Читать книгу Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики - Владимир Алпатов, А. И. Донченко - Страница 3

Наука, о которой здесь пойдет речь, имеет три названия: лингвистика, языкознание и языковедение. Все три названия равнозначны, хотя слово «языковедение» сейчас стало несколько устаревшим, и все они обозначают науку, изучающую человеческий язык; такое определение общепризнанно.

Но зачем вообще надо изучать язык, если люди бессознательно овладевают своим языком (реже сразу двумя или тремя языками) в раннем детстве? Как писал замечательный отечественный ученый Евгений Дмитриевич Поливанов (1891–1938), «родной язык выучивается (в основных своих элементах) в том возрасте, для которого не существует декретов и циркуляров». Потом человек может прожить всю жизнь, не замечая свой язык и пользуясь им автоматически. О языке обычно вспоминают лишь тогда, когда процесс общения (коммуникации) оказывается затруднен. Бывает, что слышишь слово и не знаешь, что оно значит. Или, наоборот, хочешь что-то сказать и не знаешь, какие слова употребить. Мне однажды пришлось видеть, как целая группа японских туристов, увидев редких для Японии животных, несколько минут не могла сдвинуться с места, вспоминая, как они называются. Все были в полном замешательстве. И сколько было радости, когда один вспомнил: яги. Встречаются и еще более трудные ситуации, когда с собеседником не находится общего языка в самом буквальном смысле. Издавна люди сталкивались с нежелательным для них явлением множества языков, делались попытки объяснения его истоков вроде известного библейского мифа о Вавилонской башне. Но само по себе существование «чужих» языков, пожалуй, нигде не привело к формированию науки о языке. В случае необходимости язык соседей или завоевателей выучивался столь же стихийно, как и материнский язык (хотя обычно не во всех своих деталях, о чём мы еще поговорим). А многие люди, жившие традиционной жизнью, просто не знали о существовании других языков или игнорировали их. Русское слово немец или греческое варвар (буквально «бормочущий») появились в среде тех, для кого существует только один – «наш» – язык.

Со временем в жизни людей появилось новое явление, потребовавшее обратить внимание на язык: возникли разные системы письма. В отличие от устного языка, письменный язык может выучиваться только сознательно. Появились школы и учителя, обучавшие письму (первоначальным значением слова грамматика в Древней Греции было «обучение буквам»). А само формирование письменностей уже требовало определенных размышлений над устройством языка. Если письмо иероглифическое, то надо было как-то осмыслять и строение, и значение знаков. Если письмо фонетическое (алфавитное), то оно должно было основываться на тех или иных представлениях о звуках языка. Когда в начале XX в. сформировалась фонология – наука о лингвистической роли звуковых единиц (о ней будет говориться специально), то не раз ученые указывали, что первыми, еще стихийными фонологами были создатели алфавитов. Однако в то время такие спонтанные представления еще не получили выражения в каких-либо текстах, а обучение чтению и письму считалось скорее ремеслом, чем наукой или искусством. В ряде древних культур, где существовала письменность, не сложились развитые лингвистические традиции (по крайней мере, мы ничего о них не знаем). Так было, например, в Древнем Египте.

Традиции изучения языка сложились прежде всего в связи с появлением особых языков культуры, которым надо было учиться. Языки формировались в разное время и могли иметь разные свойства (например, одни были в первую очередь языками религии, другие имели и светское использование), но между ними было определенное сходство. Прежде всего, они получали ту или иную обработку и норму. Примерами языков культуры могут служить древнегреческий, латинский, санскрит, классический арабский, древнееврейский, церковно-славянский, вэньянь в Китае и сопредельных странах. Эти языки имели вненациональный характер и обслуживали целые культурные ареалы, часто связанные с определенной религией. Лишь иногда в силу особых причин язык культуры обслуживал только один народ; так произошло в обособленной морями Японии, где язык культуры (бунго) не вышел за пределы Японских островов.

