Читать книгу Наследники Мишки Квакина. Том II - Влад Костромин - Страница 5

Рассказ принимал участие в конкурсе «1 сентября на БС!»

Опубликован в №1 (6) за январь 2019 года литературного журнала «Четверг»

Младший брат мой, Пашка, был слегка не в себе – человеком кургузеньким и запуганным, но при этом весьма себе на уме и хитёр как сорок тысяч енотов. А еще, как матерая сорока, падок на чужие вещи. Это было после зловещего, бросившего тень на всю деревню, похищения горшков из детского сада. Брат и его верный кунак Шурик Моргуненок появились перед моими глазами, когда я стучал по самодельной груше из лопнувшего волейбольного мяча, подвешенной к яблоне. Мяч, к слову сказать, был похищен где-то этими юными разбойниками и верно служил нам футбольным, пока жарким летним не лопнул из-за того, что его перекачали.

– Влад, дело есть, – оглянувшись по сторонам и злобно зыркая из-под перемотанных синей изолентой очков, словно приговоренный к расстрелу народоволец, начал брат.

– Нет уж, – прекратив избиение груши, откликнулся я. – Сами воруйте свои унитазы и горшки, без меня. Я больше в ваших темных делах не участвую, – отвернувшись от плутов, опять начал молотить ни в чем не повинную грушу.

– Ты должен нам помочь! – продолжал гнуть свою линию Пашка. – Ты же старший брат!

– Вот именно, что старший. Вам ничего не будет, а меня в колонию отправят.

– Чего тебя отправят? Мы ничего такого не собираемся делать… – брат допекай еще тот.

– Угу, сначала воруете унитазы у соседей, потом горшки и карты в детском саду, а теперь «ничего такого не собираемся». Что на этот раз? Поджечь деревню задумали?

– Нет, – брат вновь воровато оглянулся, – ружье.

– Какое ружье? – подумал, что ослышался. В голове возникла абсурдная картина, когда Пятачок приходит к Винни-пуху и говорит: «У меня есть дома ружье».

– Мы хотим украсть ружье, – вступил в беседу Моргуненок.

– Зачем оно вам??? – в голове сформировалась совсем другая картина, без Пятачка и медведя-сладкоежки: Пашка и Сашка воруют ружье нашего папаши и стреляют в воспитательниц детского сада, которых по какой-то причине ненавидели. Что-то там не «срослось» с воспитателями, из-за чего юные бармалеи замазали глиной дверной замок. За что были показательно наказаны, чтобы прочим детям было неповадно. Еще и мать потом дома ему ввалила как сидоровой козе. С тех пор они, каждый раз появляясь вечерами возле детского сада, с завидным постоянством замазывали замок. Пашка даже специально для этого с собой глину в кармане таскал. А потом вообще втянули меня в кражу со взломом, правда, унесли только горшки и старую политическую карту СССР. Больше ничего ценного в детском саду не оказалось. – Вы что, совсем ошалели?!!

– А что тут такого? – не понял брат.

– Да вы даже не сможете выстрелить!!! Вас отдачей собьет!!!

– Какой отдачей? – вытаращился Пашка.

– От выстрела, – терпеливо, как умственно отсталым, начал объяснять я. – Даже у меня едва хватает силы, чтобы удержать ружье при выстреле, а вас просто снесет. Да и что вам такого сделали воспитательницы, чтобы в них стрелять за это?

– Какой выстрел, какие воспитательницы? – теперь уже они смотрели на меня как на умственно отсталого.

– Ладно, – взял себя в руки, – давайте с самого начала и по порядку.

– К Рябичу приехал брат двоюродный в гости, – начал объяснять Пашка, а Шурик кивал головой. – Из Москвы.

– Так.

– У него ружье духовое, пробками стреляет…

– Ты ничего не путаешь? – Брату была свойственна вечная путаница в новых словах: подберезовики он называл подбородовиками, а бесприданницу бесхребетницей.

