходил к стойке и принес ей стакан.

– Спасибо, дорогой.

Дейзи тянула сок и болтала с мужем об универмаге, о даме в лифте и о других мелочах. Она уже чувствовала, что отдохнула.

На ужин к миссис Браун Лайм и Дейзи явились около семи вечера. Лайм был в элегантном черном костюме, белой рубашке и галстуке. Дейзи надела розовое платье из дорогого ситца в фольклорном стиле с юбкой-солнцем и рукавами-колокольчиками. Ее шикарные золотые волосы были распущены, она улыбалась вежливо и несколько отстраненно. Это был прекрасный старый дом в центре Нью-Йорка с великолепной обстановкой: антикварной мебелью, старинными картинами и серебром на столе. Дейзи могла бы кусать локти от зависти, глядя на эту красоту, не будь она начисто лишена этого постыдного чувства. Миссис Браун была интеллигентной женщиной небольшого роста, с ослепительной улыбкой и внимательным, ястребиным взглядом маленьких голубых глаз. Ее сын, молодой человек лет тридцати, тоже был интеллигентным, несмотря на свою профессию. Они вместе сели за стол. Дейзи держалась свободно и с достоинством, она была образцом вежливости и соблюдения приличий. Лайм ею гордился. В доме Браунов ценили французскую кухню, поэтому на стол подали жареных лягушек, улиток, луковый суп и яичный десерт. Дейзи очень любила все эти блюда, как и Лайм.

Ее нельзя было назвать «душой компании». Она вела себя скромно и за столом больше молчала. Но если Дейзи начинала говорить, то слушать ее было одно удовольствие. Обычно она быстро приспосабливалась к манере собеседника. Так и на этот раз, в сверхинтеллигентном доме Дейзи говорила негромко, не спеша, умеренно жестикулируя.

После обеда девушка отправилась смотреть другие комнаты, а миссис Браун сказала Лайму:

– Ваша жена прелестна, но так удивительно несовременна. С нее могли бы писать картины художники прошлых веков. Вы были в Эрмитаже, Лайм? Там есть портрет датчанина Енсена «Дама в голубом». Ваша жена на нее похожа.

– Может быть. Я был в Эрмитаже несколько лет назад, но этого портрета не помню.

– Я бы Вам показала, но не помню, где лежит альбом.

– Не надо, не утруждайте себя, миссис Браун. Я посмотрю в сети.

Дейзи тем временем подошла к молодому хозяину дома.

– Мистер Браун, я бы хотела поговорить с Вами насчет своего клипа.

– Я к Вашим услугам, миссис Миллан.

– Зовите меня Дейзи.

– Хорошо, Дейзи. Лайм мне что-то рассказывал о Вашем сценарии. Если Вам не трудно, напомните мне его, пожалуйста.

– Ладно, только кратко. Она – прекрасная принцесса, которая живет в заколдованном замке. Он – доблестный рыцарь, скитающийся вдали от нее. Она не может выйти из своего замка.

– Почему?

– Потому что он заколдован. И она поет эту песню, поет ее своему рыцарю. В конце они встречаются.

– В каком жанре Вы все это видите – сказки, готического романа или фильма ужасов?

– Точно не фильма ужасов. Готический роман – очень возможно, но и рыцарский роман, и сказка. Кстати, я уже делала кое-какие эскизы на компьютере.

– Правда? Было бы интересно взглянуть.

– Я не помню, оставила ли я их в сети.

– Давайте посмотрим. Пойдемте к компьютеру.

Они вместе подошли к машине, и Дейзи села за стол.

– Вы помните адрес? – спросил ее Браун.

– Да, конечно.

Она сходу набрала его.

– Занимаетесь компьютерным дизайном?

– Балуюсь. Попалась под руку неплохая программа. Там должны быть интерьеры замка, замок снаружи и платье принцессы. На костюм рыцаря у меня фантазии не хватило. Здание, конечно, получилось не совсем таким, как я хотела, – возможностей программы не хватило. А я не программист, я только пользователь, и модернизировать программы я не умею.

– Нет-нет, весьма любопытно, особенно костюм принцессы.

– Я старалась. Мистер Браун, я знаю, что все это может показаться малооригинальным, меня всегда обвиняли в штампах. Но у меня традиционное мышление, мистер Браун, и я весьма консервативный человек.

– Вы очень необычная, Дейзи, – медленно произнес Браун, выразительно взглянув на нее. – Вы как будто с другой планеты. Не подумайте ничего дурного, Дейзи. Вы самая привлекательная девушка, которую я видел в последнее время.

– Вы делаете мне комплимент в присутствии моего мужа, – с улыбкой заметила Дейзи.

– Я сказал только то, что сам вижу. Искать у Вас штампы – это просто глупо. Я сохраню Ваши наброски у себя на компьютере, с Вашего позволения.

– Да, пожалуйста. Совсем забыла Вас спросить – как Вы отнесетесь к тому, чтобы звук записывался у Питера Сандерса? Я готовлю свой первый альбом на его студии. Он мой звукорежиссер.

– Я слышал о нем, у него хорошая студия. Почем бы и нет? Он-то согласен?

– Разумеется.

– Тогда я тоже согласен.

– Отлично.

– Надеюсь, мы с ним сработаемся. Как мне с ним связаться?

– Я дам Вам его телефон.

Дейзи подошла к своей сумочке, порылась в ней и, наконец, нашла координаты Питера.

– Вот, пожалуйста.

– Спасибо, Дейзи. Вы не очень торопитесь с клипом?

– Нет, не очень.

– Боюсь, мы сможем начать снимать месяца через полтора. Мне нужно заняться компьютерной подготовкой клипа.

– Замечательно. Я думаю, мы с Вами поладим, мистер Браун.

Дейзи кивнула в знак прощанья, вежливо, старомодно, ее собеседник ответил ей тем же.

Не успела девушка расстаться с мистером Брауном, как к ней подошла его мать. Она взяла Дейзи под руку и произнесла елейным тоном:

– Дитя мое, Вы так много работаете. Не пора ли подумать о ребенке?

Этот вопрос, эта манера напомнили девушке заискивающие голоса из ее доамериканской жизни. «Дейзи, тебе уже почти двадцать, как у тебя с мальчиками? Собираешься ли ты замуж? Ты же знаешь, время идет, надо обязательно иметь кого-то на примете». Немолодые женщины, старающиеся найти у нее какой-нибудь изъян, задающиеся вопросом, почему у нее нет жениха… Дейзи ненавидела эти сцены, эти лица, свои отговорки. И сейчас это прошлое всплыло наружу в образе любезной, но несколько неприятной миссис Браун. Именно в этот момент девушка поняла, что эта интеллигентная дама ей не нравится.

– Я хочу, чтобы мои дети гордились мною, – ответила Дейзи с достоинством.

– Вы все-таки хотите иметь ребенка?

– Да, двоих – мальчика и девочку.

– Это очень мило с Вашей стороны. Я надеюсь, Вы скоро всех нас осчастливите.

Миссис Браун отпустила ее, продолжая улыбаться. Дейзи тоже выдавила из себя улыбку. Она терпеть не могла подобных разговоров. Доколе люди будут выискивать, что с ней не так? Сначала камнем преткновения были мальчики, теперь, когда она замужем, – дети. Да, она хотела иметь детей, она не мыслила себе брак без детей. Но она должна была стать той, кем решила, – певицей с мировым именем. Дейзи знала, что она не бесплодна, и Лайм тоже. У них все в порядке. Когда супруги только начали жить вместе, они ходили на консультации к врачам, причем Лайм сопровождал жену к гинекологу, а Дейзи мужа – к урологу. Оказалось, что они совершенно здоровы. То, что у них не было детей, был ее выбор.

Дейзи сидела на диване в своем розовом платье. Она была очаровательна, но ее нельзя было назвать «куколкой». Девушка думала о том, что миссис Браун и прочие их знакомые, вероятно, весьма удивились бы, если бы знали, что в интимном плане у них с Лаймом всегда все было хорошо. Он никогда не рассказывал Дейзи, с какими женщинами у него была связь до нее, а она не спрашивала. Она знала, что не была его первой партнершей. Лайм говорил, что долгое время у него был страх перед близостью, весьма странный, как казалось Дейзи, для человека, чья мать принадлежала к народу, создавшему Камасутру. Возможно, у него и были раньше проблемы по этой части, но не с ней. Внешне Лайм казался строгим, но Дейзи знала, что он из тех, кто «всегда готов». Эта мысль ее рассмешила, и она прыснула.

– Что случилось? – спросил Лайм. Он стоял у окна и смотрел какую-то книгу.

– Ничего. Просто вспомнила смешную историю.

– Какую?

В этом сверхинтеллигентном доме Дейзи не могла сказать правду.

– Притчу о змее и брамине.

– Но это же печальная история, – заметил Лайм с улыбкой. – Мальчишки ведь избили змею до полусмерти после того, как она стала доброй.

– Да, это так, но конец бесподобен. Как там сказал брамин: «Я не разрешил тебе кусаться, но шипеть-то я тебе не запрещал!»

Лайм рассмеялся. Похоже, ее маленькая ложь удалась.

Они ехали на машине по ночному Нью-Йорку. Лайм сидел за рулем, а Дейзи, как всегда, рядом с ним.

– Скажи, мистер Браун женат?

– Нет. Сейчас это не так просто. Ты же знаешь, мода на матерей-одиночек все еще не прошла.

– Это не мода, Лайм. Я видела много женщин, которых мужья били, всячески издевались над ними и просто были их недостойны.

– Ты знаешь мое мнение по этому вопросу, – произнес Лайм. – Нет такого скота, которого не могла бы перевоспитать добрая и чистая женщина.

– А почему она должна этим заниматься? И кто сказал, что у нее получится? Всю жизнь тянуть на себе пьяницу или наркомана – это ужасно. У тебя какие-то идеальные представления, Лайм. В жизни все совсем не так.

– Ты не первая, кто так считает. Когда-то мне сказали, что я говорю вещи, которым уже пять тысяч лет. И, вероятно, были правы. Наверное, я старомоден. Я вырос в счастливой семье. Мой отец относился к маме с удивительной нежностью. Она не заканчивала университетов, но в ней жил дух Индии. Мама была очень красивой и всегда вела себя с достоинством. Они с отцом были совсем разные, но я не помню ни одной их ссоры. Вот в такой семье я вырос. Я не знал, что бывает по-другому.

– Моя семья тоже была счастливой. Правда, мы никогда не жили с отцом. Поверишь ли ты, что я до самой его смерти называла его по имени! Я никогда не звала его «папой». Когда он умер, я ничего не почувствовала. Он был историком. Наверное, как ученый он мог добиться большего. Он был странным человеком. Может, именно от него я унаследовала ту «нездешность», о которой не далее как сегодня говорил мистер Браун. Я действительно иногда чувствую себя чужой в этом мире.

– Не говори так, – оборвал ее Лайм. – Со мной ты не должна этого чувствовать. Ты здесь.

– Да, с тобой я здесь, – согласилась Дейзи. – Выходит, удивительно, что мы вообще нашли друг друга, – добавила она задумчиво.

– Выходит, что так.

Лайм положил руку ей на колено. Дейзи инстинктивно отодвинулась и произнесла с некоторым усилием:

– Не сейчас. В отеле.

Она подумала о том, что они никогда не занимались любовью в машине. Они вообще занимались любовью только на кровати, дома или в гостинице. Дейзи не любила спонтанности. Ей нужна была прелюдия. Ей нравилась изысканная обстановка, свечи, создающие романтическое настроение. Лайм знал об этом. Он был с ней очень чутким. Дейзи с нежностью вспоминала их первую близость: свой легкий страх, его сильную руку, обнявшую ее, его слова: «Не бойся, все будет хорошо». И все действительно было хорошо, лучше, чем то, как пишут в романах или показывают в фильмах. С тех пор она многому научилась: научилась начинать первой (хотя инициатива всегда принадлежала Лайму), быть более раскованной. Дейзи оказалась очень чувственной женщиной – она могла возбуждаться не только от прикосновения, но и от звука голоса, необычно произнесенного слова. Она никому не рассказывала о своей первой брачной ночи, кроме матери. Дейзи вообще была скрытной, да и подруг у нее практически не было. Но у нее был Лайм, и она была с ним счастлива.

