Читать книгу Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов - Страница 8

Это утро – правда – доброе. Мычу про себя, как утро красит стены древнего кремля. Настроение – имеется. Вот вроде и убил целую кучу народа, а на душе – светло. И в мешке – звякает. Соловей-соловушка за право подышать до утра сдал мне всё, что знал, и всех – кого знал. Теперь этих… не знаю даже, как их назвать – с собаками не найдут. Не-не! Всех подряд не аннигилировал…

Во какие слова выскакивают, когда сила-энергия чуть ли не из ушей выплёскивается! Мне бы сейчас вздремнуть в медитации, силушку эту, заёмную, направить на перестройку мозгов – своих и того бедного младенца, что стремительно деградирует, запертый в своём собственном неразвитом подсознании. Аутистом мальчик растёт. Растением комнатным.

Одним словом, прорядил я воровское сообщество этого городка. Именно в таких случаях уместна пословица: меньше воров – больше жизни для работяг. Нет, что-то я напутал в определениях. Суть-то такая, но – не звучит.

Но припозднился я с прополкой города от сорной травы. В том смысле, что ночь уже давно закончилась. Вон, портной стоит, мнётся. Машу ему рукой. Нет, не улыбаюсь. Учёный уже. Обсерится и убежит. Или – сердце прихватит. Ему уже на пятый десяток пошёл – почтенный возраст, для Мира. А мне он нужен. Я как тот самый Бродяга – грязный, рваный. Вымазался да оборвался весь, пока за тайниками воровскими лазил да самих их ловил. Вот же звери! Чуяли меня издали чутьём каким-то звериным – сквозануть пытались. Хорошо, я прыгаю далеко и высоко. А то бы ушли. Гадить дальше. А я не люблю, когда после меня не прибрано.

Город ещё спит. Это хорошо. Меньше глаз. Хотя я сильно не обольщаюсь. Моё мрачное Я говорит, что всё это – большая деревня – все и всё видят и слышат. И ещё помню, что деревня всегда встаёт засветло. Ну, я надеюсь, нам не придётся возвращаться в этот городишко. Раздеваюсь, безжалостно дорывая своё тряпьё, моюсь из бочки, куда натаскал воды из колодца парнишка-конюх. Эта бочка у него для естественного подогрева воды приспособлена. Парень хмурится. А я что говорил? Деревня уже на ногах! Ногой двигаю к нему обрывки своей одежды. Ну, хоть – ветошь. Подтереться там, полы вымыть. Парень светлеет лицом.

Портной помогает мне одеться согласно последней моде этих краёв. Мне не нравится, но моё мнение не учитывается, потому – без вариантов. Позвенев мешком, достаю горсть монет и протягиваю портному. Надо же какой! Копается в монетах, отсчитывает только столько, сколько считает достаточным. Кланяется, собрался уходить, но я не пускаю. Бросаю красную монетку конюху, показываю, что нам с портным очень хочется промочить горло. Ну, потираю себе кадык привычным жестом. Парень понял, кивает, но говорит:

– Этого мало, господин! Не будете же вы пить недельной давности пиво?

Согласен. Протягиваю ладонь с монетами. Парень отбирает нужное количество, лукаво улыбается:

– Благодарю за вашу щедрость, господин! Я взял и себе на кружечку. Недельного. Ваши кони будут готовы первыми!

Застёгиваю портупею поверх всех одёжек, веду портного в холл нашего постоялого двора. Тут имеются лавки и столы. Только кухни нет. Кухарка – жена хозяина – померла этим годом. А сам он готовит так хорошо, что благоразумно всех отсылает к конкурентам через дорогу. А детей мужику Триединый не дал. Бывает!

Выпили с портным по кружечке какой-то бурды. Ничем не лучше недельного пива. Хотя, если это же, но киснущее без холодильника неделю – бр-р-р! Портной долго благодарит, кланяется, желает нам всего-всего, да поболее-поболее! А приятно ощущать себя падишахом. Хоть и на час.

Расплачиваюсь за постой и услуги конюшни с хозяином. Потому как легко пришло – должно уйти быстрее визга, чтобы карму не изговнять. Так вот, хозяин, ощущая вес монет, стал такой проницательный, что понял все мои жесты – до единого. И побежал к заклятому другу – сопернику – конкуренту, через дорогу – за нашим завтраком. Платил-то я вперёд. И сделал вид, что и не догадываюсь о связи хозяина нашего крова с исчезнувшими уродами. Потому как он уже наказан. Не сама его супруга убралась. Не сама. Помогли ей. Вот и трактирщик боялся, что помогут и ему освободить помещение. Стучал. А жить-то хочется. Даже в страхе и мерзости. Ему. А кто я, чтобы судить его? Надеюсь, больше не увидимся.

А я пошёл будить моих попутчиков. Пад страдает с похмелья. Как он думает.

