Читать книгу Чистилище для грешников - Влад Менбек - Страница 2

Ждать пришлось долго. Как он и рассчитывал в полночь заскрежетал дверной замок. Петр уже приготовился к визиту, лежал на кровати, накинув на ноги скрученное полотенце, а на руки черные «браслеты». В дверь вошли двое без масок, а не трое, как он расчитывал. Это были те же оболтусы, Петр чувствовал их всем нутром, и даже обрадовался. Неожиданно он осознал, что давно забытое чутье меры опасности не исчезло, не испарилось.

Сергей, его напарник, как-то сказал, что у него звериная интуиция. Что такое интуиция, да еще звериная, Петр не знал, но то что ему было нужно он определял сразу, даже на расстоянии. Знал что творится за углом, и кто притаился за дверью: мастер единоборств или лох.

Исподтишка наблюдая за домушниками, которые почти бесшумно двигались по комнате в призрачном свете из окна, от городского зарева, Петр решил дать им возможность сделать первый ход.

– Еще не сдох? – негромко, без злости поинтересовался один из них.

– От страха, – добавил другой.

– Да нет, – разочаровал их Петр, резко сбросив с себя полотенце и наручники, уселся на кровати: – Я вас ждал, – сказал спокойно и даже с некоторым разочарованием в голосе: слабоваты для него были ребята.

Ближний громила сделал быстрое движение ногой, проводя прямой удар в челюсть. Но Петр без труда перехватил летящий к его голове тяжелый ботинок, и немного вывернул, до слабого хруста, чтобы только потянуть сухожилия, а не сломать кость. Грабитель ойкнул и завалился на бок. Второго, пока первый падал на пол, он ударил ребром ладони под ухо, нырнув под его боковой хук слева. Сергей говорил, что удар по тройничному нерву под ухом китайцы называют «полетом лебедя».

Петру было безразлично название. Поэзию он чувствовал, мог определить насколько красиво выражение, определял художественный уровень стихов, особенно похабных, но словесные выкрутасы с названиями ударов, не трогали его эмоций. Ему нравились действия, от которых как лучины трещали ребра или с хрумким чмоком лопался словно арбуз череп противника.

Он не стал жалеть второго домушника, вложил всю силу в удар. Под его ладонью хрустнуло, и парень шумно упал, задергав ногами. Петр сразу определил, что первый был главным, а второй на подхвате, значит первый был ему нужнее для дальнейших действий.

– Тише!.. – шикнул Петр на застонавшего первого: – Соседей разбудишь.

Парень испуганно притих.

Петр на минутку замер, прикидывая, все ли сделал. Покивав себе головой, взял наручники с кровати, дипломат у стола и подхватив парня одной рукой посередине тела, который попытался вырваться, негромко буркнул:

– Еще раз дернешься – покалечу. Заимеешь травму последней степени тяжести.

Домушник дернулся еще раз и застыл, повиснув на руке Петра как шланг, сразу же поняв с кем имеет дело. Он весил более восьмидесяти килограммов и мало кто мог его вот так просто взять с пола и понести, да еще одной рукой. Поэтому, минуту спустя пленник попытался завыть от страха.

Петр приостановился на межэтажной площадке и, закрывая дверь на ключ, осуждающе поцокал языком. Парень замолчал, сдавленно всхлипнув.

– Ты пока не шуми, потому что сейчас мне нужен. Вот когда отпадет в тебе надобность, тогда и вой, – негромко советовал ему Петр выходя на темную улицу.

Фонари как обычно не горели, но от далекого зарева с центральных улиц света было достаточно. Народа не было и это было на руку. Все заперлись в своих благоустроенных «пещерах», и прилипли глазами к телевизорам.

Петр быстро прошел за гаражи, где в самом дальнем углу спрятал выменянный на монеты «Жигуль». Открыв заднюю дверь, он сунул травмированного грабителя на сидение, словно куль с солью, и заученными движениями, в два приема, приковал его кисти наручниками к ручкам обоих задних дверей, после чего удовлетворенно хмыкнул. Распятый домушник смотрелся оригинально. Немного подумав, Петр тихо предупредил:

– Если начнешь буянить, надену удавку на шею. Лучше сиди смирно и сопи в тряпочку, понял?

