Читать книгу И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук - Страница 10

Часть 1-я. Школьные годы чудесные…
Глава 7-я. Одноклассники

Оглавление

Конечно, нельзя не сказать несколько слов об однокласниках. Как-никак, кое с кем из них я учился в классе вот уже седьмой год.


Но… В нашем классе до появления Нади Лишайниковой был 41 ученик, а теперь стало 42. И обо всех я рассказать не могу.

Но вот о наиболее интересных, тех, с кем я общался чаще, чем с другими, я не могу не написать.

Начну с первого ряда парт, того, что был у окна.

Здесь за второй по счету партой сидела Карасева Света. Света многие годы была лидером наших девочек. А девчонки в нашем классе были – ох, какие боевые!


Именно Света всегда направляла ход наших вечеринок и руководила на них. Как-то так получилось, что на этих вечеринках старшими были наши девочки, а мы, мальчишки, им подчинялись.

Что это были за вечеринки? Ну, тут все просто!

После 1-го сентября 1965 года мы решили отметить начало нашего последнего года обучения в школе. И в ближайшее воскресенье собрались у одного из нас дома потанцевать, выпить и закусить.

Девчонки приготовили поесть, кто что мог, и принесли еду. Мы, пацаны, купили спиртное (вино производства нашего Райпищепрома), а также озаботились граммпластинками для радиолы.

Мы прекрасно провели день! Мы танцевали, болтали, вспоминали недавнее лето.

И нам так понравилось, что в следующую субботу, утром, перед началом занятий, кто-то достал календарь и, листая его сказал:

– А что это у нас завтра за красный день? Ого, день мелиоратора! Ребята, так ведь нужно отметить День мелиоратора! Праздник-то – значимый, важный для народного хозяйства, и для нас – тоже! У кого дома никого из взрослых завтра не будет?

Опять нашлось свободное помещение, моментально по классу пролетел листок бумаги, на котором записывались все желающие, и все перемены между уроками в эту субботу были посвящены оргмероприятиям по проведению воскресной встречи.


Опять мы славно повеселились, и вот тут-то девчонки показали зубки.

Они обвинили нас, мальчишек, что мы приносим слишком много спиртного и заявили, что отныне на таких мероприятиях бутылки будет принимать Карасева, Мы должны ей спиртное предъявить, а она лишние бутылки будет забирать с собой «до следующего раза».

Норма, которую нам определили Светка и девичий актив, нам показалась до обидного малой и просто смешной. И тем не менее…

Вот с того дня и пошло – как воскресенье – так 11 «В» отмечает день шофера, день работников химической промышленности, а также день взятия Бастилии, день рождения Маркса, и так далее и тому подобное. И честно говоря, я пока не припомню, чтобы мы не собрались два воскресенья подряд.

Иногда собраться не получалось по техническим причинам – это – да! Главная такая причина – не оказывалось в воскресенье свободного от взрослых помещения.

А что до верховенства… Я думаю, что девчонки взяли власть в руки не потому, что контролировали потребление нами спиртного. Просто основная тяжесть подготовки наших встреч ложилась на них.

Они обеспечивали еду, накрывали стол, а потом убирали за нами и мыли посуду, а мы – что мы? Спиртное нам продавали свободно, а пластинки дома были почти у каждого. Подумаешь, заранее выспросить, кто такую пластинку хочет послушать…

Так что командовали парадом они, наши девы, заслуженно…

А что до спиртного – то это им только казалось, что они контролируют количество выпитого.

Мы ведь – русские мужики, и плохи бы мы были, если бы не нашли выхода!

В каждом доме всегда вход в жилое помещение предваряют сенки (или сенцы). И всегда часть их отгорожена под холодную кладовую. Мы быстро поняли, как можно использовать такую особенность архитектуры наших боговещенских «хат», и стали действовать так.

Часть бутылок с вином мы, конечно, заносили в дом и вручали Светке. Причем всегда – на одну-две бутылки больше «нормы». Чтобы не вызвать подозрений, а она, значит, могла довольно сказать: «Опять притащили лишнее…», и избыток запрятать «до следующего раза».

Но большую часть спиртного мы, заходя в сенки, прятали в кладовой. И в течение нашего вечера, когда выходили покурить в сенки, потягивали винцо из горлышка и постепенно доходили до состояния благостности и доброты. Проще говоря, до невысокой стадии опьянения.

Девчонки терялись в догадках. Вроде выпиваем все вместе, не очень-то и помногу, но к концу вечеринки одни – трезвые, другие пьяные.

