Читать книгу Гроза над Цхинвалом - Виталий Пищенко - Страница 4
Войны еще не было…
Олег Светлов
ОглавлениеУснуть никак не удавалось. Светлов переворачивался с боку на бок, ложился на спину, пытался считать до тысячи – все было без толку, сон не шел. Вообще-то было еще рановато – Олег привык ложиться за полночь. Нудно стучали колеса, да и соседка с нижней полки раздражала. Полная миловидная дама упорно выводила носом замысловатые рулады. Это не был шальной заливистый храп, но и они не позволяли сознанию отключиться от действительности. И голова болела. Не сильно – противной давящей болью.
Олег вздохнул. Ладно, как-нибудь переживем. В гостинице можно будет и отдохнуть, и расслабиться. Правильно он все же сделал, что заехал в Сухум…
Они с Нестором Джикирбой сидели за вынесенным на улицу столом и неспешно беседовали. Ночь уже опустилась на город, слабый ветер приносил пряные запахи моря.
– Видишь эти фонари? – спросил Нестор.
Олег кивнул.
– Обрати внимание: вокруг одного так и вьются бабочки, жуки, другие насекомые. У меня племянник энтомологией увлекается. Как приедет, берет свои морилки, сушилки, распрямилки и его вечером от этого фонаря не отгонишь. Говорит, что собрал под ним коллекцию чуть ли не всех летающих членистоногих здешних мест. А возле другого фонаря – пусто. Я сначала думал, что в лампочке дело. Несколько раз менял, но все по-прежнему.
– И что? – спросил Олег.
– Эти фонари мне людей напоминают, – улыбнулся Джикирба. – Почему один вокруг себя толпу собирает, а другой никому не нужен? При этом, заметь, совсем не обязательно, чтобы этот одиночка плохим человеком был. Чаще наоборот получается, люди по непонятной причине тянутся к разным прохвостам и подлецам, верят им, чуть ли не на руках начинают носить. Да что там! Вспомни девяностые годы. Сколько тогда всякой грязи и пены всплыло, а народ этих «лидеров» чуть ли не боготворил. Эх, люди… Чем дольше живу, тем больше удивляюсь. Поговоришь с человеком – все при нем: ум, логика, рассудочность. С другим встретишься – то же самое. Третий подойдет – одно удовольствие. А как все трое сойдутся, хоть караул кричи! Куда все лучшее девается? Откуда глупость лезет? Вот скажи, ты тогда верил, что буквально все могут в одночасье богатыми стать?
– Нет, – покачал головой Светлов. – И сейчас не верю, – он пригубил бокал ароматной «Алазанской долины» и добавил: – Такого не может быть даже теоретически.
– Вот, – усмехнулся Нестор. – И я не верил. Один раз даже попытался объяснить людям, что их на пустой крючок ловят. Не здесь, не у нас, в Одессе. Я там в командировке был и забрел на митинг. Слушать не стали! Спихнули с трибуны, хорошо еще не побили.
– Ну, сейчас-то люди поумнели…
– Кое-кто вразумился. Многие, я бы сказал. Только поздно уже. А молодые подрастают, нам не верят. Они уже другие, их не старшее поколение, а телевизор с Интернетом воспитывают.
– Мы тоже газетам верили…
– Верили, но при этом еще и думали. Я часто прикидываю, можно ли было всего, что произошло, избежать. И решил – можно! Надо было сразу расстрелять пару тысяч «перестройщиков», которые думали только о своем брюхе, кармане да о том, как к власти прорваться.
– Ну, друг! Это ты хватил. Если начать за инакомыслие расстреливать, добра не жди. Да и проходили мы уже это.
Нестор вновь наполнил бокалы, пододвинул поближе тарелку с аккуратными ломтиками нежнейшего местного сыра.
– За мысли наказывать нельзя, – согласился он. – Думай, как считаешь нужным. Говорить о своих идеях тоже можешь. На кухне, с друзьями, на собрании, на митинге, наконец. Но если от речей к делу переходишь, готовься перед людьми ответить. И по закону, и по совести. Знаешь, я Гулаг и репрессии не оправдываю, хотя и непонятно мне, почему до сих пор всей правды о том периоде никто так и не сказал. Списки пострадавших сохранились? Вот и опубликуй, сколько людей, в каком году и за что наказано было. Все укажи: какой пост репрессированный занимал, какой национальности был. Может, тогда картина и прояснится? Но, повторюсь, сделанное в те годы не оправдываю. Только мне другое интересно: подсчитывает ли кто-нибудь, сколько людских жизней «демократические преобразования» унесли? В войнах, которые карьеристы-скороспелки развязали, от бандитского беспредела, от того, что сердца у людей не выдерживают. Да прибавить сюда тех, кто от обиды и отчаяния сам на себя руки наложил. Боюсь, что цифра не менее страшная получится.