Парень промолчал.

– Нет, ты отвечай, когда я тебя о чем-нибудь спрашиваю, – укорил его Петр.

– Понял, – едва слышно промямлил парень.

– Вот и ладушки, – успокоился Петр, втискиваясь за руль и запуская двигатель: – Сейчас прогреемся и прокатимся.

– Куда ехать? – спросил он через минуту у прикованного, немного повернув голову назад.

– За монетами?

– Можно и за ними, – немного помедлив согласился Петр: – Но лучше к заказчику.

– Там из тебя… – парень запнулся: – Из вас котлету сделают.

– Вот и хорошо, – хмыкнул Петр: – А я из них мочала сварганю, пока они из меня будут делать котлету.

Поразмышляв, грабитель решился и сказал:

– Сейчас направо. Нужно ехать к восточной окраине города.

– Так далеко?

– Не очень… Нам дали три часа, чтобы зачиститься.

Петр понимающе покивал головой, посматривая на ночную дорогу с лихими водилами на мерседесах. «Жигуленка» они не замечали, затирая «копейку» лакированными боками, прижимали к тротуару.

– Значит ехать к твоему хозяину час? Так?

– Да, – подтвердил пленный.

– Час на дорогу ко мне, – стал вслух рассуждать Петр, – час на меня и час назад. Мы укладываемся в необходимое время, – с удовлетворением сказал он, и прибавил газу.

В этот самый момент перед капотом «Жигуля» вырос блестящий багажник иномарки, нагло срезавшей угол перед светофором. Богатая машина резко затормозила и остановилась. Петр давно не практиковался в вождении, не было в этом нужды, поэтому поздно среагировал и чуть-чуть тюкнул бампером «Жигуленка» в задок «мерса».

– Убьют, – прошипел пленник и стал сползать с сидений на дно, насколько позволяли наручники.

Петр неприязненно выпятил нижнюю губу и стал ждать. Он слышал, что таким образом на дороге крутые творят что хотят, лишь иногда просто бьют.

Действительно, из иномарки выскочило сразу трое ребят, похожих на комоды, и направились к «Жигуленку».

– Фраер! Козел!!

Услышал Петр через закрытое окно. Он опустил стекло и мирно спросил:

– А в чем дело?

– Ты, харя! – обратился к нему один из амбалов: – Будешь платить за повреждение или как?..

– Прямо сейчас? – поинтересовался Петр.

– Чем скорее, тем лучше, – пояснил один из «пострадавших», открывая дверцу «копейки».

Петр медленно выбрался наружу, разогнулся и решив не мешкать, положил руки на широкие плечи опешившему от подобной наглости, ближнему громиле. Он не стал жадничать, в полную силу сжал пальцы, под которыми хрустнули ключицы и сухожилия «комода». Амбал моментально обмяк. Петр отпустил его, дав упасть, и быстро оглянулся. Светофор переключился с красного на желтый и нечаянные свидетели разборки, сидевшие в своих машинах неподалеку, резво рванули с места, поскорее убираясь подальше.

Двое оставшихся не поняли, что произошло. Они с удивлением смотрели то на своего товарища, с хрипом корчившегося в судорогах на мокром асфальте, то на мозгляка, свалившего их друга. И не могли прийти в себя от изумления, от того, что видели. С ними никогда такого не было, или уже давно не было.

Петр не дал им времени на размышления: стремительно крутнувшись на правой ноге, врезал левой с разворота одному из амбалов по голове. Услышав характерный треск лопнувшего черепа, Петр кулаком въехал третьему в солнечное сплетение. И вновь не пожалел человека, провел сквозной, проникающий удар. Резко выдернув руку из образовавшейся в животе объекта вмятины, недовольно сморщился из-за того, что ошибся, а это в его профессии было плохим признаком. Он почувствовал, что попал кулаком в край ребер, которые глухо хрустнули. Но это не спасло громилу: его желудок и кишечник с чавкающим звуком порвались под солнечным сплетением.

