Читать книгу Повести и рассказы. Второй том - Виталий Сыров, Виталий Витальевич Сыров - Страница 5

Ещё в первый день общения мы коснулись фильма «Угрюм Река». Фильм был снят на Свердловской киностудии, наверно, в 1968 или 1969 году. Я смотрел его, будучи ещё мальчишкой. Смотрел вместе с любимой тёткой. Она комментировала непонятные для меня моменты. Я был без ума и от сюжета, от игры артистов.

Когда Таня поставила мне первый раз горчичники, присела рядом и смотрела на меня. И вдруг Таня озарилась:

– А ты не читал «Угрюм реку»? Хочешь, я тебе вслух почитаю? У меня есть эта книга.

Не дожидаясь ответа, она упорхнула к себе в комнату и уже через пару минут вернулась обратно, держа в руках четыре тома.

– Будем читать по очереди! Один устал, другой читает. Здорово я придумала! Но больше я буду. Ты болеешь, кашляешь и нельзя тебе глаза напрягать, – Таня быстро распределила обязанности.

– А для начала, давай-ка чайку с малиновым вареньем, – распорядилась Таня и ушла на кухню.

Вернулась. Уходила-то всего на пару минут, а для меня будто вечность прошла. Сняла с меня горчичники.

– Анна Фёдоровна, садитесь с нами чай пить, я уже налила вам, позвала Таня бабушку из соседней комнаты.

Таня сказала, что она уже прочитала несколько глав, но с удовольствием перечитает их снова.

Таня после чая велела мне укутаться покрывалом. Поправила его на груди.

– Виталь, держи тепло, прогревайся.

Таня начала чтение. Как оказалось, чтец она была превосходный. И так задорно читала про Ибрагима! Мы вместе смеялись до слёз. Перелистывалась страница за страницей.

Бабушка пристрастилась слушать, как Таня читает. Видимо, бабусе понравилось произведение. Даже реплики вставляла.

– Виталь, а я не ожидала, что ты так хорошо читаешь. Ты часто читаешь вслух? – спросила Таня.

– Когда я учился в третьем и четвёртом классе, ходил в продлёнку. Во время прогулки в парке, когда было тепло, мы читали вслух книжки, которые нам приносила наша учительница. Я был один из лучших чтецов. Когда-то был летом в лагере, я был лучим сказочником в нашем отряде. В школу когда пошёл, то только длинные слова по слогам читал. Мама говорила, что я бегло уже читал. А теперь вслух читать приходится, только если на литературе заставят.

Я, конечно, непоправимый дурак. Опять я ляпнул, то о чём можно было промолчать. Таня с милой улыбкой смотрела на меня, как на ребёнка. И в тоже время мне казалось, что она готова чмокнуть меня в щёку. Общение с Таней чем-то напоминало общение с моей тёткой в те времена, когда я ещё учился в начальных классах.

Уже был отложен прочитанный первый том. Казалось уже, что мы сами окунулись в события, будто бы находились в самой гуще. И, разумеется, нашли своих героев.

Конечно, Таня – в образе Анфисы. Мне ничего не оставалось, как войти в образ Прохора. Но по ролям мы не читали.

Каждому пришлось прочитать монологи наших главных героев, где они говорили и размышляли друг о друге. Приходилось читать о любви.

Казалось, что всё это происходит между нами, будто устами героев романа говорим, да только не свои слова. А когда же общаемся друг с другом, почему-то, не в состоянии найти своих слов любви. Правда, это меня касалось.

В романе тоже есть героиня по имени Таня. Тане выпало читать сцены, когда Прохор купался в реке, а героиня Таня в шутку спрятала его одежду, и тот оказался совершенно голым. Таня читала самые щекотливые моменты этой сцены, и щёчки её порозовели.

Я тогда ещё не знал женщин, но чувство созревающего мужества стало беспокоить меня всё чаще и чаще, после того, как в душе моей поселилась Таня. Тогда я впервые представил Таню обнажённой. Перед глазами встала картинка, когда она открыла утром шторы и стояла в лучах солнца. В лучах яркого солнца платьице её стало прозрачным, и я полностью увидел её стройные ножки.

