Читать книгу Каникулы в Простоквашино. Шпулечник-2 - Влад Костромин - Страница 3

– Когда я был мальчонкой, носил я брюки клеш, – напевал отец, монотонно покачиваясь на стуле, – соломенную шляпку, в кармане финский нож. Папашу я зарезал, мамашу я убил…

– Сереж, – словно от зубной боли поморщилась мать, – что ты всякие гадости поешь? Какой пример ты детям подаешь? Что они подумают?

– Рано им еще думать, – он по акульи осклабился. – Молоды вы еще думать, – протянул руку и щелкнул Федю по носу. – Так, Дядя?

– Так точно! – бодро ответил Федя, отклонившись назад, чтобы избежать следующего щелчка.

– Вот, вишь какая дисциплина, – умилился отец. – Как в прусской армии.

– В прусской армии тараканы были, – мать временами была забубенной. – А у нас тараканов нет.

– А мы заведем, – голосом отца Дяди Федора из мультфильма про Простоквашино сказал отец, – чтобы полный дом тараканов, всякие там прятки-салочки.

С учетом того, что он носил бороду и свитер, как у отца Дяди Федора, сходство было просто пугающим.

– Совсем ты тронулся, Сергей, – мать поцокала языком, – окончательно и бесповоротно. Тебя надо в дурку отправлять, пока ты не начал голым бегать по крышам на четвереньках и выть на полную луну.

– Чего это я буду выть на луну? – пожал плечами отец.

– А чего вы, психи, на нее воете?

– Я откуда знаю? – отец снова пожал плечами. – Я на нее раньше не выл.

– Вот и пора лечить, пока не знаешь.

– В моем случае медицина бессильна, – отец скорчил страшную рожу и внезапно ударил меня левым локтем в лицо.

Но я, зная коварную натуру папы, был настороже и качнулся назад, одновременно закрываясь руками.

– Молодец, Кеша, – похвалил отец, – реакция в норме, – махом допил чай из моего стакана и встал из-за стола. – Пора на работу – меня ждут глобальные дела, масштаб которых сумеют оценить лишь потомки, – напялил снятую с висящих на стенке лосиных рогов, вместе с мебелью и посудой оставшихся от прошлых жильцов, коричневую фетровую шляпу. – Осваивайте дом, дети мои, постигайте новый мир.

– Только на чердак не лазьте, – строго сказала мать. – Неизвестно, – выразительно посмотрела на отца, – что там и как…

– Не выдумывай ты, – слегка напрягся отец. – Все там нормально. Никаких ночных ахов-страхов нет и в помине. Ладно, обживайтесь, пока мы скотом не обзавелись. Потом некогда будет, – вышел из дома.

– Оптимист, – мать тоже встала. – Но вы все равно не лазайте: там потолок тонкий, из оргалита, провалитесь за милую душу. Мне пора, вы тут не вздумайте дурью маяться, а то приду и накостыляю! – ушла.

– Как думаешь, почему те, кто жили здесь до нас, не забрали свои вещи? – спросил брат.

– Не знаю, может директорам дом с вещами дается?

Директором отца устроил двоюродный брат Леонид Филиппович Федосов, начальник цеха на заводе. Бобровка была подшефной деревней у соседнего цеха и Филиппович через коллегу по знакомству пристроил отца.

– А так бывает?

– Раньше не было, а теперь может и есть. Коммунизм же скоро должен наступить, вот и дают дома сразу с вещами.

– Может быть… – брат задумался.

Я собрал со стола посуду и пошел в ванную мыть. Странно, не думал, что в деревенских домах бывают ванные и канализация. Правда, дом, доставшийся отцу, стоял особняком от деревни, в большом яблоневом саду. И газ был привозным, в больших красных баллонах. Два баллона стояли во дворе под окном кухни в зеленом железном ящике. Резиновый шланг через стенку соединял баллон с плитой. Баллоны привозили редко и мать велела строго экономить. Хотя, вчера отец, окрыленный назначением, хвалился, что проведет в Бобровку газопровод.