Петр резко подался в сторону, так как знал по опыту, что сейчас потерпевший начнет бурно блевать свои потроха.

Нырнув в машину, он сказал сам себе:

– Уехали…

Пленник, опасливо высовываясь из-за спинок передних сидений, все видел и испугался до чертиков. Он стал плакать и подвывать.

– Ты и меня убьешь!..

– Не сейчас, – успокоил его Петр. – Помолчи. Мешаешь ехать. Дорога не любит рассеянных, – но через несколько секунд Петр с неприязнью спросил:

– Чем воняет? Ты обмочился что ли?

Пленник не ответил, жалобно всхлипывая. Петр расслышал, как парень в пол-голоса стал проклинать свою судьбу, и то, что согласился на это дело. Он действительно перепугался насмерть увидев мгновенную расправу своей недавней жертвы с тремя крутыми отморозками, до которых ему было очень далеко.

– А не сбегут твои кореша? – поинтересовался Петр, заметив, что поток автомобилей уменьшился.

– Они же не знают с кем связались, – всхлипнув, ответил пленник.

– Это мы поставим себе как плюс, – удовлетворенно произнес Петр и спросил: – Не возражаешь?

Парень жалобно шмыгнул в ответ носом.

Петр спрятал машину в темном углу за хозяйственной будкой, внутри которой гудел трансформатор, отстегнул пленника и подталкивая вперед, велел показывать. Домушник сильно припадая на подвернутую ногу, привел его к девятиэтажному панельному дому. Они поднялись на лифте почти на самый верх. Парень нажал кнопку звонка условным образом. Его окликнули, и открыли железную дверь.

В квартире находилось трое: два верзилы и одна размалеванная девчонка. Петр сразу же определил главного среди них, и поэтому лишь оглушил его, а остальных, в том числе и своего проводника, безжалостно ликвидировал тремя ударами по мертвым зонам на их телах. Он был настолько разозлен, что не пожалел дико вскрикнувшую в последний раз девчонку.

Оглушенного верзилу Петр в темпе вытащил из квартиры, спустился вниз и впихнул в машину. Ему вновь повезло, их никто не видел. Найдя в автоаптечке нашатырь, Петр привел в чувство нового пленного, дав ему понюхать едкую жидкость. Парень замычал и замотал головой, стараясь уклониться от ампулы.

Когда верзила совсем оклемался, Петр с остервенением принялся сильно ущемлять болевые точки на его теле. Пленный сначала застонал, а потом завыл в полный голос, почувствовав нестерпимую боль.

– Ты понял, что мне надо? – поинтересовался Петр.

– Нет… – прохрипел парень. – Я ничего не понял.

– Где заказчик, который направил вас ко мне за монетами?

– Я не знаю…

– Тогда тебе придется присоединиться к твоим друзьям, – вздохнув, сообщил Петр: – Они уже на том свете, – и быстро поинтересовался: – Кстати, ты веришь в загробную жизнь?

– Ничего я не знаю, – прохрипел парень.

– Плохо, – еще раз вздохнул Петр, протягивая руки к пленному.

– Господи! Я не понимаю, что вам нужно! – взвился парень. – Вы же не спрашиваете меня по человечески!

– Как это? – не понял Петр.

– Скажите, кто конкретно вам нужен. У меня много знакомых. Я исполняю немало поручений и меня за это ценят.

Петр задумался. Через минуту спросил:

– Из ментовки, бывший мент, недавно навел тебя или твоих дружков на квартиру… Вчера взяли монеты…

– Монеты взяли в двух квартирах, – сообщил парень Петру.

– А трудовую книжку?.. – с неприязнью поинтересовался Петр.

– Так бы сразу и сказали, – обрадовался пленный. – Старик один, как коршун… Очень сердитый. Это он попросил взять у вас трудовую книжку. Ну а монеты мои парни прихватили по пути. Но мы же не знали!..