– Если в пробку иголку воткнуть, то будет ого-го, – перебил Шурик.

– Да, – кивнул в свою очередь брат. – Сейчас они с Вовкой Лобаненком играют возле клуба. Если ты поможешь нам их отвлечь, то мы украдем ружье…

Рябича Пашка тоже недолюбливал с детского сада, когда тот пригрозил его зарезать за украденный зонтик. А Лобаненок – сын нашего соседа через дорогу Кольки Лобана. Стало слегка проясняться.

– Может не надо? – спросил, понимая, что они от затеи все равно не откажутся. Да и признаться, самому было интересно взглянуть на такую штуку – духовое ружье.

– Там рычаг вниз двигаешь, и оно заряжается, – захлебываясь, начал Пашка. – Потом пробку в ствол и стреляешь – нужная штука.

– Если иголку воткнуть, – вновь дополнил Моргуненок.

– Как у ковбоев, – подвел итог брат.

Я помнил, как Пашка с упорством маньяка пытался завладеть записной книжкой двоюродной сестры Лариски, а тут ему опять «попала шлея под хвост» и глаза вновь засверкали болотными огоньками.

– И как я должен их отвлечь?

– Не знаю, ты там придумаешь что-нибудь, – с огромной убежденностью заявил Пашка.

Моргуненок утвердительно кивнул. Признаться, я не был так уверен, но попытка не пытка. Да и на живого москвича посмотреть интересно.

– Ладно, пошли.

И мы пошли. Вышли из сада, пересекли посадку, дорогу, нырнули в липовую аллею, тянувшуюся от почты до клуба, прошли ее. Возле клуба стояли и что-то бурно обсуждали сам Сергей Рябич; незнакомый мальчик в клетчатых шортах и сандалиях, с ружьем на плече – по ходу, тот самый москвич; Лобаненок на велосипеде и трое маленьких детей Миши Артемкина, живущего за столовой. Когда мы вышли из аллеи, то вся компания насторожилась. Только москвич смотрел нагло, демонстрируя презрение к деревенским. Сразу захотелось проучить задаваку, и идея украсть ружье уже не казалась такой дикой.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – нестройно протянули в ответ, справедливо ничего хорошего от нас не ожидая.

– Володь, дай на велосипеде прокатиться, – попросил я.

Признаться, до того я ни разу не катался на велосипеде.

– На, только недалеко, – помявшись, сполз с велосипеда сосед и протянул его мне.

Я забрался в седло и начал крутить педали, направив двухколесного коня в сторону фермы, до которой было с километр.

– Он же украл твой велосипед! – услышал за спиной звонкий голос Моргуненка.

– Как украл?! – ахнул Володька.

– А вот так!

– Отдай, – заорал Лобаненок и кинулся в погоню.

Я с силой начал нажимать на педали и быстро набрал скорость, но он вцепился рукой в багажник и с криком бежал за мной.

Пока дети увлеченно следили за необычной погоней, Шурик внезапно ударил в лицо москвича. Тот от неожиданности присел, выронив ружье. Моргуненок стремительно, словно коршун цыпленка, схватил трофей и кинулся бежать, но споткнулся и упал, сломав ствол ружья. Владелец ружья схватил валявшуюся на земле палку и ударил незадачливого воришку по голове. Тот схватился за голову и заголосил. Пашка во всей этой суматохе схватил поломанное ружье и, воровато оглядываясь, побежал за клуб. Москвич растерялся: то ли бежать за ружьем, то ли продолжать бить Шурика.

Я доехал до фермы и стремительно развернулся, едва не грохнувшись с велосипеда. Лобаненок по инерции оторвался от своего двухколесного друга и, перелетев через дорогу, загремел в кювет. Я помчался обратно к клубу. Сзади послышался шум, но оглядываться я не стал, и так понимая, что упорный Вовка опять мчится за мной будто тень. Подлетев к клубу, спрыгнул с велосипеда и прислонил его к березе. Москвич принял решение и кинулся за клуб в надежде вернуть ставшее камнем преткновения ружье. Подбежавший Лобаненок с ликующим криком вождя команчей впрыгнул в седло и, громко завывая, помчался по дороге к своему дому. Пыль за ним стояла как за стадом бизонов.

