Читать книгу Опаленные - Владарг Дельсат - Страница 8

Серафим 2074

– Товарищ лейтенант, танки! – яростный выкрик, в котором даже внимательное ухо командира не может расслышать панику, ознаменовал начало нового сна. Сна, в котором две зенитные установки всеми силами стараются остановить черные приземистые коробки. Остановить, не пустить дальше, не дать убивать родных людей. Я понимаю, что «товарищ лейтенант» – это я. Растерявшись, не знаю, что предпринять, но мои руки и губы уже командуют сами.

– Батарея, на прямую наводку! – выкрикиваю я, приказав развести орудия в стороны, чтобы ударить в борт, потому что в лоб шансов пробить было мало, а так… – Огонь!

Откуда я это знаю, почему умею, – нет ответа. Но я знаю – в лоб коробки, называемые «танки», не пробить, а пробить надо. За нашей спиной – не успевший эвакуироваться госпиталь, школы, детские сады, да и просто люди – женщины и мужчины. Я не имею права пропустить «танки», не могу позволить этим черным убивать людей. И две установки встают на прямую наводку, чтобы остановить врага «любой ценой». Я понимаю, что это за цена, да и мои бойцы понимают: мы останемся здесь навсегда.

Здесь я учусь не столько командовать, я учусь стоять «любой ценой», не пускать врага «любой ценой», защитить родное «любой ценой». Возможно, мне помогают знания, почерпнутые в других снах, но не иначе как чудом мы смогли. Хоть ненадолго, но два наших орудия притормозили железный вал. И, умирая, я понял: все не зря. Пусть даже мы погибли, но – не зря.

Я открываю глаза, уже не вскидываясь. Ощущаю какую-то внутреннюю уверенность – я справился, значит, я могу. А еще я знаю, что за Вику готов просто разорвать, а не только умереть за нее. Что-то меняют во мне эти сны… И, главное, вокруг меня люди, настоящие люди, вот что важно. Оглядываясь вокруг, я начинаю понимать, что на нашем корабле нет людей. Все же почему эти сны снятся именно мне?

Вика тоже меняется. Сейчас она спит, подергивает руками во сне, как будто что-то делает. Но и утром она уже была другой – спокойной, безэмоциональной, что позволяет сделать простой вывод. Но почему? Что такого произошло? Именно на этот вопрос у меня ответа нет. Не понимаю…

Завтра будет обычный день, нужно проявлять осторожность и помнить о Вике. Она называется «девушка». Это слово возникло у меня в памяти, когда я командовал во сне. Сегодня же у нас еще есть время. Время побыть вдвоем в спокойной обстановке. В личных помещениях относительно безопасно – бдит только Дионис. Что снится Вике, интересно?

Пока она спит, я делаю разминку – прямо так, не одеваясь, чтобы камеры сосредоточились на мне. Есть у меня странное ощущение наблюдающего взгляда, как в лагере. Так и хочется показать номер, которого у меня на руке, конечно же, нет. Но чувство, тем не менее странное. Впрочем, мне не привыкать.

Только вот есть еще одна проблема. Я слишком быстро меняюсь, гораздо быстрее, чем можно было бы объяснить, или же у меня просто недостаточно знаний, что вполне, кстати, возможно, – все-таки я отнюдь не гений. С другой стороны, Дионис на это изменение никак не реагирует, значит, или не фиксирует, или для него оно несущественно.

Укладываюсь рядом со своей Звездочкой. Она начала просыпаться, а мне вдруг захотелось сделать ей приятное, поэтому я начинаю ее гладить так, как в книге написано. В прошлый раз же хорошо получилось? Вика приоткрывает губы, правда, что это значит, я не знаю. Ей нравится или нет?

Решаю не прекращать, тем более что в учебнике указано, что прекращение этого действия на середине плохо сказывается на здоровье… самки. Неприятно мне называть ее самкой, есть же хорошее слово – «девушка», вот его и надо использовать, но привычка нет-нет, а дает о себе знать.

Вика начинает дышать глубже, но ничего не делает, не останавливает меня, значит, все хорошо. По крайней мере, так говорит учебник, сам-то я не знаю, конечно. Дальше нужно проверить, выделилась ли влага, и если да, то можно переходить к проникновению, когда речь идет о спаривании, или же продолжать чуть выше, если нет. Я не хочу принуждать Вику к спариванию, а стараюсь только, чтобы ей было хорошо, как вчера.

Внезапно девушка зажимает ногами мою руку и несколько раз содрогается, не позволяя мне продолжить. Послушно замираю, глядя на нее; что делать дальше, я просто не знаю, а она держит мою руку, не позволяет убрать. Наконец ее глаза раскрываются. Они очень красивые, даже слова трудно подобрать, чтобы рассказать об этом. Наверное, рано или поздно научусь.