– Ты, Сереж, не хвались раньше времени, – осадила мать. – Трубопровод дело такое, вилами на воде писаное, а баллоны под боком.

– Ничего, выведу совхоз в миллионеры, заживем!

– Ты сначала выведи, а потом мечтай, Бобровский мечтатель.

– Давай соломенную шляпу сделаем, – загорелся Федька, – как у Андрея Миронова в кино.

– Зачем?

– Будешь носить. Нож же ты носишь в кармане, а будешь со шляпой.

Охотничий нож, подаренный двоюродным братом отца – начальником цеха на заводе, я носил на ремне, засунув ножны в карман старых отцовских брюк и скрыв рукоятку под выпущенной старой же отцовской рубашкой.

– Шляпой?..

– Как ковбой будешь, – польстил брат. Он вообще очень любил ковбоев и отец под настроение даже называл его Джон Снулый или Бен Горбатый.

– Хорошо, давай. Но как? Где мы возьмем солому?

– Вроде я слышал, папка говорил, что на чердаке в сарае соломы полно.

– Нам же запретили на чердак лазить.

– Так то в доме, а то в сарае. Другое же совсем дело и не так высоко.

– Ладно, пошли, поглядим.

Взяли лестницу, стоявшую под чердачным окном, перетащили к сараю. Чердак оказался забит соломой.

– Видишь, – гордо сказал Федя, – полно соломы. Хоть на всю деревню шляпы плети.

– Интересно, зачем им было столько соломы?

– Корову кормить? Когда сено кончится.

– Может быть, – я зацепил охапку соломы.

В саду вдоль подвала под раскидистой яблоней стоял большой дощатый стол. Отнесли солому туда, вернули лестницу на место.

– Я видел в кладовке на веранде обои и клей, – сказал Федя, – можно из бумаги сделать, а потом соломой обклеить. И плести не придется.

– Хорошая идея, – я разложил солому по столу, выбирая соломины получше.

Что-то качнулось, пойманное боковым зрением. Поднял взгляд. Что-то цеплялось, царапало, будто заноза.

– Смотри, что это там?

– Где?

– Вон там, качается что-то темное, – подошел к ограде из горизонтальных березовых жердей, отделявшей двор от остального сада.

Пролез меж жердей, подошел. Федя юркнул следом. Болтался подвешенный к ветке футбольный мяч.

– Зачем тут мяч? – удивился брат.

– Не знаю…

– Я знаю, – из-за густых кустов, окружающих сзади наш туалет, вышел паренек, примерно Федькиного возраста. – На ней Вася боксом занимался.

– Кто такой Вася? – спросил брат.

– Они до вас тут раньше жили, Романины. Батя, Виктор Владимирович, директором был, как ваш, а Вася и Димка – дети. Я с ними дружил…

– А куда они уехали? – Федя был любопытен не в меру.

– Никуда они не уехали… – паренек отвернулся, глядя в сторону дороги, отделявшей сад от деревни.

– В смысле? – не понял я. – А где они?

– Умерли…

– Умерли?.. – переспросил Федя. – Все сразу? Чума?

– Батя умом тронулся и тетю Таню зарезал с Димкой, а Вася Виктора Владимировича застрелил. У них ружье было.

– Посадили его? – спросил я.

Теперь было понятно, почему остались вещи.

– Нет, он застрелился сам потом, – местный закусил губу.

– Зачем? – попятился Федя.

– Он тоже с ума сошел, когда увидел, что батя свихнулся.

– Мы не знали, – сказал я, – нам родители не сказали.

– Понятно. Я Чомба, – протянул руку.

– Имя такое? – удивился брат, пожимая ладонь Чомбы.

– Прозвище, – Коля покачал головой. – На улице так кличут. А так Коля я, Мартынец фамилия. Мы вон там живем, – Чомба показал в сторону дороги, – следующий дом за Кобаном.

– Кабаном? – уточнил Сашка.

– Сосед ваш, Колька Кобан.

– Кабан?

– Нет, Кобан, через О. Фамилия такая.

– Я Федор.

– А я Кеша.

