Читать книгу Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570 - Виталий Пенской - Страница 3

Предысторию Русско-литовской войны 1562–1570 гг. стоит начать издалека. Вскоре после Батыева нашествия неизвестный русский книжник, оплакивая увядшее величие Русской земли, вспоминал о славных временах киевского князя Владимира Мономаха, при котором «литва из болота на свет не выникиваху»¹¹. Увы, та эпоха ко временам батыевщины осталась в прошлом. Русские князья, занятые усобицами, уже не имели той силы и власти, как их прадеды. Литва осмелела, вылезла из своих болот, и прилежащие к коренной Литве русские земли стали испытывать всевозрастающее давление со стороны честолюбивых и жадных до добычи литовских «князей» и их дружинников. Война для них, как отмечал русский историк М.К. Любарский, «стала уже не актом самообороны, но и промыслом», и хроники соседних земель, польские и русские, наполнились известиями о грабительских набегах литовцев¹².

Растущая военная активность литовцев была связана с важными переменами в самой Литве. Процессы государствообразования в ней ускорились, наметилась дифференциация местного «нобилитета» и выделение из него наиболее влиятельных и могущественных «князей», в договоре 1219 г. с волынскими князьями поименованных «старейшими», Среди этих «старейших» князей был назван и некий Миндовг, один из аукштайтских (Аукштайтия – историческая область в средневековой Литве) «князей».

Именно Миндовгу довелось сыграть решающую роль в формировании Литовского государства. Силой, хитростью, подкупом, не брезгуя убийством своих противников, Миндовг сумел подчинить себе большую часть Литвы и многих литовских «нобилей». При нем в состав Литвы вошла так называемая «Черная Русь» с городами Новгородком (в котором в 1253 г. Миндовг короновался королевской короной, присланной от папы Иннокентия IV), Волковыском, Слонимом и др. При нем усилилось литовское проникновение в смоленские и полоцкие земли.

Пытаясь сыскать себе союзников в противостоянии с литовцами и немцами, полоцкий князь Брячислав в 1239 г. породнился с юным князем Александром Ярославичем, выдав за него замуж свою дочь Александру. Младшим из четырех сыновей Александра, родившихся в этом браке, был Даниил Александрович, князь Московский, родоначальник княжеской династии, сидевшей на московском столе до 1598 г. И не потому ли Иван Грозный именовал Полоцк своей «отчиной», памятуя об этом своем родстве с полоцкими князьями?

Увы, попытка Брячислава опереться на владимирских князей не имела успеха – Владимирское княжество после Батыева нашествия не обладало должными силами для того, чтобы противостоять натиску литовцев на западнорусские земли. После смерти Брячислава Полоцк постепенно перешел в орбиту влияния литовских князей. К началу XIV в. он и вовсе оказался под их прямым управлением¹³. При Гедимине же процесс подчинения Полоцкой земли был полностью завершен. Некоторое время Полоцк был центром удельного княжества в составе Великого княжества Литовского, но к концу XIV в. при великом князе Витовте он утратил этот статус, став наместничеством.

Отняв у Полоцка право быть столицей удельного княжества, Витовт взамен пожаловал его своим великокняжеским привилеем, наделявшим город привилегированным статусом. Неоднократно редактировавшийся, этот привилей в 1498 г. был дополнен пожалованием городу магдебургского права. Особый статус Полоцка затем подтверждался в 1510, 1511 и 1547 гг., и полочане, как отмечал российский историк М.М. Кром, «освоившись» в политической системе Литовского государства, дорожили своими правами и привилегиями¹⁴. «Обращает на себя внимание, что всюду, где горожане боролись с произволом местной администрации, – будь то в частновладельческом Пинске, небольшом великокняжеском городе Кричеве или крупной привилегированной общине вроде Витебска – они неизменно в защиту своих прав ссылались на „старину“, – продолжал он далее. При этом «старина» представляла собой тот привычный уклад жизни, которому следовали отцы и деды и, как следствие, «возникает предположение о том, что города, активно отстаивавшие свою „старину“ во внутриполитической жизни Великого княжества, должны были противиться и покушениям на нее извне». Следовательно, завершал свою мысль исследователь, Москва не могла рассчитывать на серьезную поддержку в городах Великого княжества Литовского¹⁵.

