Читать книгу Катарсис. Северная Башня - Виталий Храмов - Страница 10

Старичок, в когда-то белой сутане, с такой же серой бородой, подслеповато щурясь, читал молитву над кучкой металлолома, брызгая на неё и на нас святой водой – венчиком. С удивлением и лёгким страхом, я видел, как некоторые железки иногда курились дымком, который тут же развеивался. Видя это, старичок усиливал напор своего священнодейства. От него исходил свет, как от того старого гопстопника. Только от гопстопника мощный, слепящий, а от деда – как от подсевшего фонарика.

Когда он закончил, поводил руками над металлоломом, поколдовал над нами, устало сказал:

– Всё, тьмы не чую. С тебя, Клем, ещё один подсвечник.

– Да, святой отец! Только у меня бронзы пока нет. Меди тоже. Но как только будет металл – скую.

Старичок вздохнул:

– Не для себя уже стараюсь. Для следующего ученика света.

Раскланялись, собрали свои вещи, пошли. К знахарке.

– Совсем старый стал чистильщик. Хорошо, следующий будет – молоденький. Плохо, что неопытный. Скорее всего, прямо со школы пришлют. Хорошо хоть, не будет повёрнут на сжигании людей.

– Откуда знаешь?

– Ну, он же сказал – ученик света, а не чистоты. Эти служители чистоты – совсем помешанные на поиске скверны в людях. Светляки – другие. И лечить умеют. Они скверну норовят изгнать, а не избавить душу от тела и запустить её пламенем на очищение и перерождение.

– Вот как? И почему такая меж ними разница?

– Готовят их в разных школах. Школа света на юге, а школа чистоты – в столице. Чистильщикам больше приходится с людьми работать, а светлякам – с тварями скверны. Но и те, и другие – клирики.

– Совсем я запутался, – признался я.

Кузнец рассмеялся:

– Если будешь так же удачлив, как был эти дни, не придётся распутываться. А вот мы и пришли. Зайдёшь?

– А что бы и нет? Любопытно.

Лошадку привязали к коновязи, зашли в лавку знахарки. Клем был первый. Знахарка кинулась ему на шею, расцеловала. Ого!

– Ой! Кто это с тобой? – отпрянула женщина, смущенно поправляя платок.

– Это Андр, мой родственник с севера. Поживет у меня. Прошу любить и жаловать. Он брат мне. По деду. Андр, это Спасёна. Знахарка. Ведает травки, отвары, заговоры. Зелья разные.

– Очень приятно познакомиться с такой красавицей и умницей, – говорю я.

Ох, как мы умеем изобразить смущение! А как мы глазки строим! Клем посмотрел на меня, на неё, фыркнул:

– Спасён, я тебе травок привёз, погляди, есть что годное?

– А? Травки? Откуда? – повернулась девушка к Клему.

– У Зелёной башни собрал.

Спасёна всплеснула руками:

– Погубишь себя! – Тут же глаза её разгорелись: – Покажи!

Клем потряс узелком. Спасёна схватила его за руку и потащила по лестнице наверх, в номера.

– Посмотри пока тут, – крикнул мне Клем.

Через несколько минут, услышав характерные звуки, я ухмыльнулся и прервал осмотр полок с горшками, склянками и вязанками трав. Вышел на улицу, сел на порог. Многостаночник. Это я про кузнеца.

Когда услышал шаги по лестнице, зашёл обратно в лавку знахарки. Коротко глянул на довольные, раскрасневшиеся лица этой парочки.

– Ну, нашёл что интересное? – спросил Клем.

– Если бы я понимал. Я из всех зелий знаю только живую и мёртвую воду.

При этих моих словах личико знахарки показалось из-за плеча Клема, глаза заинтересованные.

– У вас нет? – спрашиваю.

Вдруг глаза её полыхнули обидой и злостью, ножки застучали по ступенькам, подол мелькнул и скрылся. Клем вздохнул:

– Ну, Андр! Зачем девушку обидел?

– Я не хотел. Простите! – крикнул я.

– Пошли, ладно.

Когда отошли на несколько метров, спросил:

– А на что она обиделась?

– Живую воду могут сделать только маги жизни. А её выгнали с первого же курса Университета.

Понятно. А я, получается, тыкнул её в самое больное. Недоучкой и неумехой назвал.

– Андр, она вообще-то славная. И сладкая. Ласковая. А так как знахарка, болячку не подцепишь. Да и привереда она. Кого попало не подпустит к себе.

– Рекомендуешь? – удивился я. – Не обидишься?

Клем поморщился. Но сказал:

– Не моя она, что мне обижаться? Андр, давай начистоту! Ты мужик видный. Один. Рано или поздно вопрос этот перед тобой встанет. Жену свою я делить ни с кем не хочу. К чужой жене ходить – тоже не советую. Мужья разные бывают. Обидится кто – тебе оно надо? Девка – тебя обженит. Я так понял, что не желаешь ты этого. А Спасёна одна. Под венец тебя тащить не будет. Детей у неё не будет, обделил её Создатель. Понимает, что такая она никому в жены не нужна. А жизнь своё просит. Вот и захожу к ней иногда. Помочь.

– Ромашка знает?

– Нет. Узнает – обижусь.

– Понял тебя. Спасибо.

– Не за что. Пока. Зря Сластёну обидел.