Она читала, а я смотрел на неё и мысленно раздел глазами. Таня перехватила мой взор и покраснела ещё сильнее. Смутилась. У меня тоже заполыхали уши.

Пиковым было чтение страниц, когда Прохор и Анфиса ночевали в охотничьем домике и пили наливочку.

Я влюблялся в Таню всё больше и больше. Уже и болезнь прошла. На полку поставлен последний прочитанный том «Угрюм реки». Правда, читали мы не совсем добросовестно. Часть романа мы всё же пропустили. Пропускали главы о растущей политической сознательности, недавно зародившегося пролетариата. Пропускали про маёвки и забастовки. Потому четырёхтомник прочли, что называется – галопом.

А осадок от финала романа у меня остался очень тяжёлый.

Телевизор мы починили. Таня в очередной раз зашла ко мне.

– Виталь, включай свой телевизор, – сказала Таня.

Я включил. Всё было нормально, но через три минуты на экране была только белая горизонтальная полоса посередине экрана.

– Кадровая развёртка не работает, – сказала Таня.

Я не буду описывать тот восторг, который я испытал в тот момент. Я впервые видел девушку, которая разбиралась в устройстве телевизора. Через два дня нужную лампу Таня принесла с работы. Кто-то из сотрудников ей дал. Всё заработало.

Так проходил день за днём. Оставалось мне только признаться! Я не сомневался, что Таня всё прекрасно давно поняла. Наверно, кот Яцек уже понял. Но я боялся и оттягивал время. Я боялся получить отказ. Даже представил, как это будет.

– Виталик, синеглазенький. Ты ещё очень молод. Ты встретишь ещё свою девушку.

Да ещё про Олю напомнит.

Ну, как-то так! Отказ, безо всякой надежды! Даже ждать не будет, когда я подрасту. Это тебе не песенка про студентку-практикантку педагогического института, которая согласилась подождать, пока мальчишка-десятиклассник, который признался ей в любви, дорастёт до совершеннолетия. Кстати, студентка-практикантка в песенке тоже по имени Таня. Читатель должен помнить этот «вечный дворовый шлягер». Сам пел. Его и сейчас нет-нет, да и услышишь где-нибудь во дворе.

А мы опять рассказывали каждый о себе. Спорили…. Соглашались…. Я поделился своей мечтой стать военным лётчиком. Потому, ради этого, учусь хорошо и форму спортивную держу. Таня, я заметил, проигнорировала мои мечты о небе. Но зато с укором сказала:

– А выпивать с Толяном по сараям и подъездам – это тоже поддержание спортивной формы? А тройки твои! С тройками ты не поступишь.

Мне стало очень неудобно. Я покраснел. Оправдываться я не стал, хотя с того момента, когда вместо объяснения в любви, я пообещал больше не пить с Толяном и правда, не пил больше. Но если честно, то случая не было, и с Олей я тогда время проводил.

– Таня, а откуда вы знаете, что его Толяном зовут?

– Бабушка твоя рассказывала. Удивляюсь, говорит: «Странная, у них дружба. Тот-то старше. Года два тому назад дрались всю зиму. Соседи их за сараями видели. Виталька с распухшей мордой ходил. Подерутся, а потом друзьями опять во двор возвращаются. Спрашиваю у Витальки, что не поделили, так молчит».

Таня вопросительно смотрела мне в глаза.

– Но я видела летом, что вы друзья. Похоже, твой Толян тебя очень уважает. Тогда как понять то, о чём бабушка рассказала мне?

Пришлось рассказать Тане об условия первоначальной жизни в элитном посёлке. И о просьбе помощи у Толяна.

– Да, Виталя, не завидное положение у тебя. А сейчас как? – Таня сочувственно смотрела мне в глаза.

