Читать книгу Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики - Владимир Алпатов, А. И. Донченко - Страница 4

Вернемся на ранние этапы развития лингвистических традиций. С самого начала отметим, что исходная практическая задача определяла подход к языку. Грамматика Панини очень непохожа на сочинения древнегреческих и римских грамматистов, хотя строй санскрита не так уж отличается от строя древнегреческого и латинского языков. Но на особенности традиции мог оказывать влияние и строй соответствующего языка культуры. Японская традиция отделилась от китайской прежде всего потому, что строй японского и китайского языков очень различен.

Если задача состоит в построении правильных текстов, то естественный путь заключается в выработке правил их конструирования из исходных единиц. В грамматике Панини и аналогичных индийских грамматиках имеется набор первичных элементов – корней и аффиксов, который должен быть по возможности исчерпывающим; далее формулируются правила, действующие для тех или иных классов элементов. Эти правила из первичных элементов формируют слова, а из слов – предложения. В результате применения правил получаются правильные высказывания. Особо формулируются также фонетические правила. Такой путь исключает обсуждение вопроса о норме: соответствует норме то и только то, что получено в результате применения правил; во многом Панини считается создателем санскритской нормы. Таким образом, индийская традиция пошла по пути синтеза, построения целого из частей, а не по пути анализа. Этот подход моделирует деятельность говорящего человека, который из смысловых «блоков» строит тексты. Еще одна особенность индийской традиции заключалась в том, что в связи с принятыми там культурными установками она была устной (что довольно трудно себе представить европейцу). Грамматика Панини была сочинена устно и передавалась (а иногда передается до сих пор) через заучивание от учителя к ученику; хотя сейчас, разумеется, существуют и ее издания и даже перевод на английский язык (на русский язык переведена созданная под влиянием Панини грамматика Патанджали). Все иные известные нам традиции были целиком или преимущественно письменными. Устное функционирование индийских грамматик, которые надо было заучивать наизусть, требовало очень большой краткости, компактности и строгости изложения, в этом отношении они и сейчас остаются непревзойденным образцом. Там же, где сочинения о языке писали, они могли быть очень длинными, иногда многотомными.

Если задача состояла в обучении уже существующему языку, обладающему набором текстов, то традиции шли не по пути синтеза, а по пути анализа. Для них набор правильных текстов – не конечный результат, а исходный материал. Задача состоит в другом: разделить тексты на части, приписать этим частям тот или иной смысл и дать их классификацию. То есть моделируется не деятельность говорящего, а деятельность слушающего человека, который извлекает из текстов смысл. Этим путем пошли и в арабском мире, и в Китае, в Японии и в Европе.

Европейская традиция, как говорилось выше, впервые сформировалась в Александрии в III–II вв. до н. э. Первым дошедшим до нас трудом стала грамматика Дионисия Фракийца (II в. до н. э.). Уже в I в. до н. э. эта традиция перешла от греков к римлянам, которые приспособили ее к латинскому языку. Затем традиция параллельно развивалась в течение многих веков в двух вариантах; уже в Средние века от них иногда отпочковывались особые варианты, как это было в православном славянском мире, где описывался церковно-славянский язык.

На основе никогда не прерывавшейся греко-римской традиции постепенно была создана наука о языке, иногда с добавлением каких-то черт других традиций (один пример будет приведен ниже). В XIX–XX вв., когда в этой науке появились строгие методы работы с материалом, всё сделанное в предыдущие столетия стало рассматриваться как нечто «донаучное», в лучшем случае как «предыстория» «настоящей науки». Однако такой подход многое упрощает.

Если сравнить лингвистику с другими гуманитарными науками, то бросается в глаза одна ее особенность. В ряде наук в течение веков менялись представления и о самом их предмете, и об их задачах и целях. Но если мы сравним грамматику Дионисия Фракийца и современный школьный учебник русского языка, то обнаружим много общего. Сходна сама задача – научить правильному языку. Сходно понимание языка – как некоторой системы правил, извлекаемой из множества уже существующих, а не конструируемых автором текстов. Сходно выделение основных изучаемых областей языка: фонетика, морфология, синтаксис (они и изучаются в этом порядке); при этом основное внимание там и там уделяется грамматике. Сходны многие основные понятия и термины (русские термины часто представляют собой кальки с древних языков): звук, гласный звук, согласный звук, слово, предложение, часть речи, глагол, наречие, местоимение, падеж, лицо, наклонение, залог и т. д. Некоторые из них появились даже до Александрии; например, первым выделил части речи Аристотель в IV в. до н. э. Лишьсинтаксическая терминология современного учебника отсутствовала в александрийский период и появилась намного позже. Но и она разработана еще в XIII–XVI вв. Также в античности еще не было представления о значимых частях слова – корне, суффиксе и т. д. Но и оно появилось в XVI–XVII вв.