– Сластёну?

– Ну, это только для своих.

– И много «своих»?

– Тебе не всё равно? Не дом нужды – это точно. Она не девка продажная. За неё глотку сразу порвут. Её в городе уважают, и в обиду никто не даст. Мужа и отца нет. Всем миром и защищаем.

– И всем миром?..

– Осквернел? Многим она нравится, да не многие ей нравятся.

– Понял. Ай да умница эта красавица!

– Это у ней не отнять!

Баня! Как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось!

Первыми, конечно, мылись хозяева – Клем с Ромашкой. Румяная с пару Ромашка – ещё краше. Сам себе стукнул по… рукам. Не зарься на чужое! Похотун! Ну и что, что глазками стреляет? И волосы открыла. Я теперь член семьи. Признали за потомка родного брата прадеда Клема. Можно при мне ходить и простоволосой. И не совсем одетой – в одной сорочке. Нижнего белья тут или нет, или после бани… Да кто после бани себя в корсеты загоняет! Что за дичь? Да и живот уже приличный. Грудь – соответственно. Всё стало рельефным. Природой так предусмотрено.

Как Ромашка вышла, так цыгане шумною толпою… мы с ребятами. Печь-каменка. По-белому. Полати, деревянные кадки. Котёл – бронзовый. Клем – кузнец или как? Он будет – камни раскаленные в воду бросать? То-то! Мочало из лыка. Вместо мыла – жижа какая-то. Пусть будет и. о. жидкого мыла. У нас это как раз веяние моды. Правду говорят – всё в мире циклично. А веников нет. Так сидим – потеем. Как в финской сауне. Про веники спросил – недоумение. Значит, есть идея.

Моих сопарильщиков очень заинтересовала моя цепь с крестом. Кузнецы!

– Да, серебро. Нет, плетение не знаю. Не я делал. Крест – литой. Символ – оберег. Да, освящённый.

Вот пройдоха! Клем, оказывается, тоже чувствует. Устроил мне концерт на площади. Нет, не обижаюсь. Если ты раскрытая книга для всех, то ты уже покойник.

– Батя владеет землёй! – гордый собой сдал отца Молот.

А вот это поворот! И всё меняет. Клем смутился под моим взглядом, стал оправдываться:

– Я же кузнец. Хороший кузнец. Я не маг. Просто одарённый. Металл я чую. С металлом и работаю. Больше ничего не умею.

– Металл и я чую, – ляпнул я. Блин! Этого хоть малец сдал, а я-то сам себя. Пришлось рассказывать: – Не знаю, то ли это, но когда я на заводе работал…

– Где?

– Завод. Такие огромные мастерские, где делают огромные машины из металла. Я работал в цехе, где металл отливали. А потом несколько лет – в кузне. Но руками там не ковали.

– А как?

– Гидравлическими и пневматическими молотами.

– Это как?

– Сжатый воздух или давление масла поднимает огромный молот, я на педальку нажимаю, молот падает, опять поднимается.

– Ух ты! – удивляется Горн.

– Магия? – спрашивает Молот.

– Наука. Без магии. Вот в литейке меня и научили металл чувствовать. Не всяк умеет. А кто чует металл, очень ценится. Это то?

– Завтра посмотрим, – кивнул Клем.

– А где такой завод?

Видя мимику Клема, отвечаю:

– Где, где – в Караганде.

– Ребята, вы понимаете, что никто не должен об этом знать? – спросил Клем.

– Конечно, отец. Мы кузнецы! Это наши секреты. Нашей гильдии!

– Даже гильдия знать не должна, – вздохнул Клем.

– Секрет семьи? – робко спросил Молот.

– Даже мать знать не должна, – опять вздохнул Клем.

– И правильно! Бабы – все балаболки. Волос длинный, ум – короткий, – важно возвестил Горн.

– Дядя Андр, а почему у вас такие короткие волосы и нет бороды? – спросил Молот.

Ага, ты ещё спроси про волосы под мышками и… хм. Сбрито. Гигиена это.

– Ребята, давайте без этих «дядей»? Просто – Андр. Волосы короткие, потому что подстригал. У нас с длинными волосами мужчинам ходить не принято. Молодым солдатам вообще волосы сбривают. Чтоб вошь не водилась. Но я отращу. Как у всех. И борода отрастёт. Бритву я всё одно не взял.

Провёл ладонью по хрустнувшей щетине подбородка, посмотрел на опасную бритву – бронзовую, кстати, лежащую на подоконнике, и передёрнул плечами:

– Отрастёт.

Спал я на сеновале. С Молотом. Лето же, что нам ютиться в душном доме? Одет я был в Клемову одежду – рубаха, штаны. В объёмах подошла, но коротка оказалась.

Ночью пришёл Горн, протиснулся меж мной и Молотом.

– Наженихался? – сонно спросил Молот.

– Завянь, – буркнул Горн, сразу уснул.

От парня ощутимо тянуло женским телом. Правда женихался. Да что со мной? Лет десять уже гормоны так не буянили. А-а-а, так это сияющий старик виноват! Встречу уб… в ноги поклонюсь. Живым себя почувствовал.

Не вовремя только. Отвернулся от Горна, стравил из кишечника воздух. Злорадостно усмехнулся – вонять он тут будет молодыми самками! А кто сказал, что я хороший дядька?