Читать книгу Солнце и кровь. Сборник рассказов - Влада Медведникова - Страница 2

Тридцать лет миновало,

Где сестра моя, Тику, не ведал никто.

Тридцать лет миновало,

Как пропала она,

И одни говорили: "Мертва",

Другие: "Сбежала".

Я же вырос, писцом стал в храме великого Ану.

В молитвах сестру вспоминал,

Но не думал, что снова увижу.

Но в тот вечер увидел ее.

Возле колодца, на площади,

люди толпились,

двух чужаков окружив.

Мужчина одет был по-царски,

серьги сияли в ушах,

на плаще золотые застежки,

пояс с кистями, но сам – безоружен.

Смотрел он надменно

И волосы в свете заката пылали.

Девушка возле него – как верховная жрица,

Вся в украшениях, в светлой одежде.

Вдруг повернулась – узнал я сестру.

Темные волосы волнами падают,

Ими ветер играет.

Лицо, что я помнил, и все же чужое.

Тридцать лет миновало,

Но она, как и прежде –

Юная дева, весенний рассвет.

Я подумал: "Ее дочь или просто похожа".

Не подошел и остался стоять, наблюдая за ними.

О чем говорили они, я не слышал.

Но видел, что спор завели горожане,

пытались узнать, что за люди.

Чужак же молчал, а потом рассмеялся и крикнул:

"Объясни же им, Тику!"

И понял я – это и правда сестра.

Она повернулась, шагнула вперед.

Эльишби, кузнец, заступил ей дорогу.

Был он высок, она до плеча ему не доставала.

Ни слова сказать не успел он, –

Сестра моя, Тику, ударила вдруг по щеке его,

Резко, открытой ладонью, как женщины бьют.

Отлетел от удара он, рухнул на камни.

Застонал, шевельнулся, подняться не смог.

Она ж засмеялась.

И увидели мы, что глаза чужаков,

Как глаза тех зверей из степи,

Что добычу почуяли, вышли на след.

Отпрянули люди от них,

Чей-то голос раздался:

"Знаю, знаю его! Из Ниппура он, демон, рыжеволосый,

Жаждущий крови и смерть приносящий!"

Вместе с другими бежал я оттуда,

О сестре никому не сказал я ни слова.

Лишь втайне оплакал ее, понимая:

Не человек она больше, но демон.

Так пьющие кровь на холме поселились,

В заброшенном доме.

В страхе люди дары в этот дом приносили.

Раз или два богачи рабов приводили туда и овец,

Демонам в жертву.

Так надеялись смерть отвести от Урука,

Но ночами страшились дома покидать.

Так дни проходили, убывала луна, и близился праздник.

***

– Луна ушла, – сказала Тику.

Они сидели на крыше, на плетеных циновках, и смотрели вниз. Звезды отражались в водах канала, и город темнел впереди словно огромный курган, словно гряда облаков. Вдалеке мерцали огоньки, двигались, вспыхивали и гасли, – священная река очищала душу и тело, и в ночь перед праздником люди молились на берегу. Ветер доносил обрывки музыки, ритм барабанов и звуки струн.

– Завтра праздник, – сказала Тику.

Эррензи лег, заложив руки за голову. Его волосы разметались по циновкам, а глаза сейчас казались темнее ночи.

– Праздник – прекрасное время, – отозвался он и улыбнулся. Тику знала эту улыбку, жестокую и легкую одновременно. Она означала, что впереди кровавое веселье, и можно забыть об однообразии и скуке. – В праздник люди беспечны, они пьют и веселятся, и оттого кровь их много лучше…

– Да, завтра в храме Иннаны, – согласилась Тику.

Завтра… Огонь будет гореть в огромных чашах при входе, и порог переступят те, кто постился этой ночью. Придет царь, верховный жрец Ану, и сочетается священным браком с богиней. Так будет завтра. И так было каждый год, и до того, как Тику родилась, и после того, как покинула родной город. Каждый год люди празднуют священную свадьбу, оплодотворяют земли Урука.

Тику видела много праздников, но уже давно не входила в храмы. Ей не о чем было молиться и незачем было приносить жертвы.

– Ты пришел за мной в полнолуние, – сказала Тику. Хозяин не шелохнулся, и она не знала, слушает он ее или нет. – Если бы пришел на две луны позже, меня отдали бы в храм Инанны, и я осталась бы там.

Эррензи приподнялся на локте. Мгновение он смотрел на Тику, а потом спросил:

– В храме тебе было бы лучше, чем со мной?

– Нет! – тут же ответила Тику и прижала руки к груди. – Я рада, что ты пришел тогда. Если бы ты пришел позже, я была бы в храме, и ты не смог бы забрать меня.

– Вот как? – усмехнулся Эррензи.

Одним движением он выпрямился, взял ее за руки, до боли сжав запястья, и притянул к себе. Теперь они были совсем близко, и Тику видела, как сплетаются тени в его глазах.

– Если бы ты была в храме, – сказал он, – я забрал бы тебя из храма. Разве я не говорил тебе, что боги над нами не властны?

– Но… – Тику запнулась и склонила голову.

В воздухе плыл запах ила и теплой воды, запах земли и первых всходов. Издалека по-прежнему доносился стук барабанов, а совсем близко перекликались речные птицы.

Эррензи взял Тику за подбородок и заставил поднять взгляд.

– Говори, – велел он.