На следующий день они встали довольно поздно, позавтракали в ресторане отеля и отправились гулять. За ночь выпал снег, но сейчас опять светило солнце. Настроение людей было праздничным. В Центральном парке дети и взрослые лепили снеговиков. Некоторые подростки катались на коньках, а другие просто сидели на спинках скамеек, обсуждая свои проблемы. Курил мало кто, а с наркоманией ближе к середине века и вовсе удалось справиться на национальном уровне. Дейзи думала об этом, глядя на ребят, которые были всего на три-четыре года младше нее. Она никогда не держала во рту сигареты, не пила даже по праздникам крепких напитков, кроме сухого вина, в общем, вела здоровый образ жизни. Лайму тоже нужно отдать должное – он не употреблял спиртного и не курил со времени женитьбы на Дейзи. Они казались необычной парой среди других – маленькая белокожая Дейзи и ее высокий смуглый муж. Именно это бросалось в глаза, а не их разница в возрасте.

Дейзи и Лайм играли в снежки, веселясь, как дети. Девушка в своем красном полупальто, синих теплых штанах и забавной белой шапочке выглядела очень молодо и, как всегда, несколько старомодно. Правда, когда она носилась по парку и валялась в снегу, она не казалась такой «нездешней», как в другое время. Они оба порезвились на славу и вернулись домой, отменно отдохнувшие, уже поздно вечером.

Глава 4

В понедельник после работы на студии Дейзи отправилась в городскую библиотеку. Одета она была скромно и старалась не привлекать к себе внимания. Девушка разделась в гардеробе и подошла к отделу информации.

– Вы не подскажете, у вас есть альбом, который называется не то «Эггнисты», не то «Эггнизм»? – спросила Дейзи невинным тоном.

Библиограф с минуту колдовала над компьютером и ответила любезно, но вполне равнодушно:

– Да, есть двухтомник «Эггнизм». Сектор 15 А.

– Спасибо.

Дейзи была не единственной, кто интересовался эггнистами. Пока она искала шкаф с пометкой «15 А», она заметила девушку студенческого вида, перед которой лежали три книги по эггнизму, и пожилого мужчину, вероятно, преподавателя колледжа, тоже с книгой такого рода. Дейзи взяла два тома «Эггнизма» и заняла свободное место.

Книга была красивая, добротная, богато иллюстрированная. Дейзи перелистывала страницы, рассматривала картинки. Перед ее глазами чередой проходили знакомые и незнакомые имена. К сожалению, повествование обрывалось на начале двадцатого века, о более поздних временах не говорилось ничего. Дейзи прочитала вступительные главы, нейтральные по своему содержанию, взглянула на часы, встала, поставила двухтомник на место и поехала домой.

Посещать библиотеку часто Дейзи не удавалось, только раза три в неделю. Брать книги на дом девушка не хотела. Удивительно, что она не стала искать информацию в сети, а обратилась к книгам. Она сама с трудом понимала свой странный выбор. С одной стороны, Дейзи уже когда-то видела двухтомник «Эггнизм» и поэтому решила, прежде всего, ознакомиться с ним. С другой стороны, и это было важнее, девушка не желала, чтобы Лайм заметил, что она обращалась к эггнистским сайтам, ведь у них был один компьютер на двоих. По той же причине, то есть, во избежание подозрений мужа, Дейзи не принесла домой книги по эггнизму. О ее визитах в библиотеку не знал никто, ни Питер, ни тем более Лайм.

В следующие выходные они отправились на машине Дейзи в Род-Айленд. Девушка старалась казаться счастливой, хотя поездка не была такой яркой, как предыдущая в Нью-Йорк. Род-Айленд выбрал Лайм, знакомых у них там не было, так что они прогулялись днем по Провиденсу, поужинали в маленьком ресторанчике, а вечер провели в мотеле на окраине города. Дейзи и Лайм, как всегда, посмотрели новости, а затем принялись обсуждать будущий клип на «Песню тебе». Девушка выглядела веселой, и, на сей раз, Лайму и в голову не пришло, что ее что-то тревожит.

По прошествии трех недель посещения библиотеки Дейзи уже неплохо разбиралась в эггнистских ритуалах, знала, что Марсилио Фичино питался одними только яйцами, а епископ Бернет считал, что Вселенная первоначально представляла собой гигантское яйцо. Надо отдать должное девушке – если о Бернете она что-то слышала, то о Фичино – вообще ничего. Но эти знания не слишком прояснили для нее суть эггнизма. Книга намекала на могущество эггнистов в политике и искусстве, но конкретных примеров не давала. Дейзи вернула двухтомник на место и стала изучать содержимое полки. Она нашла откровенно антиэггнистскую книгу где-то двадцатилетней давности, в которой описывались события и начала века в том числе. Если верить словам автора, а у Дейзи не было причин в них сомневаться, эггнисты были причастны к экономическому кризису нулевых и к Балканским войнам рубежа веков. Высшие чины ЕС и ООН состояли в этой организации.

Дейзи было неприятно, она была подавлена и растеряна. К эггнистским куполам издавна принадлежали лучшие люди – писатели, философы, музыканты – и вместе с ними – политики с дурной славой, дельцы, которых сопровождала цепь кровавых преступлений. Лайм тоже был эггнистом и, разумеется, имел с ними дело. А что, если он и до сих пор с ними связан? Эта мысль, несмотря на все усилия Дейзи, пробивала себе дорогу в ее мозгу. Она гнала эту идею как преждевременную. Девушка решила сначала узнать как можно больше об эггнизме, а потом уже делать выводы.

Следующей книгой, которая попалась Дейзи, была история Балканских войн последнего десятилетия двадцатого – первых лет двадцать первого века. Это была череда псевдоборьбы за псевдонезависимость, вложений огромных денег, разделов сфер влияния и, конечно, грандиозных преступлений: торговля наркотиками, оружием, человеческими органами, подготовка террористов и т. п. Дейзи встречала многие имена из этой книги и раньше, только не знала, что большинство их владельцев было эггнистами. В своих воспоминаниях, в своих рассказах о том времени эти люди старались оправдаться с помощью якобы высоких целей эггнизма, заботы о благе человечества и прочих красивых слов. Сколько жертв было в тех войнах – вряд ли кто-то считал. Главные действующие лица книги старались показать себя миротворцами, а эггнизм – панацеей от мирового зла. Представители купола, специально созданного для работы на Балканах, говорили о себе как о людях честных, хоть и прагматичных. Дейзи им не верила, и авторам исследования, которые рассматривали эггнизм как одну из сил, участвовавших в тех событиях, тоже. Правда, на ее взгляд, не лежала на поверхности. Дейзи должна была ее найти. Фамилий знакомых Лайма в этой книге она не встретила, да и не могла встретить. Но зато она уверилась в могуществе эггнизма. Вместе с тем, эта книга не произвела на девушку столь гнетущего впечатления, как предыдущая, антиэггнистская.

Затем в поле зрения Дейзи попалась работа, посвященная кризису нулевых. Она уже когда-то слышала о тех событиях: загадочные убийства, странные совпадения, связи, подобные паутине. Среди главных героев той истории были крупные банкиры, нефтебароны и, конечно, владельцы информационных сетевых империй. Спустя несколько лет случился первый серьезный кризис виртуальных предприятий, которые вели торговлю в сети. Но за фасадом закономерного падения сверхприбыльных компаний стояла борьба интересов, которую вели не на жизнь, а на смерть. А смертей было много. Большая часть фактов, относящихся к событиям нулевых и 10-х годов, не стала для Дейзи открытием, кроме одного – важнейшие участники той истории, те, кто вышли сухими из воды, были эггнистами. Прямых доказательств их причастности к убийствам и прочим преступлениям найдено не было, но косвенных – сколько угодно.

Дейзи стало по-настоящему страшно. Она решила сделать перерыв, чтобы переварить информацию. Тем более, что уже наступил март и пару раз звонил мистер Браун насчет начала съемок клипа. Они договорились встретиться в середине месяца. Пятнадцатого числа Дейзи приехала в Нью-Йорк на студию Брауна. Там собрались практически все участники будущих съемок, включая оператора, костюмершу, осветителей и других. Из партнеров Дейзи выделялся Роберт, или попросту Боб, этакий современный «красавчик» с присущей такому типу парней печатью разврата на лице – исполнитель роли рыцаря, и Кейт – хорошенькая актриса с Бродвея, которой предстояло играть служанку принцессы. Оба были одеты невесть во что. Кейт сидела на полу, Боб – на каком-то немыслимом столе. Вся компания с интересом разглядывала Дейзи, которая в своих клетчатых штанах и белоснежной кружевной блузке стояла рядом с Брауном. Они с любопытством смотрели на ее дивные золотые волосы и красивое, хоть и не совсем правильное лицо. Браун представил ее как известную певицу и жену доктора Миллана.

– Насколько мне известно, Дейзи впервые будет работать с камерой, – сказал он.

Девушка кивнула.

– Так что помогите ей.

Дейзи не любила такие фразы. В них было что-то снисходительное. Однако Кейт со свойственной ей простотой ответила:

– Поможем. Иди сюда, Дейзи, – добавила она. – Кажется, мистер Браун собирается читать сценарий.

– Верно, Кейт.

В целом, сценарий был близок к замыслу Дейзи. Но, услышав о сцене бала, на котором знакомятся принцесса и рыцарь, девушка попыталась возразить:

– У меня этого не было.

– Но подумай сама, Дейзи, – ответил Браун, – где еще они могли встретиться?

Девушка вздохнула. Похоже, он был прав. В остальном сценарий ей понравился.

Так как все участники были очень заняты, договорились снимать три раза в неделю – в понедельник, среду и пятницу – часа по два-три. После этого Браун предложил посмотреть костюмы и поработать над первой сценой.

Платье принцессы было двойным, в стиле Раннего Возрождения: нижнее платье из белого шелка или похожего фантастического материала с длинными широкими от локтя рукавами и верхнее парчовое, тоже белое, без рукавов, с небольшой отделкой. Для рыцаря приготовили внушительные доспехи и костюм для бала, в котором перемешали самые различные стили средневековой мужской одежды.

Дейзи сразу облачили в платье принцессы, сделали легкий макияж, красиво причесали и положили на голову белый венок. Под специальным освещением ее распущенные волосы сверкали как чистое золото.

– Сначала потренируемся, – сказал Браун. – Дейзи, смотри в камеру и иди ко мне. Теперь повернись. Продолжай двигаться. Остановись. Сделай реверанс. Улыбнись. Покажи, что ты обращаешься к служанке. Теперь покажи, что ты встретила возлюбленного. Бросайся ему навстречу. Жди его. Ну все, молодец.

– Все по местам! – скомандовал он. – Сцена первая. Принцесса идет по коридору, поворачивается налево, зовет служанку, служанка подходит к ней, они проходят вместе несколько шагов, затем входят в комнату принцессы. Все понятно?

– Да.

– Тогда начали. Дубль первый. Мотор.

Декорации были очень красивыми, хотя их не всегда было видно, так как в основном действие должно было происходить ночью. Дейзи двигалась медленно, чуть опустив глаза.

– Слушай музыку. Я специально включил запись, чтобы тебе было проще, – раздался голос Брауна. Это был проигрыш к неокончательному варианту «Песни тебе», который Дейзи отправила ему еще в конце января.

– Теперь Кейт. Дейзи, поворачивайся и зови ее. Так, хорошо. Кейт, подходи к принцессе. Не делай лишних движений, это не американская сказка. Реверанс госпоже. О господи, это что, реверанс? Ты бы ей еще рукой помахала! Ладно, иди рядом с ней, опустив глаза. Входи в комнату, кланяйся принцессе. Дейзи, входи тоже. Снято.

Дейзи выдохнула и чуть было не дотронулась до лба рукой. Дама-визажист подошла к ней и поправила ее макияж.

– Сколько дублей мы будем делать? – спросила Кейт.

– Не больше пяти.

– Ну и ну. И вообще, мы что, снимаем исторический фильм? Что за придирки к реверансам?

– Кейт, я же давал тебе слушать песню Дейзи, – ответил Браун. – Разве в этом клипе уместны твои развязные манеры?

– У меня не развязные манеры, – возразила Кейт. – Я профессиональная актриса.

– Я это знаю, но здесь ты будешь слушаться меня, – твердо сказал Браун. – Давайте еще раз. Да, кстати, Боб, ты можешь идти.

– Я подожду. Я хочу переговорить насчет съемок тех сцен, где присутствует один рыцарь.

– Хорошо.

После пятого дубля Дейзи чувствовала себя вымотанной. Она сидела на стуле, тяжело дыша и обмахиваясь копией сценария. Кейт стояла неподалеку и причесывала короткие черные волосы. Когда мистер Браун проходил мимо, она спросила его:

– Я что-то не поняла, принцесса не может выйти из замка, а ее служанка?

– Может, конечно. Она отправляет письма рыцарю.

– Понятно. Ну ладно, я побежала. Всем пока. Дейзи, это было классно.

Девушка отдышалась, выпила воды и тоже стала собираться.

– Ты очень красивая, – сказал ей Боб на выходе. – Настоящая принцесса. Я и не знал, что такие еще бывают.