– Кеша? Как попугай в мультфильме?

– Да, – я в очередной раз мысленно скрипнул зубами в бессильной злости. Постоянно приходится страдать из-за нездорового юмора любящего мультфильмы отца, действительно назвавшего меня в честь блудного попугая, а брата – в честь дяди Федора из Простоквашино.

– Ладно, я пойду, ребзя. Увидимся еще.

Из обрезков обоев мы сложили что-то вроде шляпы.

– Просто клеить что ли? – я задумчиво смотрел на картонку и охапку соломы.

– Сплести надо, вроде…

– А как?

– Я откуда знаю? – брат пожал плечами. – Ты старший, ты должен знать.

– Попробуем.

Плести солому было делом нелегким, но мы были настойчивы, а клей здорово помогал нам.

– Ну что? – к вечеру кривое подобие шляпы лежало на столе.

Все вокруг было завалено склеенными кучками соломы и обрезками картона.

– Надо померить, – Федор широким жестом указал на шляпу.

– Почему я?

– Для тебя же делали…

– Ладно, – я напялил шляпу, покрутил головой.

– Ну как?

– Ничего так вроде…

– Не жмет?

– Да нет…

– Не жарко?

– Нормально.

– Господи! – в проеме калитки стояла остолбеневшая мать. – Господи! – она всплеснула руками.

Я попятился, брат юркнул мне за спину, будто был не при чем.

– Что это? – слабым голосом спросила мать, указывая дрожащей рукой на шляпу.

– Шляпа, – я попытался снять шляпу, но что-то мешало. Зацепилось что ли?

– Какая шляпа?

– Ну…

– Соломенная, – выглянул из-за моей спины Федор.

– Чего?!

– Соломенная шляпа… как батя пел. Теперь Кеша зарежет…

Договорить он не успел. Мать подхватила стоящий возле крыльца треснувший глиняный горшок и швырнула в нас.

– Я вам зарежу!!! Уроды!!! Козлы!!! Дети понедельника!!!

Я рванул шляпу, она порвалась. Клочья остались, приклеившись к голове.

– А-а-а!!!

Под «горячую руку» матери было лучше не попадаться – зашибет. Мы кинулись бежать. Вслед летели проклятия, угрозы и щебень. Протиснувшись меж березовых жердей ограды, выскочили в сад.

– Ладно, пошалили и хватит, – мать остыла необычно быстро. – Будя, возвращайтесь. Нечего народ дивить.

Мы неуверенно подошли к ограде.

– Сюда идите.

Перелезли ограду, подошли.

– Горе ты наше, – мать посмотрела на слипшиеся клоки моих волос, – придется стричь теперь.

– Как тифозный будешь, – захихикал Федька.

– Тебя тоже, карандух, – нахмурилась мать, – чтобы не смеялся над старшими. Садитесь вон на пеньки, сейчас ножницы принесу.

Мы уселись возле круглой железки, служившей кострищем. Мать вернулась с ножницами, попутно отвесив подзатыльник корчащему рожи Федьке.

– Не кривляйся, Дядя Федор! А то так и перекосорылишься на всю оставшуюся жизнь.

– А чего я? – надулся Федя. – Чего сразу я?

– Ничего. Кривляйся меньше и все будет в порядке, – мать начала срезать мои космы. – Как куделя у Емели. Надо же так завозить волосы, изгваздать все, – убрав ножницы, отвесила мне крепкий подзатыльник, заставивший загудеть голову.

– За что?! – я потер затылок.

– Для профилактики, – снова защелкала ножницами. – Чтобы дурью не маялся и дурной пример брату не подавал. Сиди ровно, не вертись, как мартышка и очки в цирке. И не повышай голоса на мать. Ведете себя как маленькие дикари, а можете же вырасти во взрослых лодырей, лентяев и тунеядцев.

Под занудные нравоучения состригла мои волосы, перешла к Феде.

– Что это тут у нас? – вдруг всполошилась. – Блудный, посмотри, что это у Дяди? – указывая, ткнула ножницами, едва не поранив ухо.

