Читать книгу Игра в одного - Влада Багрянцева - Страница 8

Урок второй, версия для энтузиастов: нецензурная лексика.

«Лек михь ам арш» – буквально означает «хуй соси», и я хочу сказать это всем и каждому, кто имеет смелость обратиться ко мне на следующий день после мучительной ночи, когда даже легкое давление резинки боксеров вызывало прилив крови к паху. «Шванцлутчер» – «хуесос», и этим словом хочется назвать препода, который попросил меня покинуть аудиторию, чтобы охладиться и прийти в себя, потому что я прямо сказал, что не хочу отвечать на вопрос по теме занятия, ибо ничего не учил. Надерзил, да. Испортил карму Кейти. «Шиксэ», «нуттэ» – блядь и шлюха, что однохуйственно, и это все я. Потому что ни о чем, кроме как о трахе не думаю. А завтра игра.

– Собелись, Дассо! – орет на меня Есинобу, когда я в пятый раз за десять минут валюсь у самых ворот, сбитый нападающими. – Плотивник тебя тем более не пожалеет!

Да меня брат-близнец не пожалел, не то что противник – я ему, сучонку, эти недели в тылу врага всю жизнь теперь припоминать буду. И если поначалу я не собирался забирать у него мотоцикл, то теперь я переосмыслил свою важность в этом деле и Кейти мне его отдаст сто процентов. Еще и должен останется.

– Вставай, Дассо, в общаге полежишь, – протягивая руку, говорит Джек, и я, поднявшись на локте, тянусь рукой в ответ, но свою он отдергивает и качает головой: мол, опять купился. Ситуация плевая, но в мозгу уже запускается необратимый процесс агрессии в его сторону, перенаправление энергии изнутри наружу. Луи-Прилипала с утра предрекал, что я сорвусь:

– Ты стал выражаться нецензурно, очень много. Это признак пассивной агрессии или неудовлетворенных сексуальных потребностей.

Приготовился к целой лекции по этому поводу, но заткнулся, поймав мой взгляд. Однако он был прав – я срываюсь. Но не на тренировке, а вечером, когда Джек меня в очередной раз подъебывает, причем даже не слишком грубо, а в ответ я советую ему отсосать у меня. Мне везет, что он оказывается из тех, что не бьют в морду сразу, а сначала толкают в грудь с вопросом «Ты охуел?», иначе так просто бы это не закончилось. Но я – охуел, потому толкаю его в плечо в ответ, задирая подбородок, а потом он хватает меня за шею и смотрит как-то странно, словно что-то мешает ему вмазать мне прямо сейчас. И это не Луи, – его нет в комнате, время позднее, он остался у друга в городе, – и не мои попытки стряхнуть его руку, их нет тоже. Он сам разжимает пальцы и отступает назад, затем выходит, хлопнув дверью. Я сажусь на кровать, опускаю голову между коленей и дышу, успокаиваясь.

В душе я стою так же, опустив голову и слушая пульс в ушах, очень стараюсь абстрагироваться от всего, но стояк от этого никуда не девается. В какую-то минуту, лениво водя по нему рукой, чувствую всей спиной, ногами и шеей, как на меня смотрят. И почему-то радуюсь, оборачиваясь и видя Джека в одном полотенце на бедрах и с флаконом шампуня в руке.

Заноза в мозгах жжется, как пчелиное жало, мешая мыслить адекватно, и я даже не вспоминаю о своих фантазиях, где теряю девственность с любимым альфой в подобающей обстановке. И ни в одной из них не было старой кафельной плитки и ржавой решетки стока у стены, о которую я опираюсь плечами, развернувшись к своему охреневающему соседу по комнате лицом. Рука на члене двигается уже быстрее, а Джек смотрит на это все, явно не соображая, что происходит. Я и сам не соображаю, Джек. Я только хочу, чтоб ты не уходил.

Это могло длиться долго, столько, сколько необходимо, чтобы закончить, но Джек ставит шампунь на перегородку между душевыми и уходит, но я не успеваю огорчиться, потому что дверь подпирается изнутри взятым из коридора стулом. Хотя и так сомнительно, что кто-то попрется мыться в это время, кроме нас. Вернувшись, Джек закидывает снятое полотенце на ту же перегородку, вжимается в меня всем телом, а я, открывая рот и касаясь со стоном его языка своим, трусь своим членом о его член. О его вставший член.