– Ладно, – согласился Петр. – Поехали. Ты знаешь, где этот коршун живет?

– Да. Я у него был. Это за городом. Он там на даче. У него антиквариату!.. Если вам нужно, то я могу организовать?.. Хотя говорят, что он в законе. Но мне все равно, если оплачивают…

– Показывай! – приказал Петр, прервав словоохотливого малого, запуская двигатель.

Уже под утро, пристегнув пленного к дверным ручкам и накинув ему на шею удавку, привязанную к рулю, Петр перелез через высокий забор прямо под морды двух бульдогов. Пришлось немного пошуметь, пока вентелем от водопроводного крана, который он применял как кастет, проламывал им чугунные головы. Собаки громко завизжали, не желая расставаться с жизнью. Затем рванул к двухэтажному массивному особняку, который пленный назвал дачей, и прыгнул ногами в ближайшее темное окно первого этажа, проламывая сразу две рамы.

На первом этаже моментально включили свет, чуть раньше, чем затих звон осколков разбитого стекла. Не отряхиваясь, Петр выхватил нож с ядовитыми стрелами и уложил двоих мордоворотов, очевидно телохранителей, выскочивших на него из-за пальмы в кадке, попав иглами в яремные вены. Это был его стиль – стрелять только в шею. За это Сергей неоднократно его корил, говорил, что это уже почерк и след, а необходимо быть разнообразным. Петр внимательно выслушивал друга, но от своей привычки не отказался.

Не снижая темпа, он выстрелил несколько патронов со слезоточивым газом вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, заставив там кого-то кашлять и чихать. Немного выждал и закрыв рот и нос носовым платком, через три ступеньки, влетел наверх по винтовой лестнице, где обнаружил бывшего кадровика, который оформлял его трудовую книжку. Он и раньше был не молод, а сейчас совсем сдал, хилый старикан. Петр молча посмотрел в его набухшие кровью слезящиеся глаза и без сожаления ударил ногой по шейному позвонку. Старик захрипел и завалился на бок. Разговаривать им было не о чем.

Выбежав на улицу, Петр выволок из машины пленного, и чтобы тот перестал выть, стукнул его ладонью по затылку, отключив его на время. Быстро затащил парня в дом и, пожалев, избавил от мучений, ударом кулака проломил ему череп. После чего нашел в бетонном гараже бензин, обильно все полил и поджег.

Именно в тот момент, когда красное пламя, выдавив стекла рванулось в начавшее светлеть небо, Петр услышал вой милицейских сирен. Он понял, что кадровик в этом деле не главный, однако было уже поздно что-то предпринимать.

Петр ринулся в смешанный лес, плотно обступавший дачу, стараясь оторваться как можно дальше от пожара и от милиции. Ему почему-то захотелось жить, да и тесть внутри словно взбесился: то прыгал как паяц, то жалобно скулил, будто собака, которой прищемили дверью хвост. И хотя Петр устал, не спал уже вторые сутки, выкладывался на все сто.

Он спиной чуял, что за ним бегут люди. И его догоняют: постарел наверное. Раньше уходил быстрее и без шума. Очевидно действия Петра были кем-то просчитаны, его просто использовали. Все, что он сделал, уничтожив несколько людей, спланировано неглупым оперативником. Петр ясно почувствовал, что является игрушкой в чьих-то руках. Ему позарез нужно будет встретиться с самым главным, а для этого необходимо уцелеть.

Каким сейчас отвратительным казался ему этот проклятый мир, где люди живут словно приговоренные, ожидая конца света, между делом уничтожая друг друга. Он уходил и уходил, поднимаясь в гору между колючими соснами, елями, березками, цепляющимися за его одежду ветками. Небо, затянутое облаками, посветлело и вот-вот над вершинами деревьев должно было подняться солнце. А днем уходить от погони плохо, это и коню понятно.

