Читать книгу Каникулы в Простоквашино. Шпулечник-2 - Влад Костромин - Страница 6

– Где он пропадает? – волновалась пришедшая с работы мать, хлеща чай из стакана. – У меня уже прямо мозги врозь от волнений.

– Чего ты волнуешься? – спросил Федя.

– Потому, что у меня интуиция…

– Здрасьте вам в шляпу! – в дверях показался отец с мешком за спиной.

– Приехал! – возликовал Федя. – Ура, дядя Федор приехал!

– За мной! – тоном зовущего на штурм крепостной стены заорал отец и пошел в сарай.

Мы, оживившись, бросились следом.

– Вот тебе и юбилей! – пришлепнул каблуками штиблетов отец и, опрокинув дерюжный мешок, выпустил под тусклый свет лампочки четырех понурых куриц. – Вот наши красавицы!

– Это что? – мать брезгливо ткнула пальцем в птичье прибавление. – Ты их с колбасного завода выкупил или на помойке подобрал?

– Отличные куры, – фальшиво улыбнулся отец. – Брюнгильдская порода, дипломированные.

– Сережа, ты где их взял? – подозрительно уставилась на него мать.

– Купил! – гордо выпятил грудь отец. – Там еще петух… – пнул мешок. – Вылезай, пернатый.

Из мешка выбрался помятый ощипанный птиц, напоминающий «блудного попугая» и затравленно огляделся по сторонам. Заметив отца и безошибочно признав в нем главного, мелкими шажками подобрался к нему и замер у ног, склонив голову набок и свесив крылья, похожие на пыльный потертый половик.

– М-да, – мать скептически осмотрела приобретение. – Обогатились…

– А что такого? Что такого? – петушился отец. – Могла сама поехать и купить.

– Ты же специалист!

– Я директор, а не куровод! – задрал нос отец.

Петух повторил его движение.

– Ничего нельзя доверить!

– Да ну тебя! Нормальные куры и совсем недорого. Петух так вообще красАвец.

– Ты посмотри на них! Ели на ногах держатся! Их же надо подсаживать на насест!

– Это у них акклиматизация. Придут в себя и взлетят. Глянь, какие у петуха глаза умные.

Словно подтверждая, петух вдруг звонко закукарекал. Федя в страхе шарахнулся, ударившись спиной о стенку:

– Чего это он?

– Он так время отмеряет, – солидно объяснил отец. – Я раньше любил вставать с первыми петухами.

– И сколько сейчас времени? – заинтересовался брат.

– Без трех минут пять, – отец посмотрел на часы. – Спешит немного.

– Может его подвести можно?

– Я тебе не Лысенко, кур воспитывать!

– Два дебила, – прокомментировала мать, – что сын, что отец, два сапога пара. У обоих мозги набекрень.

– Да ну тебя! – отец в сердцах пошел домой.

Мать подняла ближайшую курицу и усадила на насест. Та крепко вцепилась в перекладину, со страхом глядя на нас.

– Висит, – прокомментировал Федя и подошел поближе, чтобы лучше видеть.

– Еще бы, – подтвердила мать и посадила на насест вторую курицу. – Ваш батя из-за своей лени даже в носу поковыряться не может. Без меня бы давно загнулся. А за мной как за каменной стеной, – третья курица оказалась на третьей перекладине.

– Как счеты, – сказал Дядя, созерцая эту картину.

– Есть такое, – подумав, согласилась мать. – Блудный, посади петуха.

Я осторожно подошел к птице, которая с сомнением смотрела на меня, и попытался взять в руки. Петух вежливо, но настойчиво освободился и, сделав от меня шаг, снова застыл. Я опять взял его и снова он вывернулся.

– Такой же немощный, как батя, – язвительно сказала мать и, ловко подхватив птица, поставила его на насест.

Взмахнув крыльями, петух приземлился на пол.

– Тупой, как и все мужики, – вздохнула мать. – Сиди внизу, пускай на тебя серут, – решила она.

– А он сам взлететь не может? – спросил Федя.

– Ты что, дурак? У домашних кур крылья ни чтобы летать, а чтобы хлопать, декоративные. Пошлите домой, бестолочи.

– А когда они яйца снесут? – словно щенок забегая вперед и преданно заглядывая матери в глаза, спросил Федя.

– Бог даст, завтра начнут.

– А много они несут?

– По яйцу в день при хорошем раскладе.

– А у нас расклад хороший? – не унимался брат.

– Как кормить и заботиться будем.

В прихожей за столом сидел отец и задумчиво смотрел в окно на двор сквозь граненый стакан с коньяком.

– Как светофильтр, – философски заметил он. – Меняет освещение и давление.

Судя по полупустой бутылке, это был не первый стакан.