Конечно, задачи современной лингвистики гораздо шире и многообразнее задач, стоявших перед александрийскими грамматистами. Ясно, что прикладных задач становится всё больше с развитием культуры и науки. Скажем, до недавнего времени не надо было думать об общении человека и машины. Но появление новых задач не отменяет старые. Существеннее то, что современная наука о языке больше не сводится к решению практических задач вроде обучения языку и поддержания языковой нормы. Лингвистика уже несколько веков развивается в первую очередь как «чистая» наука, независимая от практики (хотя практические задачи не раз стимулировали развитие тех или иных идей и методов, а эти идеи и методы затем помогали практике). Однако и процесс отделения науки от чисто практических проблем начался достаточно давно. Даже если отвлечься от рассуждений древнегреческих философов, то уже «философские грамматики» схоластов XIII–XIV вв. относились к «чистой» науке.

Перечисленные выше привычные свойства учебника свойственны и многим научным сочинениям нашего времени, хотя не все из них столь общеприняты сейчас, как, скажем, сто лет назад. Аналитический подход к описанию языка, который наш выдающийся ученый, академик Лев Владимирович Щерба (1880–1944), называл пассивной грамматикой, а Игорь Александрович Мельчук в 1960-е гг. – путем от текста к смыслу, сейчас уже не считается единственно возможным. Однако он явно преобладает в описаниях конкретных языков. Почему, понятно: тексты нам даны, а смыслы нам еще надо предварительно выявить. Грамматика оставалась центральным разделом науки о языке до XIX в., потом на первый план стало выходить изучение звуковой стороны языка (сначала историческая фонетика, затем фонология). Сейчас в теоретической науке наблюдается новый перенос центра внимания на грамматику, только уже не на морфологию, как когда-то, а на синтаксис. Однако если обратиться к конкретным описаниям языков, то и в наши дни чаще всего основную часть их объема занимает грамматика, а в России особенно морфология. И в настоящее время «описание языка» и «грамматика языка» часто выступают как синонимы. Порядок рассмотрения в современных грамматиках и сейчас обычно соответствует античному: фонетика (теперь чаще фонология) – морфология – синтаксис, хотя он уже и не единственно возможный. Традиционное понятие звука сменилось еще в первой половине XX в. понятием фонемы, но, по сути, оно скорее уточняет традиционные представления о звуках, чем предлагает что-либо принципиально новое. Классификация звуков стала более детальной, но противопоставление гласных и согласных остается основополагающим. Попытки обойтись без понятия слова с XX в. иногда встречаются, но всё же не преобладают, особенно в России. Современные концепции частей речи и грамматических категорий значительно ушли вперед по сравнению с античностью, но строятся на базе понятий, выработанных еще тогда. То же относится и к появившейся уже в позднее средневековье концепции членов предложения.

Все эти привычные для нас свойства лингвистики, так или иначе восходящие к античности или средневековью, вовсе не могут считаться универсальными, что показывают иные лингвистические традиции. О синтетическом подходе индийцев (пути от смысла к тексту; активной грамматики, по Щербе) говорилось выше. Китайская традиция до ее европеизации в конце XIX в. не знала грамматики, основным видом описания в ней был словарь (но японская традиция должна была независимо от китайского влияния самостоятельно строить грамматику). Арабская традиция шла не от морфологии к синтаксису, а в обратном направлении. В Китае и Японии до знакомства с европейской наукой не было понятия, соответствующего звуку (фонеме): в Китае основной фонетической единицей был слог, а в Японии – единица, промежуточная между звуком и слогом (примерно то, что у античных авторов называлось морой). В арабской традиции выделялись согласные звуки, но гласные не рассматривались как отдельные сущности. Единица, соответствующая слову, по-видимому, существовала во всех традициях (к этому вопросу я еще вернусь), но свойства этих единиц могли быть различными. Например, в китайской традиции слова совпадали с корнями и соответствующие понятия не различались. Кроме того, в ней были всего две части речи: «полные слова» и «пустые слова», что примерно соответствует знаменательным и служебным словам, но не выделялись даже имена и глаголы. Отмечу еще одно явление, на котором подробнее остановлюсь дальше: современная англоязычная или франкоязычная лингвистика отошла от идей Дионисия Фракийца больше, чем российское языкознание; по-видимому, это связано с тем, что строй русского языка изменился по сравнению с классическими языками не так значительно.

Оказывается, многие привычные для нас свойства науки о языке обусловлены тем, как описывали язык еще в Александрии и Риме последних веков до новой эры. Во многом они предопределены, помимо свойств античной культуры, особенностями структуры древнегреческого (и близкого к нему по строю латинского) языка. Чем дальше язык по строю от этих языков, тем менее соответствующая традиция походила на европейскую. Дальше всего из языков культуры, ставших основными языками традиций, от древнегреческого и латинского языков отстоял китайский вэньянь, поэтому китайская традиция не похожа на европейскую более всего. Еще более эти две традиции отделяет друг от друга различие между иероглифической и фонетической письменностью. А в Европе существуют разные национальные варианты некогда общей традиции, отражающие тот или иной строй соответствующего языка.