Если язык культуры не слишком отличен от разговорного, то обучаться ему можно было и стихийно, через подражание речи «хороших» писателей и ораторов (здесь и дальше, говоря о речи или тексте, я буду иметь в виду и письменную, и устную реализацию языка). В классической Древней Греции философы очень интересно размышляли о природе языка или его происхождении, но эти размышления не породили каких-либо развитых способов работы с конкретным языковым материалом. Иное дело, когда языку культуры надо учиться «с нуля». Важно подчеркнуть, что такое обучение не осознавалось так же, как сейчас в основном осознается обучение иностранным языкам. Латынь для средневекового немца или язык Корана для современного мусульманина независимо от национальности – «свой» язык, только самый «высокий» его вариант. Чтобы эффективно учить такому языку, надо было предварительно его описать. И показательно, что греческая традиция изучения языка сложилась не в классический период, когда по-гречески говорили и писали в основном греки, а в эпоху эллинизма, когда после походов Александра Македонского (конец IV в. до н. э.) греческий язык (койне) стал языком культуры на обширных территориях. И центром формирования этой традиции стала Александрия в Египте. Также и арабская традиция сложилась в VIII в., вскоре после образования Арабского халифата. Ее центром стали не исконные области жизни арабов, а территория современного Ирака, где арабский язык должно было осваивать население иного происхождения, главным образом ираноязычное. Бывало и так, что свой язык культуры постепенно стал значительно отличаться от разговорного языка. Так произошло в Японии, где к XVII–XVIII вв. собственный язык культуры (бунго), основанный на том, как говорили при императорском дворе в Киото в IX–XII вв., уже настолько разошелся с разговорным языком, что его надо было специально учить и изучать. И лишь в это время появилась самостоятельная японская лингвистическая традиция, по-видимому самая поздняя из существующих.

Особая ситуация сложилась в Китае и других странах китайского культурного ареала (куда первоначально входила и Япония). Изучение вэньяня, не имевшего устного функционирования, было неотделимо от изучения письма, основанного на иероглифике. На первом этапе развития китайская традиция (которая сложилась на рубеже новой эры) связывалась исключительно с изучением иероглифов. Позже, однако, в Китае стали изучать и звуки.

Могли быть и другие причины формирования лингвистических традиций. В Древней Индии языку культуры санскриту тоже надо было специально учиться. Но очень важной представлялась и иная задача: правильного построения ритуальных текстов. С высшими существами надо было говорить по определенным правилам, иначе коммуникация не состоится. И самая замечательная грамматика санскрита – грамматика Панини (около IV в. до н. э.) – создавалась для этих целей. В других традициях такие задачи могли не стоять или стоять иначе. Так, в Европе риторика – наука о построении «хороших» текстов (в основном светских) – была отделена от грамматики, опиралась на ее результаты, но основывалась на иных, менее строгих правилах.

На развитие многих традиций повлияла такая задача, существенная для многих народов, как стихосложение. В разных традициях правила сочинения стихов могли по-разному влиять на изучение фонетики, особенно ударений, а иногда и грамматики. Вот один пример. В Японии существовал поэтический жанр рэнга, где один автор начинал предложение, другой заканчивал его и начинал другое предложение, третий (или опять первый) продолжал, и так далее – текст мог быть сколь угодно длинным. Но в бунго существовало правило (не сохранившееся в современном языке), согласно которому главное сказуемое (которым в японском языке всегда заканчивается предложение) должно согласоваться с теми или иными частицами, употребленными перед этим в предложении. Поэтому, чтобы закончить предложение, форму сказуемого надо было согласовать с ранее употребленной другим человеком частицей. И из такого вроде бы искусственного приема в Японии выросло учение о глагольном спряжении.

Еще одна причина – филологическая, текстологическая деятельность. Тексты на языке культуры из-за временно́й дистанции уже довольно сложно понять точно, их надо толковать. Уже в Александрии толковали Гомера, жившего на несколько веков раньше, но филология становится наиболее важной на более поздних этапах развития традиций, когда накапливается большое количество не вполне понятных текстов. Так было и в Китае, и в Японии, а в Европе такой процесс вышел на первый план начиная с эпохи Возрождения (XV–XVI вв.). В течение нескольких веков языкознание (как и литературоведение) рассматривалось как часть филологии, что до сих пор у нас по традиции сохранилось в номенклатуре ученых степеней и в выделении в университетах единых филологических факультетов.