Когда он вылетел на вершину холма, то со всех сторон донесся топот людей, окруживших высотку. Петру показалось, что подобное с ним уже было в далеком прошлом. Кажется французы называют это – «дежа вю». Но очень давно: не десятки, не сотни, а тысячи лет назад. И это казалось странным, потому что он чувствовал себя несколько моложе этого ощущения. Подумал было: а не уйти ли от них, ткнув себя в артерию ядовитой иглой, или проглотить начинку от нервно-паралитического патрона? Петр считал, что прожил достаточно. Жизнь у него была насыщенной, хотя судьба не всегда была к нему справедлива. Но к самоубийцам ликвидатор относился с отвращением, поэтому отверг трусливый вариант.

Тело охватила мерзкая слабость, притупляя страх, убивая желание сопротивляться. Петр сел под елочкой, на тонкий слой желтых осенних листьев, уже начавших опадать, обнял колени руками и опустил голову, полностью отдавшись Его Величеству Случаю. А внутри разбушевался тесть, вопил диким голосом, чтобы обормот и долдон бежал и прятался.

– Сгинь… – вяло буркнул Петр.

Но Павел Васильевич не успокаивался, продолжал орать от страха. Петр угрюмо хмыкнул, подумав, ему-то чего боятся: он наверное давно сыграл в ящик? А сейчас живет в его воображении. Старик затих на мгновение, и сменив тон, принялся его уговаривать и даже льстить, божился, что больше никогда слова грубого не скажет. Петр отмахивался от надоевшего паразита, как от назойливой мухи. Бежать он никуда не собирался. Да и некуда было, кругом кранты. Но старый пенек и зануда вновь принялся неистово бушевать.

Топот ног послышался совсем близко. Петр с трудом поднял голову и увидел троих спецназовцев в касках, бронежилетах, с короткоствольными автоматами, выскочивших из кустов в пятнадцати шагах от него.

– Встать! Мать твою! – заорал один из них, мотнув стволом вверх. – Встать! Кому я сказал!!.

Запыхавшиеся бойцы остановились, настороженно наблюдая за Петром.

Разозлившись в последний раз, Петр напряг мышцы и резко вскочил на ноги, сунув руку в карман куртки за ножом со стрелами. Солдаты качнулись назад от неожиданности и один из них, не выдержав, полоснул короткой очередью. Двое его друзей замешкались на мгновение и через секунду поддержали товарища.

Петр отчетливо видел сизые злые огоньки на кончиках автоматных стволов, чувствуя, что в грудь стремительно ворвалось что-то инородное, чужое, яростно разрывая его плоть. Он понял – это пули. И сжал зубы, ожидая, когда нахлынет последняя боль. Но боли все не было и не было. Она навалилась намного позже, нестерпимая, смертельная, когда перед глазами поплыл серый туман с яркими, сверкающими, бешено крутящимися спиралями.

И он стал падать в бездну. Но почему-то не умирал, чувствовал под собой землю. И тесть куда-то пропал. Вернее бился от страха где-то далеко-далеко, откуда даже не было слышно его криков. А то, что тесть кричал, Петр не сомневался.

Ждал и ждал, когда навалится темнота, но время шло и шло, и ничего не изменялось. Хотя какие-то незначительные изменения в нем происходили. Вроде бы он был и не он вовсе, а какой-то другой Петр Сотников. Будто это не он прожил жизнь, в которой работал ликвидатором. Да и не жизнь это была, а сон какой-то. Нехороший сон.

Петр пошевелился и почувствовал, что руки и ноги его слушаются. Но не настолько как хотелось бы. «Туман откуда-то появился, черт бы его побрал, стакан с водкой в вытянутой руке не увидишь. И спецназовцы куда-то исчезли. Хренотень какая-то». Он напрягся и сел. Получилось. Схватился руками за покачнувшуюся елку и встал на ноги. Но тело не обрело былую силу. Неожиданно быстро туман стал рассеиваться. Через пять минут развиднелось совсем. Петр в одиночестве стоял на холме в смешанном лесу. Справа поднималось солнце, едва просвечивающее сквозь плотные облака.