Как так? Но мы секрет свой не выдавали.


Карасева руководила многими мероприятиями, которые подготавливали и осуществляли наши девчонки.

Например, прошлой весной мы, парни, по мнению наших «дев» слегка подразболтались и с наступлением тепла протоптали тропку не туда, куда нужно. А именно – в общежитие медучилища, которое располагалось по улице Кучерова на противоположной от моего дома стороне, то есть если идти, минуя площадь дальше, то – почти на окраине поселка.

И вот теперь вечерами в воскресные дни мы ходили в общежитие, и могли даже пропустить танцы на танцплощадке. И это все очень не нравилось нашим девочкам.

Однажды, часиков примерно в семь вечера, мы, в белых нейлоновых рубашках, парадных брюках и туфлях вышли на площадь, двигаясь неспешно по улице Кучеровых, и было нас человек пять. Ну, я, Миут, Чернявский, Бобров, еще кто-то…

И вот прямо на площади мы натыкаемся на наших девчонок! Причем они в темных спортивных трико, со штакетинами в руках, а на двух из них – мужские шляпы! Воинственные на вид, прям бабье войско, блин!

И идут они со стороны улицы Кучеровых, а впереди всех вышагивает Светка Карасева!

Встретились, остановились, заговорили.

– В общежитие топаете? – осведомляется Светка.

– Топаем. И чего?

– Идите, идите! – это уже говорит Надька Лишайникова. Она в шляпе, сдвинутой набок, раскраснелась, и вид у нее самый что ни на есть боевитый.

– И пойдем! – говорит Миут.

– Идите, идите! Вас там ждут!

– Ну, и ждут! – это уже Чернявский Вовка присоединяется к полемике.

И мы идем дальше. Чувствуем, как нам смотрят вслед. Тяжелые недоброжелательные девчачьи глаза.

Мы пришли – и вынуждены были уйти! Нам не открыли двери в общежитие! Как мы не просили – в форточки девчонки нам заявили, что они нас больше пускать не будут, мол, ваши девки приходили и сказали, что если хоть раз мы вас пустим – они ночью нам все стекла в окнах повыхлестывают!

Ну, больше мы в общежитие не ходили, тему эту в разговорах с одноклассницами не поднимали, но вечерами, когда в парке мы иногда бросали свои взоры в сторону общежития, мы частенько ловили злорадные взгляды одноклассниц.

И хоть бы сами они с нами дружили! А так… ни себе, ни людям. Собственницы фиговы!

А организовала все это Карасева – потом нам Нелька сказала.

Такой вот атаманшей была Светлана Карасева. А вообще, по особенностям характера, она была не по годам мудрой, уверенной в себе и – настоящим другом. Если Света бралась помочь – она помогала.

И поэтому ее уважали в классе.


Дальше, за Карасевой, сидела за следующей партой Куницына, но о ней я уже говорил достаточно. А с ней сидела Маслова Люда.

Людка Маслова была девчонкой некрасивой, но спортивной, активно участвующей во всех классных «мероприятиях».

Это ей принадлежит фраза, сказанная обо мне, когда за мной начали бегать Тамарка из КСК, и еще кое-кто. Людка тогда однажды сказал во всеуслышанье: «Толька Монасюк всегда будет нравиться только распутным женщинам. У него лицо такое!»

Я до сих пор не знаю, что она имела в виду. Во-первых, под «таким моим лицом» – какое такое у меня особенное лицо? И во-вторых – какие такие распутные женщины имелись в виду? Тамарка? Да она была в своей школе вроде Светки Карасевой в нашем классе, а уж Карасева всегда себя блюла…

Люда не пользовалась таким уважением, как Карасева, она была слишком категоричной. Но по большому счету – на нее можно было положиться.

И еще она была такой же фанаткой спорта, как Валерка Миута.


За Кунициной и Масловой, на следующей парте, сидели Вова Смертин и Ваня Репетун.

Отец Вовки был заведующим районным отделом образования, то есть главным начальником школ района. Ну, и поэтому Вовке в школе кое-что сходило с рук, такое, за что всех остальных наказывали.

Но это – ерунда! Главная беда Вовки была не в этом.

Из нас всех (а Вовка тоже входил в нашу компанию – я имею в виду дружеский круг: Миута, я, Чернявский, Куницына, Лишайникова и еще кое-кто), так вот, из нас Вовка был самым пьющим.