Вика выпускает меня, обнимает, а затем пытается соскользнуть вниз. Но я предпочитаю, чтобы она не делала что-либо против своего желания, поэтому останавливаю ее.

– Я просто хочу сделать тебе приятно, – объясняю ей. – Мне не надо ничего по необходимости или взамен.

– Какой же ты глупый, хоть и мужчина, – отвечает мне Вика, а потом…

Для меня будто бы выключается весь мир – остается только она и ее губы. Ощущения совсем не похожи на то, что произошло во время ритуала принятия самки. Они и острее, и как-то мягче, не чувствуется некоторой привычности, что ли. Хочется верить в то, что это делается именно для меня, а не потому, что так положено.

После… мы просто лежим в объятьях друг друга. Это очень необычное ощущение – будто мы стали единым целым, но не физически, а как-то иначе. Я совершенно не понимаю, что происходит, а вопроса, так ли у других, у меня просто не возникает. Наверное, это странно, но мне ничего менять не хочется.

Стоп, Вика назвала меня «мужчиной». Не самцом, не по имени, а мужчиной, но ей это слово знать совершенно неоткуда, оно из моих снов. Это значит, что и она видит такие же сны? Надо попробовать как-то поговорить об этом, но так, чтобы не привлечь внимания Диониса. Зеленый огонек на мониторе я вижу с кровати. Это означает, что наши действия одобрены. То есть если двигаться в том же направлении, то негативной реакции не будет.

Припоминаю то, что сказано в учебнике: «Самки, как и все животные, очень любят всякие игры». А ведь это выход. Если представить наши действия игрой, то Дионис, скорее всего, не отреагирует, и мы сможем спокойно поговорить, хотя бы обмениваясь информацией.

– Давай поиграем, – громко предлагаю я. – Мы будем придумывать сны, которые могут присниться, только пострашнее, и рассказывать их друг другу.

– Давай. – По-моему, Вика удивилась. Интересно, она поняла?

Виктория 5013

Этот сон опять был очень длинным, он, казалось, захватывал собой значительный промежуток времени. В этом сне я стала «фронтовой медсестрой», поначалу даже не поняв этого словосочетания, а потом оказалось не до понимания – нужно работать.

– Воронина! Еще раненые! – я сбиваюсь с ног, почти падая от усталости. Но, вспоминая тот, голодный сон, держусь, ведь нас так мало…

«Ранбольные» идут сплошным потоком, просто не хватает рук, да и сил. Нет времени ни поесть, ни даже в «уборную» сходить. А уборная – это деревянный домик с дыркой в полу. Новых терминов становится все больше, я чуть ли не захлебываюсь в них. Только закончишь с одним «ранбольным», прибывают новые. Кто своим ходом, кого привозят различные повозки – «телеги» и «машины».

«Фронтовой санбат» трудится днем и ночью, почти без роздыха. Падают с ног хирурги, засыпают на ходу медсестры, я едва успеваю что-то перехватить, сунуть в рот, и снова надо бежать. Сортировка ранбольных решает судьбы: кому жить, а кому… Кому нет. Есть те, кому невозможно помочь, но вот именно решать – это больно, невозможно больно.

Поначалу я еще плачу, перевязывая, сортируя… А потом все становится привычным – стоны, взрывы, «лаптежники», завывающие, казалось, над самой головой, боль и тоска. Я смотрю на «пожилого» солдата без ног, а он улыбается мне сквозь жуткую боль. Я же знаю, знаю, что ему очень больно! Как, как он нашел в себе силы улыбнуться мне?!

– Не грусти, сестренка, мы с тобой еще потанцуем, – говорит мне.

Я для них всех – «сестренка». Всегда очень нужная, очень важная. Несмотря на то, что мне больно за них, что я боюсь смерти, которая падает с неба, я понимаю… Не хочу уходить из этого сна. Будь моя воля – навсегда осталась бы здесь, среди этих настоящих людей, ведь для них я – очень близкий человек. И вот эти все люди, которым больно, находят в себе силы улыбнуться мне…

От осознания этого хочется плакать, но Фим, как будто почувствовав, начинает меня опять гладить. Несмотря на ту подушку, что укрывает эмоции, меня окатывает горячей волной. Я уже совсем ничего не соображаю, кажется, мной руководят одни инстинкты, не давая думать. Но внутри меня откуда-то прорастает понимание – мне это действительно нужно. Фиму это тоже нужно, учитывая, как он откликается на мои движения.