«Что за чертовщина такая? Солнце вроде вот, а не понятно где. Куда топать, не знаю. Придется идти как Ивану Сусанину по всему лесу, пока на тропку не выйду. Вот проклятье! Наверное упал и башкой о камень… А все остальное привиделось. Но грудь побаливает. Если стреляют во сне, то ощущение боли быстро проходит, стоит лишь проснуться. Точно. Наверное сначала потерял сознание, а потом вздремнул. Не иначе как леший, подлюка, забавляется! Больше не на кого и думать-то. Ну попадись мне!.. Я тебе шишек-то на голове наставлю! Будешь у меня рогатым!»

– Павел Васильевич – живой еще? – Петр сам удивился, что впервые назвал тестя по имени.

– Давай, топай своей дорогой, – услышал он внутри испуганный голос тестя: – И не трожь меня, охломон несчастный.

– А почему же я несчастный? – ухмыльнулся Петр.

– Потом увидишь, – продолжая трястись от страха, непонятно сказал тесть.

– Нет, – обиделся Петр: – Ты мне все-таки объясни!..

Но тесть замолчал и куда-то исчез. По крайней мере Петр его не чувствовал явственно, так как раньше.

– Спрятался, старый пенек, – злорадно хмыкнул Петр и медленно побрел вниз, стараясь идти по прямой, чтобы мутное пятно солнца оставалось справа.

– Расскажи хоть, что со мной стряслось? – попросил он своего сожителя. Но тот упорно молчал и, как показалось Петру, свернулся где-то в его глубине калачиком, решив уйти в медвежью спячку.

– Трус ты, – презрительно буркнул Петр, почуяв, что Павел Васильевич чуть-чуть дернулся, но не взвился, как это делал раньше, если его оскорбляли.

– Ну и черт с тобой, – махнул рукой Петр, расслышав за деревьями далекое рычание дизельных автомобилей. Он понял, что там была дорога.

И только сейчас почувствовал, что его затылок сверлит взглядом какая-то зараза. Он оглянулся, но сзади никого не было.

«Вот ведь пакость! Если поймаю, укушу за самое сокровенное, – пообещал Петр. – Тогда узнаешь, как пялиться на меня со спины», – и неожиданно почуял, что силы стали восстанавливаться. Однако это его почему-то не обрадовало, хотя идти стало легче. А до этого казалось, что попал во что-то плотное и прорывается словно сквозь воду.

Через полчаса Петр вышел к широкой автомагистрали и сразу понял – это окружная дорога вокруг города. Он свернул налево и пятнадцать минут спустя вышел на проселочную дорогу, за кюветом которой оставил своего «Жигуля».

Машину нашел быстро, но что-то в ней было не так. Петр обошел ее вокруг и удивился: каким образом вокруг «копейки» так быстро выросла трава, доходившая ему до колена? На дворе уже давно осень, а трава будто об этом не знает. Заглянул под днище. Там тоже все заросло. А вьюны зацепились отростками за карданный вал, за выхлопную трубу, за задний мост. Что-то было не так. Казалось, что машина здесь стоит не несколько часов, а несколько месяцев. Но краска на «копейке» не потускнела, а наоборот, вроде стала более свежей.

Петр открыл ключом дверь и уселся на водительское сиденье. Немного выждал и вставив ключ в замок зажигания, крутнул его. Двигатель запустился сразу, как новенький. И шумел тише, чем раньше.

«А может мне это только кажется», – недоуменно подумал Петр и заглушив двигатель, быстро пошел к особняку, который сжег ночью. Подкрадывался прячась за кусты, стараясь не шуметь. Нашел бугорок и заглянул через забор. Вот тут Петру стало немного не по себе. Вилла была совершенно целая, без черных опалин. Во дворе, под особняком, два бульдога играли с подростком лет двенадцати. Больше он никого не заметил.

«Неправильно все это», – раздраженно подумал Петр, выходя на асфальт проселочной дороги и не таясь пошел к «копейке». – «Что-то не так», – билась у него мысль в голове.

