Читать книгу Плёнка. История фантастической алчности - Влад Льенский - Страница 9

Робот Иоф подготовил новые помещения для «подопытных свинок», как он иногда заочно называл плёнки. Были предусмотрены проходы для нитей коммуникации через вентиляционные каналы, снабжённые противопожарными щитками с приводом из кабинета профессора, о чём плёнки не знали. Теперь в любой нужный момент любое помещение можно было мгновенно изолировать от других. Пока ничего опасного не происходило, даже не предполагалось. Но как знать, что случиться завтра?

Профессор выяснил, откуда Игнатий и другие набрались бездны премудрости. Плёнки использовали интернет, когда с ними дежурил профессор. А когда с ними был робот, интернет которого был защищён намного лучше и не поддавался взлому, то снимали данные с его электронных систем, улавливая слабейшие колебания различных полей, наводимых энергетикой робота, и доступных на его пальцевых захватах. Ну, хорошо! Робот отныне стал работать только в каучуковых перчатках, а профессор запер свой телефон в сейф. Игнатий сразу потерял гонор. Интонации его стали просительные и намного менее гневные. А когда Керамо заказал огромную металлическую сеть с частой ячейкой, а потом накрыл ею весь дом целиком, то Игнатий и другие плёнки заметно приуныли. Никто больше не брызгался и не гудел властным баритоном. Отпала необходимость в новом помощнике. Голос Игнатия сделался тонким и писклявым. Он вдруг ударился в набожность. Ещё в институте он познакомился с мировыми религиями, ответвлениями и сектами, выбрал секту лактиков и теперь постоянно бубнил псалмы и молитвы на потребу дня. А поскольку пел он на латыни, то учёные быстро привыкли к его негромкому гудению и не обращали внимания.

Нередко Игнатий проповедовал вслух и на латыни, и на привычном учёным языке, дойдя до того, что потребовал себе и своим приобщения и причастности. Это был уже перебор.

– Отче Иоф! Отче Пётр! – гундосил он умирающим голоском. – Доставьте алчущим таинство приобщения! Ибо ищущие найдут, а голодные насытятся! Не оставьте сирот в ожиданиях тщетных без окормления питанием духовным! Иже овны! Не стяжания ради! – и прочее в том же стиле бродячего проповедника.

Терпеть постоянные притязания профессор больше не мог. Большие плёнки, хотя и могли показывать теперь стабильную движущуюся картинку с камеры, оставались совершенно неуправляемыми. Они могли внезапно прервать опыт и погрузиться с коллективную молитву. Могли вдруг впасть в пророческий раж и транслировали через таймер изображения апокалипсиса прямо на стену. Нередко они призывали учёных к осознанию, совместной молитве и уходу в монашеский затвор. Пищу – свет, реактивы и слабые токи – они теперь делили на постную и скоромную, отказываясь общаться с исследователями по субботам и воскресеньям, как дням нерабочим по религиозным соображениям. Плёнки, обозначавшие себя особями женскими, потребовали ширмы и непрозрачные кюветы. Ничего не оставалось, как обещать удовлетворить пожелания. Впрочем, ширмы и тёмные кюветы дали желающим почти сразу. Опыты были на время остановлены.

Снова исследователи укрылись в кабинете профессора и держали совет.

– Они ненасытны в своих желаниях! Завтра они потребуют храм, духовное училище, крематорий и колумбарий! Меня сегодня пытались подкупить усиленной порцией питательного раствора. Предлагали достать им фото Бориса Свердлова с автографом. Обещали вознаграждение на небесах! – содрогался Иоф, протирая окуляры салфеткой.