– По какому поводу банкет? – сварливо осведомилась мать.

– Прибавление в хозяйстве, – не моргнув глазом, ответил отец. – Имею полное законное право.

– Чем кормить твое прибавление будем?

– Я мешок зерна спер, в машине лежит. Блудный, как стемнеет, перенеси мешок в дровник.

– Сереж, ты ошалел? Ребенку такую тяжесть таскать. Он же надорвется. Сходи, сам принеси.

– Он будущий воин, пускай привыкает, – будто от назойливой мухи, отмахнулся отец. – Я в его годы уже вагоны разгружал.

– Какие ты вагоны разгружал? Где?

– Ну… – отец замялся, – … возле деревни…

– У вас там отродясь никакой железной дороги не было, – уличила мать.

– Ну… – отец задумался и начал ожесточенно скоблить ногтями голову. Стимуляция помогла, – была, только она секретная была и никто про нее не знал.

– Дурак ты, Сережа, – разочарованно вздохнула. – И чего я только польстилась на тебя?

– Умнейше, красивше и сильнейше нас нет никого, – будто масло на сковороде, расплылся в пьяной улыбке отец.

– Помню, как ты Бартоломью Деревяшкина изображал, прыгал по деревне с привязанной к ноге дубовой клепкой от бочки.

– Я пирата изображал, – смутился отец. – Это нормально.

– Это нормально в пять лет, – отрезала мать, – а тебе было больше двадцати тогда.

Отец пристыженно промолчал.

***

Вася вбежал в дом.

– Там!.. – прокричал задыхаясь.

Мужик за столом повернул к Васе испачканное кровью лицо и пристально посмотрел на него. А Вася посмотрел на стоящую перед мужиком алюминиевую миску, заполненную отломанными человеческими пальцами. На одном из пальцев блеснуло обручальное кольцо.

– Что там?

– А… – Вася было попятился я, а потом прыгнул мимо стола к креслу, хватая ружье.

– Нехорошо в отца целиться, – мужик спокойно повернулся и без страха посмотрел в стволы. – Положи ружье, а то ведь я могу, как Тарас Бульба: Я тебя породил, я тебя и убью.

Я поразился внешнему сходству наших отцов. Интересно, а односельчане его заметили? Или это лишь причуды сна?

– Шпулечник – это ты? – Вася лихорадочно взвел курки, внимательно следя за движениями Виктора Владимировича.

– Папку? Родненького? – Виктор Владимирович пустил слезу из левого глаза, всхлипнул. – Да, нахаленок?

– Да…

– А сможешь? – слеза исчезла, Виктор Владимирович с прищуром смотрел на Васю. – Кишка не тонка в живого человека стрелять?

– Смогу.

– Да ну? – усмехнулся. – Ша! – резко выбросил руки в сторону сына.

Вася рванул спусковые крючки. Курки сухо щелкнули. Бывший директор улыбнулся и вытер рукавом рубашки окровавленные губы.

– Оружие проверять надо, щенок, – показал на стоящие на столе патроны. – Или ты думаешь, я такой дурак, оставлять заряженное ружье?

Вася бессильно кусал губы, глядя в наглое лицо. Положил обратно бесполезное оружие.

– Садись, сынку, да поговорим, как дальше жить будем. Сядем рядком, да поговорим ладком.

– А мы будем?

– Зависит от твоего поведения.

Вася подошел к столу с торца, покосившись на дверь, взял табурет и поставил по другую сторону стола. Сел.

– Молодец, – Виктор Владимирович удовлетворенно кивнул. – Теперь поговорим.

– Шпулечник – это ты? – повторил Вася.

– С чего ты взял? – казалось, он искренне удивился. – По твоему, я Каин, чтобы брата своего убивать?

– Ты же мамку убил…

– Танька была глумная, тянула нас как балласт на дно. А сейчас такое время, сынок, такие возможности, а она все зудела и зудела, чисто зудень. В общем, я ее того, – провел ногтем большого пальца себе по горлу и скорчил злобно-глумливую гримасу, – бритвой по горлу и в колодец.

– А Трапезовых? Ты?

– Как же я мог их убить, если я был в Толмачовке, а они тут? – удивился директор.

– А кто их?

– Шпулечник, кто же еще, – Романин подмигнул сыну.

– И участкового?

– Филаретова убили? – директор вроде как удивился.

– Да.

– Жалко, хороший был мужик. С ним можно было договориться, а то дадут какого-нибудь «сапога» -служаку и что тогда? Как дела делать?

– Какие дела? Ты мамку убил! – лицо Васи исказилось. – Как ты это будешь объяснять?!

– А никак, – Романин-старший пожал плечами, – скажу, что она в Толмачовке осталась. Будет числиться пропавшей без вести, – хихикнул. – Отвезем вечером на ферму в отстойник, она в навозе растворится.