И опять мне показалось, что было у неё желание обнять меня и приласкать, пожалеть. Но отогнал эту мысль.

– Теперь всё хорошо. Сам кому угодно… – я чуть не выматерился, вовремя оборвал себя.

Стало не удобно за намерение сматериться, и, будто, бахвалюсь.

– Таня, это – правда, теперь всё нормально. Я не вру и не хвастаюсь.

Рассказал Тане, что и раньше я умел драться, да только не люблю я это дело, что тактика у меня страдала. И что дрались в посёлке у нас по диким правилам.

Таня сочувственно смотрела на меня.

– Я сразу заметила, что добрый ты мальчик. Ещё во дворе тогда. Я гожусь тобой, что ты справедливый и смелый.

Да уж! Нашла смельчака, сказать ей о любви боюсь. И странно: перед кем же она гордится мной? Ну, точно, за ребёнка меня считает. А потому, молчать мне надо и ничего не говорить ей про свою любовь.

Засыпая в тот вечер, крутилась в голове фраза о добром мальчике. И стало грустно. Значит, так она меня и воспринимает. Дитё я для неё. Играет со мной от скуки. Не стоит мне признаваться. И не ставить Таню в неудобное положение. Ведь ей придётся отказать мне. А вдруг у меня ещё и слёзы потекут. Она добрая, тактичная – трудно ей будет меня выслушивать. Я уткнулся лицом в подушку, и опять непроизвольно потекли слёзы. Я уснул.

Утром следующего дня я слышал, как Таня собиралась на работу, как заходила в кухню. Но я не вышел из комнаты, чтобы пожелать Тане доброго утра. Решил, что всё напрасно. Я ребёнок, совсем ещё мальчик, и этим всё сказано.

Вечером Таня постучалась в дверь.

– Виталик, а утром ты проспал? Потому не вышел поздороваться, да?

Я молчал.

– Я чем-то обидела тебя?

– Нет! Я проспал, – соврал.

Мы опять разговорились. Таня рассказывала о себе. Тогда я узнал, почему Таня выбрала такую профессию. Оказалось, что все в её семье были связаны с радиосвязью либо с телефонией.

Танин папа успел повоевать. Его в середине осени 1944 года призвали на фронт, а вскоре после Победы родилась и Танюшка. Так я узнал день рождения Тани – 27 мая 1945 года. Высчитал я моментально: значит Таня старше меня на двенадцать лет. Значит летом я ошибся немного в расчётах. Ошибся в меньшую строну. Обидно стало.

Но я улыбнулся.

– Таня, а у меня 26 мая день рождения.

Таня ликовала, что наши дни рождения всего через день.

– Виталька, наверно, поэтому мы характерами похожи с тобой. И интересы многие совпадают, – радости её не было предела.

Тогда я узнал о теории знаков Зодиака. Нет, конечно, я слышал про астрологию, но считал это полной ерундой. Мы по знаку Близнецы. Потому, по мнению Тани, мы так схожи.

– Сестричка, – мелькнуло у меня в голове. Но озвучить постеснялся.

И опять я засыпал, анализируя всё, о чём говорили минувшим вечером.

Эх, Таня, Таня! Знала бы ты, как я люблю тебя! Но как только соберусь сказать Тане о своей любви, так сразу с Таниных милых губок срывается фраза про мальчика. Будто специально этим останавливает меня от признания. А потом опять, будто специально, подводит меня к готовности признаться. И опять я отступаю. Опять прихожу к выводу – это не возможно. Будто играет со мной, как кошка с мышкой.

И снова я засыпаю со слезами на глазах. Не от обиды на Таню, а от полной безысходности. Опять щемит в груди.

Следующим утром я вышел из комнаты. Встретились на кухне, поздоровались. Щедро пожелали друг другу всего самого хорошего и попрощались до вечерней встречи.

А вечером Таня продолжила рассказ о родителях и о себе.

