Читать книгу Мир усталого света - Владимир Абрамов - Страница 5

К сожалению, мои путешествия далеко не всегда приятны. Чаще по ночам мучают материальные кошмары. Многие я просто не хочу вспоминать. Одно время мне казалось, что я не смогу больше спать. Но ко всему привыкаешь. Даже к угрызениям совести. Иначе разве стали бы люди мучить друг друга? А если мучаешь самых близких? Мои дети, жена… Они считали меня когда-то самым сильным…

…Вспоминаю себя в концлагере. До войны я был парикмахером. И здесь я тоже стригу. Здесь заготавливают женские волосы. А женщин потом ведут в газовые камеры. В этот раз была обычная партия. Я механически делал свою работу. И, вдруг, у меня внутри все остановилось. Две женщины в новой группе смотрели на меня. Это были мои дочь и жена…

…Ура будильникам! Они заменяют нам утренний крик петуха, отгоняя ночные кошмары. А время все-таки иногда движется. Это очень хорошо. А то ведь можно дойти до полной чепухи. Допустим, я перевоплощаюсь в другое я. Мое предыдущее я при этом замирает. Но можно войти в следующее воплощение, и снова прежнее как бы остановится. И так далее. А если продолжать до бесконечности? Тогда я буду везде и во все времена. Я – бог. Правда, довольно жалкий. Повсюду мертв, а где жив – бессилен. Скорее, оборотень. А если научить каждую прежнюю оболочку начать собственную серию? Полная чертовщина получится. Или существует раз и навсегда заданная цепочка материальных оболочек для каждой бессмертной души? Но почему тогда рождается больше людей, чем умирает? И как удавалось Иисусу жить одновременно в Индии и в Японии после воскресения? Впрочем, кое-что оказалось еще удивительнее. Достаточно было попасть в Кану Галилейскую. Мне всегда казалось забавным, что свое первое чудо в родных краях после возвращения Иша Натха совершил, превратив воду в вино на свадьбе в Кане. В этом смысле по его стопам пошли многие. Достаточно вспомнить Менделеева, первая серьезная работа которого была посвящена изучению взаимодействий воды с этиловым спиртом. Правда, немногие знают, что свадьба в Кане Европейской была свадьбой самого Иисуса с Марией Магдалиной, которая, конечно, не была никакой грешницей, а, наоборот, знатной дамой, дети которой основали династию Меровингов. Шесть чанов с вином символизировали шесть основных видов жажды жизни, но воды в них, конечно, не было, а была крепкая граппа, приготовленная по его технологии. Этот человек, а его и звали-то тогда по-другому, – вообще был жизнелюбом. И распят был в свои неполные сорок на Босфоре вовсе не для искупления мифического первородного греха человека. Разве один человек может умереть за всех? Разве Бог нуждается в смерти Праведного за неправедных? Потом было придумано и много других нелепиц. И были они уже далеко не так безобидны…

…Перед Первой войной мы жили в Семиречьи. В ту ночь у нас померла корова. Мать, как водится, плакала, а отец, еще до рассвета, принялся выкапывать яму. Вдруг вышла трехлетняя сестренка Надя. – «Коля, не закапывай коровушку, она молочко дает»…С того дня Надя стала слишком задумчивой. Бывало, увидит отца, покачает так печально головой. – «Эх, Коля, Коля!» – только и скажет. Отца через год убило на войне прямым попаданием снаряда. Надя умерла парой месяцев раньше от простуды. Когда ее внесли с мороза на отпевание в церковь, мне показалось, что у нее порозовели щечки. Но самое странное – не в этом. Дело в том, что погибший в Первой войне двадцати трех лет от роду Николай – мой родной прадед…

…Эльф Гвион охранял священный котел великой богини Керидвен. Зелье из вечно кипящего котла случайно попало ему на язык. И открылись эльфу прошлое и будущее, тайны движения времени и пространства, смены сущностей и телесных оболочек. Гвион навлек на себя гнев своей повелительницы. Он пытался скрыться, превращаясь в разные предметы и сущности, меняя времена и окружение. Все тщетно. Керидвен нашла его маленьким зернышком в огромной куче зерна и попросту проглотила, обратившись в черную курицу. Вскоре она забеременела. Родился мальчик. Керидвен решила избавиться от ребенка и выбросила его с люлькой в море. Люлька попала к сыну Гвиона. Тот вырастил ребенка, дав ему имя Талиезин, что означает Лучистая Звезда. Впоследствии он стал величайшим бардом и магом и основал славное и могучее племя друидов… Так гласит легенда.