В одиннадцатом классе, в том же сентября, с которого я начал свой рассказ, Вовка, выходя из класса и школы, домой сразу не шел. Мы не раз видели, как он тут же, разжившись вином, сидел на одной из лавочек сразу после занятий, и вместе с несколькими алкашами пил вино прямо из горлышка бутылки.

Не нужно думать, что мы молчали. Мы убеждали его, говорили ему, был случай – били физиономию. Но что толку?

Проблема была в том, что пил люто и его отец. А Вовка… на наших вечеринках почти каждый раз его приходилось нам, пацанам, тащить домой на своих плечах.

Но не гнать же его, как шелудивого пса, от себя? Мы все – одноклассники, мы каждый раз, когда он напивался и нам приходилось с ним возиться, ругали его, он каялся, обещал, но все – до следующего раза! И он наступал, этот следующий раз, и мы вновь брали с него слово – не пить! Он в очередной раз давал его, а потом втихаря бегал в сенки и глотал вино, пока к концу вечера не оказывался пьяным в умат.

На следующий день он опять просил у нас прощения, и с этого начинался новый круг.

Но по большому счету мы Вовку любили. Он ведь был очень добрым. И никогда никого не предавал – но вот по характеру был, наверное, слабым.

Ваня Репетун был учеником, который жил в интернате. Его родители жили в каком-то маленьком селе, где была только начальная школа. Так вот, Ваня – воистину человек «от земли».

Возможно, кто-то скажет, что он был ограниченным. Возможно, он не знал ничего «интересненького». Все это так и было.

Но пожалуй, уже в то время Ваня был одинственным из нас, кто всегда знал, чего он хочет. Он освоил в школе профессию тракториста, работал в совхозе, и уже в 1970 году получит по итогам сельскохозяйственных работ высший орден СССР – Орден В. И. Ленина.

А в школе – в школе он был тихим, старался оставаться незаметным, всегда улыбался как-то виновато. Он не участвовал в наших вечеринках – мы ведь не понимали тогда, что у него просто не было денег на такие забавы.

А учился Ваня средне. Но никогда двоек не получал.


Второй, средний, ряд парт. Прямо перед учительским столом сидел Виталик Соколовский. Он, как Чернявский, Бобров и мы с Миутой – тоже осваивал профессию шофера.

С ним рядом – Валюша Иванкова. Это – наша певица. У нее сильный голос, и она участвовала от нашего класса у художественной самодеятельности школы.

На следующей парте сидели Чернявский Вовка и Бугров Коля.

О Вовке Чернявском я уже упоминал, и не раз. Он был неплохим парнем, но баламутом, легко хватался за какое-нибудь дело, и так же легко его бросал. Без сожаления! Именно он, когда меня начнут «осаждать» девчонки, причем – сплошь необычные, «не как все», будет постоянно «гундеть» мне:

– Толик! Вые… и ты их, это ведь для здоровья полезно! Вот я, после того, как…

Он по осени переспал с одной из девочек из медучилища, лишился невинности и чувствовал себя на седьмом небе – еще бы! Мужиком стал! И всем нам теперь давал советы, как это здорово. И кроме того, еще и научную базу подводил – мол, для здоровья половая жизнь полезна, способствует взрослению и умственному развитию!

Враки! Если бы эта жизнь была полезна в этом смысле, Миут был бы гением – сгустком интеллектуальной квинтэссенции.

Так что я от Вовки отмахивался.


А вот Коля Бугров был тихим, спокойным мальчиком. Но – всегда как бы «в себе» – мог отчебучить в любой момент такое!

Например, недавно мы писали в классе сочинение на тему: «Поэма В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин».

Чернявский, сидя рядом, говорил нам потом, что Бугров записал в тетрадь тему сочинения «Образ В. И. Ленина в поэме В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин», после чего застыл, уставившись в одну точку. Вовка писал тему «Образ пролетариата в поэме», и, конечно, поинтересовался, что собирается писать Бугров. Колька от него отмахнулся, написал посреди строки в тетради: «План работы», и вновь застыл в прострации.

– Молчит и не двигается, на фиг! – говорил нам Вовка. – А потом написал одну фразу: «Ленин не понимал стихов Маяковского и не любил поэта». И опять, блин, уставился в одну точку – и замолчал.