Танин отец был военный радист. Вернулся с войны домой старшим лейтенантом. Был ранен. И дед у Тани радист и тоже военный. А мама работала на телеграфе. Таня пошла по стопам родителей.

В то вечер я узнал, что Таня владела азбукой Морзе. Причём на профессиональном уровне – она могла передать и принимать «морзянку» и при этом печатала текст, уже буквами, на пишущей машинке. Поэтому Таня была военнообязанной.

Было уже часов десять вечера. Таня собралась уходить, и позвала меня к себе в комнату.

– Виталик, в этой коробке очень интересная игрушка. Лёшина. Ты возьми, посмотри и разберись завтра, а вечером поговорим, – подала мне коробку, – ну давай, спокойной ночи.

Каких только игрушек у Лёшки не было! А в коробке была крутая игрушка – «Радист». В комплекте два ключа для «морзянки», коробочка с тонгенератором и батарейкой. Можно было подключить ещё и две пары наушников. И провода. Можно было сидеть в разных комнатах и играть в радистов. Лёшка мал был, и игрушка была ещё не востребована.

Вечером Таня и предложила мне поиграть Лёшкиным «Радистом». Точнее – научится «морзянке».

– Виталик, с твоим-то музыкальным слухом моментально научишься.

Милая моя девочка, она не знала тогда, что как мотылёк залетела к пауку в паутину. Я высказал огромное сомнение, что у меня получится.

Бабушка увидев, как мы «играем» смеялась над нами.

– Виталька, что это за «пискулька» у вас? – спросила у меня бабуся, беззвучно трясясь от смеха.

Сказал, что это такое переговорное устройство старинное, что так общались, когда телефонов не было.

– А чё вам мешает словами-то общаться в одной комнате? Совсем вы с ума спятили ребята, – и опять зашлась в беззвучном смехе.

Я цеплялся за все Танины идеи. А тут решил разыграть её.

Выше я писал, что ходил в радиоклуб и кроме сборки приёмников и всякой «радио всячины», ходил ещё в группу коротковолновиков и занимался на коллективной коротковолновой радиостанции. Уже вполне посредственно принимал на слух и помаленьку начал работать на ключе.

Смысл розыгрыша был в том, чтобы ошеломить Таню быстротой изучения азбуки. Я знал, что её и за неделю, и за месяц не выучить. А я уже умел это делать. И делал это вполне удовлетворительно. И не буду кривить душой: хотелось хоть этим привлечь к себе внимание Тани.

Я два вечера умышленно допекал Таню своим «неумением» и непроходимой тупостью в этом деле. Мне было интересно наблюдать, как она нервничала, когда у меня ничего не получалось. Особенно с передачей. Передавать на ключе – это сложнее, чем принимать на слух.

Таня прочитала мне целую лекцию про азбуку Морзе и о способах её изучения. Я прикинулся полным профаном в этом деле.

– Таня, вы сказали, что морзянку быстро заучивают люди с хорошим музыкальным слухом. Это как понять? Почему тогда у меня ни черта не получается, – водил я Таню за нос, дурачком прикидывался.

– Для изучения азбуки используют напевы – слова, которые похожи на код Морзе. Эти слова состоят из такого числа слогов, и их так произносят и способ произношения таков, что получается некая мелодия. Виталь, ты что улыбаешься? Ты понял, о чём я сказала?

– Смутно.

– На примере тебе покажу.

Таня включила игрушку. Села за ключ.

– Вот смотри и слушай. Цифра два – это две точки и три тире. Слушай.

Таня на ключе отстучала две точки и три тире. Повторила несколько раз.

– Виталь, ты со своим слухом, наверно, уловил некую мелодию. Да? Уловил?

– Ага, – согласился я.

– А для меня это будто слова из народной песни «Я на горку шла», – Таня стучала ключом и вслух напевала, – я- на- го-рку-шла. Правда, похоже.

– Похоже, – продолжал соглашаться с Таней.

Таня преподавала мне то, что я давно знал. У меня улыбка на лице. Стало смешно, как эта милая девушка вколачивает мне в голову эти азы.