На самом деле, все было совсем по-другому. Царица Керидвен, действительно, занималась магией, но богиней времени и смерти ее стали считать куда позже. Гвион был молодым аристократом из ее свиты и ближайшим советником царицы. Однажды почему-то впал в немилость, в считанные дни как-то постарел, а вскоре был сослан царицей в свои владения, где, правда, дальнейшим гонениям не подвергался. Там Гвион сам увлекся магией. Про него стали рассказывать всякие ужасы, а его замок объезжать стороной. Говорили, будто по ночам он летает по небу, общается с покойниками и умеет превращаться черт знает во что. Временами он исчезает бесследно, а когда появится, смеется так странно и говорит, будто странствовал среди звезд или вовсе был в запредельном мире. Однажды он просто не вернулся…

… Керидвен любила Гвиона. Любила исступленно и деспотично. Гвион тоже любил ее. Но он был молод и ветрен. Однажды на пирушке он познакомился с юной красавицей Корриганой, дальней родственницей царицы. Перебрав хмельного, Гвион в тот же вечер уединился с Корриганой в ее покоях. Мало того, под ее чарами он выболтал ей секрет Керидвен, известный только ему: тайну ключей от подвалов темных духов. Корригана оказалась колдуньей. Она хотела получить власть над темными духами, чтобы убить Керидвен и царствовать. Но она не учла эффект бумеранга и не смогла принять нужных мер защиты. Она обрела лишь толику силы и была раздавлена темнотой. После этого Корригана не могла больше причинить вред Керидвен, и царица даже не думала ей мстить. Но Гвиону Керидвен отплатила полностью. Она была великой волшебницей. Она вызвала души Гвиона и Корриганы из тел и поменяла их местами. Потом посадила обоих под домашний арест. Это была хорошая пытка. Гвион в один миг превратился из блестящего царедворца в бесправную приживалку. Покончить с собой было большим искушением. Но из гордости новая Корригана научилась делать вид, будто у нее все нормально. А вскоре почти привыкла. И тогда Керидвен пошла дальше. Однажды она вошла в бывшее тело Гвиона, и этот Гвион изнасиловал Корригану. Та забеременела, и только гордость снова помогла перенести все. А дальше случилось неожиданное: она захотела иметь этого ребенка. Роды проходили долго и мучительно. Она не выдержала и умерла. На этом Керидвен свою месть закончила. Когда она сняла свои чары, Гвиона действительно трудно было узнать. Хотя все превращения были лишь наваждением. Затем Гвион удалился в ссылку, а Керидвен родила от него сына. И дано ему было имя Талиезин. И, конечно, ни в каком море божественная Керидвен своего наследника не топила. Иначе как бы я с ним потом разговаривал?..

…Я часто ловлю себя на мысли, что обычно не важно, что говорит собеседник, но всегда – каким тоном. От этого слова меняются до неузнаваемости. Что же говорить об изложении одних и тех же событий разными людьми? Бывает ощущение, что рассказывают о разном. Будто и вправду мир – это результат принятого способа описания. Потому я был уверен, что от Гвиона услышу совершенно другую историю. Может быть, историю любви. Но он действительно исчез. Мало того, я не смог настроиться на него и до исчезновения. Не иначе, и тут нечисто. Зато удалось, наконец, двойное перевоплощение. Был у Моцарта. Заказал ему реквием. Потом удалось послать себя дальше. Но что-то случилось. Дело в том, что я оказался – или оказалась? – женщиной. Само по себе это не слишком расстроило. Только собирался-то я в свое собственное будущее, а оказался рядом с собой настоящим, да еще, чтобы вскоре присутствовать на собственных похоронах. Древние славяне верили: когда человек умирает, богиня смерти Морана поет ему прощальную песню, а его душа вселяется в птицу Дио и слушает, находясь неподалеку. Бедная птичка! Я умер в сорок девять лет от кровоизлияния в мозг. Я наблюдала за последними днями своей жизни в качестве стороннего наблюдателя. Одного я не могу понять. Почему я не понимал своего двойного бытия так же ясно, как это осознавала я?