– Спасибо, – ответила Дейзи и усмехнулась про себя.

С мистером Брауном они расстались очень мило.

– Ты молодец. Тебе очень подходит эта роль, – заметил он.

– Я уже говорила, что мы сработаемся.

Пока Дейзи стояла в пробке, пытаясь выбраться из города, она посмотрела сценарий. В конце принцесса выходила на крыльцо, рыцарь дотрагивался мечом до невидимой стены, которая исчезала, и принцесса бросалась к нему в объятия. Про поцелуй ничего сказано не было. Дейзи заметила про себя, что было бы отвратно целоваться с Бобом, у которого печать разврата была особенно видна около рта. Она содрогнулась и подумала о чувственных губах Лайма и об эггнистах. Тревога сжала ее сердце. Правильно, что она сделала перерыв. Дейзи слишком пропиталась антиэггнистским настроением. Нужно почитать что-нибудь проэггнистское. На следующей неделе.

В пятницу снимали наиболее простые сцены – принцесса и служанка в спальне, принцесса пишет письмо рыцарю. Было решено к Пасхе снять все, кроме моносцен принцессы. После этого уйти на каникулы, дать возможность Дейзи сделать запись «Песни тебе» на студии Питера и к лету постараться полностью закончить и выпустить в прокат клип. Идея всем понравилась, правда, Боб попробовал обратить внимание на слишком большую длительность съемок, на что Браун ответил, что, если бы они могли работать не по два часа, а дольше, закончили бы раньше. Этот клип должен стать произведением искусства, а не дешевкой, сделанной за одну ночь.

После съемок Дейзи и Кейт решили перекусить в соседнем кафе.

– Ты веришь в реинкарнацию? – спросила молодая актриса. – Мне кажется, ты жила тогда. Иначе как у тебя получается играть так естественно? По-моему, это неспроста.

– Средние века никогда не были мне близки, – заметила Дейзи с улыбкой.

– Все равно, ты как будто пришла из прошлого. Ты наверняка не смотрела ни одного авангардного спектакля, из тех, какие мы ставим в театре.

– По правде говоря, нет. Но я могу прийти.

– Приходи лучше на Шекспира. Мы его ставим вполне классически.

– Ну да, в старинных костюмах конца двадцатого века, – прыснула Дейзи.

– Ничего подобного. В костюмах елизаветинской эпохи, но с современными декорациями.

– Тогда точно приду.

– Удивительно, что Браун согласился снимать такой, как бы это выразиться, консервативный клип, – заметила Кейт. – Ни тебе эротики, ни тебе пикантных сцен. Вот, понимаю, если бы ты показала, как женщины носили тогда пояса верности.

– Тогда бы это была порнуха, – отозвалась Дейзи.

– Нет, все равно интересно. И какой у них тогда был секс.

– Секс – это еще не все.

– Секс, – мечтательно произнесла Кейт и как-то хищно облизнулась. – Я хочу попробовать виртуальный секс на новой установке. Говорят, очень классно. Ты не пробовала?

– Зачем он мне? – удивилась Дейзи. – У меня есть муж.

– А, ну да… Муж… Это сейчас такая редкость. И ты его любишь… Такого, по-моему, вообще не бывает. Все живут поодиночке, иногда занимаются сексом и очень боятся потерять свою независимость. И так с юности.

– Я выросла не в Америке, – заметила Дейзи.

– А что, там, где ты выросла, нравы такие, как в девятнадцатом веке?

– Нет, конечно, нет. Там тоже большинство не хочет выходить замуж.

– Вот видишь. А на тебя я надивиться не могу. Такая музыка, почти классическая! Текст – ни одного бранного слова! Похоже, вы с Брауном друг друга нашли. Он тоже несовременный, живет во дворце со своей мамашей-профессором.

Дейзи рассмеялась.

– У меня нет дворца, просто хороший дом. Кстати, приглашаю в гости. Лайм готовит лучше, чем в ресторане.

– Спасибо. Может, как-нибудь заеду.

Они распрощались и разошлись по своим делам.

Они не стали подругами, но работали вместе легко. Поссориться с обладательницей такого характера, как у Кейт, было практически невозможно. Она еще пар раз вспомнила про пояс верности, ратовала за включение поцелуя в конец клипа, на что Дейзи поморщилась, а мистер Браун пожал плечами и сказал «посмотрим», и на этом успокоилась. В кадре Кейт стала держать себя скромнее, и претензий к ней больше не было.

На следующей неделе Дейзи взяла в библиотеке проэггнистскую книжку, которую прочитала за два захода и от которой ей хотелось плеваться. Самое страшное состояло в том, что она встретила там слова, очень похожие на те, которые когда-то произнес Лайм в одном из своих выступлений. Раньше Дейзи всегда радовалась, когда встречала в книгах упоминания о муже. Но не в такой тупой, как эта… Нужно было работать и копать дальше относительно эггнизма, сжав зубы. Нужно было улыбаться Лайму, быть милой с Брауном, любезной с Питером, как ни в чем не бывало. Дейзи считала, что все это сможет. Она старалась не думать все время об эггнистах, но однажды, направляясь на съемки в конце марта, решила составить список людей, помогавших когда-то Лайму и проверить, не являются ли они эггнистами. Она пыталась убедить себя, что таким образом узнает правду и, скорее всего, ответ будет отрицательным. Она удостоверится, что Лайм ей не лгал, и снова будет счастлива.

В тот же день мистер Браун встретил Дейзи с какой-то девушкой азиатского типа.

– Это мисс Ли, – сказал он. – Она будет учить тебя старинным танцам. Договорись с ней, когда и где вы будете встречаться.

«Жаль, что это не Вивьен Ли», – почему-то мелькнуло у Дейзи.

– Очень приятно, – сказала она вслух.

– Мне тоже, – отозвалась преподавательница.

– Мне было бы удобно заниматься тогда, когда я бываю в Нью-Йорке, то есть в понедельник, среду и пятницу, до съемок.

– Я думаю, Вам хватит пары занятий. Я слышала, Вы очень способная.

– Не спешите меня хвалить. Я занималась танцами очень давно.

Но ей действительно оказалось достаточно двух занятий. Сцена бала стала одной из самых красивых в клипе. В гриме и одежде под старину Боб выглядел очень даже прилично, и развращенность практически не проступала на его лице. Он не пытался заигрывать с Дейзи, тем более, что Браун сказал ему, что девушка занята и что доктор Миллан – не книжный червь и от него может и влететь за излишние вольности. Боб принял это к сведению.

Они работали дружно, но в сроки не укладывались. Браун нервничал, но старался не подавать вида. Дейзи тоже стала дерганой, но по другому поводу. В одной из многочисленных книг по эггнизму, которые она заказала из фонда библиотеки, девушка наткнулась на фамилию Петерсон. Миссис Петерсон была одной из тех дам, кто помог Лайму попасть на конференцию, с которой и началась его блестящая карьера. Дейзи ее видела когда-то, и у нее вроде бы был муж. Мистер Петерсон, о котором упоминалось в книге, был « Предводителем второй оболочки» одного из куполов. Девушка уже прилично разбиралась в эггнистской иерархии» – этих многочисленных «предводителях», «генералах», «начальниках» «ядра», «1-й, 2-й и т. д. оболочки» и т.п., которая иногда раздражала ее, а порой просто смешила. Почему Лайм, серьезный ученый, имел отношение к этой странной организации? Дейзи могла только предполагать – из-за связей. От такой мысли ее начинало тошнить. Она приходила домой, была раздраженной и тем удивляла мужа. К Пасхе обнаружилось, что еще двое не очень близких знакомых Лайма до сих пор состоят в эггнистских куполах.

Страстная неделя, особенно, Великий Четверг, Великая Пятница и Великая Суббота, всегда была тяжелой для Дейзи. Вот и четырнадцатого, за два дня до Пасхи, вернувшись со съемок довольно поздно, девушка огрызнулась на Лайма довольно грубо и практически без повода.

– Дейзи, что с тобой? – спросил он обеспокоенно. – Что с тобой происходит в последнее время? Ты стала очень нервной. Что у тебя за проблемы? Я должен это знать.

– Можешь быть уверен, у меня нет другого мужчины, – почему-то ответила Дейзи, и это прозвучало грубо.

Лайм чуть сжал зубы, но сказал довольно спокойно:

– Надеюсь, если бы такое случилось, я бы узнал об этом первым.

– Да, конечно. Извини, – девушка подошла к мужу, взмахнув пару раз руками, как будто отмахиваясь от собственных дурацких слов. – Я просто устала. Съемки очень утомительные, обстановка нервная, в сроки не укладываемся.

– Дейзи, я должен знать о твоих проблемах, – сказал Лайм, беря ее за руки и усаживая на стул. – Может, мне приехать на съемки? Я давно хотел, но думал, что без меня тебе работать лучше. Может, мне поговорить с Брауном? Он тебя обидел? Что случилось, в конце концов?

– Да ничего не случилось, Лайм. Не надо никуда приезжать и никому звонить. Я сегодня отдохну, а завтра буду готовиться к пасхальному концерту в Ратуше. Если ты мне поможешь с аккомпанементом, я скажу тебе спасибо.

– Ну конечно, конечно, помогу.

Он обнял ее, и впервые ей это не было приятно.

Праздник Воскресения Христова Дейзи всегда отмечала более пышно, чем другие американцы. Она красила яйца, варила творожную пасху, как всегда делали в ее славянской семье, и даже покупала куличи в православной церкви, куда обычно не ходила. Вечером Дейзи долго разговаривала по телефону с мамой, рассказывала о записи альбома, о съемках клипа и ни словом не обмолвилась об эггнистах и своих внутренних проблемах. Лайм поверил ее объяснениям, хотя и повторил пару раз, что приедет как-нибудь на съемки. Дейзи опять стала его отговаривать, так как знала, что нервозную обстановку создает там сама своими резкими словами и неадекватной реакцией на любое замечание, и не хотела, чтобы он это заметил. Вместе с тем девушка дала себе обещание взять себя в руки и больше не давать мужу повода расспрашивать себя о своих проблемах.

Концерт в Ратуше прошел очень успешно. Правда, у Дейзи было всего два номера – псалом на собственную музыку и религиозная песня, к которой она написала не только мелодию, но и слова. За роялем она казалась маленькой вдохновенной женщиной. Дейзи исполняла все, даже псалом, очень страстно. Наутро в понедельник несколько местных газет пели ей дифирамбы.

На Пасхальной неделе Дейзи и Питер решили сделать специальную запись «Песни тебе» для клипа. Браун прислал целый список собственных замечаний, исходя из предыдущего, альбомного варианта. Правда, так как он слышал неокончательную версию, многие вещи уже были учтены. Просьба Браун усилить скрипку в аккомпанементе заставила Питера и Дейзи найти один из таких вариантов записи, чтобы не разыскивать скрипача, который на праздники уехал из города. В отношении голоса у Брауна замечаний не было.

Запись шла непросто. Питеру не очень нравились эксперименты, которые иногда позволяла себе Дейзи при исполнении «Песни тебе». Она спорила со звукорежиссером, говорила, что это ее сочинение, и она лучше знает, как оно должно звучать. Девушка приходила домой злая и жаловалась мужу на необъективность Питера. После двух таких жалоб Лайм решил послушать Дейзи и сам ей аккомпанировать. Девушке идея понравилась. Он играл совсем не так, как она. Лайм играл техничнее, свободнее и даже более темпераментно. Дейзи быстро приноровилась к его аккомпанементу и пела без особых проблем.

– Понятно, – сказал Лайм, сняв руки с клавиатуры. – В основном, на мой взгляд, все хорошо. Но вот это место, – он стал подбирать аккомпанемент, – «Только тогда я не знала тебя». Ты делаешь в конце то, что я про себя называю «плач Ярославны». Не следует в конце идти на квинту вниз. Слушай, что у тебя получается.

И Лайм пропел весь отрывок. У него был потрясающий баритон. Дейзи часто спрашивала его, почем он не стал профессиональным певцом, ведь с таким голосом он мог бы даже петь в опере, но внятного ответа не получала. Втайне девушка мечтала когда-нибудь выступить вместе с мужем. Она почему-то больше гордилась его талантом, чем своим.

– Я думаю, нужно остановиться на пятой ступени, – продолжал Лайм. – Разрешать ее не имеет смысла, мелодия продолжается дальше.

– Похоже, ты меня убедил, – с улыбкой сказала Дейзи. – Давай сначала. Я спою еще раз полностью.

У нее, действительно, получилось лучше. Музыка как будто заставила Дейзи забыть о своих догадках относительно Лайма и эггнизма, и их близость в ту ночь была восхитительной, как прежде.