– Мне в девяносто втором в Приднестровье генерал Лебедь говорил, что Перестройка переходит в Перестрелку. Для тех, кто сумеет выжить, наступит третий этап – Перекличка, – невесело улыбнулся Олег.
– Перекличка – слово хорошее, – убежденно сказал Нестор. – В школе перекличка первого сентября всегда праздником была: друзей увидишь, порадуешься. Думаю, и нам пора оглянуться, подсчитать тех, кто рядом остался, кто понял, что нельзя жить только для себя, что слово Родина – не пустой звук, оценить, что нам предки оставили, задуматься, что мы потомкам передадим.
– Согласен, – кивнул Светлов. – Только для такого дела государству лидер нужен. Настоящий лидер.
– Будет, – уверенно заявил Джикирба. – Не верю, чтобы в такой стране, как Россия, такого человека не нашлось. Не с севера придет, так с юга, не с запада, так с востока. Давай, друг, за это выпьем.
– С удовольствием, – поднял бокал Олег.
С Нестором они были знакомы более полутора десятилетий. Летом девяносто первого Светлов получил путевку в пицундский Дом творчества. Прилетел в Сухуми ночью, вместе с другими пассажирами вышел из самолета, прошел в здание аэровокзала и растерялся. Обычно малолюдный зал ожидания был забит битком. Оказалось, что уже несколько дней бастуют железнодорожники, а накануне к ним присоединились и водители автобусов. Чего они добивались, сегодня Олег уже не помнил, скорее всего, требовали свою часть общенародного пирога. Причем срочно. Тогда многие были уверены: стоит только разделить Советский Союз на части, как сразу и повсеместно наступит всеобщее благоденствие.
Выругавшись про себя, Светлов вышел на привокзальную площадь, разыскал хорошо упитанного милиционера, который спокойно торчал под ближайшим фонарем. На вопрос, что можно в такой ситуации предпринять, страж правопорядка пожал жирными плечами, потом снизошел до надоедливого приезжего и разверз уста. Совет был на диво оригинален: «Ищи частника». Чертыхнувшись еще раз, Олег решил ему последовать.
Сравнительно быстро он сговорился с водителем «рафика», готовым доехать до Пицунды.
– По четвертной с носа, – заявил предприимчивый водила и тут же поставил еще одно условие: – Ищи компаньонов или плати за каждое пустое место из своего кармана, мне все равно.
Отдать за поездку двести пятьдесят рублей Светлов не мог, поэтому направился к выводку молдавских писателей – они прибыли с женами, детьми, тещами и тоже направлялись в Пицунду. Выслушав Олега, инженеры человеческих душ посовещались, погладили по макушкам хнычущих, невыспавшихся наследников, после чего объявили:
– Дорого. Говорят, в обед туда теплоход пойдет. Мы подождем.
Раздраженный и сердитый Светлов опять вышел на улицу. Выудил из пачки сигарету, закурил. В этот момент и затормозила рядом серая «волга» двадцать первой модели.
– Тебе куда? – спросил, перегибаясь через пассажирское сиденье, водитель.
– В Пицунду, – буркнул Олег.
– Садись, – и дверца распахнулась.
– Сколько возьмете? – спросил Светлов.
– Сговоримся, – равнодушно ответил владелец «волги».
Остались позади здание-аквариум аэровокзала и толпящиеся вокруг него люди. По сторонам мелькали добротные дома, укрывшиеся за высокими заборами. Небо начинало сереть – ночь была уже на исходе.
– Дом творчества у нас неплохой, – сказал водитель, узнавший, зачем приехал в Абхазию его пассажир, и неожиданно закончил: – Только кормят там плохо.
Перехватил недоверчивый взгляд Олега и подтвердил:
– Правда, плохо. Я знаю.
– Что-нибудь придумаю, – пожал плечами Светлов.
– Для начала заедем ко мне и позавтракаем, – предложил водитель. – На сытую голову думается лучше.