Я поднял поверженного Шурика.

– Я его сейчас отколочу! – грозно посмотрел он на остальных детей. – Тоже мне, приехал сюда и думает, что все можно. Мой батя его батю зарежет!

– Ты же первый начал, – попытался урезонить его Рябич.

– Он мне на ногу наступил!

– Ладно, хватит, – прервал я. – Пошли, посмотрим, что там творится.

Мы пошли за клуб, задворки которого напоминали захолустное железнодорожное депо с выбитой до каменной твердости землей, пожухлым бурьяном и горами шелухи от семечек. Увидели ограбленного москвича, пытавшегося протереть глаза от кирпичной пыли. Пашка набрал крошки дробленого красного кирпича за библиотекой и, дождавшись за углом, швырнул приезжему бедняге прямо в глаза.

– Ослепнет теперь, – злорадно прокомментировал Шурик, глядя на мучения врага. – Надо было в своей Москве сидеть!

– Вас посадят, – заплакал москвич. – Подонки!

– Сам ты подонок! – сорвавшись с места Моргуненок отвесил ему пендель. Рябич кинулся защищать брата, и они с Шуриком, сцепившись, упали на траву. Я еле растащил их.

– Я тебя зарежу! – орал Сергей.

– Я тебя сам зарежу! – не оставался в долгу Моргуненок.

Москвич, слушая все это, и немного протерев глаза, мелкими шажками двинулся наутек.

– Ладно, хватит ругаться. Я домой пошел, а вы как хотите, – сказал я.

– Я с тобой, – поспешил Моргуненок. – А тебя зарежут, – напоследок пригрозил Рябичу.

Мы потопали по дороге, по щиколотку утопая в горячей ароматной пыли, плескающейся словно вода.

– Не жалко паренька? – спросил я.

– Чего его жалеть? У него, небось, джинсы есть! А может даже видик!

– Хм… – не нашел, что ответить.

В саду сидел Пашка и горестно рассматривал поломанное ружье.

– Что теперь делать? – со слезами на глазах спросил он.

– А когда вы человека грабили, вы не думали, что теперь делать будем? – поинтересовался я.

– Никого мы не грабили! – надулся Моргуненок. – Он сам уронил, а мы нашли. Смотрим, оно поломанное и отдавать не стали. И вообще, может, это не он потерял?

– Поломалось! – продолжал горевать брат. – Что теперь?

– А если он родителям пожалуется? Артемкины же все видели, и Рябич расскажет.

– А мы скажем, что они брешут, – отпирался Моргуненок. – Кому поверят?

– Наша мать скорее им поверит, чем нам, – наученный горьким опытом, сказал я.

– Как же теперь стрелять? – не унимался брат.

– Да ну тебя!!! Дай сюда!!! – я выхватил ружье и осмотрел.

Ствол был поломан, и примерно треть ствола, заткнутая пробкой, болталась на полоске пластмассы.

– Ножовкой ровно отпилим и все – пробку можно будет вставлять, – вынув пробку, попробовал вставить ее в поломанное место – стала плотно. – И будете стрелять, дикари, как кулаки из обреза.

– Точно! – обрадовался Пашка.

– Еще иголку воткнуть и будет ого-го! – оживился Моргуненок.

– К вечеру придет мать и точно нам ого-го будет, – не разделял я их восторгов.

– Давай отпилим, – приплясывал от нетерпения брат.

Я принес из отцовской мастерской ножовку по металлу и показал им как пилить.

– Пилите сами, а мне надо делами заниматься, – оставил брата с другом.