К началу мая были сняты все так называемые «массовые» сцены клипа. Идея поцелуя в конце ушла сама собой, но Дейзи пришлось позволить Бобу поцеловать себя в губы в честь окончания совместной работы, после чего она прополоскала рот водой и сказала себе, что она всего лишь актриса, и роль принцессы – не худшая ее роль. Да и Боб оказался весьма неплохим партнером. Печать разврата – а у кого из парней на студии ее не было? Пожалуй, только у Брауна. Он умудрился сохранить интеллигентность. «Откуда она вообще берется, эта печать? – думала Дейзи. – От беспорядочных сексуальных связей? Но в истории было множество потрясающих мужчин-бабников, у которых ничего подобного не было. Странно». Это было действительно странное явление, которое прогрессировало, по наблюдениям девушки, в течение последних пятидесяти-шестидесяти лет. На лицах женщин печать разврата была не так заметна, но и духовность встречалась редко. Прелестную Дейзи с ее высокой культурой и интеллигентностью не зря считали поразительным исключением.

Для клипа оставалось снять монологи принцессы. Дейзи предложила не менять графика съемок – понедельник, среда, пятница, хотя Браун и хотел сделать их встречи более частыми, чтобы скорее закончить клип. Но у девушки тоже был веский аргумент – ей нужно было доделать альбом, ведь ей осталось записать всего две песни. Конечно, существовала и еще одна причина, о которой Дейзи не могла сказать Брауну – ей надо было тайком ходить в библиотеку. Недавно ей попались две книги – сборник уставов эггнистских куполов, в частности, устав купола-прародителя, и воспоминания бывшего эггниста, написанные в начале века. Среди многочисленных пунктов устава Дейзи поразил один: «За предательство, за разглашение эггнистских тайн – смерть».

В принципе, в этом положении не было ничего особенного – несколько жестоко, но тривиально. Для высокоморальной организации – слишком бесповоротно. Хуже было то, что жертвами этого пункта становились не только так называемые «предатели», но и просто люди, покинувшие организацию. Дейзи помнила несколько таких примеров. Люди, которые выходили из куполов, а потом быстро погибали, умирали от загадочных болезней, кончали с собой… Смерть… Кажется, это был ответ на многие вопросы Дейзи. Лайм не мог выйти из купола «Мировое яйцо», иначе он был бы уже мертв. Он эггнист, в этом нет сомнений. Дейзи охватил страх.

«Смерть», – черными буквами мелькало на лобовом стекле.

«Смерть», – казалось, выл ветер.

«Смерть», – скрипнула входная дверь.

Дейзи поздоровалась с Лаймом, села за стол, начала есть.

«Смерть», – зазвенели тарелки.

Девушка потрясла головой и попыталась улыбнуться.

– Ну вот, мне осталось записать последнюю песню, – сказала она.

– Я рад.

– Я немного устала, скоро пойду спать. Завтра рано поеду на студию. Я лягу в своей комнате, ладно?

– Хорошо, как хочешь.

– Ты не обидишься?

– Конечно, нет.

Дейзи выдавила из себя улыбку.

«Смерть», – как будто раздался хохот у нее за спиной. Она быстро почистила зубы, приняла душ и отправилась спать. Лайм проводил ее до двери. Она поцеловала его и сказала:

– Спокойной ночи, милый.

«Смерть», – словно языком пламени полыхнуло перед глазами Дейзи.

– Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, – повторила девушка и легла в постель.

Наутро Дейзи больше не тревожило навязчивое слово «смерть». Но страх никуда не исчез. Она приехала на студию нервная и никак не могла сосредоточиться.

– Дейзи, что с тобой сегодня такое? – спросил Питер. – Это же самая простая твоя песня, и ты ее всегда отлично исполняла.

– Все нормально, Питер. Не обращай внимания. Просто еще очень рано для меня.

– Ты сама хотела записываться сегодня в это время.

– Да, пора кончать с альбомом.

Дейзи взяла себя в руки, и работа пошла быстро.

Воспоминания бывшего эггниста прояснили для Дейзи суть этой организации и то, как она работает. Тот человек, автор книги, вступил в купол еще в университете и утверждал, что подобным образом туда попадали абсолютно все. Эти строки Дейзи запомнила почти наизусть:

«На последнем году обучения появились люди, которые предложили мне стать членом организации, имеющей целью всячески способствовать объединению всех стран мира в единое государство, воспитывать в каждом терпимость и уважительное отношение к ближнему и построить, таким образом, на Земле царство истины. Мне импонировали эти идеи, как, наверное, и многим людям моего поколения, и я согласился. Я был им нужен, так как являлся одним из лучших студентов во всем университете. Так я стал эггнистом, и лишь впоследствии узнал настоящее лицо организации, в которую вступил».

Новоиспеченному члену купола была гарантирована блестящая карьера в будущем, но сначала он должен был пройти что-то вроде послушания в течение нескольких лет. На этом этапе ему внушались основные постулаты эггнизма, весьма отличающиеся от того, что ему говорили до вступления в купол: презрение к неэггнистам, фанатичная верность организации, беспрекословное уважение к начальству. Кроме того, вырабатывались главные направления его будущей научной работы (если он был ученым), нужные куполу в данный момент. Выход из организации ни на этом этапе, ни на последующих не представлялся возможным.

Правда, автору «Воспоминаний» это удалось, и в своей книге он попытался рассказать об истинных целях эггнистов, прежде всего, об их стремлении к мировому господству. Однако практически сразу после ее выхода из печати он умер при загадочных обстоятельствах. Никакого разбирательства по факту его смерти не последовало. Официальное заключение гласило: инфаркт.

Итак, история, рассказанная Лаймом, скорее всего, была ложью, начиная с мотивов его вступления в купол и кончая деятельностью самого купола. Ложь! А ведь Дейзи верила ему больше, чем себе! Она считала Лайма самым искренним, самым чистым человеком на свете! Она и в мыслях представить не могла, что он был способен солгать, тем более, ей! Но может, он не лгал, и его история была исключением? Дейзи хваталась за эту спасительную мысль, как за соломинку. Но как быть с его странным взлетом на той конференции и тем, что муж миссис Петерсон, его благодетельницы, был видным эггнистом? Видно, и не было никакой сказки… Нет, это только предположение, ведь среди других его знакомых, кроме одного-двух, не самых близких, Дейзи не встречала эггнистов.

Девушка села за библиотечный компьютер и впервые решилась поискать информацию об эггнизме в сети. Ее сразу поразило то, что большая часть статей была откровенно хвалебной. Это навело Дейзи на мысль, что Интернет, или попросту сеть, великое изобретение человеческого ума, финансировалось эггнистскими деньгами. Правда, в потоке похвал всплывали фамилии ныне покойных политических деятелей, деятелей культуры, ученых – от просто известных до очень знаменитых. Дейзи почувствовала себя пойманной в паутину. Ей как будто что-то сверху давило на пищевод. Дейзи нервным движением выключила компьютер. Ее тошнило. Ее никогда так часто не посещало это ощущение. Тошнота. Кажется, у Сартра есть роман с таким названием. Дейзи его не читала. Надо почитать, как-нибудь. Она глубоко вздохнула. Немного полегчало. Можно было ехать домой.

Чувство, что ее кто-то поймал, не покидало Дейзи и на съемках. Сцены, над которыми они с Брауном работали, были самыми сложными в клипе. Дейзи играла принцессу, которая пытается вырваться из замка, но не может. Она подходила к окну, открывала его, высовывалась, и ее руки как будто натыкались на невидимую преграду. Она выходила на балкон, пыталась перегнуться через решетку, но словно ударялась о стену. Дейзи становилась спиной к решетке и продолжала петь о любви. Казалось, ей было душно в замке, тесно в своей прекрасной золотой клетке. Дейзи носилась по площадке с развевающимися золотыми волосами, казалось, она сама стала принцессой в заколдованном замке. А Браун, потрясенный ее игрой, кричал в конце «Браво!» и, обнимая Дейзи, признавался, что ему не хотелось останавливать камеру. Девушка устало улыбалась, благодарила, обещала приехать на следующий день, чтобы скорее закончить клип. Она держала свое обещание, все повторялось снова, и в начале июня съемки были завершены.

Глава 5

Презентация альбома Дейзи «Песня тебе» и премьера одноименного клипа были очень успешными и многообещающими. Первая неделя продаж превзошла все ожидания. Дейзи становилась настоящей звездой. «Песню тебе» называли лучшим клипом последнего десятилетия. Окрыленный успехом, Браун предложил «экранизировать» еще какую-нибудь песню Дейзи. Девушка обещала подумать. Питер, не менее довольный, чем Браун, звал Дейзи на студию записать несколько песен для ее следующего альбома. Она согласилась заехать к нему через пару дней и обо всем договориться.

Дейзи должна была быть счастлива. Ей пришло приглашение участвовать в великолепном концерте звезд Америки ко Дню Независимости четвертого июля в Радио-Сити Мюзик-холле. Ее звали на гастроли по крупнейшим городам США, от Чикаго до Сан-Диего. Была надежда на контракт с Карнеги-холлом. Ее расхваливали во всех ведущих газетах. Репортеры пытались взять у нее интервью – она отказалась. Дейзи поняла, что весь этот успех, который на нее свалился, оказался ей ни к чему. Ей нужна была правда о муже. Дейзи ходила на презентации своего альбома и клипа, улыбалась в объективы фотокамер, а сама смотрела на окружавших ее людей и задавалась вопросом, кто из них эггнист, а кто нет. Нет, она не была счастлива. Ее мать была счастлива, она звонила Дейзи каждый день, поздравляла ее, рассказывала о своих впечатлениях от альбома и от клипа. Лайм был счастлив, он был горд за жену. На вечеринках он был элегантно одет, излучал море обаяния, отвечал на вопросы, даже дал пару интервью. Журналисты вмиг вспомнили его научные заслуги, и они с Дейзи стали настоящей звездной парой. А девушка думала о его лжи и скрепя сердце ложилась в постель рядом с ним. Она страшилась того, что еще может узнать об эггнизме. Дейзи как-то пыталась, сжав зубы, найти сайт купола «Мировое яйцо», но для доступа нужно было знать пароль. Девушка продолжала иногда заходить в библиотеку и читать книги по эггнизму, и картина, сложившаяся в ее голове, была просто страшной.

Эггнистская система напоминала Дейзи тоталитарные секты, которые процветали в конце двадцатого века. Из них тоже не было выхода. Кроме жесткой иерархии, беспрекословного подчинения вышестоящим была и еще одна общая черта сект и куполов, о которой Дейзи догадывалась – зомбированность их членов. Среди эггнистов были видные врачи, в том числе и психиатры. Они наверняка производили опыты над сознанием нижестоящих эггнистов, а может, и неэггнистов тоже. Мысль о том, что Лайма могли зомбировать, девушку убивала.

В те июньские дни Дейзи поняла, что ей не к кому идти. У нее не было друзей. Она не могла позвонить подруге и сказать: «Мне очень плохо. Приезжай, мне нужно тебе все рассказать». У нее просто не было такой подруги. Раньше Дейзи обычно шла со своими проблемами к маме, которая понимала, но и подавляла ее. Потом девушка вышла замуж, и все реже обращалась за помощью к матери. Лайм был для нее и подушкой, чтобы поплакаться, и советчиком и всем, всем, всем. Но теперь вопрос касался его самого, и она могла пойти только к себе.

Лайм не замечал подавленного состояния жены. В университете было жаркое время – экзамены, он приходил поздно. Дейзи было тяжело находиться рядом с ним. Самыми приятными для нее становились те вечера, когда Лайм садился за пианино и играл, а она ложилась на диван и старалась забыться. Он фантастически исполнял этюды Шопена. В другие дни, когда Дейзи не очень уставала на студии, она открывала инструмент и пела под собственный аккомпанемент. Тревога отчетливо звучала в ее красивом голосе.

Однажды, в самом конце июня, Дейзи решила после встречи на студии с Питером заехать в университет к Лайму. Она пришла на кафедру и спросила доктора Миллана.

– Он на экзаменах, – ответил молодой человек, единственный, кто там оказался. – Сказать ему, что Вы здесь, миссис Миллан?

– Нет, не надо. Я подожду.

– Хотите кофе?

– Нет, спасибо. Проводите меня в библиотеку. Я посижу там.

Дейзи проходила между столами, смотря на поглощенных учебой студентов.

– Скажите, пожалуйста, где у вас находится архив? – спросила она библиотекаря.

– Вторая дверь направо, мэм.