Неожиданно откликнулся из своего далека тесть:

– То-то еще будет, голубок.

– Пошел к черту! – с расстановкой прорычал Петр. Но тесть не возмутился, хитро усмехнулся и вновь завалился в спячку.

Едва вырвал машину из зарослей травы. Пришлось подрезать стебли под днищем. Домой ехал с неохотой. Вспомнил, что ночью придется избавляться от трупа второго домушника. Решил, отвезти убитого на городскую свалку, как делал раньше, и прикопать. Думал, что со старым покончил навсегда, так нет, заразы, нащупали, влезли, заставили шевелиться. Кто же это все сварганил?

Петр старался переключится на что-нибудь иное, чувствуя, что заводиться и свирепеет, но не от того, что его кто-то использовал, а от того, что не понимает происходящего с ним и от этого в глубине сознания зашевелился давно забытый страх, никогда раньше, если не считать детства, им не испытанный. Нет. Он боялся, конечно, но не за себя, не за свою шкуру, боялся сорвать, не выполнить задание.

А в детстве бывало накатывал ужас, когда оставался один в маленькой темной кладовке, куда его впихивал озверевший пьяный отец, после хорошей порки, не знай за что. И вот сейчас внутри зашевелилось что-то похожее на детские страхи.

Петр зло тряхнул головой и сосредоточился на дороге: днем машин было невпроворот, и все куда-то спешили, как очумелые.

Внутренне сжавшись, он открыл дверь квартиры, ожидая удара, выстрела в упор. Но ничего не произошло. Все было тихо. Петр руками ощупал весь пол и в комнате и на кухне, не веря глазам, в поисках трупа домушника. Но того будто и не было. И как-то легко стал забывать о нем. Вытащил из кармана вороненые наручники, тупо повертел их в руках и бросил на застеленную кровать. А ведь постель оставил разворошенной.

Медленно прошел на кухню, включил плиту, налил в чайник воды и поставил греться, для крепкого, купеческого чая. Выволок из кармана полиэтиленовый пакет со спецприспособлениями. Осмотрел их. Все было на месте. И даже отравленные иглы, все двенадцать были на месте, будто он и не стрелял сегодня, и патроны «Черемухи» в наличии.

А где он мог сегодня стрелять? Петру смутно помнился какой-то особняк за городом и старикан, кажется бывший кадровик, который увольнял его из МВД. Этот кадровик был злом… Но каким?.. В памяти вертелось что-то о его ликвидаторстве, но очень смутно.

Вошел в комнату, неприязненно морщась от шума закипающего чайника, мешающего вспомнить что-то очень существенное. Не торопясь поднял телефонную трубку и набрал номер Сергея Ивановича. В наушнике щелкнуло и хрипловатый голос с непонятным акцентом требовательно сказал:

– Долго же ты собирался.

– Сергей Иванович? – удивленно спросил Петр.

– Нет, – резко ответил хрипатый голос. – Не дергайся! Сегодня вечером приходи в квартиру номер шестьдесят шесть, в доме тринадцать, на Синичкиной улице. Она в двух автобусных остановках от тебя. Если ехать, то на любом номере, направо по шоссе Энтузиастов.

– Кто ты такой?! – грубо поинтересовался Петр, давно отвыкнув от того, чтобы им кто-то командовал.

– Не твоего это ума дело! – так же грубо оборвал Петра голос в трубке, добавив: – Все! Исполняй! Я жду. Будет заказ, – и в трубке запищали короткие гудки.

Петр скрипнул зубами и скривился, почуяв боль в левой скуле, на месте выбитого зуба. Без колебаний нажал клавишу на телефоне и услышав гудок, вновь набрал номер Сергея Ивановича. Но трубку на том конце никто не поднимал, хотя гудели длинные позывные. Петр несколько раз набирал номер, и слышал лишь бесконечные длинные гудки, а к телефону никто не подходил. Бросив бесполезное занятие, он наконец обратил внимание на клокочущий в чайнике кипяток. Сам закипая от тихого бешенства, вернулся на кухню, снял чайник и заварил Брук-Бонд, покрепче.

