Читать книгу Акука - Владимир Александров - Страница 9

АКУКА
Зрячее время

Оглавление

– Как перезимовали? – спрашиваю у старой Текли.

– Со стариком трудно – ноги не хотят ходить. Злится на себя…

А я и зимою, из Москвы вижу их лесные дни и ночи и как им обоим тяжко. Но никогда они не откажутся от этой жизни. Они – дома.

Здесь их стены и дымит послушная труба. И не дым это совсем. Это летучая тёплая забота друг о друге и такой же летучий тёплый отдых до следующего близкого утра.

Здесь братские души среди доверчивых стен.

В своём доме на стены не натыкаются. Это всё равно что натыкаться на облака, на туманы. Протяни руку – и сама рука выведет тебя к свету – к такой же золотой руке.

На хуторе живут испытанные, оседлые слова.

Кто и долго ли ещё будет их слушать?

Чтобы сохранить сокровенные слова, здесь надо жить и работать. По-другому не сохранишь. Ведь слово – это дело.

Утро – моё время…

Поднимается солнце. На трубу опускается окоченевший с ночи залётный берёзовый листок. Ждёт, когда затопят печь. Тёплый дымок оживит его, смахнёт с трубы и, глядишь, снесёт к родному дереву берёзе.

Сердце не молчит, значит, глаза видят.

Пустые зимние сани впали в летнюю спячку. Нетерпеливая телега сегодня дремала под молодым месяцем, под звёздами. Телега ждёт ранних хозяев – человека и лошадку.

Хотите частушку? А то рассказ что-то грустноватый!

У ворот стоит телега,

Мелки семечки грызёт.

Отморозила оглобли —

Никто замуж не берёт!


Говорят, на хуторе зимнее время училось расти и умирать у дуба. Такое оно тяжёлое и медленное.

А весеннее время?

Весеннее время должно обгонять первоцветы, но, главное – успевать за озимым хлебом.

День – моё время… Он поворачивает хозяйство к маю, к лету, к солнцу. Зацвели яблони. Лепестки черёмухи засыпали двор. Никто ни к кому не стучит в двери. Прохожие случаются, но ни одного пришельца.

В будние дни не бывает гостей. С мая по август редко гостюют, некогда. А коренные люди и так на виду один у другого. И руки их на виду.

Вон заскорузлые пальцы Яна и Текли в занозах чертополоха.

Такие руки могут излечить ближнего от тоски, а землю от нелюбви. Излечат делом, других лекарств у них нет.

На худой Текле вечный фартук цвета палой листвы. Снимает его только на ночь. Днём отдыхает – не снимает, некогда. Вижу соседку и в голове крутится постоянный вопрос-ответ:

– Сколько тебе лет?

Сколько вчера было, того нет!

Под стол ходила —

хворост носила;

стол переросла —

коров доить пошла;

косу отпустила —

работницах служила;

пора настала —

с молодцем гуляла;

пора пришла —

замуж пошла;

замужем сорок лет жила —

тяжко горюшко несла…

Вот тебе и весь сказ,

а когда родилась —

память извелась!


Это приговор знаменитой Олонецкой стиховодницы Ирины Андреевны Федосовой. Приговор 1895 года!

И что из того, что душа стариков-соседей оглохла к тайнам. Да, может, и не было для них в жизни тайн. «Не та счастлива, которая у отца, а та счастлива, которая у мужа».

Вечер…

Старикам время опустить руки. Дать рукам и себе отдых. Мне время поднять руки – откровенно признаться: трудно жить, как они; нет физической силы на такую жизнь. Душевные силы есть. Они и держат меня возле стариков. Спасибо им.

Не огня прошу. Прошу терпения.

Перед самым сном будто лопаются надо мною почки неуклюжих, невысказанных, сокровенных слов. И валится на меня налитая их тяжестью верхушка лохматого дерева. Ель столетняя валится. Значит засыпаю…

Зрячее время не прощает иллюзий.

Хорошо.

Акука

Подняться наверх