Ближе к вечеру, мать ушла на репетицию театрального кружка, а отец, пришедший с работы, ужинал, сидя в одних трусах за столом в прихожей и с противным скрежетом скреб босой пяткой по полу, мурлыча себе под нос песенку:

– Злой шутник, озорник – мочегон…

Раздался звонок от калитки.

– Кого там черт принес? Влад, сходи, посмотри, кто там шатается, – распорядился родитель.

За калиткой стоял старший Рябич с незнакомым мужиком. Сердце мое оледенело и ушло в пятки.

– Влад, привет. Родители дома? – спросил Рябич.

– Батя дома.

– Позови.

Я вернулся в дом.

– Там Рябич с каким-то мужиком. Тебя зовут.

– Вот же не спится людям, – папаша неохотно натянул спортивное трико, белую рубаху и пиджак. – Пошли, пообщаемся с народом.

– Здравствуйте, люди мира, – тенью отца Гамлета выплыв за калитку и распространяя густой терпкий запах медвежьего вольера, поздоровался он, посмотрев на посетителей, как индюк на дикобразов. – С чем пришли?

– Виктор Владимирович, тут такое дело… – неуверенно промямлил Рябич.

– Какое у тебя дело, Арчибальд? – папаша недавно посмотрел какой-то фильм с героем – Арчибальдом.

– Я Юра.

– Не перебивай старших! В этой деревне я решаю, кто Арчибальд, а кто Юра. Это что за конь в пальто?

– Это брат мой, двоюродный, из Москвы, – сказал Рябич.

– В такие дни, когда гидра контрреволюции с помощью наймитов мирового империализма поднимает головы, вы должны сплотиться! Как там ныне в столице? Бывал у вас, бывал, – папаша ловко подхватил под локоть обалдевшего москвича и потащил к дому. – Сделайте честь, окажите гостеприимство. Прошу, как говорится, к чаю. Юра, ты чай будешь? – обернувшись, поинтересовался он у забытого всеми Рябича.

– Я? Я…

– Ну, нет, так нет. Оно и правильно – чай не водка, много не выпьешь. Так что привело в нашу глушь? – вновь обернулся к столичному жителю.

– Тут такое дело, – неуверенно начал тот.

– Кстати, а как там Микоян? – перебил отец.

– Какой? – совершенно запутался москвич.

– Нехорошо! – пальцем погрозил отец. – Можете не разуваться, – втянул гостя на веранду, в прихожую, усадил за стол. – У нас все по простому, без роскоши.

– Влад, сготовь чаю гостю, – отдал мне команду.

– К сожалению, лимоны кончились, – повернулся вновь к гостю. – Во положение! Как говорится, хуже губернаторского. Приехал гость из златоглавой, а у нас ни лимонов, ни огурцов. Стыдоба!

– Да не стоит беспокоиться!

– Вот раньше хорошо было, когда народы севера были отдельные. Встретишься с ними, поговоришь, с акынами выпьешь…

– С акынами?

– Ну, с шаманами. Какая разница? А Косыгин как-же?

Москвич красноречиво уставился на висящий над входной дверью барометр.

– Ну да, ну да, как-же, – закивал лысой головой отец и медаль «Победителю соцсоревнований 1980» сочувствующе затренькала на пиджаке. – Какие люди, какие матерые человеки!

– Влад, где чай? – вновь посмотрел он в сторону кухни.

– Сейчас чайник закипит и сразу заварю.

– Так вы что хотели? – вновь повернулся он к гостю. – Что привело в наш скромный сельсовет?

– Ваши дети избили моего сына и отняли у него ружье! – выпалил москвич.

– Как гнусно, Боже мой, как гнусно, – схватился за лысую голову папаша. – В моей деревне и такое! Скажите мне, за что? Но с другой стороны, вы должны понять, что для деревенских жителей вы, москвичи, в диковинку, вот и произошло недоразумение это.

– Ребенка избили! Это недоразумение?

– Вот же, а! Подумать только! В нашей деревне и такие, прошу прощения, как говорится, хунвейбины какие-то! Вы точно меня не разыгрываете?