Дейзи рассматривала стеллажи с материалами, относящимися к истории Гарвардского университета, и вдруг обнаружила полку с отчетами об эггнистских конференциях. Последнее подобное мероприятие проводилось пять лет назад. Дейзи взяла соответствующий том с докладами и открыла оглавление. Лайм Миллан «О пользе философии эггнизма». Ее будто током ударило. Пять лет назад! Конференция! О боже, он лгал, что давно не имеет к эггнизму никакого отношения! Дейзи резким движением открыла сборник на соответствующей странице. Господи, какую чушь плел Лайм в том докладе! Если бы это не значило так много для Дейзи, она бы просто посмеялась. «Философия эггнизма – величайшее достижение человеческого ума», «эггнизм задает единственно верное направление в любом научном исследовании». И такое говорил доктор Миллан, выдающийся американский востоковед, санскритолог с мировым именем! У Дейзи потемнело в глазах. Она поставила отчет на место и вышла из библиотеки. Дейзи не помнила, как добралась до кафедры. Лайма все еще не было.

– Когда доктор Миллан освободится, скажите ему, что я поехала домой.

– Хорошо, миссис Миллан. До свидания.

– До свидания.

Дейзи сидела за рулем, в бешенстве из-за длинной пробки. Ложь! Все, что он говорил, было ложью! Как он мог! Она ведь так верила ему, так его любила! Дейзи из последних сил цеплялась за руль. Ее тошнило, ей не хватало воздуха. «Может, он и меня хотел вовлечь в свой купол? – спрашивала себя девушка. – Нет, не может быть. Не может быть, чтобы он совсем не любил меня. Он расхваливал эггнизм во имя своей карьеры, или из чувства благодарности, но я здесь не при чем. Он не мог покинуть купол, иначе бы его убили, как и других». Если бы тогда, в январе, он бы сказал ей правду, многое могло бы быть по-другому. Они вместе нашли бы выход. Но он лгал, он не хотел и не хочет искать выхода. Лайм, видно, всем доволен: и тем, что его организация тоталитарна по своей сути, и тем, что она стремится к мировому господству, и тем, что многие ее члены причастны к преступлениям огромного масштаба. Дейзи не хотела обо всем этом думать. Ее продолжало тошнить, но слез не было.

Она приехала домой и сразу забралась в душ. Ей стало чуть-чуть лучше. Лайм приехал где-то через полчаса.

– Ты меня не дождалась? – весело спросил он, целуя ее в щеку. Дейзи едва не вздрогнула. – Я был на экзамене. Надо было попросить позвать меня, я бы закончил побыстрее.

– Ничего страшного, Лайм. Я сделала глупость, что приехала к тебе на работу.

– Нет, поверь, мне очень приятно. Я всегда рад видеть свою жену.

Лайм был в прекрасном настроении, несмотря на усталость. Они сели за стол, Дейзи рассказывала о встрече с Питером, об их договоренности записывать ее второй альбом. Лайм был доволен. Он оживленно описывал прошедший экзамен, много шутил. Дейзи с трудом переносила его присутствие. Он олицетворял для нее отныне само лицемерие, которое она так люто ненавидела. Девушка едва терпела его прикосновения.

– Я пороюсь в сети перед сном, – сказала она, выдавив из себя улыбку.

– Хорошо.

Она села за компьютер, Лайм наклонился и поцеловал ее в шею.

– Спокойной ночи, любимая.

Дейзи чуть отпрянула, уставилась на монитор и ответила:

– Спокойной ночи, Лайм.

Она читала новости невидящим взглядом. Она не запомнила ни единого слова. Дейзи слышала, как Лайм ложился, выключила компьютер и пошла в ванную. Она почистила зубы, умылась и легла в постель рядом с мужем. Он уже спал.

Дейзи лежала на самом краю, притянув к подбородку свой край одеяла. Она даже не дотронулась до Лайма. Сколько раз она ласкала его, прежде чем погасить свет! Он казался ей спящим ангелом. Надо же, она была так счастлива! Как быстро все ушло, за какие-то несколько месяцев! Ложь, она все разрушила.

У Дейзи был дар – отключиться от самой себя, почувствовать, что она – это не она, и все происходящее к ней не относится. «Это не со мной, – подумала девушка. – Это дурной сон. Он пройдет, и все будет хорошо». С этой мыслью она заснула.

Наутро Лайм встал рано и перед уходом разбудил Дейзи.

– Не знаю, во сколько сегодня получится закончить, – сказал он. – Постараюсь пораньше. Ты никуда не собираешься?

– Вроде бы, нет, – ответила девушка спросонья, улыбаясь.

– Я тебе позвоню. До свидания, любимая.

– До свидания, Лайм.

Дейзи поцеловала мужа и потянулась. Был жаркий июньский день. Спальня была залита солнцем. Все было прекрасно, Дейзи уже успела сказать это про себя, как вдруг она вспомнила проклятый доклад Лайма об эггнизме… Животный ужас сковал ее внутренности. Тем не менее она ни в чем не поменяла свой обычный утренний ритуал: сделала зарядку, умылась, почистила зубы, съела оставленный Лаймом на столе завтрак. Затем Дейзи вынула список знакомых мужа, которых она собиралась проверить на принадлежность к эггнизму, и бумажку с куполом «Мировое яйцо». Забавно – последняя оказалась в том же ящике, в котором девушка нашла ее еще в январе. Лайм никуда ее не спрятал. Взяв оба листка, Дейзи села за компьютер. Она чувствовала одновременно решимость, апатию и усталость. «Пора кончать с этим», – сказала она себе.

Дейзи набрала адрес сайта «Мировое яйцо». «Для доступа введите пароль», – последовал ответ. Она испробовала две или три комбинации, нашла номер телефона своего провайдера и позвонила туда. Ей ответил женский голос:

– Алло, здравствуйте! USA-on-line к Вашим услугам.

– Доброе утро. Я бы хотела получить дополнительный доступ.

– Назовите Ваш номер клиента.

– 49064 с. Да-да, с, «классический».

– Какой сайт Вас интересует?

Дейзи назвала адрес.

– Да, мы можем предоставить Вам доступ, – сказала девушка из USA-on-line. – Но это платная услуга, довольно дорогая.

– Сколько?

– Пятьдесят долларов. Я Вас предупреждала.

– Нет-нет, все в порядке. Я согласна. Запишите номер моей кредитной карточки.

Дейзи продиктовала набор цифр, который знала наизусть.

– Наберите адрес. Доступ будет предоставлен в течение минуты.

– Спасибо.

Дейзи повесила трубку и нажала на кнопку «Enter.»

Сайт был хорошо оформленным и довольно удобным. Вначале шло приветствие брату-эггнисту от имени Верховного предводителя ядра 1-й степени, главы купола «Мировое яйцо» доктора Вебера. Дейзи нашла в содержании сайта пункт «Состав членов купола» и вызвала данную страницу. Список был длинным, но девушке стало все ясно с самых первых фамилий.

«Миссис Браун, генерал ядра».

«Мистер Браун, предводитель 1-й оболочки».

«Доктор Миллан, предводитель 2-й оболочки».

«Питер Сандерс, начальник 2-й оболочки 3-й степени».

«Даже Питер!» – подумала Дейзи. Было и множество других, более или менее знакомых ей людей. Среди «практикантов» числились Кейт и Боб.

Дейзи сидела, вцепившись в кулак зубами, чтобы не закричать. На листе с фамилиями, лежащем рядом, вместо трех плюсов, как раньше, стояли все пятнадцать. На экране в правом нижнем углу весело мелькало аппетитное белое яйцо. Сказки не было, ни у Лайма, ни у самой Дейзи. Недаром Питер когда-то сказал с иронией: «Да, Лайм действительно волшебник». Он знал, что это за волшебство. От этой мысли ей стало так обидно, что она заплакала. Она чувствовала полную беспомощность. Кто она? Только пешка в чужой игре. И тут же другая мысль пришла ей в голову – как долго она смогла бы петь то, что хочет? Как скоро ее бы постарались заставить плясать под эггнистскую дуду? Через полгода, через год? Может, и раньше.

Дейзи еще раз взглянула на экран. Телефон! Она же знает тот загадочный номер, который написан на старой бумажке! Это телефон президента Гарвардского университета, по совместительству главы купола «Мировое яйцо» доктора Вебера! Как же она раньше не вспомнила! Дейзи открыла на компьютере адресную книгу. Все правильно, это номер Вебера. Круг замкнулся.

Девушка выключила компьютер, взяла свадебную фотографию и включила автоответчик, чего не делала еще ни разу в жизни. Эта фотография всегда стояла у Лайма на письменном столе. Дейзи нравился этот снимок. Оба красивые, оба счастливые… На Дейзи шикарное белое платье, расшитое розочками, Лайм в элегантном черном смокинге, белой рубашке и бабочке. Они идут в обнимку, фотограф снял их в движении. Оба чуть подались вперед, оба излучают энергию. Кажется, весь мир должен им покориться…

Дейзи отложила фотографию в сторону. Зазвонил телефон. Девушка не сдвинулась с места. «Извините, я сейчас занята, – сказал ее голосом автоответчик. – Оставьте свое сообщение после звукового сигнала».

– Алло, Дейзи? Дейзи, это я, Лайм. Я постараюсь приехать часам к восьми. Я еще перезвоню. Пока, любимая.

Дейзи продолжала сидеть на диване. Сколько времени она провела в таком положении – час, два? Очнувшись, Дейзи взяла несколько альбомов с фотографиями последних двух лет. Вот их свадебное путешествие, почти кругосветное. Кипр: Дейзи выходит из воды, на ней розовый открытый купальник, мокрые волосы спадают на плечи мелкими кудряшками. Этот снимок Лайм назвал «Моя Афродита». А на другой фотографии Дейзи в Париже, на фоне Эйфелевой башни – юбка ее летнего платья развевается, совсем как у Мерилин Монро. Вот они в Индии, катаются на лодке по озеру в Кашмире: Дейзи в розовом сари, волосы завязаны узлом. Очень интересная была поездка на родину матери Лайма. Прошлогодние фотографии – ее сбывшаяся мечта – Рио-де-Жанейро. Дейзи на фоне Сахарной горы, Лайм снимал ее в фуникулере. Она улыбается, она счастлива.

Дейзи закрыла альбом и начала смотреть более новые фотографии. Вот они с Питером на презентации ее дебютного альбома, вместе держат ее диск. Какая забавная фотография! Они наклоняются друг к другу и в результате оба оказываются в позе дядюшки Скруджа, «попами кверху». Дейзи улыбается, но глаза ее не такие веселые, как на предыдущих снимках. А вот совсем свежие фотографии. Их прислали недавно. Это вечеринка в честь окончания съемок клипа. Дейзи делает вид, что ей весело, но если присмотреться внимательнее, ясно, что она напряжена. Она одета довольно скромно и практически не накрашена. Даже на съемках она почти не использовала тушь для ресниц.

Дейзи поставила снимки на место. Надо перекусить, уже поздно. Опять зазвонил телефон. Автоответчик снова отозвался голосом Дейзи.

– Алло, это я, Лайм. Куда же ты пропала, милая? Я скоро приеду. Целую. Жди.

Дейзи равнодушно посмотрела на телефон. Похоже, можно отключить автоответчик. Девушка перевела взгляд на стол. Рядом с компьютером лежал долгожданный контракт с Карнеги-холлом на сентябрь месяц. Его принесли, вероятно, рано утром. «Поздно, – подумала Дейзи. – Слишком поздно. Почему то, чего так долго добиваешься, получаешь именно тогда, когда это уже не нужно?» Дейзи не могла ответить на этот вопрос. Таков был закон ее жизни, особенно, до Америки. Она была уверена, что нашла свое счастье с Лаймом. Увы, это оказалось не счастье, а только одна ложь. Ложь, в которую превратилась вся ее жизнь. Ее мир был разрушен. Она сама едва ли осознавала собственное существование.

Дейзи встала, пошла на кухню и начала механически резать салат. Ей показалось, что она что-то забыла. Дейзи вернулась в кабинет, нашла старую зажигалку Лайма и подожгла «эггнистский список». Потом собрала золу, выбросила ее в мусоропровод, вымыла руки и пришла обратно на кухню. Девушка разделила салат на две порции, съела свою не потому, что хотела есть, просто, так было нужно, у нее с утра не было ни крошки во рту. Затем Дейзи встала из-за стола и, прислонившись к стене, стала ждать Лайма.

Он приехал, как и обещал, около восьми. Девушка открыла дверь и, даже не поздоровавшись, хотела вернуться на кухню, когда Лайм остановил ее словами:

– Дейзи, почему ты не подходила к телефону? Тебя не было дома?

– Была, – коротко ответила она.

– Тогда в чем дело? Что случилось?

– Иди ешь, потом поговорим.

– Нет, все-таки…

– Я же сказала, потом поговорим.

И Дейзи, не оборачиваясь, отправилась на кухню, где опять прижалась к стене. Пока Лайм ел, всячески выказывая свое удивление ее поведением, она стояла молча.