С этим тезисом можно согласиться, но с той поправкой, что и Москва в своей внешнеполитической деятельности апеллировала к «старине», как это делал, к примеру, Иван III, диктуя новгородцам условия мира в 1471 г.¹⁶, гарантируя соблюдение «старины» при условии лояльности и службы¹⁷. Так что эта палка была о двух концах, и в конечном итоге вопрос о том, кто прав, а кто нет, должен был решить меч. И кстати, в Вильно это прекрасно осознавали. В ходе переговоров в литовской столице в 1549 г. в ответ на отсылки русских послов к «старине», ко временам князя Владимира Мономаха¹⁸, с литовской стороны было заявлено буквально следующее: «То суть речи давъные, а тот столец Киев есть и будет, дали Бог в моцы, в руках и держаньи его Королевъское милости»¹⁹. Одним словом, в споре между Москвой и Вильно о праве владеть теми или иными волостями решающую роль должен был сыграть пресловутый ultima ratio regum. А дальше дал бы Бог силы удержать завоеванное, а «старина» к этому приложится, а не даст – так и разговаривать не о чем. Vae victis!

Полоцк, в отличие от Киева, до поры до времени не фигурировал в списке «отчин», которые, по мнению Москвы, против «старины» удерживали преемники Гедимина. Но в ходе русско-литовской войны 1500–1503 гг. прозвенел первый звонок, возвестивший о том, что он стал объектом растущего внимания Москвы. В 1502 г., пока сын Ивана III Дмитрий Жилка осаждал Смоленск, отдельные отряды русских войск ходили далеко на запад, «за Мстиславль по Березыню и по Видбеск, по Полтеск и по Двину (выделено нами. – В. П.), выграбили и выжгли и людей в полон вывели»²⁰.

Война тогда задела крылом Полочанщину, но это было только начало. Прошло еще два года, и в 1504 г. русские послы многозначительно заявляли литовским дипломатам, что миру с Литвой не бывать до тех пор, пока под властью Ягеллонов будет оставаться «вся Русская земля, Киев, и Смоленеск, и иные городы (выделено нами. – В. П.)», которые «с Божьею волею, из старины, от наших прародителей наша отчина»²¹. То, что Полоцк входит в эти «иные городы», стало ясно спустя полтора десятка лет. В ходе переговоров 1517 г. о прекращении начавшейся в 1512 г. войны московиты заявили, что «которые городы государя нашего отчина от прародителей его, Киев, Полтеск, Витебск и иные городы государя нашего отчину Жигимонт король держит за собою неправдою (выделено нами. – В. П.)», а потому, если он хочет мира, то «он бы тех городов государю нашему поступился…»²².

Свои претензии на Полоцк Москва подкрепляет и демонстрацией силы. С началом 1-й Смоленской войны 1512–1522 гг. великокняжеские «загоны» объявились в окрестностях города и «полону имали безчисленно»²³. Следующий раз русские полки, посланные с Великих Лук, подступили к Полоцку в кампанию 1515 г.²⁴ И наконец, в 1518 г., в ответ за поход польско-литовского войска на русский пограничный город Опочку²⁵, Василий III решает совершить большой поход на Полоцк и взять его, заполучив тем самым в свои руки отменный козырь для продолжения переговоров о замирении.

Судя по сохранившимся свидетельствам в русских летописях и разрядных книгах, поход был задуман с размахом²⁶. Увы, поход этот, долженствовавший поставить жирную точку в затянувшейся войне, закончился неудачей. Новгородско-псковская рать воевод братьев В.В. и И.В. Шуйских, усиленная по ходу осады Полоцка отрядами московских служилых людей, взять город не смогла. Великий же князь с отборными полками и великим нарядом не прибыл под Полоцк, задержанный сперва необходимостью уладить дела в выморочном калужском уделе, а затем проливными дождями, продолжавшимися без малого месяц. Без них братья Шуйские не сумели справиться с поставленной задачей. Все лето они «под городом по Полоцком стояли и из пушек и из пищалей по городу били и в городе людей из пушек и из пищалей многих побили, и тут людей многих побили, и иных многих живых переимали и к нам прислали, и посады у города пожгли…»²⁷, однако в конце концов, испытывая острую нехватку провианта и фуража и опасаясь подхода свежих неприятельских сил, были вынуждены отступить.