Как нам стало известно позже (мне – от мамы), через какое-то время Бугров написал в тетради не очень-то складные, но полные меланхолии и неизбывной тоски стихи:


ТЕЧЕНЬЕ ЖИЗНИ ВСЕ БЫСТРЕЙ,

В ДВЕРЯХ И ОКНАХ —

ЛИЦА ТАМ И ТУТ…

ВОТ ТОЛЬКО ЧТО-ТО НЕТ ДВЕРЕЙ,

ТЕХ САМЫХ, ЗАПОВЕДНЫХ —

ГДЕ ТЕБЯ ЛИШЬ ЖДУТ…


В конце урока он написал ниже стихотворного «шедевра» еще всего одну строку: «Ну, не понимал Ленин стихов Маяковского! И я их не понимаю»!

И сдал тетрадку на проверку нашей преподавательнице по литературе Клавдии Павловне Гутиной.


На следующем уроке Бугров получил тетрадь обратно, а ниже его откровений стояла написанная красными чернилами оценка «5», а рядом в скобках – («условно»).

Фига с два! Нелька и Надька подсмотрели в журнале, что Бугрову наша Клавдия поставила вполне конкретную пятерку. А никакую ни условную…


За третьей партой среднего ряда сидел «его величество» Миута и рядом – Алька Соколова.

Алька – отличная девчонка и надежный товарищ. Иногда она тоже примыкала к нашей компании, но чаще держалась сама по себе.

С льняными прямыми длинными волосами, вздернутым носиком и улыбчивыми ямочками на щеках она была неисправимой хохотушкой. Этим пользовался Миут, он, подлец, все-таки был шкодливым пацаном. Ему ничего не стоило сорвать урок. Правда, делал он это не часто, но мог, мог… В прошлом году я сначала сдуру сел с ним за одну парту. К сожалению, я тоже смешлив, и он принялся этим пользоваться. Рассмешит – а сам сидит с видом пай-мальчика. Мне делают замечание, в классе – тихонько похохатывают, а Миут сидит довольный. И вот уже в конце первой недели мне все это надоело, и я сказал Валерке – все! Ты хоть лопни, а я смеяться не буду.

Он изощрялся два урока. То и дело он наклонялся к моему уху, нашептывал то новые анекдоты, то рассказывал, как вчера Смертин напился и его мать веником лупила, а он закрывался руками и говорил: Ма-маня! Ма-маша! Прекратить! Я требую – прекратить!»

И вот в таком духе. Я внутренне давился от смеха, но терпел. До третьего урока – физики.

Вела «физику» в то время в нашем классе практикантка. И тема была – что-то с электромагнитными силами, действующими на тело, помещенное в электромагнитное поле.

Уже с самого начала урока я насторожился. Миут был непривычно серьезен, спокоен и собран – словно готовился к разбегу перед прыжком в высоту. И я насторожился – мы ведь столько лет были с ним вместе, как говорится, «не разлей вода», что я просто не мог не знать его натуру.

Он определенно готовил какую-то гадость…

И вот когда практикантка рассказывала нам о действии сил на тело, Миут понял руку.

– Да, пожалуйста! – вежливо сказала практикантка.

Лучше бы она не делала этого. Но она ведь не знала натуру Валерки!

– Вот я не понимаю, – доверительно и негромко начал Миут. – Вот эти силы… Это как? Как они действую? Где они? На веревочках подвешены, что ли?

В классе стояла тишина. Вопрос был столь дурацким, что никто в классе пока не осознал, не прочувствовал юмора.

Конечно, опытный Александр Петрович, наш «физик» мигом бы понял, что Валерка валяет дурака, и просто бы сказал:

– Вопрос ясен. Садись, Миута, я сейчас отвечу.

И тем самым просто спустил значение вопроса на тормозах.

Но фокус в том, что ему такого вопроса Валерка бы никогда не задал. Не зря о Миуте сказал как-то в кинотеатре Вовка Очнев, ученик классом старше, когда однажды Миут принялся «выеживаться» во время киносеанса:

– Ох, и шкодливым же бывает Миут, когда чувствует себя безнаказанным…

Но вернемся к уроку физики и вопросу, заданному Миутой.

Итак, ученик не может понять, что представляют из себя невидимые силы – это что, ниточки такие?

Попробуйте объяснить ученику, какие они – физические силы? Ни каково их действие, а что это такое?

Практикантка вместо того, чтобы Валерку одернуть, углубилась в объяснения, и стала запутываться в них. Миут настаивал, что не может понять – они на ниточках, силы эти, или на невидимых проволочках? При этом он держал в руках открытый учебник «физики» и тыкал пальцем в рисунок, где изображалось подвешенное в электрическом поле тело.