– Нет, Дейзи, объясни мне, в чем дело? – снова спросил он, еще продолжая жевать.

– Дожуй, – снисходительно произнесла девушка, – и выпей чаю. Я уже поела.

Лайм встал из-за стола, отправил тарелки и чашки в посудомоечную машину и повторил свой вопрос:

– В чем дело, Дейзи? Я жду объяснений.

– Хорошо. Только я отвечу вопросом на вопрос. Лайм, что тебя связывает с эггнизмом?

– Дейзи, я же тебе рассказывал. Я вступил в купол после смерти отца, чтобы поддержать мать. «Мировое яйцо» – это благотворительная организация, и она оказывает помощь…

– Хватит, – оборвала его Дейзи. – Я это уже слышала. Достаточно лжи.

– Но, Дейзи…

– Если ты не хочешь говорить правду, я ее скажу. Ты действительно вступил в купол лет пятнадцать назад, только твой отец был еще жив.

– Дейзи!

– Не прерывай меня. Они были, вероятно, очень приятными людьми, а ты был очень способным студентом. Интересно, кто беседовал с тобой – миссис Браун, а может, миссис Петерсон? Не знаю. Да и организация, в которую тебя приглашали, была вроде бы весьма уважаемой, и столько известных людей там состояло… А тебе не хотелось отказываться от широких возможностей, от блестящей карьеры. Потом уже умер твой отец, ты оказался в затруднительной ситуации, и эггнисты тебе помогли. И как тебе только совесть позволила прикрываться родной матерью, когда ты мне голову морочил своей басней! Ну, хватит об этом. Что же было потом? Подготовительный период, вероятно, как раз до той знаменитой конференции. Да, ты выступил блестяще, но ведь попасть туда тебе помогли эггнисты. И в Гарвардский университет тебя взяли не только из-за того, что ты талантливый ученый, а потому, что мистер Вебер был главой купола «Мировое яйцо». Интересно, когда ты понял, в чем суть эггнизма? Ты ведь не мог этого не понять. Но назад дороги не было – выход из организации карался смертью. Вот ты и остался, и пел эггнизму дифирамбы, вероятно, из чувства благодарности. Увы, это еще не все. Ты решил заняться и моей карьерой. Конечно, что могла понимать двадцатилетняя дурочка, к тому же не американка, у которой в жизни ничего пока не получалось? Она так любила тебя, так тебе верила, в рот тебе смотрела! Поистине нетрудно было ее обмануть. Хотя, если задуматься, чего ради было Питеру столько возиться с моим альбомом, а Брауну снимать клип за бесплатно? Только ради брата-эггниста. А теперь ответь, что я сказала не так?

– Все так, – отозвался Лайм. Он сидел за столом, уронив голову на руки. Он был раздавлен.

– Я не знаю только, как ты обо всем узнала, – добавил он.

– Я полгода занималась эггнизмом – ходила тайком в библиотеку, работала на компьютере. Ну, а чтобы сделать выводы, у меня хватило мозгов.

– Дейзи, по-моему, ты все преувеличиваешь, – неожиданно встрепенувшись, заметил Лайм.

– Преувеличиваю! Нет, это ты, кажется, снова хочешь солгать. Быть не может, чтобы ты не знал о причастности эггнистов к Балканским войнам и кризису десятых годов!

Отпираться было бесполезно.

– Да, я лгал тебе, – глубоко вздохнув, сказал Лайм. – Но разве ты сама никогда не лгала?

– Лгала, – честно ответила Дейзи, – но не по такому серьезному поводу.

– Я все делал ради тебя, Дейзи. Ты ведь хотела быть знаменитой, хотела выступать в лучших залах, хотела записать альбом, снять клип… Разве не так?

– Да, я хотела быть знаменитой. Но не такой ценой.

– Какой еще ценой? Я использовал любую возможность. Пусть они все были эггнистами, что из того? Ну да, ты же все знаешь… Да, я лгал тебе, но лгал ради тебя. Прости меня. Ты едва ли представляешь, что это за организация. Я могу тебя защитить от чего угодно, но не от них. Здесь я бессилен. Зачем тебе было это знать?

– Я никогда никому не верила, Лайм, – тихо сказала Дейзи. – А тебе поверила. Лучше бы было мне не верить!

– Дейзи, давай забудем все это, – проговорил Лайм, вставая и протягивая к ней руки. – Прости мне мою ложь. Я люблю тебя. Наверное, я был не прав, что не сказал тебе сам, как все было по-настоящему. Я хотел, чтобы ты верила в сказку. Поверь мне, я хотел оградить тебя от эггнистов.

– Ты превратил мою жизнь в ложь!

– Я не хотел, верь мне. Давай помиримся.

– Я любила тебя, а ты мне лгал.

– Перестань. Скажи, что прощаешь меня.

Лайм хотел было взять Дейзи за руку, как вдруг она взорвалась:

– Не приближайся! Не дотрагивайся до меня! Убирайся! Я не желаю тебя больше видеть! Никогда!

Она резко развернулась и ушла в ванную. Он застыл на месте, как громом пораженный.

Дейзи быстро умылась и почистила зубы, а потом заперлась в своей комнате.

– Дейзи! – позвал ее Лайм. – Стоит ли все рушить вот так? Все, что мы создали за эти два года… Прости меня, Дейзи. Я признаю, что был не прав. Прости меня.

– Я не могу простить тебя, Лайм, – с чувством сказала девушка, прислонившись спиной к двери. – Если бы я сказала, что прощаю тебя, это была бы еще одна ложь. Я не могу простить тебе ложь, Лайм. Я бы простила что угодно, может, даже измену, если бы ты честно во всем мне признался. Но не ложь. Уходи. Все кончено. Я завтра утром поеду на студию, мне надо поспать. Слава Богу, у нас в доме две спальни.

Дейзи чувствовала, что он все еще стоит за дверью. Она не открыла.

Дейзи доплелась до кровати и села на край. «Все кончено, – повторила она вслух. – Finita la comedia». Забавно, в их разговоре ни разу не прозвучало слово «развод». Все было и так ясно. Дейзи не нужно было говорить, что она скоро пришлет документы на расторжение брака. За этим дело не встанет.

«Кто сказал, что развод – это освобождение? – подумала девушка. – Видно, кто так считает, совсем не любил своего мужа. А если любишь, то это больно, очень больно».

Дейзи разделась и легла спать. Она чувствовала себя измотанной. Лайм давно ушел к себе, стало тихо. Дейзи заснула. Ее преследовали кошмары. Ей снилось, что она бьется в паутине из железных прутьев, и они разрывают ее сердце на тысячи частей.

Дейзи проснулась в ужасе. Уже наступило утро. Она вспомнила вчерашний разговор и содрогнулась. Лайм уже ушел, завтрак стоял на столе. Дейзи механически делала какие-то движения: умывалась, чистила зубы, но зарядку делать не стала. Она с трудом съела яйцо и выпила чашку чая. От одного вида еды ее тошнило. Потом Дейзи машинально оделась – серые брюки, белая рубашка, клетчатый пиджак, – взяла свою сумочку и села в машину.

Такой глубокой депрессии у нее никогда не было. Обычно все заканчивалось слезами, иногда даже истерикой, после чего она успокаивалась более или менее быстро. Но сейчас слез не было, Дейзи не кричала, не била кулаками о стену. Она сидела за рулем, равнодушно уставившись на дорогу, даже не задумываясь, куда едет. Вокруг не было ни души, все давно уже были на своих рабочих местах. Дейзи как будто уже не существовало. Взгляд ее некогда красивых глаз был безжизненным. Она ни о чем не думала, но одной мысли все же удалось пробить дорогу в лабиринтах ее мозга. Почему она еще жива? Зачем? Ведь все кончено. Куда она едет? Дейзи вынула из сумочки фотографию Лайма. Он был для нее всем, но оказался всего лишь лицемером. Она поставила фотографию к лобовому стеклу.

«Прощай», – тихо сказала Дейзи.

Справа показался обрыв. Вокруг не было ни одной машины. Сейчас один резкий поворот направо, удар… и все будет кончено. Ни кошмара последних месяцев, ни боли в груди – ничего больше не будет. Как хорошо… Ни лжи, ни лицемерия, ни эггнизма…

И вдруг в ней что-то всколыхнулось. Кончать с собой из-за эггнистов? Не слишком ли это жирно? Нужно бороться, нужно вывести их на чистую воду! Лайм ей лгал – ну и что? Пусть убирается на все четыре стороны! Дейзи проживет и без него. «Я выживу!» – именно эта песня звучала утром по радио. И Дейзи выживет! Только надо действовать. Надо стать кем-то другим. Надо умереть, но не по-настоящему. То есть, нужно, чтобы все поверили в ее смерть. Что же для этого требуется?

Дейзи притормозила. Обрыв довольно крутой, если отправить туда машину на большой скорости, она разобьется. Но взорвется ли… «Взорвется! – радостно подумала Дейзи. – У меня же газовый баллон в салоне! От удара он должен взлететь на воздух». А если машина взорвется, то и загорится. Вокруг никого нет, пока кто-нибудь проедет мимо, салон уже будет полыхать, а пока пришлют помощь, он сгорит, и Дейзи тоже. Гениально!

Дейзи сняла пиджак, вынула из сумочки кошелек и кредитную карточку, вырвала из хвоста клок волос и разбросала их по спинке сиденья. Затем она надела на голову старую кепку и вышла из машины. Заведя мотор, она разогнала автомобиль, и он сорвался в овраг. Раздался взрыв. Дейзи перебежала дорогу и понеслась по обочине сломя голову. Затем она свернула налево, впереди показался хвост автобуса. Дейзи прибавила скорость. Пока автобус стоял на остановке, девушка успела до него добежать. Народу в салоне было немного, но Дейзи села в проходе, а не к окну. Автобус следовал на вокзал. Она опустила козырек почти на глаза и отдышалась. Слева от нее через проход сидел мужчина и смотрел газету. Сначала Дейзи не обратила на него никакого внимания, но вскоре невольно поддалась искушению почитать через плечо. У нее было отличное зрение. Ее внимание привлекла статья под заголовком «Они ехали на пикник». Дейзи не смогла разобрать каждое слово, но общий смысл поняла. Трое парней и две девушки отправились на машине из Олбани за город и попали в аварию. Четверо погибли сразу, одна выжила и находится в реанимации. Рядом была помещена фотография – пятеро молодых ребят, веселых, беззаботных, и среди них черненькая, очень сильно накрашенная девушка – вылитая Дейзи. Та самая, которая выжила. Энн Литтлвуд. «Это судьба», – подумала Дейзи. Она станет Энн Литтлвуд, пока та в госпитале. А потом будь, что будет.

Нужно было торопиться. Не пройдет и получаса, как ее сгоревшую машину найдут, и она не сможет снять со счета деньги. Ведь на нескольких долларах в кошельке Дейзи долго не продержится. Она выскочила из автобуса и побежала на вокзал, по пути купив газету с фотографией Энн Литтлвуд. Банкомат оказался свободен. Дейзи проверила свой счет, на нем находилось 8150 долларов. Она затребовала 7500. Девушка решила, что закрывать счет не следует, а Лайм точно не будет интересоваться, какая там сумма. Банкомат не желал выдавать столько наличных денег. Дейзи нетерпеливо нажимала на кнопки. Наконец посыпались крупные, пятисотдолларовые купюры. Девушка положила одну в кошелек, остальные засунула под майку. Бюстгальтера на ней не было. Деньги неприятно щекотали ей тело. Она выбросила кредитную карточку в первую попавшуюся урну и отправилась покупать билет до Олбани. Ближайший поезд отходил через десять минут. Дейзи вошла в вагон, села у окна и стала читать газету.

Она никогда не жила одна. Сначала Дейзи жила с матерью, потом с Лаймом. Она почти ничего не делала самостоятельно. А теперь, меньше чем за час, девушка стала другим человеком. Она сама ввязалась в настоящее приключение. Именно этого ей недоставало всю жизнь. Дейзи осознала это в те двадцать минут, в которые поезд мчался от Бостона до Олбани. Она никогда не была в этом городе. Первое, что девушка решила сделать – это позвонить в Городскую больницу, где, если верить газете, находилась Энн Литтлвуд. Дейзи быстро нашла номер телефона во встроенном в автомат электронном справочнике.

– Алло, это больница? Здравствуйте. Я хочу спросить, как здоровье Энн Литтлвуд. Она поступила к вам вчера. Я ее знакомая.

– Мисс Литтлвуд скончалась пятнадцать минут назад.

Дейзи повесила трубку, не веря своим ушам. Умерла! Бедная девушка. Ей было двадцать два года, столько же, сколько и Дейзи. Так написано в газете. Она сирота, и те ребята тоже, они все воспитывались в одном детском доме. Какой странной иногда бывает жизнь.