– Ты выглядишь до тошноты бодрым! – приветствует он меня, подвинувшись, пропуская меня в комнату женщин.

А как страдает Лилия! Ещё бы – на похмелье ещё и отравление неведомым сонным газом. Пламя – смурная. Мальчик – кричит. А мать – злюка – не даёт ему к груди присосаться, не хочет его продуктами похмельными кормить. И все – на нервах. Ещё бы – проснулись – ветер гуляет через распахнутые окна, двери не заперты, меня нет.

– Ты где был?! – строго шумит Лилия, вставая в классическую позу – руки в боки. Только вот карикатурно это выглядит. Да и тюбетейки у меня нет. С похмелья – мятая, со сна – всклокоченная, спросонья – теплая, распаренная, груди, полные молока, натянули тонкую сорочку, торчат острые пики, по которым соскучился малыш. На просвет окна её сорочка совсем прозрачная, будто и нет её вовсе – все линии и выпуклости как в зеркале. Столько детей выносила, а талия – имеется. И животик – вполне себе. Животик, не брюхо. А она ещё и ноги расставила, как сержант в учебке.

Прочитав все эти мои мысли, Пламя заливается звонким смехом, утыкается в подушку. Плечи её ходуном ходят. Барыня поняла, что сморозила, стала выталкивать нас с Падом, тянущим шею через моё плечо, прочь, ворча что-то грозное, но – неразборчивое. Чуть упёршись, успел закинуть мешок в комнату, развернулся, развернул Пада, его же рукавом вытер ему рот. И у кого из нас неконтролируемое слюноотделение? А?

А тут и завтрак поспел. На запах прибежала Пламя. Сообразил я ей на поднос – кружку опохмельную и закусь. Убежала наверх. Ну, теперь сборы ускорятся. Почему-то я знаю, что одевающуюся женщину ждать – уснёшь, как заскучаешь. А им надо ещё и мешок перебрать. А бабы что сороки – на блескучее падкие.

Удивила меня барыня! Ох и удивила! До – похудения! Собралась, как боец хороший! Знал бы – спичку бы зажёг, чтобы засечь время.

– Откуда?! – шипит, яростно сжигая глазами.

Пожимаю плечами, тыкаю себе в грудь. Сборы были молниеносными. Я даже удивился сей поспешности. Лишь прогнав в очередной раз с глаз долой Мертвяка, но уже за тынами городскими, понял – за вора меня приняли. Спешат сбежать, пока хозяева погремушек не рюхнулись. И не стоило так нервничать! Они уже не рюхнутся!

Пад настёгивает коней, летим как на крыльях. Одни. Не стали ждать попутчиков. Вот тебе и вечерние планы!

Все на взводе. Косятся на меня. Вздыхаю, пересказываю девочке ночные события. Под охи и ахи она – озвучивает. Пад перестал издеваться над животными. Они, вон, вспенились аж!

Вроде отпустило их. Вот только мы одни на пустой утренней дороге. Ну, не считать же вонючку Мертвяка попутчиком?

Достаю давешнюю заготовку, всунутую в телегу утром, начинаю подтачивать наконечник двухметровой деревяшки кинжалом барыни. Косится, подмывает её спросить, как я достал её кинжал, если они у неё под юбками, на бёдрах закреплены были, но – молчит. А я продолжаю – естественно, молча – строгать шест деревянный. Ночью выяснилось, что моё копьё из дерьма сделано. Наконечник затупился об череп человека. Даже не об броню! Идти с таким в бой – предаваться самообману. Потому я снял наконечник и теперь подтачиваю древко копья, чтобы насадить на него штык. Штык как будто для этого и предназначен. Хотя почему – как будто? Я вдруг понял, что так и есть! Он потому и штык, что надевается на… что-то. К чему я это всё? А к тому, что от неприятностей в дороге придётся отмахиваться самому. Раз уж мы так поспешили продолжить путь – рассчитывая только на свои силы.

Работаю, делая вид, что не чувствую взглядов на меня. А я чё? Я сам охренел! От наглости воришек.

Когда светило уже поднялось высоко, стали нервничать из-за пыли за нашими спинами. Но благо мощь ауры Силы магов я узнал раньше, чем мы их разглядели. И на том успокоились. Пятёрка самых сильных бойцов, что я видел, внушала чувство защищённости.

Естественно, Краснозвёздные спросили, почему мы сорвались, как ужаленные под хвост? Барыня наша, молодец, не растерялась, сказалась, что – спешим. И это – так. Не поспоришь.

Ну, а раз так – стал я дремать, клюя носом, под мелодию разговоров барыни с магами и бойцами Краснозвёздными. Лилия, как её отпустило после нервного напряжения, болтливая стала. Ну, пусть поговорит. Для бабы молчание – пытка. А я покемарю.