Я не выдержал и расхохотался. Как и весь класс. А Миута был доволен – меня рассмешил, урок сорвал – в общем, он на виду и так далее.

На перемене я собрал портфель и пересел на третий ряд за пустую парту – в том году у нас подзадержались интернатские ребята, и свободных мест в классе пока было много.

Миута несколько дней упрашивал меня вернуться, сулил всякие блага и обещал, что не будет смешить – дудки! Я не поддался, и так и сидел на этом месте, один за партой. Пока Надька Лишайникова в нам из Камня не приехала…

Так вот после меня к Валерке посадили Альку Соколову. И Миут обрел объект для юмористических изысков – Алька постоянно смеялась. Пока однажды на на уроке литературы, получив несколько замечаний за «неуместный смех», не встала и не заявила:

– Клавдия Павловна! Пересадите меня от Миуты! Он меня расхохатывает!

После этого Валерка потерял интерес к своей соседке.


На последней парте сидели Пугачев с Заславским.

Заславский был одним из наших «математиков» – он входил в четверку тех, кто на контрольных работах обеспечивал классу решение задач и уравнений. Он, в отличие от нас, был человеком целеустремленным и прогматичным: понимал необходимость знание курса математики. И позже он с первого раза поступит в Новосибирский институт НИИГАиК (институт геодезии и картографии).

Я еще расскажу позже, как и наша компания собралась учиться, только на геологов. И что из этого вышло.

А Заславский просто взял – и выучился на геодезиста.

Но это, конечно, позже. А с его соседом Саней Пугачевым связана особая история. Но о ней не стоит говорить сейчас – это тема особая.


Третий ряд парт располагался у стены с дверью класса. И – с вешалкой, тогда все ученики раздевались в своих классах.

За первой партой здесь сидел «Бобер» – Бобров Толька. Тот самый, что в 7-ом классе ухитрился получить четвертную пятерку по немецкому языку – «за просто так».

А вот за третьей партой, передо мной, сидели Гриша Каминский и Беликов Саша.

Каминский прославился на всю школу тем, что его единственного за все время своего преподавания поймал на списывании из учебника во время контрольной работы наш учитель математики Дмитрий Иванович. А вот Беликов Сашка – о нем стоит рассказать подробно.

Он был исключительно талантлив. Он великолепно рисовал и писал стихи.

Представьте себе такое.

Идет урок. Тихо, лишь шелестят страницы, да звучит в классе голос учителя, объясняющего новый материал.

А по классу гуляет, передаваемая потихоньку пацанами из рук в руки, выполненная карандашом на тетрадном листке карикатура.

На ней изображен Гитлер, со сбитой набок фуражкой, со спущенными штанами, загнутый «в третью позицию».

Его «снашает» в задницу советский солдат, в форме, пилотка сбита на затылок, с лица градом катится пот.

Поражает величина полового органа (причем и сам член, и генеталии выписаны тщательно и очень реалистично)…

У рта Гитлера – в традиционном для карикатуры овале стихи:

О доннер ветер, руссишь швайн

Что б ты издох… О, нихте, найн!


Советский солдат отвечает ему: в овале у рта солдата «Не ходил бы ты, кувшин, по-воду гулять…»

То здесь, то там пацаны прыскают от смеха и, толкнув в спину впередисидящего, передают карикатуру дальше.

А сам Сашка сидит с серьезным видом.


Он рисовал все время. Например, после той знаменитой контрольной Сашка пустил по классу карикатуру, на которой были изображены Дмитрий Иванович, который завис в воздухе во время прыжка со словами: «Каминский! Ну-к, и встань! Ядяница!!!», и наш Гриня, стоящий у парты с выпученными глазами и всплескивающий руками.

Что интересно, ни одна карикатура, по большей части – «скабрезного» содержания, так за все годы в учительские руки и не попала.


Ну, и наконец, наша с Лишайниковой парта – четвертая в этом ряду.

О себе я расскажу подробно попозже, а Надька – Надюха была своя в доску! Она тоже увлекалась спортом, но училась хорошо, и вскоре делила «терки» в нашей компании – с «дружбой» с «Берликом» – Бериковым Женькой, работавшим сначала в РДК, а потом дежурным электриком на поселковой подстанции, подающей электроэнергию Боговещенке.


Если рассказывать коротко, и лишь о некоторых – то вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о своих одноклассниках.

И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Подняться наверх