Но ей некогда было переживать по поводу смерти Энн. Сама судьба привела Дейзи в Олбани. У нее очень мало времени. В больнице еще наверняка не успели сообщить властям о смерти девушки. А Дейзи нужно срочно узаконить свое новое имя. Ей необходимо выправить водительское удостоверение Энн.

Дейзи вернулась к телефону-автомату и стала искать адрес мисс Литтлвуд, а затем и полицейское управление, которое выдало ей права. Девушка понятия не имела, как туда добраться, но это было не главное. Сначала она должна была стать Энн Литтлвуд.

Дейзи пошла пешком по городу в поисках черного парика. К счастью, ей попался нужный магазин, где она купила в точности такую же паклю, какая была на голове Энн на газетном снимке. Затем Дейзи приобрела набор косметики и аптечку, которые сложила в один мешок. Оставалось самое главное – одежда. На фото Энн была в кожаной куртке, темной футболке, черных джинсах и, главное, в крысах. Дейзи терпеть не могла такую обувь даже на мужчинах. Но делать было нечего. Она купила страшную черную футболку, ужасные штаны и устрашающего вида башмаки с длиннющими носами, от которых при ходьбе раздавался отвратительный звон, ну и, разумеется, куртку-косуху. Со всей этой дребеденью Дейзи зашла в общественный туалет, плотно закрыла за собой дверцу и стала делать из себя Энн Литтлвуд. Она переоделась в только что купленные футболку и джинсы, предварительно вынув деньги из-под майки и положив их в кожаную куртку, надела крысы и занялась «приведением в порядок» головы. Дейзи в жизни не носила парика, у нее всегда были лучшие в мире волосы. Но черная пакля весьма удачно налезла на ее голову. Затем она, внимательно рассмотрев фотографию Энн, очень сильно накрасила тушью ресницы и сделала стрелки почти до середины виска. Оставались тени и помада. В качестве завершающего штриха Дейзи наклеила на лицо пару пластырей и подвязала левую руку бинтом. Посмотревшись в маленькое зеркало, она сама себя не узнала. Дейзи сложила свои вещи в мешок из-под куртки и вышла из кабины. Почему-то тяжелее всего ей было расставаться со своей старой кепкой. Тем не менее, Дейзи решительно выбросила мешок в ближайший мусорный бак.

Дейзи понятия не имела, как добраться до полицейского управления, но вопросов не задавала, чтобы не привлекать внимания. Зато она вслушивалась в речь горожан, особенно молодежи. Где-то через полчаса Дейзи наткнулась на автобус, который как раз шел в нужный ей район. Она выглядела ужасно, но своей рукой на перевязи вызывала жалость. Какой-то мужчина даже уступил ей место.

Дейзи и не представляла, что способна на такую авантюру. Она всегда в душе жутко волновалась перед тем, как идти в какие-нибудь важные организации. Дейзи и сейчас была неспокойна. Но обратной дороги не было. Было жарко, так что кожаную куртку девушке пришлось снять. Она вошла в полицейское управление уверенным шагом, хотя за минуту до этого момента у нее подкашивались колени.

– Здрасьте! – громко и несколько развязно сказала Дейзи. – Я хочу водительские права сделать. Кто мне поможет?

– Подойдите сюда, – позвала ее девушка, сидящая за компьютером. – У Вас что, нет прав?

– Есть, конечно. Но я потеряла удостоверение. Я в аварию попала. Но за рулем меня не было, я была только пассажиркой. Можете проверить. Я Энн Литтлвуд, про нас еще в газете писали.

– Энн Литтлвуд? Сейчас проверим. Да, Вы не виноваты в аварии. Вы с четырнадцати лет водите машину?

– С рождения, как любая американка.

Этими словами Дейзи изо всех сил попыталась выказать национальную гордость.

– В происшествия Вы не попадали, – продолжала девушка-полицейский. – Жарко сегодня, не правда ли?

– Кошмар, я чуть не сдохла.

– Вы родились в Олбани пятого декабря 2022 года?

Дейзи родилась второго, но, разумеется, ответила «да».

– Учились сначала в специальной школе при детском доме, а затем…

– А затем в муниципальной этого района, – наобум продолжила Дейзи и чуть не упала в обморок от собственной наглости.

– Именно так, – подтвердила полицейская.

– В данный момент не работаю, – с еще большим нахальством сообщила Дейзи. – Но хочу начать новую жизнь. Так Вы дадите мне права?

– Сейчас, подождите секунду. Вот Ваше удостоверение.

– Спасибо Вам! – крикнула Дейзи. – Вы просто класс!

– Не за что. До свидания.

– Чао, офицер.

Дейзи вышла из управления, вертя в руках заветную карточку. Получилось! Да здравствует жара, компьютер и невнимательные чиновники! Ее теперь зовут Энн Литтлвуд, надо научиться откликаться на новое имя.

Пока девушка-полицейский обедала, на компьютер поступила информация о смерти Энн Литтлвуд. Не дождавшись команды пользователя, машина сама сделала две записи – одну о кончине мисс Литтлвуд, а другую о выдаче ей же дубликата водительских прав. Когда полицейская вернулась на свое рабочее место, компьютер работал как ни в чем не бывало и не посылал никаких запросов.

В это время Дейзи сняла перевязь и отправилась на почту. У нее как раз была мелочь на конверт в Европу. Она решила воспользоваться обычной почтой, чтобы избежать проверок. Вряд ли кто-то будет вскрывать ее ничем не примечательный конверт.

«Дорогая мама!

Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко. Не ищи меня. Со мной все в порядке. Не приезжай на мои похороны.

Сожги письмо вместе с конвертом.

Целую,

Дейзи».

Девушка вышла на улицу и стала думать, что делать дальше. Оставаться в Олбани ей не хотелось. Она решила положиться на судьбу, поехать на автовокзал и сесть на первый междугородний автобус. Таковой нашелся довольно быстро, и направлялся он в Детройт. Дейзи было все равно. Она села на теневую сторону и наслаждалась прохладой, царившей в салоне. Девушка с утра ничего не ела, так что с огромным удовольствием выпила кофе и съела сладкую булочку.

Дейзи остановилась в Вудхавене, пригороде Детройта. Мотель оказался очень милым. Но прежде чем отдохнуть, девушка отправилась в ближайший банк открывать счет на имя Энн Литтлвуд. Она снова повесила руку на перевязь и приняла несчастный вид.

В банке ей, как и полагается, дали заполнить анкету.

– Я переехала и еще не нашла квартиру, – сказала Дейзи насчет графы «местожительство».

– Напишите старый, потом сообщите новый, – ответили ей.

– Вам, наверное, интересно, откуда у меня такая сумма, – произнесла девушка. – Я страховку получила наличными. В аварию попала.

– Сочувствую. Начинаете новую жизнь?

– Да, у меня никого нет. Все мои друзья погибли.

Дейзи выдавила из себя слезу и всхлипнула весьма правдоподобно.

– Не вешайте нос. У Вас все еще впереди. Удачи Вам.

– Спасибо, – сказала Дейзи, взяла кредитную карточку и вышла из банка. Ее душил смех, но внезапно ей стало грустно. Ведь настоящая Энн Литтлвуд умерла. Какой она была? Кого любила? О чем мечтала? «Не буду об этом думать», – сказала себе Дейзи. Так с ума можно сойти. Энн мертва, но ей нужно жить дальше. И она выживет.

Вечером Дейзи переключала каналы в поисках местных новостей. На WorldTV она не надеялась, и правильно, – она еще не стала звездой мирового масштаба. Но на ABC сообщение о ее смерти все же передали.

«Сегодня днем в автомобильной катастрофе погибла известная певица и композитор Дейзи Миллан. Тело девушки сгорело заживо. Прах Дейзи будет захоронен послезавтра. О месте и времени похорон будет сообщено дополнительно».

После официальной части включили отрывок из клипа на «Песню тебе». В конце ведущая с грустью добавила от себя: «Дейзи была прелестной и очень талантливой. Каждый, кто слышал ее хоть раз, уже никогда не забудет ее прекрасного голоса. От имени всего нашего канала я выражаю глубокие соболезнования всем ее родным и близким и, прежде всего, ее мужу доктору Миллану. Дейзи навсегда останется для всех нас маленькой американской принцессой».

Последние слова были трогательными. Дейзи улыбнулась. После смерти ее, надо признать, оценили. Девушка чувствовала почти животное удовлетворение. Ее авантюра удалась! Она спустилась поужинать в ресторан мотеля и вскоре легла спать в прекрасном настроении.

Мать Дейзи узнала о смерти дочери только на следующий день. Ей позвонили из полиции Бостона и сказали, что экспертиза только что сделала окончательное заключение. Она не верила своим ушам. Она кричала в трубку, что ее дочь не может умереть, что это бред, что она никогда этому не поверит. Ее успокаивали, но настаивали на смерти Дейзи. Мать девушки сразу же заказала билет на ближайший рейс до Нью-Йорка, но тут пришло письмо, которое ее поразило. Сама Дейзи просила ее не приезжать на похороны! Мать девушки была в растерянности. Она позвонила Лайму и поняла, что он ничего не знает, кроме того, что его жена погибла. Он сообщил, когда будут похороны, и обещал перезвонить. Мать девушки была в недоумении. Она была уверена, что Дейзи жива, но где она? Что с ней? На штемпеле стояло «Олбани», а не «Бостон», следовательно, девушка уехала из дома. Что произошло между ней и Лаймом? Наверное, что-то ужасное. Они были такой идеальной парой. Мать Дейзи вспоминала, как радовалась их браку. Еще бы, такая великолепная партия – профессор из Гарварда, никогда не был женат, хорошо обеспечен, красивый, вдумчивый и, кажется, добрый. Он понравился матери Дейзи с первого взгляда. Неужели она ошиблась? Что же случилось? Он изменил ее девочке? Вряд ли. Скорее, он оказался связанным с мафией, или с какой-то сектой, или еще с чем-нибудь… Какой ужас! А Дейзи! Что она напридумывала! Подстроить собственную смерть! Дейзи всегда была немножко странной девочкой. Даже она, ее родная мать, ее лучшая подруга, не всегда знала, что у дочери на уме. Дейзи бывала очень упрямой и порой весьма эгоистичной. Она могла заниматься целыми днями, а когда у нее ничего не получалось, говорила: «Не расстраивайся, мама, зато я многому научилась». А когда она вбила себе в голову поехать в Америку, думала ли она о матери? Пыталась ли она себе представить, как беспокоятся о ней? Надо отдать должное Дейзи – она всегда звонила матери по телефону. Но сейчас девушка этого не сделала. Дейзи в опасности! Нужно срочно ехать искать ее. А вдруг от этого станет еще хуже? Мать Дейзи не знала, что и делать. Она не имеет права навредить родной дочери. Девушка запретила ей ехать в Америку. Что ж, тогда надо подождать, Дейзи должна скоро объявиться. Главное, что она жива.

Мать Дейзи сожгла письмо дочери, как та и просила. Когда позвонил Лайм, она сказала, что не сможет приехать на похороны, что у нее был сердечный приступ и врач не выпускает ее из дома. Ее зять пожелал ей здоровья и повесил трубку. Не надо этому темному человеку знать, что ее девочка жива. Так просто Дейзи бы от него не ушла, тем более, таким диким способом. Скорее бы она объявилась! Неужели она не доверяет родной матери? Что у нее за шутки! Все-таки Дейзи эгоистка, никогда не думает от других.

Дейзи думала, но ничего не могла изменить. Ей нельзя было никому звонить, тем более, матери. Девушка переживала, но держалась стоически.

В день своих «похорон» Дейзи снова ждала новостей на ABC. Как она узнала из какой-то музыкальной передачи, ее должны были хоронить на том же кладбище, где покоились мать и отец Лайма. Репортаж о Дейзи поставили в самый конец программы. Похороны производили гнетущее впечатление. Было пасмурно, царило молчание. Камера переходила с одних лиц на другие. Питер с женой, мистер Браун с матерью, Боб, Кейт, еще какие-то люди, кажется, имевшие отношение к съемкам и, наконец, Лайм. Матери Дейзи не было. Значит, она получила письмо. Слава Богу! Что-то она сейчас думает о дочери! Нет, это неважно, главное, она знает, что Дейзи жива.

Кейт плакала. Дейзи даже стало ее жалко. «Ну что ты плачешь, – так и хотелось ей сказать, – со мной же все в порядке. Это только игра». Кейт тоже была эггнисткой, как и остальные, но человек она неплохой.