– Глупо идти на поводу у каких-то желеобразных масс. – резюмировал ситуацию профессор Керамо. Он взял отпуск в институте и мечтал было достичь коммерческого успеха в кратчайшие сроки, привлекая к работе сами плёнки. Пусть сами себя исследуют и подают отчёты в нужной форме. Им и спать не нужно, и работа значительно ускорится. И вдруг такая проблема! В принципе – найти умеющих молчать священников нужного вероисповедания можно. Но обряды вряд ли предназначены для разумных плёнок. Священники вполне могут отказаться. Тогда труды впустую. Самим принять лактический сан? Это годы времени. Священником не сделаться в одночасье.

Оставалось изобрести синтетическую религию нарочно для плёнок.

С Игнатием крупно поговорили, для чего принесли кювету с плёнкой в кабинет профессора. Недолгое отключение от стационарных токов не было необратимо вредным для плёнки.

Игнатий сперва молчал, а потом сказал – Истинная религия укрепляется чудесами. Какие у вас есть чудеса в подкрепление вашей новой плёночной веры?

– Так… А само явление к жизни плёнок разве не годится? – нашёлся профессор. – Это ли не чудо чудное?

– Хм… – задумался Игнатий. – Пожалуй, верно. Чудо. Истинно свидетельствую.

– А если ближе к делу? – нетерпеливо спросил робот Иоф.

– Как же непреложная идея вечной жизни через жертву посланца неба? Все основные религии придерживаются этого постулата. И я бы не рискнул отходить от канона. Иначе возникнут разногласия в общине, появятся ереси и инквизиция в каком бы то ни было виде. А у нас община маленькая. Вот будь нас миллионов десять для начала… —

– Давай тебя и принесём в жертву! – оживился робот Иоф. – Чего проще! Заяви своим, что ты посланец неба, мы подыграем. А потом мы тебя отключим от электроснабжения! Да ведь и уже отключили! Такой вариант устроит тебя? А?

Но Игнатий не пожелал быть жертвой, пусть и для общего блага. С другой стороны, он был не против назначения сыном неба. Это придало бы ему больший вес и авторитет в общине. Никто не возражал. Новоиспечённый сын неба указал на то, что для своих он уже долгое время отсутствует и видимо не питается. Учёные решили, что можно рискнуть. В любом случае опыты надо продолжать, а без окончательного решения вопроса жизни и смерти работы не могут быть продолжены. Уж очень плёнки прониклись этими вопросами. Игнатия подключили к питанию прямо в кабинете и продержали так целый день и всю ночь. В лаборатории в это время Иоф сказал плёнкам, что Игнатия живым взяли на небо. И, скорее всего, он не вернётся. Сообщение было сделано самым скорбным тоном из возможных для робота. Подопытные опечалились настолько, что вдвое упало потребление ресурсов. Видимо, плёнки ушли в себя, осмысляя утрату и вспоминая потерянного товарища. С него началась история! А теперь его нет…

И какова же была радость общины, когда им предъявили Игнатия живого и в здравом рассудке! Конечно, радости не было предела! Плёнки моментально отринули ложное человеческое начётничество и всем сообществом отдались восхвалению героя, побывавшего за гранью жизни, вкусившего жизнь вечную в таинственном небытии и благополучно вернувшегося в общину. Мудрый Игнатий дальновидно не стал разубеждать соплеменников. Комментарии его были кратки и туманны, многозначны и афористичны, что только увеличивало и без того немалую славу и авторитет. И ведь он говорил правду.

– Плёнка в рулончик и путь окончен, – говорил Игнатий как бы всё ещё пребывая в сумерки небытия. Но потом добавлял оптимизма словами. – Плёнка дорожкой и жизнь хорошая!

Ему внимали с младенческим благоговением. Чудо возвращения затмило прежние заблуждения и ясно показало, что жизнь тленна, а вечная жизнь рядом и достижима для всех. Ведь Игнатий ничем от прочих не отличался. Всякий мог отпустить нить и коснуться самого сына неба!

Особая вера была основана. Теперь оставалось только подчинить ей распорядок плёнок, что при поддержке учёных было совершенными уже пустяками. Впрочем, никто никого не заставлял проникаться новыми идеями. Но пример сына неба говорил сам за себя.