Русские рати, конечно, все эти месяцы не сидели сложа руки и совершили ряд успешных рейдов вглубь литовской территории, «воевали Литовскую землю и по самую Вилню, а направо от Вилны воевали также по Неметцкую землю», «полону и животов людских безчизлено вывели и жолнырей многих побили»²⁸. Однако все эти успехи отнюдь не поспособствовали решению главной задачи кампании. Война, постепенно затихая, продлилась еще четыре года и завершилась в 1522 г.²⁹

После ее окончания на новой русско-литовской границе установилось относительное затишье. Нет, конечно, в условиях, когда окончательного разграничения владений не произошло, а сам мир рассматривался обеими сторонами как всего лишь передышка перед новым этапом «горячего» противостояния, «малая» война на порубежье в форме взаимных набегов, грабежей, захвата пленников и животов, насильственного переселения крестьян и т. п. не прекращалась ни на один день. Но эта нестабильность до поры до времени не влияла на отношения Москвы и Вильно. Все эти взаимные пограничные «обиды» и «зацепки» протоколировались, включались в составляемые время от времени «обидные списки» и дипломатическую переписку, образуя некую горючую массу. Но когда она вспыхнет, зависело от того, когда в Москве или в Вильно сочтут, что настало время выставить счет к оплате.

Василий III, разрешив в очередной раз казанский вопрос и пользуясь тем, что в союзном Литве Крыму со смертью «царя» Мухаммед-Гирея I от рук ногаев в Астрахани в 1523 г. началась «Великая замятия», начал готовиться к новой войне. Сперва в 1528 г. военная тревога была объявлена в Полоцке (sic!) и Витебске, где летом этого года со дня на день ожидали вторжения русских войск (кстати, стоит заметить, что и в разрядных книгах летом 1528 г. впервые после долгого перерыва появляется разряд «от литовской украины»)³⁰. Новая военная тревога, на этот раз на юге, на киевском направлении, прозвучала в начале 1530-х гг.³¹ Но осенью 1533 г. Василий III занемог и вскоре скончался, а в последовавшей после его скоропостижной смерти политической неразберихе Москве было уже не до новой войны с Литвой.

Надо полагать, что в Вильно, узнав о том, что Василий III умер, немало тому возрадовались, а еще больше там возрадовались, узнав о политических неурядицах в Москве и о готовности московских бояр поставить друг друга на ножи³². Малолетний Иван IV явно не мог играть роль, предназначенную ему как главе государства, арбитра в политической игре при московском дворе, и корабль Русского государства, оставшийся без руля и ветрил в бурном море, начало швырять из стороны в сторону. Вильно не мог пропустить такой уникальный шанс взять реванш. И вот в августе 1534 г. Литва развязывает новую войну, которая получила позднее название Стародубской и продлится до 1537 г.

Для Полоцка эта война стала тяжелым испытанием. С утратой Литвой Смоленска в системе ее обороны на востоке образовалась большая дыра, через которую русские полки могли свободно вливаться на земли Ягеллонов. Полоцк стал прифронтовой зоной, первой подвергавшейся ударам скорых на подъем московских ратей. В ответ на вторжение литовских войск во владения московского великого князя на Северщине и Смоленщине Боярская дума приговорила, а ребенок – великий князь – указал отправить большую русскую рать в ответный поход зимой 1534/35 г.