– Нет там ничего.

– Как нет? Ты что, окулярник слепой? Очки тебе купить? Смотри, клещ…

– Где?

– В Караганде! Вон та точка – это клещ! Так, немедленно в дом, будем доставать! Иначе, мементо мори!

Мы, подхватив под руки, бегом потащили ошалевшего Федора в дом.

– Ножницы! Скальпель! Пинцет! Зажим! Спирт! – без устали командовала мать, довольная, что можно применить искусство врачевания. Она в молодости мечтала стать врачом и где-то насобирала хирургических инструментов. – Сейчас я мелкую пакость извлеку. Хотя, по уму, Дядя Федор, надо бы оставить эту паскуду в тебе, чтобы ты впредь знал, как мать не слушаться!

Сначала она намазала зловредное насекомое подсолнечным маслом. Клещ презрительно игнорировал масло и продолжал заражать Федьку. Покорный судьбе Федор обильно потел и млел от ужаса. Вместо подсолнечного масла намазала свиной жир, оставшийся от Романиных. На свиной жир клещ отреагировал, явив «отвратительную рожу».

– Вылезает, – прошептал я, – хватай его.

– Погоди. Надо посмотреть, что это за нечисть такая. Может, это и не клещ вовсе, а просто черви какие в Федоре завелись или наоборот, клещ чахоточный какой? Блудный, подай лупу из моей сумки.

– А где сумка?

– Ты что, совсем дебил или придуриваешься? Где же ей быть? В холодильнике, конечно! – мать хранила сумочку в холодильнике, чтобы сберечь кожу. – Совсем ку-ку, да? Или придуриваешься? Не стой над душой! Отойди пока, ты мне свет загораживаешь! Надо будешь – позову.

Пока она с одухотворенным лицом занималась визуальным исследованием, подлый клещ, глотнув свежего воздуха, вновь начал, подражая Жаку Иву-Кусто, погружаться в глубины уха. Или просто засмущался от такого пристального внимания?

Бросив лупу и нецензурно кляня всю насекомью породу, взбешенная мать схватилась за пинцет. Понятно, что для дезинфекции, по своей привычке, пинцет она предварительно раскалила на конфорке газовой плиты.

– Что ты стоишь, свесив щупальца? – обернулась ко мне. – Держи ему руки! Вдруг биться начнет? Или ты хочешь, чтобы он мать покалечил? Чего молчишь то? Хочешь, чтобы покалечил меня, да?

– Да ничего я не хочу!

– Тогда держи!

Противостояния с раскаленной сталью клещ вынести не смог и под пронзительные Федькины завывания, покинул тело, так и не ставшее его домом. При этом оставил в ухе жертвы свою голову. Для устранения потенциального источника заразы педантичная мать, не обращая внимания на заходящегося в истерике Федьку, вновь накалила пинцет и расковыряла им ухо, освобождая от останков клеща.

– Ничо, ничо, злее будешь, – приговаривала мать, по своей доброй врачебной традиции щедро заливая рану крепкой смесью спирта и йода. – Зато будешь знать, как мать не слушаться. Говорила же, что нечего по улице шляться! Лучше бы дома сидел и горох перебирал, как Золушка. Глядишь, принц какой-нибудь малахольный и привез бы башмаки.

Федя то ли от боли, то ли от ужаса потерял сознание, и на дом, наконец, опустилась благословенная тишина.

С работы вернулся отец, с интересом рассматривая «операционную»

– Я, когда был маленький, то всегда слушал отца, – по привычке начал он назидательный рассказ. – А однажды не послушал, и началась у меня гнойная ангина. Положили в больницу. Удалили гланды, и сказали, что в течение суток нельзя ничего есть. А я, вернувшись в палату, увидел, что соседу передали колбасу. Посмотрел, как он с аппетитом ест, и тоже захотелось мне колбасы. Когда соседа позвали на процедуры взял из тумбочки колбасу и съел. И ничего со мной не случилось. Вот какое здоровье! А все потому, что родителей в детстве чтил. Галь, приберись и давай ужинать.