Так Олег и познакомился с Нестором. Денег со Светлова за ту поездку Джикирба тогда так и не взял. Кстати, экономные молдаване добрались до Дома творчества только к вечеру следующего дня. На теплоходе…
Давно это было. В другом государстве, в другие времена, в другой жизни.
– Значит завтра уезжаешь? – спросил Нестор.
– Да, – подтвердил Олег.
– Не лучшее время выбрал, – вздохнул Джикирба. – Постреливают в Цхинвале.
– Там уже полтора десятилетия постреливают, – махнул рукой Светлов.
– И это правда, – не стал спорить Нестор. – И все равно не пойму, что тебя туда гонит?
– Смеяться будешь, – улыбнулся Олег. – Ладно, расскажу. Когда я был мальчишкой, жили мы в небольшом двухэтажном доме на восемь квартир. Телевизоров еще не было. Вернее, были, но мало у кого. В нашем доме народ небогатый жил, но дружный. Вечером собирали ребятишек, выносили фильмоскоп и прямо на стене дома смотрели диафильмы.
– Помню такое дело, – глаза Джикирбы заискрились весельем. – И у меня в детстве фильмоскоп был.
– Ну вот… С тех пор запомнилась мне одна пленка. Вернее, строки из нее:
Говорит сказанье нартов:
«Кто отважней всех отважных?
Витязей затмив отвагой,
Всех отважней – Даханаго.
Нестор продолжил:
Всадник доблестный в походе, —
Кто девицу в нем признает?
Серебрится грудь кольчугой,
Всадником скакун гордится.
На море – непобедима,
На земле – неукротима,
Как стрела – неотвратима
В битве грозной Даханаго.
Конь ее руке послушен:
Догоняющий отстанет.
Молнией в руке оружье:
Нападающий погибнет…»
– Именно так, – подтвердил Светлов. – Заинтересовался я, кто такие нарты. Ну а дальше все просто…
– О нартах и в наших легендах рассказывают, – напомнил Джикирба.
– А еще у карачаевцев, абазин, адыгов, балкарцев, убыхов, чеченцев, ингушей. Но в осетинском эпосе есть свои, неповторимые вариации. Во Владикавказе я уже был, теперь хочу поработать в университете Цхинвала.
– Ладно, тебе виднее, как поступать, – согласился Нестор. – Поездом поедешь? Это ведь долго.
– А что делать? – спросил Олег. – Самолеты туда из Сочи не летают. Придется трястись восемнадцать с половиной часов. Все лучше, чем на перекладных.
– Это верно, – вздохнул Джикирба. – Эх, оторвать бы руки тем, кто единую страну на куски растащил! А заодно и головы. Но хватит об этом… На вокзал тебя я сам отвезу.
– А как же твои питомцы? – спросил Светлов. – Не заскучают.
– Обидятся, – рассмеялся Нестор. – Ничего, я человек опытный, знаю, как к ним подлизаться.
Вот уже много лет Джикирба работал лаборантом в знаменитом на весь свет сухумском обезьяньем питомнике. Помнил и времена его расцвета, и страшные годы военного конфликта с Грузией. Тогда перепившиеся представители «титульной нации» стреляли ради развлечения по перепуганным животным. Трех визжащих от ужаса обезьян Нестор унес домой и сумел спасти от неминуемой смерти. Эти мартышки долго еще жили в питомнике, но так и не стали прежними веселыми и беззаботными существами. Похоже, люди забывают постигшие их беды быстрее, чем братья наши меньшие…
Поезд замедлил ход, потом дернулся и остановился. Олег посмотрел на часы. Похоже, Армавир-Туапсинский. Стоять здесь будет двадцать минут.
Он осторожно, стараясь не разбудить спящих соседей, спустился с полки, покинул душное купе, прошел по безлюдному вагону и вышел на перрон. Бывать на этой станции Светлову доводилось и раньше. Помнил он и краснокирпичную водонапорную башню, и одноэтажное здание вокзала. Построили его полностью симметричным – с путей оно выглядело точно также, как и с привокзальной площади.
На перроне никого не было, только зевающая проводница посматривала на нахохлившегося Олега.
– Не спится? – добродушно улыбнулась она.
– Да, – признался Светлов. – Еще и голова разболелась.
– У меня есть таблетки. «Кетанов», – сказала проводница. – Сильное средство. Могу поделиться.
– Буду очень признателен, – улыбнулся Олег.