В конце 1534 г. русские полки с трех сторон вторглись в Литву – на стародубском направлении, на смоленском и со стороны Опочки. Несмотря на «снеги и мразы велики»³³, государевы рати, не встречая сопротивления, свирепствовали во владениях Сигизмунда I до самого конца зимы 1535 г., «сътвориша зла много, пожгоша и секоша человеки мужи и жены и детей, а иных в полон поведоша безчислено», да так, что «наполнися земля вся Руская полону литовского»³⁴. Под удар соединенной псковско-новгородской рати под водительством князя Б.И. Горбатого, вторгшейся в Литву с севера, со стороны Опочки, попал Полоцк и его окрестности³⁵. Соединившись под Молодечно со смоленской ратью, государевы воеводы двинулись на запад, опустошили окрестности Вильно, после чего повернули на север и еще раз огненным валом прокатились по Полочанщине, выйдя домой к Опочке 1 марта 1535 г.³⁶

В летнюю кампанию 1535 г. псковско-новгородская рать к Полоцку не ходила, но «того же лета князь велики Иван Васильевич пять лет возрастом, и посла воевод своих наместников новгородцких князя Бориса Горбатого и Михаила Воронцова, а изо Пскова князя Михаила Коубеньского да Дмитрея Воронцова, да иные воеводы» с ратными людьми, с пищальниками, с посохою да с припасами «поставити город на Себежи озери в Литовской земли, 60 верст от Опочки»³⁷. Новый город, названный в честь малолетнего великого князя Ивангородом, строился итальянским мастером Петром Фрязиным Малым³⁸.

Ивангород должен был стать передовой базой русских войск в том случае, если «сила новгородская» и «сила псковская» отправятся в поход на Полоцк. Поэтому ее строительству придавалось большое значение – это видно и из наряда сил³⁹, выделенных для возведения крепости и охраны его строителей, и по той скорости, с которой она была возведена⁴⁰, и упорству, с которым русские потом отстаивали город.

В Литве сразу поняли, чем угрожает Полоцку и Витебску Ивангород⁴¹. Однако сборы литовские долги, пока литовские паны судили-рядили, искали деньги и собирали войско, крепость была отстроена, оснащена нарядом, припасами, а оставленный в ней на годование гарнизон освоился на новом месте. И когда в конце февраля 1536 г. королевское войско подступило было к Ивангороду «со всяким нарядом ратным», «хотеша дом святого Иванна Предтечи и чюдотворца Николы и святого царя Константина (названия трех иван-городских церквей. – В. П.) разорити, да воевод великого князя Ивана Васильевича и моужеи себежан мечю предати и в плен вести», то оно потерпело поражение⁴². В ходе мирных переговоров в начале 1537 г. русские дипломаты согласились отдать литовцам земли Гомельского уезда, однако отстояли и Ивангород на Себеже, и другую крепость на порубежье, Заволочье, что была поставлена в 1536 г. к востоку от Ивангорода на «озере Подца, а остров Груда»⁴³. Тем самым, хотя война и закончилась как будто вничью, однако в стратегическом плане Москва переиграла Вильно. Уступив малозначимый Гомель с уездом, она сумела сохранить хороший плацдарм для наступления на Полоцк в будущей войне.

В истории с Ивангородом на Себеже и Заволочьем стоит обратить внимание на любопытное наблюдение, которое сделал А.И. Филюшкин. Исследователь отмечал, что с конца XV в. фокус притяжения военно-политических усилий равно Москвы и Вильно постепенно смещался к северо-западу. «Если наложить на карту зоны территориальных споров России и Литвы в конце XV – середине XVI в., – писал он, – то мы видим, как они смещаются вдоль русско-литовской границы с юга на север, от Верховских и Северских земель к Смоленску». И далее историк отмечал: «Территория, где русские и литовские дворяне еще не делили земли с помощью оружия, по сути оставалась только одна – Полоцкая земля»⁴⁴. И если в ходе Стародубской войны Москва не сделала попытки взять Полоцк, то она подготовила хороший плацдарм для наступления на него в будущем, закрепив за собой Ивангород-на-Себеже и Заволочье. В Вильно же с окончанием войны успокоились и, по существу, оставили без должного внимания этот шаг Москвы. В том, что в ходе мирных переговоров была допущена ошибка, литовским властям пришлось убедиться спустя четверть столетия.