Читать книгу Бессонница. Стихи и сказки для больших девочек - Виталий Коновалов - Страница 6
Ангельские будни
Душ искалеченных целительный приют
ОглавлениеАнечка была умной девочкой. Говорить начала в год, читать научилась так рано, что даже не помнила, когда – и сразу стала, по маминому выражению, книжной пьяницей. Читала все, что попадало в руки, запоем. Много знала, на все имела свое собственное мнение, правда, не умела его отстаивать. Просто кричала «дураки!» и плакала.
В школе училась отлично, хотя было скучно – все учебники она прочитывала за первую неделю, домашки делала на переменках, а приходя домой, садилась читать. Естественно, друзей у нее не было да они и не были ей нужны. Любимым ее развлечением было задавать учителям каверзные вопросы и наслаждаться их беспомощностью.
Однажды учительница, которую Аня поймала на ошибке, наорала на нее и вкатила двойку, первую в жизни. С девочкой случилась такая истерика, что пришлось срочно вызывать в школу маму – активистку, председателя родительского комитета. Узнав, в чем дело, мама устроила завучу и директору грандиозный скандал, писала в РайОНО, в райком Партии и в газеты и не успокоилась, пока учительница не написала заявление «по собственному желанию».
Папа умер, когда Аня была подростком. Сердце. А потом вдруг сердце закололо и у мамы. Врачи сказали, что ей нельзя волноваться. С тех пор всю свою энергию мама направила на то, чтобы сделать Аню счастливой. При малейших попытках отклониться от намеченного мамой пути она, трясущимися руками капая валокордин, с надрывом говорила: «Ты что, хочешь остаться сиротой?»
В медицинский Аня тоже поступила ради нее, хотя никогда не хотела быть врачом. Там впервые обратила внимание на противоположный пол. Когда какой-то мальчик назначил Ане свидание, мама потребовала пригласить его на чай. Во время чаепития разговаривала с ним вежливо, но как с будущим зятем, как будто свадьба – уже дело решенное, и с таким холодным сарказмом, что мальчик не выдержал и засобирался домой – после чего, под запах валокордина, Ане пришлось выслушать леденящее душу пророчество о том, как она, неблагодарная, принеся в подоле ребенка, повесит его на бабушку, бросит учебу, не сможет найти работу и закончит свои дни под забором, превратившись в пропитую БИЧовку, и как хорошо, что мама этого не увидит, потому что умрет вот прямо сейчас. На следующий день мальчик, увидев Аню в коридоре института, развернулся и убежал, как от чумы. Больше попыток завести отношения Аня не предпринимала.
После института попыталась остаться на кафедре. Преподавать, правда, ей совсем не нравилось, кроме того, она очень болезненно воспринимала любые, отличающиеся от безусловной похвалы, слова в свой адрес, не особенно при этом следя за деликатностью собственных высказываний. Быстро рассорилась со всем коллективом, пролетела с диссертацией, потому что никто не хотел быть ее научным руководителем – и пошла в участковые терапевты…
Аня «осталась сиротой», когда ей было сорок шесть. Жизнь сразу потеряла всяческий смысл. Мучила бессонница, и однажды ночью, пытаясь заснуть и не помня, сколько таблеток уже было выпито, Аня, не отдавая себе в этом отчета, проглотила почти полный пузырек феназепама…
…Проснулась Аня от нестерпимой боли. Болела, как ни странно, душа. Раскаленными клещами терзала обида – на жизнь, которая, вопреки обещаниям, так и не началась после сорока, на косые взгляды сослуживцев, на пациентов, которым вечно чего-то надо, на маму, которая всю жизнь не давала свободно вздохнуть, на того мальчика, который не оценил, не захотел ее добиваться и помогать ей выбраться из-под маминого диктата, на Правительство, на злых учителей в школе и даже на детей в детском саду, которые дразнили ее «Анькой-зазнанькой» и нарочно с ней спорили, доводя до слез. Всепоглощающим адским огнем жгла невыносимая жалость к себе, странным образом сочетаясь со свинцовой тяжестью убежденности в собственной правоте и исключительности.