Тику вздохнула и на миг закрыла глаза. Если он накажет меня, то в этом будет лишь моя вина. Разве можно мне было спорить с ним?

– Я была бы рабыней Иннаны, – тихо проговорила она. – Разве ты посмел бы забрать меня у богини? Инанна рассердилась бы на тебя, а гнев ее страшен.

– Разве я человек? – спросил Эррензи и тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица. – Почему я должен бояться ее гнева? Что она может нам сделать? Если мы захотим, мы и кровь богов будем пить!

Эррензи вдруг замолк и еще крепче сжал ее руку. Его глаза словно посветлели, и он рассмеялся, коротко, еле слышно. И, прежде, чем он заговорил, Тику уже знала, – Эррензи решился на что-то такое, чего они не делали прежде. А, быть может, и никто никогда…

– Зачем нам ждать до завтра? – проговорил Эррензи, все еще улыбаясь. – Наш праздник начнется этой ночью. Идем! Хочешь узнать, какая на вкус кровь Инанны?

Давно смолкли литавры и барабаны, в городе царила священная ночь. И шаги не нарушали тишину, – босиком поднимались Эррензи и Тику по ступеням, к храму. Стражи на стене пытались остановить их, и привратники у подножия лестницы. Но и те, и другие лежали теперь неподвижно, не в силах вырваться из глубокого сна. И разве смогли бы они сопротивляться? Всего один взгляд и несколько слов – и вот, человек уже во власти Эррензи.

Тику улыбнулась, глядя вверх. Жрецы и воины, думала она, подставляя лицо ночному ветру, и ни один из них не смог преградить нам путь. Эррензи прав. Нам нечего бояться богов.

Страха не было. Было лишь предвкушение, от которого сердце замирало в груди. Было лишь звездное небо над головой и ступени под ногами. И лестница казалась бесконечной, а каждый шаг был нарушением запрета.

Храм медленно вырастал впереди, заслоняя небо. Священный огонь не горел в эту ночь.

Жрица сидела на пороге, у распахнутых дверей, обращенных к востоку. Сперва она не шелохнулась – темное изваяние, ждущее своего часа. И лишь кровь ее мерцала, вспыхивала под кожей. Тику видела это и слышала стук ее сердца, торопливый, неровный. Так бывает всегда. Жертва еще не знает о смерти, но кровь и сердце уже знают, зовут убежать.

Потом жрица поднялась, расправляя одежду. На ней было простое льняное платье. Волосы блестели после священного омовения, а от тела исходил запах ароматного масла.

– Кто вы, пришедшие в неурочный час в мой храм? – спросила жрица.

Ее голос звучал ровно, ни удивления, ни страха. Тику невольно взглянула на хозяина, но тот лишь скрестил руки на груди и ответил:

– Мы пришли увидеть богиню. Ты – Инанна?

– Я Инанна, – кивнула женщина, ставшая богиней в праздничную ночь.

Эррензи шагнул вперед и схватил жрицу за руку.

– Смотри, Тику, – сказал он. – Видишь, как слаба власть богов?

Повинуясь его взгляду, жрица молча переступила порог. Защитные знаки, начертанные на стенах и своде, каменные изваяния, алтарь и чаши с курящимися благовониями, – ничто не удержало ее внутри. Храм не дал ей защиты, и жрица застыла на краю лестницы, не в силах пошевелиться.

Тику смотрела, пытаясь увидеть что-то особенное. Но разве эта жрица отличалась от других жертв Эррензи? Точно также остекленел ее взгляд, и она не вырывалась, не опускала глаз. Эррензи разжал пальцы, но рука жрицы не упала, так и осталась висеть в воздухе, словно на невидимых нитях.

– Я вижу, – сказала Тику. – Мы не подвластны им.

Эррензи медленно повернулся, оглядывая жертву с ног до головы. Тику закусила губу, сдерживая жажду. Я смогу. Буду терпеть. Но как можно долго сопротивляться огню, разгорающемуся внутри тела? Сколько можно терпеть, глядя, как хозяин обходит жертву по кругу? Движения его стали непредсказуемыми и плавными, улыбка обнажила клыки, а глаза сияли, хотя в них не отражался свет звезд. А жрица так и стояла, не опустив руки, глядя в пустоту. Тику видела, как бьется жилка у нее на шее, как сияет пульс на обнаженном запястье.

Эррензи остановился за плечом у жертвы и впился ей в шею. Богиня судорожно выдохнула, но не шелохнулась. Запах крови вспыхнул в воздухе, ярче храмовых огней, громче победной музыки. Тику не могла больше ждать.

Она метнулась вперед и вонзила клыки в протянутую руку. Жертва дернулась и замерла, но Тику уже не думала о ней. Осталась лишь кровь, сияющая и горячая, новая сила, льющаяся в тело. Ее собственная кровь пылала, сжигая жажду, сердце стало раскаленным, словно солнце. Не в силах больше пить, Тику выпрямилась, глотая ночной воздух.

Эррензи отпустил жертву, и та упала, глухо ударилась о камни. Мертвая женщина, без крови, без силы. Тику хотела наклонится и заглянуть в лицо той, должна была пройти обряд священного брака на заре. В лицо мертвой богине…

Но Эррензи перешагнул через тело и привлек Тику к себе. Мгновение он просто смотрел на нее, а потом поцеловал, крепко, и на губах у него был вкус свежей крови, вкус святотатства и силы.