Неожиданно его будто кто толкнул. Он вскочил на ноги со стула, на который присел, и бросился в комнату. Распахнул шкаф и недоуменно остановился: ящик с монетами, который взяли домушники, был на месте. Он медленно открыл его и прищурившись разглядел в полумраке шкафа, что все монеты были на месте. Кинулся в прихожую отодрал линолеум и паркет, вытащил из тайника основной ящик с монетами. Они тоже оказались на месте. Не было лишь спецприспособлений, которые лежали на столе в комнате, в полиэтиленовом пакете.

В мозгах будто от перепоя все затормозилось. Он подошел к окну и прижавшись виском к стеклу, скосив глаза, увидел у гаражей «Жигуленка», на котором ездил двое суток. Непонимающе помотал головой и прошел на кухню, пить чай. Только наполнил полстакана, как привык пить еще со времен своей жизни в Средней Азии, зазвонил телефон. Петр бросился к аппарату. Поднял трубку и вздохнув, негромко спросил:

– Кто?..

– Приходи пешком, – грубо потребовал все тот же хриплый голос. – Машина пусть отдохнет, – Раздался щелчок разрыва и короткие гудки. Петр даже не успел вставить слова. Злость стала таять, как снежок в страшном огне домны, в которой ему однажды с Серегой пришлось уничтожать двоих ликвидированных. Внутри родился страх. Он уже не просто шевелился, а во всю гулял и пугал с каждой минутой все больше и больше. Начинался какой-то кошмар, Петр был в этом твердо уверен.

Он не любил непонятные и необычные происшествия. Старался быть от них подальше. В его жизни подобное случалось лишь дважды: когда он всей своей душой пожелал смерти своему отцу, после очередной порки, да так сильно, что у него все внутри заболело. Петр еще не знал, что в груди есть сердце, в голове мозг, и наверное душа. Он болел три дня да так сильно, что его откачивали врачи. Это состояние ему запомнилось на всю жизнь.

Тогда показалось, что страшный огонь внутри, сжигает внутренности. И от этого было страшно. В тот раз он понял, что такое смерть. А ведь был еще пацаном. Боль стала исчезать в тот момент, когда мать привела десятилетнего Петра в детский приемник и написала заявление в детдом, куда его отвезли тем же вечером. Он не скучал по матери, и не жалел, что вырос в детдоме, а не в обычной семье. Больше он свою мать не видел. Сестер и братьев у него не было, и ему это нравилось: никому не обязан.

Второй раз боль была потише, но тоже неприятная, в тот день, когда убили Сергея. Он ожидал, что Сергея закажут ему, или его закажут Сергею. Но начальство решило иначе: приказало списать друга кому-то на стороне. Переживания глушил водкой. При этом Петр чувствовал, что если бы он ликвидировал Сергея, то ему было бы легче.

Напившись чаю, Петр прошел в ванную, решив побриться, раздумывая над приказом явиться к какому-то новому шефу. Плевать ему на него. Еще неизвестно, кто окажется сильнее при встрече. Так неожиданно для себя он все же решил, что пойдет сегодня вечером по указанному адресу.

Выставив на полочке помазок и безопасную бритву, электрических жужжалок Петр терпеть не мог, решил снять рубашку, чтобы немного остыть и не запачкать при бритье: лень было слишком часто заниматься стиркой. Мельком взглянул в зеркало и замер от удивления: на его груди белели пять, расположенных звездой, пятен. Он отлично знал, как выглядят давно заросшие пулевые раны. Их у него было три, две в левом бедре и одна в правом. А этих не было, еще позавчера.

В его голове словно все заклинило без смазки – ни одной мысли. Бездумно, автоматически он побрился, чувствуя, что из самых глубин, из бездны подсознания, выползает нечто непонятное и захлестывает его душу. Кто-то накинул ему на шею невидимый аркан, и раздумывает: затянуть петлю или немножко погодить.