Потому как Лилия права – надо спешить. Малец совсем слабый. И совсем не факт, что даже самый искусный маг сможет что-либо сделать, если процессы станут безнадёжно запущенными. Вот и сижу, пытаюсь разобраться в тонкостях этого хитрого, на первый взгляд, слабого проклятия. Я даже не сразу и заметил, что это именно Проклятие. Перепутав причину и следствие. Стал лечить мозг малыша, а не источник ослабления головки этого бедняжки. Но сегодня, переполнившись Силой, увидел всё несколько иначе. Это – Проклятие. И над этим надо хорошенько подумать.

И настолько я ушёл в этот процесс, что прозевал Мертвяка, не отогнал его в очередной раз. Заклинание одного из магов разорвало мою игрушку – в клочья. И это меня так расстроило, что долго-долго матерился. Молча, мысленно. Под хихиканье девочки.

Вот ведь зараза! Ох и ловка! Верно – ушки на макушке! Мысленно показал ей образ, как костлявыми лапами Бродяги тяну её уши на макушку, вытягиваю их в ленты и завязываю бантиком. Всё одно – хихикает. И даже дразнит меня, показывая кончик языка. Зная, что мне похвалиться нечем.

К вечеру стали попадаться на дороге путники и целые поезда. Наконец-то мы вошли в обжитые более или менее земли. Лилия говорит, что теперь – надо быть ещё внимательнее и ещё больше бояться. Люди хуже и страшнее Бродяг и Тварей. Не стал спорить. Тем более не сумел бы, даже если бы было что возразить. А мне – нечего было возразить. И не хотелось – сам думаю так же. Люди – хуже Тварей!

Во все глаза смотрел на пейзажи вокруг. Деревья, кривые, больные, но – живые, клеточки полей и садов, ограждённые сложенными без раствора каменными стенами или лесополосами, сторожки пэпээсников, патруль в единой униформе, селяне, трудящиеся над своими делами. Аж душа радуется. Детишки, что гоняются друг за другом и гоняют скотину, тощих коров и прыгучих коз, брехучие тощие собаки, при виде нашего экипажа визжащие и прячущиеся за ноги хозяев. Лепота, да и только!

Потому – дни пролетали незаметно. Постоялые дворы слились в один обезличенный ночлег. Городишки – в одну обезличенную деревню. Пока не выехали к городу, сильно отличному от этих блокпостов придорожных.

Этот город был похож на город. Насыпи, стены, башни, мощёные улицы, солидные здания – символы города – Городской зал, храм, детинец, оружейная, казначейство. И огромная площадь, судя по стоящим прилавкам – рынок. И целые улицы, специализирующиеся на ремёслах, с магазинами, мастерскими и домами мастеров. В окнах выставлены комнатные растения в горшках. Правда и горшки не цветочные, а – ночные, выплёскиваются также в окна. Потому – воняет. Хотя улица устроена с ливневыми стоками. Она же – канализация.

Краснозвёздные советуют нам ехать с ними и селиться под крышей ведомственных помещений их корпорации – Гильдии наёмников. Лилия сомневается. Убедили её наёмники упоминанием близости к центру города, умения поваров Дома наёмников, их умеренными расценками и – баней, с недорогой прачкой. Хотя – только на днях мылись. Я – вообще – утром. В реке. Остальным речная вода – холодная, но мне пойдёт. И одежда моя – новая. Почти. Даже не воняет. Стирал, анадысь. Пыль дорожную только стряхнуть.

Разместились. Конюх сразу же стал конопатить мозг бедной женщине, утверждая, что коням пора менять масло и шины, и вообще у них – лошадей наших – перепробег по техобслуживанию. Как же я был горд, когда барыня наша, уперев кулачки в бока и выпятив грудь – набрав воздуха в неё – в течение десяти минут, ни разу не прервавшись, размазала конюха по навозу, аргументированно доказав, что властители Порубежья в лошадях разбираются не хуже конюхов Волчьих! Крайние минуты три она, правда, сплошь чесала по генеалогическому древу конюха, красочными эпитетами наградив каждого из его предков, через одного высказывая уверенность, с каким именно животным грешила та или иная жена.

Как по мне, переходить в споре на личности – не очень красиво, но конюх пожирал вдову Медного Властителя влюблёнными глазами. Вместе со всей обслугой этого гостиничного комплекса – всеми этими навозочистами, стряпухами, хлебопёками, прачками, мойными девками и поломойками. И наши попутчики – Краснозвёздные – с искренним восхищением любовались этим представлением. А потом – все пятеро – хлопали в ладоши, с лихим свистом.

Потому приветствовать нашу барыню прибежал сам глава Дома Гильдии, сразу огласив солидную скидку за комнаты – за право упоминать, в каком именно номере останавливалась сама вдова Медного Властителя. Конечно же в самом дорогом из имеющихся. Но из-за скидки – цена даже ниже вчерашней ночёвки.