– Какой розыгрыш? У ребенка синяк под глазом, глаза какой-то дрянью запорошены. Какие могут быть шутки?

– Влад, иди сюда! – позвал отец.

Я вышел из кухни.

– Этот уважаемый человек, гость, приехавший из столицы нашей Родины – города-героя Москвы, утверждает, что вы с Пашкой избили его сына и отняли ружье. Это правда?

– Нет, не брал я никакого ружья и не бил никого, – сказал я истинную правду.

– Странно, вроде как не врет, – отец повернулся к жалобщику. – Вы как считаете, врет или нет?

– Вроде что и нет, – неуверенно согласился тот, пристально глядя на меня. Я не отводил взгляда.

– А был ли мальчик? Точнее, с чего это вдруг ваш сын шатался по моей деревне с ружьем? Ружья детям не игрушка!

– Это игрушечное ружье. Духовое.

– Может быть, это ружье послужит делу окончательной победы над апартеидом. Или вы не желаете послужить благому делу? Когда Родина-мать зовет! Я не слышу ответа!

– Влад, где чай? – вновь повернулся ко мне. – Мы получим сегодня чай или нет?

Я едва не бегом принес из кухни две чашки с чаем.

– Отведайте, дивный грузинский чай. Мне его Шеварднадзе присылает.

– Тот самый Шеварднадзе?

– Конечно.

Они выпили по глотку чая.

– Пряников было бы неплохо, но, увы, это не Париж и не Лондон, и даже не Мадрид, – извиняясь, развел руками отец. – Как говорится, чем богаты, то и варим. Как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последних поросят. Поросят резать не будем, а огурцов у нас нет…

– А ружье?

– Понимаю ваше волнение, я же не Ден Сяо Пин. Вы меня вынудили это сказать, так и запишем в протокол! Я проведу расследование и непременно найду виновных!

– Мы завтра уезжаем, и мне хотелось бы…

– Можете быть уверены! Даже не сомневайтесь! Как коммунист коммунисту!.. – подхватил гостя под локоток и, токуя словно тетерев, вывел за калитку. – Непременно! Благодарю за сигнал! Меры будут приняты, виновные будут наказаны! Профилактикой дальнейших правонарушений займусь лично! Но вы тоже должны понять: руки у деревенских детишек загребущие, глаза завидущие, но вы, столичные жители, должны быть выше этого. Не правда ли?

– Правда, – стыдливо отвел глаза москвич. – Так вы решите вопрос?

– Непременно! Не смею вас задерживать!

Ошалевшие посетители поспешили свалить.

– Где ружье?

– У Пашки, – угрюмо сознался я.

– Принеси, посмотрю, – возвращаясь в дом, приказал он.

Я нашел Пашку и Моргуненка в саду, упоенно играющимися с обрезом.

– Батя все знает, сказал, принести ружье.

– Я домой пойду, – засобирался Моргуненок. – До завтра.

Мы принесли отцу трофей.

– Ты почто московского боярина обидел и ружжо отнял? – грозными лохматыми гусеницами встопорщил брови отец. – Давай его сюда.

– Я не отнимал, оно лежало, – Пашка пугливо протянул обрез.

– Лежало? Хм… А чего брал ежели лежало?

– Ты же сам говоришь, что если не своруешь, то где возьмешь? Вот я и своровал…

– Не, ну в целом, оно, вроде и верно. Лежит – чего не взять? А бил кто?

– Моргуненок, – легко сдал друга Пашка.

– Шурик? Ну, он из трудной семьи, ему простительно…

– Каналья, – поддакнул Пашка.

– Ты это, того, аккуратнее с выражениями, а то мамка тебе за такие слова глаз на ногу натянет.

– А еще Влад велосипед хотел украсть! – продолжал ябедничать брат.