– А Димка?

– Что Димка?

Сон вдруг скакнул, будто взбешенный необъезженный мустанг из книги Майн Рида. Я оказался во дворе. На ободе-кострище стояла с поднятыми к небу руками фигура в плаще, но это был не Шпулечник: плащ был светлым – бежевый югославский плащ, недавно появившийся у отца. Фигура подняла склоненную на грудь голову. На меня смотрел отец.

– Пап? – неуверенно спросил я.

– Я тебя породил, я тебя и убью.

Опустил левую руку вниз, ловко поймал выскользнувшую из рукава серебристо блеснувшую дудочку.

– Номер «Слон редкий, полосатый». Исполняется впервые.

Приставил дудочку к губам и заиграл мелодию Карбофоса из «Следствие ведут Колобки». Не знаю почему, но мне вдруг стало холодно и страшно от знакомой с детства мелодии. Доиграв, отец спрятал дудочку в правый рукав и раскланялся. Послышались тихие аплодисменты. Я вздрогнул и оглянулся. Перед верандой была вереница стоящих на задних лапах и аплодирующих передними лапами крыс.

– В Гамельне1 мне бы цены не было, – самодовольно сказал отец. – Но зачем нам какой-то Гамельн, нас и тут неплохо кормят. Знаешь, сынку, – почесал затылок, – я вот тут подумал… мне нужна волшебная шляпа…

Крысы тоненько захихикали и снова зашуршали аплодисментами, будто тысячи майских хрущей, трущихся друг о друга.

– Мама, мама, что я буду делать? – запел отец, приседая и нелепо взмахивая руками, словно пугало, сорванное с шеста ураганом, уносящим домик Элли из Канзаса в Волшебную страну. – Мама, мама, как я буду жить? У меня нет теплого пальтишка, у меня нет теплого белья. Ку! – присел, широко раскинув руки.

Распахнувшиеся полы плаща подтвердили, что отец не врал насчет теплого белья – он был совершенно голым под плащом.

Крысы снова взорвались волной хихиканья и шорохом аплодисментов.

– Тихо, тихо, дорогие серые товарищи, – отец выставил перед собой правую ладонь.

Крысы послушно затихли.

– А теперь, дорогие серые товарищи, вспомним чудесный мультфильм про человеческого детеныша Маугли. Итак, вы слышите меня, бандерлоги?

– Мы слышим тебя, Ка-а, – пропищали крысы.

– Подойдите ко мне, бандерлоги.

Крысы струйкой потянулись к ободу. Тьма, свернувшаяся вокруг обода, шевельнулась, внезапно ожив. У ног отца задрожала плоская змеиная голова.

– Ближе, бандерлоги, – зловеще шептал отец. – Ближе…

– Да, Ка-а-а, – пищали крысы, приближаясь.

Змеиная пасть распахнулась, метнувшись вперед и проглотила первую крысу. По туловищу змеи неспешным узлом скользнуло утолщение проглоченной крысы. Я почувствовал тошноту.

– Завтрак, – разглагольствовал отец, – залог полноценного питания. А правильное питание есть путь к активной жизни и долголетию. Ты как, Ка-а?

Змея повернула голову к отцу. Стремительный бросок и голова змеи оказалась на уровне лица отца.

– Спокойно, Наг, спокойно, – отец опустил правую руку, подхватил выскользнувшую из рукава дудочку. – Теперь, после почек один раз царице, танцуют все!

Начал наигрывать на дудочке, покачивая ее концом перед раздувшей капюшон, как у кобры, змеей. Крысы разбились на пары, схватились за передние лапки и начали кружиться в вальсе. Пульсируя в такт мелодии, по змеиному телу опускались комки проглоченных крыс. Меня вырвало от омерзения.

Разбудил меня крик матери.

– Поубиваю, безрукие!

– Галь, что опять случилось? – зевнул отец.

– Обвалилась ваша хреномантия!

Оказалось, что ночью куры собрались на одной перекладине и она сломалась.

– Ничего нельзя доверить! – бушевала мать. – Насест и тот не в состоянии сделать!

Возвращаясь из сарая, подошел к тому месту, где стоял во сне. Возле забора блестели на солнце покрытые росой остатки непереваренной пищи. Значит, это был не сон? Или я просто схожу с ума? Или хожу во сне, как лунатик?

– Чего там, Блудный? – на плечо легла тяжелая рука отца.

– Да нет, ничего.

– Тогда пошли завтракать. Время не ждет. Спать некогда: нынче день год кормит.

За завтраком мать бушевала и стучала стаканом по столу. Мы с братом виновато молчали, а отец, схватив колбасу, ушел из дома без завтрака.

Через два часа привез толстые круглые палки.