– Ну, что ты смеёшься? Совсем просто, правда! А семёрка – это две тире и три точки и будто звучат слова «дай-дай за-ку-рить, – Таня опять продемонстрировала это на ключе. Так легче запомнить азбуку, обычные слова привычнее для человека.

И тут меня осенило. Надо прекращать придуряться. И дерзкая идея мелькнула в голове, как молния, От раскатов грома аж заболела голова.

Вот он, тот случай – сказать Тане о любви! Сидеть напротив неё и предать: – «Таня, я вас люблю!» Ох и тупой: как сразу не сообразил?

До конца каникул оставалось два дня. А Тане я так ничего и не сказал. А она давно догадалась, что я влюблён в неё.

Очередной вечер. Решили чаю попить. Пока Таня была на кухне, я несколько раз про себя прокрутил текст.

Чаепитие закончилось, а я всё не решался. Молчали. Ну, всё! Сел за ключ. Таня отошла к окну и смотрела на улицу.

– Ну, давай, двоечник, передай какие-нибудь слова. Я попробую прочитать их, – она обернулась и лукаво глянула на меня.

Таня опять стала смотреть в окно. Я собрался с мыслями. Усилиями воли заставил свои руки не дрожать. Сосредоточился. Я не должен допустить ни одной ошибки! Я взялся за ключ. Не в скором темпе стал работать ключом. Комната наполнилась дисконтом морзянки:

– «Таня девочка я вас люблю».

После слова «девочка», Таня уже успела повернуться и, округлив глазки, смотрела на меня.

– Жить не могу без вас, – дальше пропела морзянка.

Я смотрел на Таню. Она стояла у окна и тоже смотрела на меня широко открытыми глазами. Похоже, она не поверила в то, во что сложилась череда «точек и тире» в её голове. Она явно не ожидала! А я снова начал выстукивать то же самое.

Всё! Я взошёл на «эшафот». На шее петля. Что уже тянуть! Пора табуретку выбивать! Я незаметно набрал полную грудь воздуха, встал и подошёл к ней:

– Таня, я, правда, люблю вас! С первого мгновения, как увидел вас тогда летним вечером. А теперь делайте со мной, что хотите…, – я с трудом выдавил из себя последнюю фразу.

Воздуха хватило едва-едва. Моё нервное возбуждение зашкаливало. Стучало в висках.

Таня смотрела мне в глаза и молчала. Похоже, что она подбирала слова, которыми она должна отказать мне.

А я так и стоял в полушаге от Тани, как с петлёй на шее, на шаткой табуретке. Дрожал, как осиновый листок. Боялся, что она вдруг засмеётся надо мной, назовёт опять малышом и скажет, что я ещё слишком молод, что мальчик ещё.

У меня уже подкашивались ноги. Я уже был готов встать перед ней на коленки и уткнутся ей в животик.

На её глазках появились слёзки, побежали по щёчкам… Таня, взяв меня за шею, притянула моё лицо к своему и стала целовать.

– Миленький мой, любимый…. Синеглазенький…. Малыш мой… Я люблю тебя…. Как же ты решился? Я давно знаю, что ты любишь меня. Виталик, родненький ты мой, ты второй раз уже сказал мне об этом. Я не ожидала, что сегодня это произойдёт…

Я не успел даже удивиться этому, может тогда, при солнечном ударе, я что-то бредил во сне и признавался Тане?

Она улыбалась сквозь слёзки, глядя мне в глаза.

– Виталик, родной мой мальчик, ты помнишь, что ты доктору сказал? Что сестричка у тебя добрая и красивая… очень красивая… лапушка…. Для меня это и было признанием твоим. И если бы мы были тогда одни…. Ты…. Ты бы тогда ещё узнал, что влюбилась я в тебя, ещё в тот вечер, когда ты на гитаре во дворе играл. Родненький ты мой. А теперь я люблю тебя…. Девочкой меня назвал… Родной мой ….