Ну и мы с Падом – через стенку. Потому мойня отменилась. Номер был двухкомнатный. Во второй комнате, поменьше, чуланного вида, но с вытяжкой духовой, стояла каменная ванна, шустро заполняемая горячей водой мойными девками. Пад – мнётся, стреляя глазами то на меня, то на молодых, сочных, распаренных девок, так упревших таскать воду, что подолы юбок заткнули за пояс, а груди чуть из выреза платья не выпрыгивают. Понял, хоть и дурак. Вкладываю в ладонь бойца две серые монетки, оставляю его принимать водные процедуры.

Спускаюсь, в растерянности не зная, что мне делать, чем себя занять? Но решил глаза полупить – посмотреть, как люди живут. И уловил какой-то знакомый, резкий и терпкий запах. Неприятный, честно говоря, запах, но с сильным откликом где-то в глубине меня, ностальгическим. Иду, как собака поисковая, ведомый нюхом. И прихожу в помещение, где полураздетые мужики, мокрые от пота, мутузят друг друга чем ни попадя, даже палками. И чему я так обрадовался? Ума не приложу. Сам себя не понимаю.

Конечно же меня заметили. Мою гармоничную фигуру, обворожительное лицо, великолепную причёску. Простое и бесящее – глазеют. Как – кивают мне, но медленно. А-а, это такая форма поклона-приветствия!

Но меня не отпускает странное моё моральное состояние. Какой-то щемящей, ностальгирующей восторженности. Потому – пожираю глазами зал, тренажёры, спортсменов (ух, ты – слова-то какие!). Руки чуть ли не сами начинают стаскивать с меня ремни, куртку, кафтан, шарф. И вот я в одном исподнем – в нижней рубахе и подштанниках. И – замер. Потому как под этими взглядами выпал из того морального состояния ностальгии и теперь не знаю, что делать.

Что делать, что делать? Возвращаться в то же состояние сознания! Потому – закрываю глаза, дышу, растворяюсь в ритме биения собственного сердца. Тело начало двигаться. И всплыло, что это называется «разминка». Ну, разомнём. Или – разомнёмся? А-а! Не суть! Плавные, размашистые движения, похожие на медленный танец, были приятны. Только вот скованное тело, ограниченность подвижности конечностей не позволяли насладиться этим «танцем», причиняя мне довольно серьёзную боль.

Поняв, что у меня так ничего и не получается, остановился, открыл глаза. И сначала даже удивился, что на мои потуги смотрит только один человек. Но потом понял, что своим вторжением в этот зал я – чужак – привлёк внимание, потому и глазели. А начав «разминку», я был признан «своим». Соответственно, интерес пропал.

И этот, единственный, что смотрел на меня – делал это, как он пояснил, из профессионального интереса. Лекарем представился. Ведомственным. Хотя магом не был. Лишь одарённым. К Жизни, и чуть-чуть синела Вода.

Наёмничество – стезя трудная, опасная и травматическая. Потому опыт у лекаря Гильдии большой. Вот он, присматривающий за вознёй бойцов, чтобы сразу же и помочь, если потребуется, издали увидел, что я – его клиент. Попросил разрешения осмотреть меня. Ну, а что запрещать? Мне самому интересно.

И лекарь стал на ощупь мне рассказывать, что у меня было сломано, как неправильно срослось, и что именно, да – почему из-за этого – не работает. И тут же – что он может выправить, а что – нет. Мастер!

Ну, а я – на каждый его пункт – выставлял только два вопроса: стоимость и сроки лечения? И качал головой. Нет у меня дней, а тем более недель – на слом и правильное сращивание костей, на растяжение и сращивание сухожилий, на удаление костяных наростов и соляных отложений. У нас – сроки, мы – спешим. Сердечно благодарю, собираю свои вещи и иду в опочивальню, шаркая ногами. Разминка что-то сильно притомила меня, а лекарь так намял всё, что всё, что было – болит и ноет.

Дверь открываю ключом. Возня под простынями застывает. Бросаю одежды, иду в ванную. Ещё дверь не закрыл – хихиканья и возня продолжились. Вода остыла. Но всё одно – приятно. Просто полежать полностью в воде. Входит девка. С вёдрами кипятка. Не открывая глаз, показываю, чтобы лила на ноги. Хорошо! Чувствовать себя живым!

Но! Не настолько! Дёргаюсь, расплёскивая воду! Не надо! Даже массажа! Нечего мне массировать! Мясо с салом ещё не успело нарасти на моём скелете. Жестом и взглядом указываю на дверь. Продажная любовь – как глоток из придорожной лужи! Не хочу! Мне не требуется. Не жмёт и не тянет. И никакой токсикоз нигде не доставляет забот. Живодёр позаботился.