Читать книгу Опаленные - Владарг Дельсат - Страница 6

Этот сон длился так долго, что я уже даже поверил в его реальность. Здесь я не помню ни имени своего, ни корабля – ничего, только номер, вытатуированный на моей руке. Серая полосатая одежда, к которой пришит такой же номер. Он шестизначный, что значит… Похоже, я в будущем, потому что мой обычный номер четырехзначный, но мы точно находимся на планете. Я знаю, что являюсь не человеком, а кем-то, кто намного хуже, чем наши самки.

Мой номер нужно знать наизусть, показывать и никогда не смотреть в лицо смерти. Каждый одетый в черное и есть олицетворение этой смерти. Она может быть страшной или тихой, прийти в мучениях или «надо просто чуть-чуть потерпеть, и тогда ничего не будет – ни голода, ни холода, ни лагеря». Что такое «лагерь», я не знаю, но очень хорошо понимаю: смерть совсем рядом.

В памяти всплывают картины – множество таких, как я сам, они мучились и умирали. Каждый день страшные люди выносят маленькие трупики из «барака», но, пока у меня есть кровь, я живу. Я помню страшный крик матери, когда меня у нее забрали, но совершенно не помню ее лица. Как и вне сна, я действительно не помню. Все сливается в череду лиц, серую полосу того, что те, которые в черном, называют «новый порядок». Зачем запоминать, зачем привязываться, если завтра меня так же могут вынести из барака?

Судя по номеру, это будущее. Мы находимся на планете, и нет разделения на самок и самцов. Похоже, мы встретили братьев по разуму, и они теперь хотят нас убить. Какая разница, за что? В местный конвертер не суют живьем, а сначала медленно душат газами, наверное, чтобы мы подольше мучились. Существа в черном выглядят очень страшными и абсолютно точно не людьми.

Эти, в черном, любят развлекаться – бить, раздевать, сажать на цепь и дразнить едой. Малыши готовы на многое ради лишнего кусочка, а вот старшие в чудеса уже не верят, поэтому нас мучить неинтересно. А тех, кого мучить неинтересно, могут и в газовку 4 запихнуть. Это достаточно быстрая смерть по сравнению с закапыванием живьем в землю. Но мы все равно обречены.

В голове появляется мысль: а не похоже ли то, что делают тут с малышами, на наш корабль, только… Новая картина прогоняет мысль.

Я увидел ее. Девочка, такой же ребенок, как и мы все, погруженные в какой-то ящик на колесах. Она рассказывает нам сказки, тормошит нас, не давая стать серыми, как снег за забранным решеткой окном. Я отдаю ей свой хлеб. Чтобы она пожила еще немного. Яркая звездочка среди нас. Яркая…

Когда нас начали убивать, стреляя в детские тела, я не раздумывая шагаю вперед, закрывая ее. Звездочка наша… Пусть она выживет! Пусть!

С этой мыслью я открываю мокрые глаза. Быстро стерев слезы рукавом, просто лежу и бездумно смотрю в потолок. Кто и зачем мне показывает эти сны? За что? Я вспоминаю Звездочку, глядя на Вику, и понимаю только одно: я больше не буду называть девочек самками. Просто не смогу, ведь одна из них, судя по всему, в будущем, окажется намного сильнее самцов.

Я все вспоминаю ту Звездочку, имени которой даже и не знаю, думая о том, что лагерь как-то очень сильно походит на нашу жизнь. «Полуживотные» – самки; те, кому можно многое, как они думают, – самцы. В памяти появляется картинка игр этих, в черном, и тут до меня, наконец, доходит: мир вокруг – игра. Что, если мы никуда и не летим, а нами просто играют, чтобы потом убить? Даже если это так, мы ничего не сможем. Я должен сделать все возможное, чтобы Вика прожила подольше.

Внезапно девочка… хотя она большая уже, как называется большая девочка? Я этого не знаю… Вика поворачивается ко мне, обнимая. Как-то у нее очень ласково это получается. Ее глаза раскрываются, в них мелькает испуг, но на лице не отражается ничего. Просто идеально владеет собой моя Вика. Мне остается только прижать ее к себе.

– Я никогда-никогда тебя не ударю, – шепчу ей на ухо. – И никому не позволю сделать тебе плохо.

– Что с тобой, что случилось? – спрашивает она, но интонации… Вика спокойна.

– Все хорошо, – говорю я ей и внезапно понимаю – там, в лагере, случалось, что эмоции пропадали. Могла ли Вика быть в том сне со мной? Могла ли она… быть той Звездочкой?

– Тогда отдохни еще немного, – предлагает мне моя девочка. Решено, буду ее пока про себя девочкой называть. Все лучше, чем самкой. Не могу я после всего того, что пережил, считать девочку животным. Просто не могу.

Почему у нее такой спокойный голос? А еще она лежит так, как будто защищает меня. Но так делала Звездочка. Я не знаю имени девочки, что была такой яркой на нашем фоне, я и своего в том сне не знал, поэтому называю ее так, как привык… там. Десятки, сотни умерших детей прошли перед моими глазами и… она. Я чувствую, что этот сон полностью изменил меня. Я больше не смогу стать прежним, да и не хочу. У меня есть моя Звездочка. Да! Теперь я точно уверен, что это Вика была там. Как она лежит, как проверяет, дышу ли я…

Ладно я, за что ее-то? Может, из-за того, что она моя, теперь и ей будут сниться эти жуткие сны? А если она себя выдаст? Ведь это конвертер! Значит, нужно ее максимально защитить. Никому ее не отдам и не позволю обидеть! Никому!

Что-то странное со мной делается. Я точно знаю, что за Вику готов умереть, если это ее спасет, но ведь раньше я так не думал… В том, что виноват сон, сомнений нет. Во сне прошел не один сегмент, который там назывался «месяц». Получается, я действительно прожил это время, меняясь там, чтобы измениться и здесь. Учитывая, что там я пережил эпидемии, держал в руках умирающих малышей, рассказывал им сказки, постепенно умирая где-то внутри, все получается – я действительно изменился. Значит, мое отношение к Вике правильно. Хотя бы ее я обязан защитить.

Чуть поворачиваюсь, чтобы прикрыть ее собой. Летим ли мы куда-то, или же это просто игра, я не знаю, но верю: я закрою Вику от черных, пока бьется мое сердце. Не понимаю, что со мной произошло, и даже спросить некого. Но теперь… теперь я стал другим, по моим ощущениям, – совсем другим. Во мне отныне живет то место, что называлось «лагерь».

Девочка сладко спит, чуть приоткрыв рот. Я вижу, что это очень красиво, но разве может быть иначе – ведь это Вика. Спасавшая нас всех в том будущем. Не дававшая отчаяться, хотя нас обрекли на смерть… Десяток, наверное, мальчиков и девочек. Я знаю, что везли нас, чтобы убить, и она это знала! Знала, но не давала нам поникнуть и умереть еще до смерти. Не знаю, сумел ли я ее защитить там, но точно смогу здесь.

Сегодня выходной день. От обычного его отличает только отсутствие занятий, поэтому скоро прозвучит сирена подъема. Нужно делать вид, что я прежний. Даже не ради меня – ради своей девочки. Мне вдруг становится совсем не важно, буду я жить или нет. Отныне для меня важна только жизнь Вики.