Читать книгу Помним и чтим! Литературный альманах, выпуск 22. 2020 г. - Владимир Алексеевич Мурзин - Страница 9

После Сталинградской битвы на Волге и на Курской дуге под знаменитой Прохоровкой, где мы жили до войны и где родилась я, наши войска начали наступление по всем фронтам. После оккупации мы возвратились в Прохоровку, но на месте нашего дома зияла огромная воронка…

Жить нам было негде, и мы уехали к маминым сёстрам в Кантемировку Воронежской области. Это – большая железнодорожная станция, через которую на фронт шли эшелоны с военной техникой и частями Красной Армии. У нас на квартире жил офицер, который руководил встречей и отправкой этих эшелонов.

Однажды, а мне тогда было лет шесть, я сидела дома и пела под балалаечку частушки о войне. Моя мама научила меня, когда мне не было ещё и пяти лет, играть на балалайке три основных, очень простых, частушечных аккорда, и я с удовольствием часто играла и пела сначала детские смешные частушки, а потом про войну.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл наш офицер. Увидев, что в комнате, кроме маленькой девочки никого нет, он спросил: «И кто это здесь так хорошо, весело и задорно пел?» «Я», – был мой ответ.» Офицер удивлённо улыбнулся и снова повторил свой вопрос. Я тоже улыбнулась, тут же пропела ему одну частушку, доказывая, что пела я.

– А как тебя зовут?

– Леночка.

– А сколько тебе лет?

– Шесть.

– И ты уже играешь на балалайке?

– Да, немного. И ещё на гитаре. Меня мама научила. У нас есть маленькая гитара, и я с ней пою песни о войне и даже некоторые романсы.

– И много ты знаешь частушек? – спросил он.

– Много, – уверенно ответила я. – Их мама с моими сёстрами сочиняют, а я заучиваю их и пою.

Он попросил меня спеть все частушки о войне, какие я знала, и военные песни под гитару, что я и сделала с большим удовольствием. Он слушал с огромным вниманием, удивлением и восхищением. И у него тут же возникла идея: он решил договориться с мамой, чтобы она разрешила взять меня петь эти частушки и песни солдатам. Мама была удивлена, заволновалась и, конечно, отказывалась. Но он сумел уговорить её, объяснив, что это очень поднимет настроение и моральный дух солдатам, уходящим на фронт, а очень скоро и в бой.

Ящики из-под снарядов, накрытые брезентом, служили сценой. Офицер стоял рядом со мной, так как обещал маме ни на минуту меня не оставлять. Помню мои впечатления от первого концерта. После каждой частушки солдаты оглушительно хохотали, кричали «Ура!», «Браво!», «Бис!» и аплодировали так, что я сначала даже испугалась. Но офицер сказал мне: «Не пугайся, Леночка, солдатам очень нравится, как ты поёшь, поэтому они так бурно выражают свой восторг. Ты после каждой частушки чуть-чуть подожди, пока они успокоятся, и пой дальше». Около трёх недель пела я солдатам, уходящим на фронт. Мне это доставляло необъяснимое удовольствие. Всех частушек я уже не помню, но какие-то до сих пор остались в моей памяти.

Вот некоторые и из них:

– «Гитлер хвастал, как Европу, завоюет он Москву,

Но панфиловцы-герои прищемили хвост ему.

– От того, что у фашистов провалился план «Блицкриг»,

Гитлер так остервенился – рвал погоны со своих.

– Гитлер Геббельса спросил: «Что ты рот перекосил?»

У мартышки слёзы градом – подавился Сталинградом.

– Тот котёл под Сталинградом переломным актом стал,

С двухсоттысячной громадой в плен сам Паулюс попал.

– А под Прохоровкой крепко зубы обломал Манштейн,

Как же это всё случилось – До сих пор он «нихьт ферштэйн».

После частушек я под аккомпанемент гитары пела военные песни. В одной из песен после слов «Когда мы покидали наш любимый край и молча уходили на восток…» солдаты плакали. Мне было это странно, непонятно, и я спросила у офицера: «Почему взрослые дяди плачут?» Он мне потом всё объяснил.

Никогда не забуду, как бойцы одаривали меня хлебом, сухарями, шоколадом, баночками консервов и сгущённого молока… Это было огромное счастье – ведь мы жутко тогда голодали! А тут вдруг такое лакомство! Кроме того, маме, сестрёнкам и братику носили обеды, по целому котелку. Какая это была для нас неоценимая поддержка!

Ещё в моей памяти навсегда сохранилось то, как ко мне подошёл пожилой солдат. Вся грудь его была в орденах и медалях. Он погладил меня по голове, поцеловал, взял на руки и сказал: «Сколько мы прошли городов, сёл, а такого чуда не видели! Да за таких наших детей мы голыми руками будем рвать глотки фашистам и обязательно победим!»

А вечером я, уже засыпая, слышала, как офицер говорил маме и сестрам: «Вы даже не представляете, как ваша девочка своим пением поднимает боевой дух нашим солдатам! Они теперь неудержимо будут рваться в бой».

Около трех недель пела я солдатам, уходящим на фронт. Мне это доставляло огромное удовольствие. И я до сих пор вспоминаю об этом факте в моей биографии с огромным чувством гордости, что и я, шестилетняя девочка, вносила свою скромную лепту в нашу Победу.

Очень сожалею, что я не написала этот рассказ лет 30 назад и не отправила его к вам, в «ЗОЖ», который знают, читают и любят не только у нас, но и за рубежом. Уверена, что отозвался бы кто-нибудь из тех, кто был свидетелем-слушателем моих выступлений в 1943 г. А сейчас вряд ли кто-либо из них жив, если даже я уже в очень почтенном возрасте (мне почти 83 года). А причина, что я не писала об этом, банальна: как-то я рассказала о моих выступлениях подруге, с которой мы дружим более 40 лет, но она, не поверив мне, заявила: «Не верю…»

Я сама – преподаватель музыки – и спрашивала у мамы: «Как она смогла научить меня играть на балалайке и гитаре такую маленькую?» На что она ответила мне просто: «Я, как учитель, была терпеливая, а ты – очень музыкальная, способная и воспринимала всё легко и быстро».

Сейчас, когда появилась передача «Синяя птица» о талантливых детях, где 5-летий мальчик играл на балалайке, как мастер-виртуоз, я решила, что не стоит думать о том – поверят мне или нет- и написала об этом истинном, уникальном факте в моей биографии, которым я очень горжусь. Может быть, всё-таки остались в живых один или два ветерана—долгожителя, которые слышали мои выступления в 6-летнем возрасте. Я была бы очень рада получить от них весточку.