Чуть позже, уже лежа рядом и стараясь перевести дух, я слышу его предложение «игры». Кажется, мой мужчина нашел вариант, при котором Дионис не будет отслеживать каждое наше слово, ведь условия игры Фим озвучил. Почему-то игры могут быть какими угодно, ограничение только одно: не причинять непоправимого вреда.

– Мне снился лагерь, – говорит Фим. – У меня был шестизначный номер, вокруг оказалось полно детей…

Я слушаю его, не очень понимая поначалу, о чем он говорит. И тут меня будто ударяет – шестизначный номер! У нас-то четырехзначные, это значит… Будущее? Но Фим не останавливается, он рассказывает о Звездочке, при этом смотрит на меня так… Он смотрит на меня так же, как тот «боец» смотрел на хирурга – с надеждой и верой.

Затем наступает моя очередь, и я говорю о санбате, о сортировке, об улыбающихся мне бойцах. Там я «сестричка». Близкий каждому из израненных людей человек. Человек, а не самка, не животное! Пока рассказываю, вижу, что Фим косится на экран, стоящий на столе. Смотрю туда же и вижу зеленый ровный огонек. Не знаю, что это значит, отмечая, тем не менее – мой мужчина расслаблен, значит, все хорошо.

И вот тут я понимаю нечто иное. Мы с ним видим сны, проживая их. В этих снах и я, и он – разные. Нас зовут по-разному, возраст отличается ото сна ко сну, да и род занятий, но во всех снах мы люди. Не самец и самка, не хомо, а люди. И везде мы учимся бороться.

Странно, но его прикосновения я отлично чувствую и реагирую на них. В эти мгновения будто исчезает укрывающая эмоции подушка. Как будто то, что делает Фим, просто выключает ее. Мне уже не страшно. Точнее, я боюсь, но очень определенных вещей, а вовсе не в принципе всего, как было раньше. Что со мной происходит, я не понимаю.

– Фим, мы меняемся? – тихо спрашиваю его.

– Мы проживаем эти жизни, – отвечает он мне, и я задумываюсь.

В том недавнем сне я прикрикнула на суетившегося бойца, совсем не воспринимавшегося самцом. И там я не испугалась возможного наказания, потому что так было правильно. Боюсь ли я его сейчас? Попытавшись представить обычную стимуляцию, я почувствовала протест внутри себя, как будто кто-то или что-то требовало не дать этому свершиться.

Что же происходит? Откуда приходят эти сны – и сны ли это? Я же никогда не видела того, что происходит в моих снах. Очень много новых слов, новых терминов, нового опыта. Может ли такое быть? Спросить некого. Фим вряд ли знает сам, да и громко на эту тему разговаривать нельзя, конвертера я все-таки боюсь.

– Пойдем прогуляемся, – предлагаю я своему мужчине. – До зоны рекреации.

– Договорились, – кивает Фим, потянувшись за поводком.

Я хочу увидеть происходящее вокруг нас и оценить его с точки зрения нового опыта, ведь я многое слышала и видела во сне. Хотя «зона рекреации» так себе выбор, потому что это не только зона отдыха. Там же находятся и помещения для наказаний. Но мне важно это теперь увидеть, чтобы оценить свой страх. Не обманываю ли я себя?

Фим не забывает просить меня одеться, хотя мне было бы интересно провести именно натурные испытания своей решимости, но и его я обижать не хочу. Поэтому мы идем по коридору, расцвеченному желтыми вечерними огнями. Теперь-то я понимаю, что такое освещение создает полумрак и логики не имеет. Если мы на корабле – помещения должны быть хорошо освещены. Зачем тогда вечный полумрак в коридорах? Чтобы мы не могли рассмотреть стены?

Несмотря на вечернее время, здесь сидит совсем немного особей. Даже странно, на самом деле. В основном самцы с самками пялятся в большой экран. Глядя на них, я понимаю, что желаний у них как-то немного, но они такой жизнью вполне довольны. Можно ли их назвать людьми?

Комната рекреации – это просторное полукруглое помещение, в котором есть кабинки на двоих-троих, и можно взять различные напитки, только питание не предусмотрено. Здесь же проходят наказания, так что отдыхом это не назовешь. К тому же, оглядывая свежим взглядом места для наказаний, я понимаю неестественность устройства оных, но вот что именно царапает мой взгляд, осознать не могу.

Одно понимаю точно – я не боюсь. Помню, что мы среди врагов, но не боюсь – куда-то полностью исчез страх. Улыбаться, правда, тоже не могу, но от меня и не требуется – улыбающаяся самка это, скорее, исключение и может привлечь ненужное внимание.

Интересно, для кого конкретно эта комната является отдыхом?