– Вы, тасманийские сумчатые волки, прямо как разбойники. Робин Гуды из коровника, – восхищенно хлопнул себя по коленям папаша. Из трико миниатюрными ядерными грибами поднялись два облачка пыли. – Так с этими задаваками московскими и надо!

– Он у Лобаненка, – поощренный брат стучал как Павлик Морозов.

– У Лобаненка нехорошо брать, – укорил отец. – Умные люди у соседей не воруют, а если воруют, то так, чтобы никто не видел. Поняли, пионеры?

– А я не пионер, – пискнул Пашка.

– Значит, дурак. Я бы тебя с собой в разведку не взял. Влад вон тоже не пионер, но молчит, не признается. Бери пример с брата, а то так и батьку когда-нибудь выдашь. Всего-то? – вертел в руках укороченное ружье. – Индюка, допустим, можно из этой ерунды оглушить?

– Мы тут иголку вставили, – начал объяснять брат. – Думаю, что оглушим индюка.

– Полезная штука. Гусь в сметане весьма хорош, – задумался отец. – Пилили зачем?

– Там ствол поломался… – сознался я.

– Отпиленный конец где?

– В саду валяется, – подал голос Пашка.

– Не умеете скрывать следы преступления! Учу вас, учу! Короче, Влад, завтра отнесешь отпиленный кусок московским пижонам. Скажешь, что я веду поиски преступников, и виновные вскоре будут изобличены и наказаны. Понял?

– Да.

– Ну и ладненько. Принеси мне водки из бара – надо бы отметить, как мы ловко обставили москвичей. Во как ваш батька москвича отшил, – горделиво, будто павлин, оглядел нас. – Умище то под лысиной не скроешь!

Я принес бутылку, отец налил себе стакан, сделал бутерброд с салом.

– Только ленинградцев не обижайте. Они и так с блокадой намучились, а тут еще вы, – одним махом проглотив водку, пристально посмотрел на меня. – Тоже мне, велогонщик рыжий. Хватит деревне и одного почтальона Печкина. Чтобы больше никаких велосипедов! Понял?

– Да, понял.

– Смотри мне, а то самому ноги колесом загну! Будешь Пашку с Моргуненком на себе возить! Понял?

– Да.

– А вообще вы молодцы. Правильное дело сделали – восстановили социальную справедливость под лозунгом: «Грабь награбленное!».

– Экспроприация экспроприированного, – поддакнул я почерпнутым из отцовских агитаторских книжек.

– Точно. Молодец. Так и есть. А то ишь ты, шашлык они мне не прожарили, – на дне мутного омута его глаз метнулись тени воспоминаний. – Я им от чистого сердца спички для мангала, а они со мной так…

– Кто? – заинтересовался Пашка.

– Молод еще такие вопросы отцу задавать! – оборвал папаша. – Ишь ты, дитя природы нашелся! Игрушку эту заныкайте понадежнее, пока эти цацы не уедут. И мамке не показывайте – убьет сгоряча. Я в вашем возрасте всегда был не прочь стянуть у доверчивого соседа то, что плохо лежало. Другие дети еще в кулички играли, а я уже тянул все, что плохо лежало, стремился семье помочь. Когда слегка подрос, то брал и то, что лежало хорошо. Но! – воздел указательный палец, – делал это с умом и немалой ловкостью, что не позволило ни разу, подчеркиваю, ни разу, не только поймать, но даже заподозрить меня. Учитесь, трилобиты, пока я жив!

Назавтра, как и было поручено, я отнес москвичам отпиленный кусок ствола.

– Отец велел передать, что ведет преследование преступников, и виновные будут наказаны! – без запинки отчеканил я.

– Скажи, мальчик, – осторожно поинтересовался москвич, – а твой отец всегда такой?

– Да, а что?

– Нет, ничего. Бедные дети, – вздохнул и протянул ладонь для рукопожатия. – Держитесь тут. Да хранит вас Бог.

– Бога нет! Так отец говорит.

Он молча посмотрел на меня, развернулся, и ушел в дом.