… Бояться действительно глупо. Смерти нет. Есть океан духовной энергии. И всеобщая связь, следующая закону качественного соответствия. Как в химии, где подобное растворяется в подобном, где электроны взаимодействуют при близких по форме и энергии орбиталях. Поэтому не правы те, кто считает инопланетными земных богов и пророков. Пусть Рама и Заратустра не принадлежат Земле, но им не надо было ниоткуда прилетать. Понятны трудности совместить то, что Бог – всемогущ и Бог – всеблагой. Он не может быть для нас ни тем, ни другим, если Бог – внутри каждого. Но не теряет ли тогда смысл само понятие Бога?

…Смирение паче гордости. Я видел Зеркало Жизни Заратустры. С ним можно растворяться во времени и в Многообразии, множественность миров – лишь одно из проявлений которого. По нему можно двигаться непрерывно, попадая порой на островки устойчивости. Как в Риг-Веде: «без усилий один мир движется в другом». Непонятно лишь, как все это может существовать одновременно. Скажем, продвинешься на несколько единиц изменчивости, попадешь в другой мир, оставив в прежнем свою старую оболочку. И тут нет моего двойника – все уже существует со мной во взаимосвязи. Хочешь – пользуйся, хочешь – иди дальше. И везде мир разный, но заранее ко мне приспособленный. И я могу выбрать все, что взбредет мне в голову, и все окажется реальностью. Но ведь реальность не может быть плодом моего воображения. Это ловушка. Поставленной цели достичь невозможно. Теперь я понимаю, почему Гвион не вернулся. На определенный вопрос не существует определенного ответа. Существует расхождение смысла, искажение отклика. Как в жизни: пока добиваешься цели, она становится ненужной. Для решения любой нетривиальной задачи необходимо иметь цель на порядок выше. Должно быть какое-то измерение, позволяющее оценить протяженность смысла. У меня нет другой возможности попытаться это выяснить: нужно отправится по новой цепочке превращений. Может быть, бесконечной. В дорогу! Я увижу новые страны и чудесные города, я буду общаться с интересными людьми и другими разумными существами. В моих воплощениях будет все меньше крови, насилия, жестокости. Мне нужно научиться любить. Наверное, это и есть самое главное. Только любовь может обуздать все самое темное, ужасное, чудовищное. Лишь она оправдывает жизнь во всех ее проявлениях. Сверкай, безумный алмаз!..

… На этом история моего друга обрывается. Она была записана в обычной общей тетради, которая попала ко мне при достаточно странных обстоятельствах. Ее принесла мне незнакомая миловидная женщина неопределенного возраста примерно через год после смерти друга, которого она знала, по ее словам, лучше всех. Это меня насторожило, но рукопись была убедительна. Его почерк: округленные буквы переменного размера, с частыми пропусками соединений. Разве что аккуратности несколько больше. Эта женщина меня заинтересовала. Я начал наводить справки. Выяснилось, что мой друг познакомился с ней незадолго до смерти. Примерно в это же время она заболела каким-то психическим расстройством. После визита ко мне у нее случилось обострение, и она попала в больницу, но вскоре полностью вылечилась. Когда я встретил ее через пару месяцев, она наотрез отказалась со мной разговаривать. Наверное, в этом и нет теперь необходимости. Теперь-то и я знаю древний рецепт!..