Лайм был весь в черном, правда, без темных очков в отличие от других мужчин. Он не плакал, но на его лице застыло такое выражение скорби, что Дейзи стало страшно. Камера задержалась на нем, хотя он, казалось, не обращал на нее никакого внимания. В гробовой тишине неожиданно зазвучал его бередящий душу голос. Лайм читал стихотворение Кристины Россетти «Помни меня».

– Прощай, Дейзи, – произнес Лайм. – Ты любила это стихотворение…

На ее могилу дождем посыпались алые розы…

Дейзи нервным движением выключила телевизор и бросилась на кровать лицом вниз. Она захлебывалась рыданиями, и ей чуть не стало плохо. Девушка старалась не кричать, чтобы не будить соседей. Лишь усилием воли она заставила себя немного успокоиться. Дейзи изо всех сил обхватила подушку руками и уткнулась в нее лицом. Она чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в большом и очень страшном мире.

Дейзи села и, продолжая всхлипывать, взяла в руки телефонную трубку. Лайм не будет больше страдать. Она сейчас позвонит ему, будет просить прощения, говорить, что такое никогда больше не повторится… Нет, так нельзя! Нельзя сейчас проявить малодушие! Что же будет дальше, это же только начало! А Дейзи уже в истерике. Может, миссия оказалась ей не по плечу? Тогда надо было сгореть вместе с машиной или вернуться к маме и устроиться в школу учительницей музыки! Такая перспектива сразу отрезвила Дейзи. Она любит Лайма, и теперь она точно знает, что и он ее любит. Что ж, это неудивительно. Но он не должен знать, что Дейзи жива, во всяком случае, пока… Она вытащит его из эггнистской клоаки, она его спасет, разумеется, если он сам этого захочет.

Дейзи вытерла слезы, смешно размазав тушь по всему лицу. Нельзя так себя растравлять. Ей очень хотелось пожалеть себя, но язык не поворачивался назвать себя «бедной-несчастной». Ведь Дейзи сама начала эту игру. И она должна победить.

Когда произошла авария, Лайм был на экзаменах. Какой-то человек вошел прямо в аудиторию и произнес:

– Ваша жена, доктор Миллан…

В первый момент Лайм подумал, что Дейзи прислала документы на развод…

То, что последовало дальше, было похоже на кошмар. Его попросили опознать полностью выгоревшую машину. Лайм подтвердил, что это автомобиль Дейзи. Ему стали говорить, что на дороге долгое время никого не было, первая машина проехала минут через сорок после аварии, к месту происшествия было не подойти. Лайм ничего не понимал. Происходящее не укладывалось у него в голове.

– Дейзи, где она, что с ней? – повторял он, как безумный.

– Она погибла, она сгорела заживо, она не смогла выбраться из машины, удар был слишком сильным, а в салоне находился газовый баллон.

Лайм не верил, не желал верить. Он не бился в истерике, но он спорил, возражал, а когда случившееся дошло до него, он как будто окаменел. Весь день в его доме была полиция, его все время о чем-то спрашивали, Лайм отвечал, что ничего не знает, что он уехал на работу рано утром, а Дейзи собиралась на студию. Последнее подтвердил и Питер. Лайм ни словом не обмолвился о своем последнем разговоре с женой. Это было не их дело. Насчет аварии он тоже не мог сказать ничего определенного:

– Она всегда водила машину очень хорошо. Не представляю, как такое могло случиться. Может, она задумалась за рулем. Она выглядела усталой, у нее недавно закончились съемки. Это какая-то нелепая случайность.

Но сам Лайм подозревал, что авария не была случайностью. Скорее всего, Дейзи специально пустила машину под откос. Это было самоубийство. Как он мог оставить ее одну в таком состоянии, в каком она была вечером? Лайм решил, что Дейзи успокоится и сама примет решение, или о разводе, или о примирении. Она приняла решение, но другое… Если бы он только мог себе такое представить, он бы не поехал ни на какие экзамены, он бы сам отвез ее на студию! Лайм этого не сделал, и теперь чувствовал себя так, как будто это он убил Дейзи.

В первый день телефон трещал от звонков. Все были в шоке. На следующий день позвонила мать Дейзи.

– Я не знал, как Вам сказать такое… – начал было Лайм. Теща перебивала его, они пытались друг друга успокоить, и он побыстрее закончил разговор.

По электронной почте поступило несколько писем от фанатов Дейзи. Лайм и не знал, что таковые уже появились. Письма были трогательными, и все предназначались ему.

«Я видел Дейзи на концерте в Колумбийском. Это было так здорово! Не могу поверить, что ее больше нет…»

«Я была на Пасхальном концерте в Ратуше. Там выступала миссис Миллан. Я была потрясена! А сегодня в новостях я узнала, что она погибла. Этого не может быть…»

Были письма от людей, которые и не слышали Дейзи на сцене.

«Совсем недавно я видела на MTV клип. Он назывался „Песня тебе“. Я записала его на видео и показала своей маленькой дочери. Она долго расспрашивала меня о принцессе. Я узнала, что ее играет Дейзи Миллан. Я не была на концерте Дейзи, но должна сказать, что у нее незабываемый голос. Она любимая певица моей дочери. Не могу говорить о Дейзи в прошедшем времени. Невероятно, что она умерла…»

Все хором умоляли Лайма не падать духом. «Держитесь, доктор Миллан», – неслось отовсюду. В университете ему предложили отпуск. Он отказался. Он исправно ходил на работу.

Лайм жил как в тумане. Его удивил отказ матери Дейзи приехать на похороны, но он поверил ее объяснениям. В первые дня два Лайм еще надеялся, что девушка вернется, что она каким-то образом выбралась из машины, но она не появлялась, и надежда улетучилась. Он старался не находиться дома, рано уезжал в Гарвард и возвращался поздно вечером. Выходные его пугали.

Лайм все больше и больше осознавал бессмысленность своего существования. Он все глубже погружался во тьму. Мысль, что Дейзи умерла по его вине, не выходила у него из головы. Она его так и не простила. Только в эти дни Лайм понял, что должен был сам сказать ей правду. Дейзи была максималисткой, она не смогла пережить его лжи.

Субботний вечер был особенно темным. Лайм курил, сидя в своем кабинете. При свете настольной лампы он рассматривал свадебную фотографию. Юная, беззаботная Дейзи… Скоро они встретятся… В том, ином мире, в который Лайм верил, несмотря ни на что, он найдет ее, он будет просить у нее прощения, и они будут любить друг друга и сольются в Одно. Ему стало удивительно спокойно. Лайм поставил фотографию на место, выключил лампу, докурил сигарету, прошелся по комнате, плотнее задернул шторы. Затем он вернулся к письменному столу, вынул из ящика пистолет и собирался было приставить его к виску, как вдруг чья-то до боли знакомая рука легла на его запястье.

– Не надо!

– Дейзи!!!

Пистолет упал на пол.

– Дейзи, это ты?

Она зажгла свет.

– Да, это я.

Он с трудом узнал ее в этом ужасном черном парике и с таким ярким макияжем на лице. Она балансировала на грани вульгарности, и лишь полное отсутствие разврата не позволяло ее так назвать.

– Дейзи, ты жива!

– Как видишь.

Дейзи села на стул. Она была в черной футболке и черных джинсах. Лайм смотрел на нее, не в силах выдавить ни звука. Совсем не так представлял он их встречу… Неожиданно его прорвало:

– Прости меня, Дейзи, прости меня, пожалуйста. Скажи, что прощаешь меня, я так больше не могу…

Он собирался было броситься перед ней на колени, но девушка остановила его:

– Перестань, Лайм. Не надо разыгрывать мелодраму, я устала от них смертельно. Сядь, и давай поговорим спокойно.

Лайм повиновался. Дейзи внимательно смотрела на него. Ее глаза были грустными. Разговор не клеился.

– Дейзи, я все еще не верю, что это ты.

– Это я, Лайм. Но не называй меня больше «Дейзи». Меня зовут Энн Литтлвуд, я родилась в Олбани пятого декабря 2022 года. Я воспитывалась в детском доме, потом училась…

– Хватит! Я не желаю этого слушать. Что за игру ты затеяла, Дейзи?

– Зови меня Энн. У меня не было выбора.

– Дейзи, я хочу знать, что произошло на дороге.

– Хорошо, я скажу тебе. Я ехала на студию, и мне было настолько паршиво, что я готова была броситься в пропасть. Но затем я решила, что это ничего не изменит, и отправила туда машину. Дейзи Миллан погибла, Лайм, а Энн Литтлвуд днем раньше попала в аварию и умерла практически в то же время, что и Дейзи, то есть, я. Я взяла ее имя.

– Дейзи, ты затеяла опасную игру.

– Знаю. Но вообще-то я пришла по делу. Я пришла не как твоя жена, Лайм. Я пришла предложить тебе сотрудничество.

– О Господи! Ну ладно, я тебя слушаю.

– Лайм, за последние полгода я очень многое узнала об эггнизме. Я хочу знать все. Я хочу их разоблачить. Не делай большие глаза. Ты состоишь в куполе, и ты знаешь то, чего никто не знает. Я прошу тебя стать, ну, вроде как моим информатором. Шпионом. Я прошу тебя вернуться в купол, поглубже войти в эггнистские дела под предлогом того, что хочешь забыться после моей смерти. Постарайся изобразить настоящее горе… Я ведь видела свои похороны…

Ее голос дрогнул. Но Дейзи собралась с силами и продолжала:

– Потом ты выйдешь из купола, если, конечно, захочешь. Я постараюсь пробиться на телевидение и рассказать об эггнизме правду. Таков мой план. Ты согласен, Лайм?

– А что мне остается делать. Но это очень опасно.

– Я это уже слышала.

– Кстати, твоя мать знает, что ты жива?

– Да, раз она не приехала на мои похороны. Я же сама ее об этом попросила.

– Ах, вот оно что. А я еще удивлялся, почему она сначала взяла билет на самолет, а потом пожаловалась на сердце. Я как-то не обратил тогда на это внимания, но сейчас мне стало все понятно.

– Неужели ты думаешь, что моя мама не приехала бы в Америку, если бы со мной и впрямь что-нибудь случилось?

– Я не думал об этом.

– Лайм, ты никому не должен говорить о том, что я жива. Надеюсь, ты не выдашь меня.

Дейзи видела, что он обиделся.

– Ты, вероятно, считаешь меня совсем конченым человеком, – произнес Лайм. – Можешь на меня положиться.

– Прости. Как-то вырвалось. Забавно: ты причинил мне такую боль, и все же из всех людей на свете я могла пойти только к тебе…

Некоторое время они молчали. Дейзи встала, прошлась взад-вперед, чужая, новая Дейзи…

– Лайм, нам нужно о чем-то договориться, – произнесла она.

– Я же сказал, что согласен на все твои условия.

– Я рада. Иначе я бы ушла, и ты бы меня больше не увидел. Нам необходимо обговорить, как мы будем держать связь.

– Дейзи, я тебя такой не знал. Никогда бы не подумал, что ты на такое способна.

– Лайм, прошу тебя, называй меня «Энн». Иначе все пропало.

– Хорошо, Энн. Так что мы решим насчет связи?

– Некоторое время я буду обустраиваться на новом месте. Я сейчас живу в мотеле в Детройте. Я позвоню тебе во вторник в семь вечера в автомат на углу и сообщу номер своего автомата. Когда я, наконец, найду квартиру, я сообщу тебе номер другого автомата. Но не ищи меня и не звони мне домой.

Лайм попытался улыбнуться.

– У тебя изобретательный ум, Энн. Тебе бы в разведке работать. У тебя отец, часом, не шпион?

– Точно не знаю. Но прошу тебя, отнесись к моим словам со всей серьезностью. Игра опаснее, чем ты думаешь. Один неверный ход – и Бог весть, что может случиться. Мы должны быть осторожными. И еще – никакого насилия. Выброси из дома все оружие, оно и так чуть не довело тебя до греха. И не кури. Вредно для легких. Кстати, закрывай на ночь входную дверь.

Дейзи встала и поправила волосы.

– Мне нужно возвращаться в Детройт. Я взяла машину напрокат до утра. До свидания, Лайм.

– До свидания, Энн.

Она подошла к нему, обняла на прощанье и быстро вышла из дома. Физический контакт всегда сближал их. Лайм подошел к окну. Он видел, как Дейзи выходит из дома, садится в машину. Внутри у него как будто что-то прорвалось. Он разрыдался, и это были его первые слезы за все прошедшие дни. Это была разрядка. Ночь прошла. В его жизни забрезжил рассвет.

Дейзи мчалась в Детройт на бешеной скорости. Она была спокойна. Впереди было много дел, прежде всего, – поиски квартиры, но главное – разговор с Лаймом – было позади. Утреннее солнце освещало дорогу, и Дейзи невольно улыбнулась.