Я кусаю его губы, щеку, подбородок, перебираюсь к шее, он надавливает пальцами на мой затылок и на колени я шлепаюсь со стуком, чтобы взять в горло его полностью. Вспоминается недавний сон с жирно-черным «Трахни меня», и если Джек не знал, что девственники сосут старательнее и глубже всех, то теперь он знает. Я чувствую его дрожь вибрацией в горле, и других комплиментов, кроме как этой дрожи и абсолютно потерянных, мутных темных глаз, смотрящих сверху, мне не нужно. То, что он готов кончить, я тоже чувствую – и резко отстраняюсь.

– Выеби меня, – прошу я тоном, который больше похож на угрозу, чем на просьбу. – Слышишь, Сименс? Понимаешь, что я говорю?

Инструкция не врала – смазки нет, потому дерут меня насухо, и это, блядь, больно. Но только поначалу, пока тело не привыкает, мышцы не расслабляются, и по всем нервам не проходится почти парализующий импульс, по силе похожий с разрядом тока. Это такое странное, дикое чувство – когда кто-то в тебе. Может, было бы не так дико, если б я баловался, как все омеги, игрушками из магазинов для взрослых, но у меня даже на походы по магазинам не было времени, а течку я проводил тоже на препаратах, уменьшающих ее длительность и интенсивность. Доктор, у которого мы наблюдались с другими омегами, пока шли соревнования за границей, посоветовал сделать перерыв в нагрузках и приеме каких-либо препаратов на полгода, чтобы гормональный фон выровнялся и тело отдохнуло, и я планировал заняться этим на каникулах. Ведь я не знаю, как выглядит моя обычная течка, я знаком только с искусственной, которая особых неприятностей не приносила. Но то, что происходит со мной сейчас, очень похоже на нее.

Джек не нежничает, только двигается механически, но когда его ладонь сжимает мои яйца, а потом сдвигается выше и не находит узла, он даже дышать перестает. А я всхлипываю и двигаюсь сам, впечатываясь мокрой задницей в его бедра. Кончаю, положив свою руку поверх его и надрачивая, пока сзади все превращается в сплошную пульсирующую дырку. И мне так хорошо, что кажется, будто происходит не со мной. Потом, придерживая меня за живот, Джек тоже спускает на мою спину, и его сперма стекает между ягодиц вместе с теплой водой.

– Я одного не понял – когда ты закрыл дверь, ты еще не знал, что я омега? – спрашиваю, прислонясь к стене и держась за нее, как за последнюю точку опоры в этом мире.

Джек молчит, уткнувшись носом в мой затылок и по-прежнему обхватывая рукой поперек живота.

– Не знал, – говорит все равно.

– Так ты…

– Нет. Я не гей. И я не знаю, что было бы со мной потом. После этого. Меня как переклинило. Теперь-то ясно, почему – ты не пахнешь омегой, но я все равно это почувствовал.

Я неохотно высвобождаюсь и тянусь к своему гелю, чтобы плеснуть на ладонь и, морщась, вымыть себя там, где еще болит. Нет, я не жалею о случившемся, но все равно как-то… глупо все. Впопыхах, странно, некрасиво. Пошло. Девственности лишаются один раз в жизни, и как проебал ее я?

– Если расскажешь кому – урою, – говорю я.

– Я похож на ублюдка?

– Временами не похож.

– Я не расскажу, Дассо. Не знаю, зачем ты здесь, но это твои проблемы. И лучше больше не лезь ко мне – если хочешь трахаться, езжай в город. Я не тот человек, который будет заниматься сексом ради секса.

Вроде бы мне не должно быть обидно, ведь Джек не знает, что это был мой первый секс и он мой первый альфа, и все это было так быстро, странно и скомкано, что можно легко вычеркнуть, но все равно обидно. Я сам могу называть себя как угодно в мыслях, но когда вот так… Джек действительно смотрит на меня так, будто во мне побывали уже все более-менее симпатичные альфы общаги. И уж тем более не он первый, кто догадался подпереть дверь и воспользоваться шикарным предложением единственного омеги в корпусе, если не считать коменданта и уборщиков. И смотрит даже не столько с презрением, сколько с жалостью – типа, такой сносный омега, а по рукам пошел. Но я все равно могу сказать всем, кто не знал – секс с проникновением это то, что стоит попробовать впервые с тем, от кого и без проникновения хватает эмоций. Если я выбирал бы целенаправленно своего первого альфу в этом плане, я бы все равно выбрал Джека.

– Обязательно, – отвечаю я, вытираясь полотенцем. – Сам только потом яйца не подкатывай.

Однако, как бы оно не было по факту, сплю я в эту ночь так сладко, как ни разу за последние несколько лет, и пусть Джек меня считает последней блядью на планете, но я больше не думаю о сексе. На завтрашний день этого ощущения должно хватить, а потом хоть армагеддон.